Наследование по завещанию

Существуют два способа открытия наследства: 1) наследование по завещанию и 2) наследование без завещания. Наследование по завещанию имеет место в том случае, когда наследник назначается волей умершего: наследование без завещания, – когда наследник определяется нормами права, независимо от воли умершего; это наследование по закону.

Вопрос о том, были ли у нас известны с древнейшего времени эти обе формы или первоначально господствовала какая-либо одна, а другая явилась позднее, весьма спорен в ученой литературе.

Некоторые исследователи говорят, что первоначальной формой наследования у нас было наследование по закону, завещательное же наследование явилось позднее. На этой точке зрения стоит, напр., Никольский и другие; Неволин не затрудняется признать существование завещательных распоряжений в эпоху Русской Правды.

Определенное решение этого вопроса, по состоянию памятников, представляет, действительно, значительные трудности. Некоторые места древних источников носят на себе несомненные следы византийского влияния. Такова, например, ст. 13 договора Олега с греками.

Главный материал для решения вопроса дает Русская Правда. В ст. 120-й III ред. говорится: “Аже кто умирая разделить дом свой детем, на том же стояти; паки ли без ряду умреть, то всем детем, а на самого часть дати души”.

Эту статью понимают в том смысле, что ею уже указаны наследники, что отец волен только в том, как разделить имущество между ними, но устранить их он не может. К этому прибавляют, что и в дележе отец не вполне свободен, так как в ст. 130-й говорится: “А двор без дела отень всяк меньшему сынови”.

Против такого понимания надо заметить, что в списке Синодальной Кормчей XIII в. эта статья читается иначе: “Аже кто умирая разделить дом, на том же стояти; паки ли без ряду умрет, то все детям, а на самого часть дати по души”.

По этой редакции необходимых наследников нет; о разделе дома говорится вообще, без обозначения лиц, между которыми раздел должен произойти. Надо думать, что умирающий мог отказать что-либо и не детям. Это предположение подтверждается и второй частью статьи, в которой сказано: “без ряду умрет, то все детям”, т.е. в завещании может быть оставлено и не все детям.

Тот же вывод надо сделать и на основании Троиц, сп., в котором вместо: “все детям”, сказано: “всем детям”; значит, отец мог оставить и не всем, а кого-либо мог исключить. Из ст. 120-й, следовательно, нельзя выводить обязанности отца разделить свое имущество только между детьми и непременно между всеми детьми.

В Русской Правде есть еще статья о праве матери распорядиться своим имуществом на случай смерти, которая может дополнить вывод, сделанный на основании ст. 120-й. В ст. 138-й III ред. читаем: “А матери который сын добр, первого ли, другога ли, тому же дасть свое; аче и вси сынови ей будут лиси, а дчери можеть дати, кто ю кормить”.

Отсюда надо вывести, что если и дочь, подобно сыновьям, была нехороша, то мать могла и ее устранить и передать свое имущество дальнейшему родственнику, а, наконец, и постороннему лицу. Относительно матери право устранить всех сыновей – несомненно: Но неужели отец имел меньше прав, чем мать?

Надо думать, что и отец мог устранить всех детей от наследства. Это же начало выражено и в Псковской судной грамоте: “Аже сын отца или матерь не скормит до смерти, а пойдет из дому, части ему не взять”.

Приведенная статья имеет в виду случай смерти родителей без завещания. Но, если сын, произвольно оставивший родителей, устранялся от наследства в силу закона, то неужели отец был обязан в завещании наделять такого сына?

Эта практика сохранилась до наших дней в обычаях крестьян Архангельской губернии. В случае оскорбительных поступков детей родители могут лишить их наследства; между покорными детьми они распределяют наследство по усмотрению (Ефименко. 70,73).

В Русской Правде есть статья, из которой видно, что умирающие, обыкновенно, делали распоряжение о своем имуществе: “А материя часть не недобе детем; но кому мати дасть, тому же взяти; дасть ли всем, а вси розделять; без языка ли умреть, то у кого будет на дворе была и кто ю кормил, то тому взяти” (III ред. 135).

Приведенная статья указывает законного наследника на тот случай, когда мать сама не сделала распоряжения о своей части, а не сделала она распоряжения потому, что без языка умерла. Не сделать распоряжения на случай смерти и значит умереть без языка; отсюда следует: если человек умирал, сохраняя способность сознательной речи, он всегда делал распоряжение о своем имуществе.

То же начало выражено и в Псковской судной грамоте. В ст. 88-й читаем: “А у котораго человека помреть жена без рукописания, а у ней останется отчина, ино мужу ея владети тою вотчиною…”; в ст. 89-й: “А у которой жены муж помреть без рукописания, и останется вотчина или живот, ино жене его кормится…”

О наследственных правах пережившего супруга говорится только в том случае, если умерший не оставил распоряжения. Псковская грамота требует писаного распоряжения, Русская Правда довольствует устным.

Практика князей дает примеры предсмертных распоряжений, в которых они лишали своих сыновей наследства. Частные люди, как и князья, обыкновенно назначали имущество своим детям. Но дети получали имущество родителей не потому, чтобы имели на него право, а потому, что такова была воля родителей.

Если такой воли родителей не было, все имущество могло быть отказано и помимо детей: церкви, жене, даже посторонним лицам. От середины XV в. сохранилось послание митрополита Ионы к детям, не повинующимся своей матери. Неповиновение состояло в том, что дети отняли у матери то, что их отец дал ей в “опричнину”; они находили, что он дал ей слишком много.

Митрополит увещает их подчиниться воле отца и матери, угрожая, в противном случае, возложить на них духовную тягость (Д. к А. И. I. № 11). Из приведенных выше указов 1679 г. видно, что родители и в XVII в. отказывают свои имущества помимо детей. Только в этом году сделано ограничение родительской воли по отношению к родовым и выслуженным недвижимостям. Практика XII в. доживает до конца XVII.

С принятием христианства дела о наследствах были у нас подчинены ведомству духовенства. Духовенство, конечно, применяло к этим делам постановления византийского законодательства.

Разобранные нами статьи ни по содержанию своему, ни по форме не носят на себе сколько-нибудь заметных следов византийского влияния, а потому в них надо видеть русскую народную практику.

Право собственника распорядиться своим имуществом на случай смерти не было занесено к нам из Византии. Оно коренное русское. Но с возникновением византийского влияния оно должно было подчиниться ему. Наши источники не дают, однако, возможности выяснить меру этого влияния.

На некоторые соображения наводит выражение ст. 120 “на том же стояти”. В нем слышится освящение последней воли умирающего, признание ее кем-то подлежащей к исполнению. Значит, она не всегда исполнялась. Это понятно. Последняя воля не всегда могла нравиться детям умершего.

Между ними могла возникать борьба по поводу сделанного умершим распоряжения. До установления сколько-нибудь правильных судов судьба предсмертных распоряжений, если те, в пользу кого они сделаны, не в силах настоять на их исполнении, была весьма шаткая.

С подчинением наследственных дел духовенству и распространением обычая приглашать священника для христианского напутствования умирающего последняя воля должна была найти в представителях духовенства официальных защитников. Его влиянию и надо приписывать эту прибавку: “на том же стояти”.

Духовенство, само нередко принимавшее участие в составлении последней воли (отказы по душе, конечно, надо приписывать его влиянию), не могло же высказываться против святости последней отеческой воли.

Можно даже думать, что оно скорее склонно было признавать эту волю безусловно, как понимали ее сами родители, чем с теми ограничениями, каким она подлежала по римскому праву. Старая практика, выразившаяся в ст. 121, признает народный обычай, предсмертный ряд об имуществе, и старается придать ему крепость.

Псковская судная грамота называет завещание “порядною” (грамотой, 13). Это сближает писаные завещания XV в. с “рядом” умирающего, о котором говорит Русская Правда. Можно также думать, что “приказчики” духовных грамот XVI в. возникли под влиянием известных византийскому праву исполнителей воли завещателя (Zachariae. 137). Псковская судная грамота говорит о приказниках (14).

Словесные духовные завещания признавались у нас в силе еще в XVII в. (Неволин. III. 290).

Древнейшее писаное завещание, до нас дошедшее, относится к XIII в. (Христ. Буданова. I. С. 123). В этой духовной не упомянуты свидетели; не всегда упоминаются они и в позднейших духовных.

Василий Сергеевич

Русский историк права, тайный советник, профессор и ректор Императорского Санкт-Петербургского университета.

You May Also Like

More From Author