Спокойная племенная (патриархальная) жизнь славян могла долго обходиться тем неизменным запасом юридических норм, которые выработаны обычаями с незапамятных времен. Но с X в. восточные славяне были вовлечены авантюристическими дружинами варягов в столкновение с отдаленными странами – Византией и западноевропейским миром.
Это нарушило спокойное состояние обычного права двояким образом: усилило разнообразие в понимании юридических норм и принудило привести в соответствие свои отечественные нормы с чужеземными. Отсюда возникли первые приемы законодательства: договоры с иноземцами и рецепция чужих законов.
а) Договоры с греками и немцами
Весь X в. есть век периодических движений целых масс восточных славян на Византию. С греками было заключено тогда 4 договора: в 907 г. Олегом, в 911 г. им же, в 945 г. Игорем, в 972 г. Святославом.
Первый договор. В 907 г. Олег пошел на греков, собравши множество варяг, славян (ильменских), чуди, кривичей, мери, полян, северян, древлян, радимичей, хорватов, дулебов и тиверцев.
Дойдя до Константинополя, он заставил греков заплатить единовременный выкуп по числу его воинов и затем, несколько отступив от города, заключил мир с царями Львом и Александром через посредство пяти своих послов.
Главные пункты договора заключались в следующих обязательствах греков: 1) платить дань русским на каждый из старших городов, в которых сидели князья – подручники Олега (Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч и др.); 2) давать корм тем русским, которые приходят в Византию, а гостям-русским месячное содержание.
Греки со своей стороны прибавили условие, чтобы русские, приходящие в Византию, жили в одном предместье Св. Мамы и чтобы входили в город только через одни ворота в сопровождении императорского чиновника.
Этот договор сохранился в нашей летописи не в целом виде, а в пересказе, с буквальными, однако, выдержками из документа; отсюда возможно предположение, что это не отдельный договор, а ряд стаей второго договора 911 г., выхваченных и занесенных летописцем ошибочно под 907 г.
Но отсюда следовало бы, что Олег вовсе не воспользовался плодами победоносного похода 907 г. – не заключил тогда никакого договора и что дань от греков потребована не под влиянием одержанной победы, а 4 года спустя.
Статьи договора 907 г. не противоречат обстоятельствам времени: побежденные греки согласились на все, что требовал Олег для руссов, только прибавили необходимую оговорку, чтобы эти руссы, приходящие в Византию, не разбойничали на улицах и в окрестностях Византии.
Бедное содержание договора 907 г. казалось, однако, на первых порах достаточным (дань и корм были для русских главнее всего); но в следующие годы сами греки должны были внушить им мысль о необходимости более подробных условий, и в 911 г. был заключен второй договор в Византии через послов Олега; он дошел до нас в полном виде, с начальной формулой (“копия другой грамоты”), заключительной клятвой и обозначением даты; никаких повреждений в середине содержания грамоты не заметно.
Этот договор гораздо богаче первого юридическим содержанием; он касается отношений (уголовных и гражданских) между греками и русскими, находившимися в Византии, международных обязательств русских возвращать имущество греков, потерпевших кораблекрушение, взаимного выкупа и возвращения в отечество рабов и пленников.
В 944 г. мир был нарушен русским князем Игорем, который опять пошел на Византию со всеми почти подвластными племенами и союзниками – печенегами; но греки не были захвачены врасплох, и поход был неудачен; тогда в 945 г. был заключен новый, третий договор с греками, в который включены статьи и договоров 907 и 911 гг. с некоторыми изменениями не в пользу русских и с добавлениями о пограничных странах.
Ольга жила с греками в мире и сама ездила в Византию, но сын ее Святослав хотел совсем переселиться на Дунай в Болгарию; в войне 971 г. он был побежден греками и заключил договор (четвертый), дошедший до нас также в полном виде, но весьма бедный содержанием (ограничивается только клятвой Святослава быть в вечном мире с греками).
Договоры (по своей древности и по своему содержанию) имеют чрезвычайную важность для истории русского права; но Шлецер выразил сомнение в их подлинности. Однако важнейшие основания для такого подозрения (мнимые анахронизмы) уже давно основательно разобраны и опровергнуты Кругом, Погодиным и др.
Договоры были написаны на греческом языке и тогда же (в копии, назначенной для русских) были переведены на славянский язык весьма неискусно и неправильно; отсюда – темные места (удачно реставрированные П.А. Лавровским).
Право, выраженное в договорах, не есть ни право византийское, ни чисто русское: оно составлено искусственно договаривающимися сторонами для соглашения русского обычного права со столь отличным от него культурным византийским правом.
Однако в договорах гораздо больше следов русского права, чем византийского (не потому, что русские взяли перевес над греками, а потому, что культурному человеку легче приспособиться к младенческому состоянию, чем наоборот).
Так, за убийство постановлена смерть, что для греков означало смертную казнь, а для русских – месть рукою родственников убитого (см. дог. Олега, 4; Иг., 13). Конфискация имущества (разграбление), взамен мести, по договорам допускается, но не распространяется на имущество жены преступника.
За кражу полагается имущественное наказание (двойное или тройное возвращение цены вещи), и, сверх того, вор должен быть наказан “по закону греческому и по уставу и закону русскому”[1].
Постановления договоров обязательны не только для договаривающихся правительств, но и для подданных – как греков, так и русских в Византии и отчасти на территории Русского государства (дог. Олега, ст. 8).
Поэтому договоры, не устанавливая норм для отечественного русского права, имеют, однако, значение и для внутренней истории источников русского права: под влиянием народа высшей культуры русские в первый раз пробуют выразить нормы своего права в объективной (письменной) форме и притом сделать их для себя обязательными по силе внешнего принуждения и клятвы.
Подобное же значение имеют договоры с немцами, хотя и относятся ко времени гораздо более позднему, именно в XII и XIII вв. С немцами заключали договоры западно-русские земли: Новгородская (важнейшие договоры 1195 и 1270 гг.), Смоленская (дог. 1229-1230, 1240 гг. и др.), Полоцкая (1264, 1265 гг. и др.) и Галицкая.
Договоры заключались с ганзейскими городами, Готландом, Ригой, Немецким орденом и Швецией. В отличие от договоров с греками, в них содержание юридических норм (в некоторых весьма богатое) почти тождественно с русским правом (благодаря культурной близости обеих договаривающихся сторон).
Там, где немецкое право противоречит русскому, в договорах берег перевес русское (см. дог. 1229 г., ст. 12, 17 и др.). В договорах определяется в равной степени и положение немцев на территориях русских государств, и положение русских на немецких территориях, а потому они имеют значение внутреннего действующего права.
б) Рецепция византийского права
Контакты с иноземцами не ограничивались косвенным влиянием их на русское право. В конце X в. (988 г.) сношения с Византией привели к принятию христианства, что произвело настоящий переворот во всех сферах правовой жизни: обычное русское право во многом прямо противоречило учению христианской морали и церковного права (многоженство, способы и условия совершения брака, отпущение жены, наложничество и пр.); с христианством явилась церковь как учреждение внешнее, имевшее свои канонические законы, во многом несогласные с обычаями русских; наконец, с церковью явилось множество лиц из Византии (духовных и светских), образованных и влиятельных, привыкших к своему праву и не желавших подчиниться ни лично, ни по имуществу праву русскому.
Такой всеобъемлющий переворот мог бы повести к полной замене местного права чужим, но благодаря устойчивости русского обычного права он привел только к необходимому усвоению церковного права и к частичной и свободной рецепции некоторых кодексов византийского светского права.
Что действительно такие кодексы были реципированы с самого принятия христианства, это доказывается тем, что светские кодексы включались в состав греческих номоканонов (и русских кормчих), которые в своей сфере были обязательны в полном своем составе. Кормчая (номоканон Иоанна Схоластика) принесена к ним, по всей вероятности, уже в славянском переводе (см.: Павлов. “Славяно-русский номоканон”).
Ссылки на номоканон, как на обязательный источник права, делаются в русских законах (в уставной Ярослава и Всеволода; в Новгородской судной грамоте: архиепископу “судити суд свой… по св. отец правилу, по манакануну”). Несомненно, что в Русской Правде есть весьма близкие заимствования из светских памятников кормчей.
Возможность заимствования облегчалась тем, что византийские кодексы (особенно иконоборческой эпохи) составлены под явным влиянием славянского элемента в самой Византии.
Впрочем, заимствование светского византийского права совершалось с некоторой свободой в выборе кодексов: состав наших кормчих не вполне тождествен с греческими номоканонами; у нас составлялись и обращались сборники (“Книги законные” и “Мерила праведные”), во многом отличающиеся откормчих. Наиболее важные из рецепированных кодексов следующие:
1) Эклога Льва Исаврянина и Константина Копронима (739-741 гг.), усвоенная в самостоятельной переделке;
2) Прохирон Василия Македонянина (870-878 гг.), называемый в наших кормчих “законами градскими” – памятник, богатый содержанием и близкий по духу к римскому праву; но в “книгах законных” из него реципировались только некоторые, наиболее необходимые и пригодные части.
Свободное отношение к византийским кодексам обнаруживается особенно из состава так называемого Судебника царя Константина или Закона судного людем, который дошел до нас в двух редакциях (краткой и пространной) в кормчих и мерилах праведных.
Этот памятник приписан Константину каким-либо переписчиком, а в самом деле есть выборка разных статей из эклоги, новелл, закона Моисеева – выборка, сделанная славянскими (болгарскими и русскими) юристами для практической цели[2]. Что Закон судный действительно имел практическое значение, доказывается тем, что он в рукописных кормчих иногда излагается вперемежку со статьями Русской Правды.
Свободная рецепция проявляется и в переработке содержания византийских источников (приспособлении их к русскому праву); например, членовредительные и болезненные наказания заменены денежными пенями и продажами; назначено определенное число послухов, смотря по важности дела; закон о подделке монеты (которой на Руси еще не чеканили) заменен другим.
Сфера действия реципированного права простирается в некоторых отношениях на все гражданское общество (право семейное и некоторые части уголовного) и во всех отношениях на некоторые классы общества (“людей церковных”). Для указания пределов непосредственного действия реципированного права возникли церковные уставы наших князей.
[1] См. подробную мотивировку этих соображений в наших комментариях к тексту договоров в “Хрестоматии по истории рус. права”, вып. I.
[2] См. обстоятельную статью Т.Д. Флоринского “Древнейший памятник болгарского права” в “Сборнике статей по истории права”. Киев, 1904, стр. 404 и след.
