Самым обыкновенным выражением законодательной деятельности веча служил “ряд” с князем. Ряд, в данном случае, есть договор, заключаемый народом с избираемым им князем. Факт избрания князя уже предполагает заключение с ним договора, в котором установляются условия княжения.
Самый характерный рассказ летописи о ряде относится ко вступлению на киевский стол Ростислава Мстиславича. В 1154 г. умер Изяслав, княживший в Киеве совместно с дядею своим, Вячеславом. На место умершего избран был брат его, Ростислав. Немедленно по избрании он должен был выступить в поход против суздальского князя Юрия, который также имел притязания на Киев.
Во время этого похода Ростислав, получив весть о смерти соправителя своего, Вячеслава, вернулся в Киев, похоронил дядю, раздал животы его монастырям и нищим и поспешил снова на войну. Прибыв к войску, он собрал мужей своих и начал думать о походе против черниговских князей, союзников Юрия.
“Мужи же, – продолжает летописец, – бороняхуть ему пойти Чернигову, рекучи ему: “Бог поял стрыя твоего, Вячеслава, а ты ся еси еще с людми Киеве неутвердил; а поеди лепле в Киев, то же с людми утвердися. Да аче стрый придет на тя, Дюрги, поне ты ся с людми утвердил будеши, годно ти ся с ним умирити, умиришися, пакы ли, а рать зачнеши с ним” (Ипат.).
Мужи Ростислава говорят новоизбранному князю “ты еще с людьми не утвердился”. Из этих слов надо заключить, что “утверждение” князя с народом есть обыкновенный акт, который необходимо совершить всякому князю.
Почему Ростислав не совершил его прежде, потому ли, что был отвлечен войной, или по каким иным соображениям, это, конечно, все равно. Ростислав мог не спешить с утверждением по какому-нибудь неосновательному и даже легкомысленному расчету; существо дела этим нисколько не изменяется.
Весьма важно, что утверждение Ростислава с народом приводится в связь с предстоящей ему войной с Юрием. Положение киевлян и Ростислава было очень затруднительное. Хотя Юрия в Киеве не любили и даже не могли с ним ужиться, но он тем не менее не хотел отказаться от притязаний на “Русь” и имел достаточно сил для борьбы, так как пользовался поддержкой черниговских князей.
Ввиду этого можно было опасаться, что в Киеве образуется партия Юрия и доставит ему стол. Вот почему для Ростислава “утверждение” с людьми было особенно нужно.
Сговорившись с киевлянами, он мог действовать с большей уверенностью: если бы народ выказал полную решимость сопротивляться Юрию, он мог бы начать войну при содействии всех киевских сил; в противном случае он мог бы своевременно вступить в мирные переговоры с дядей. Такова точка зрения мужей Ростислава. Но Ростислав не послушался мудрого совета; он поспешил к Чернигову, потерпел поражение и потерял Киев.
Совет, данный Ростиславу его мужами, наводит и на некоторые дальнейшие выводы. Утверждение с людьми есть акт повторяющийся. Предержащей власти необходимо было прибегать к нему при всякой перемене обстоятельств; а обстоятельства, окружавшие князя, менялись чрезвычайно быстро, так как друзья князей легко переходили в лагерь их врагов.
При всякой перемене в настроении партий князю нужно было новое утверждение с народом и новое крестное целование с ним. Пример такого повторительного утверждения с людьми дает полоцкий князь, Ростислав, когда в Полоцкую волость вторгся Рогволод Борисович (с. 13). Постоянная рознь князей из-за владений была одной из причин, приводивших к этим повторяющимся соглашениям народа и князя.
Описание вступления на киевский стол Игоря Черниговского (с. 15-16) содержит наиболее подробный рассказ о том, как заключался ряд князя с народом. Ряд заключался на вече, где присутствовал и вновь избранный князь (лично или чрез уполномоченного). В приведенном примере условия были предложены народом и приняты князем.
После установления условий последовало крестное целование народа к князю и князя к народу. Князь Игорь целовал крест к киевлянам “на всей их воли”, говорит летописец; это значит, что Игорь принял без изменений условия, предложенные народом.
Но такие сравнительно подробные известия о договорах князей с народом очень редки. В большинстве случаев летописец ограничивается указанием на то, что народ и новый князь целуют друг другу крест. Такое взаимное целование непременно предполагает предшествовавшее ему соглашение, выразившееся в ряде, на котором стороны и целовали крест.
Мы имеем случаи ряда и взаимного целования креста даже с князьями, которые заняли тот или другой стол благодаря военной удаче, а не по призванию. Это очень понятно. Княжеские войны из-за обладания волостями велись не столько против населения, сколько против князя.
Устранив своего личного противника, победитель встречался с народом, который в большинстве случаев ничего не имел против него и принимал победителя если и не непременно с радостью, как нередко говорят летописцы, то и без прямого сопротивления.
Заключить с ним ряд представлялось необходимым, чтобы утвердиться на столе. Без такого утверждения народ имел бы одним поводом к неудовольствию больше, и весьма важным.
Приведем несколько примеров ряда князя с народом.
В 1167 г. Володарь Глебович Городенский двинулся ратью к Полоцку. Навстречу ему вышел полоцкий князь, Всеслав, с полочанами, но был разбит. Всеслав бежал, а Володарь “вниде в Полтеск и целова хрест с полтьцаны”. Известие это чрезвычайно коротко, но оно не может быть понято иначе, как в смысле заключения ряда с победителем, на котором обе стороны целовали крест.
В 1169 г., по смерти Ростислава, киевляне позвали к себе на стол Мстислава Изяславича.
“Мстислав же заутра… иде Киеву… Васильевским путем… ту выидоша кияне вси; взма ряд с братьею, и с дружиною и с кияны, в т день, и поиде Вышегороду…” (Ипат.).
Княжение Мстислава было очень тревожное; он скоро потерял почти всех своих союзников и должен был оставить Киев. В 1172 г. обстоятельства изменились к лучшему, и ему удалось возвратиться на прежний стол, причем опять был заключен ряд:
“И вшед в Киев взем ряды с братьею с Ярославом и Володимером Мьстиславичем, с галичаны, и с Всеволодовичем и Святополком Гюргевичем, и с кияны” (Ипат.).
В обоих случаях договор с горожанами поставлен рядом с княжескими договорами.
В 1175 г. владимирцы (на Клязьме) находились в войне с ростовцами и суздальцами; они хотели посадить у себя Михалку, тогда как старшие города стояли на стороне Мстислава и Ярополка Ростиславичей.
Владимирцы потерпели поражение и должны были признать власть Ярополка. Это, однако, не помешало им заключить с ним ряд. Осада Владимира, где затворился Михалка, продолжалась 7 недель.
“Володимирцы же, – говорит летописец, – нетрпяще глада, реша Михалкоу: “мирися, любо промышляй о себе”. Он же отвещав рече: “прави есте, ци хощете мене деля погинути”. И поеха в Русь. И проводиша и володимирци с плачем. И потом володимирци оутврдившеся с Ростиславичами крестным целованием, яко не сотворити има в городе никакого зла.
И выидоша противу Мьстиславу и Ярополку с кресты из города. И вшедша в город, оутешиста володимирцы и разделиша волость Ростовскоую, седоста княжить. Ярополка князя посадиша володимирци с радостию в городе Володимири на стол, в святей Богородици весь поряд положьше” (Сузд. и Лавр.).
Но в следующем году владимирцы восстали против Ярополка, управлением которого не были довольны, снова призвали Михалку и доставили ему обладание Ростовом и Суздалем. Михалка на этот раз явился в Ростов победителем, но это также не помешало ему утвердиться с людьми:
“Михалко же еха в Суздаль и из Суздаля Ростову, и створи людем весь поряд, утвердився крестным целованием с ними, и честь возма у них, и дары многы у ростовець” (Лавр, и Сузд.).
В 1199 г. Роман Мстиславич Володимирский (на Волыни), поддерживаемый поляками, подступил к Галичу, который по смерти Владимира остался без князя. Галичане не хотели Романа и бились против него, но были побеждены.
“Роман же, – говорит летописец, – сед на князстве, целова крест Лешку королю, яко послушен ему быти, а галичанам целова крест, еже любити их и никого же обидети” (Густ.).
Таким образом, даже ряд с князем-победителем не представляется делом необычайным в нашей древности.
Есть указание, что уже во второй половине XII века ряды князей с народом записывались (с.71). Ни один из договоров XII века, однако, до нас не дошел, а потому мы можем составить себе лишь очень поверхностное понятие о их содержании.
Соглашение народа и князя касалось, во-первых, общих вопросов управления и, во-вторых, некоторых частных, вызываемых особенной обстановкой данного случая.
Вышеприведенные места летописи, в которых говорится о ряде Ярополка с владимирцами и Михалки с ростовцами и суздальцами, наводят как бы на мысль, что соглашения этого рода установляют полный порядок управления и суда. И в том, и в другом случае летопись говорит о “всем наряде” или “поряде земском”.
Думаем, что приведенных выражений нельзя понимать в таком широком смысле. Даже позднейшие новгородские договоры с князьями далеко не исчерпывали всего земского наряда; тем труднее допустить это для договоров XII века. Материальное право и даже порядок процесса в целом никогда не определялись этими договорами.
Право и процесс определялись стародавними обычаями и считались одинаково обязательными для князя и народа. Самое большое, что можно допустить, это то, что князь обязывался держать волость по старине. Отступление от старины всегда вызывает неудовольствие и ведет даже к восстанию.
В 1176 г. владимирцы (на Клязьме) возмутились высокими пошлинами, которые взимали судьи, назначенные князем Ярополком, и прогнали князя и судей его. Ярополк, конечно, действовал в данном случае не по старине, а произвольно увеличил поборы. Летописец даже указывает, кто побуждал князя “на многое имание”; его побуждали к тому ростовские бояре.
То же надо сказать и об отобрании Ярополком церковного имущества, что также было поставлено ему в вину. Это тоже нарушение существующих прав. В жалобах владимирцев нельзя не видеть указания на то, что для нового князя было обязательно охранение существующего порядка.
Из соглашения Игоря с киевлянами 1146 г. видно, что народ определял иногда, кто должен производить суд. Киевляне тоже осуждают тиунов Всеволода за чрезмерные поборы и требуют, чтобы новый князь судил сам.
Можно допустить, что в договорах определялись доходы князя.
Выше мы привели уже свидетельства летописи о соглашении народа с князем относительно срока продолжительности княжения и избрания князя с детьми. Оба пункта великой важности. Они указывают на то, что народ сознавал весь вред неустойчивости княжеской власти и боролся с ней.
Приурочение некоторых княжеских линий к известным территориям совершилось, таким образом, не наперекор народной воле, а при ее содействии. Летопись приводит и основания, почему народу лучше было иметь свою собственную линию князей. Владимирцы (на Клязьме) свои жалобы на Ярополка заключают такими словами:
“Сии яко не свою волость творита, яко не творяче седети оу нас, грабита не токмо волость всю, но и церкви” (Сузд.).
В XII веке, стало быть, уже было замечено, что князья, которые завладевают волостью благодаря счастливому случаю и не надеются пустить там корни и передать ее детям, управляют ею единственно с целью нажиться, безмерно увеличивают повинности и даже отбирают частное имущество. Вот откуда у владимирцев желание иметь свою линию князей, обнаружившееся в 1177 г. при избрании Всеволода.
Но избрание пожизненное и с детьми не всегда оговаривалось, а потому, надо думать, что в тех случаях, когда такой оговорки не было сделано, предполагалось избрание бессрочное, пока князь нравится.
К частным пунктам соглашения относятся, например, такие, как условие не мстить гражданам, если они приняли князя не по доброй воле, а были принуждены к тому силою оружия.
К началу XIII века окончательно уже выработались все особенности новгородского устройства. Но в договорных грамотах с князьями они далеко не все выражены; некоторые из них, и притом самые существенные, предполагаются известными и должны мыслиться в довольно неопределенном по своему содержанию условии держать Новгород по старине, по пошлине, как держали деды и отцы теперешних князей.
В начале XII века еще встречаем случаи назначения князем новгородского посадника, но с 1130 г. установляется постоянная практика назначения посадника новгородским вечем[1], а в 1218 г. посадник Твердислав высказывает на вече и общее правило: “А вы, братье, в посадничестве и в князех волны” (Новог. I).
Тысяцкие, первоначально назначавшиеся князьями, с начала XIII века также назначаются вечем[2]. А между тем ни один договор не говорит о праве Новгорода назначать посадника и тысяцкого. Право же это самое существенное ввиду тех ограничений княжеской власти, которые возникали из него.
Ограничения эти перечисляются в договорах. Понятно почему. Право назначать посадника возникало путем практики: новгородцы не просят посадника у князя и не ждут присылки, а назначают сами. Для ограничения же власти князя нужно, чтобы он сам на это согласился.
Возникновение выборного посадника еще не ограничивает власть князя. Для этого нужно особое установление, оно и возникает путем договора. Когда появились эти ограничения впервые, на это нет прямых указаний.
Надо думать, что позднее выборного посадника. Есть указание, что некоторые ограничения заносились уже в договоры первой четверти XIII века. Надо думать, что ограничения эти никак не древнее конца XII века. Они вовсе неизвестны другим волостям.
В новгородских договорах конца XIII века встречаем следующие ограничения княжеской власти.
1) Князь не дает “грамот” без посадника. Род грамот не определен, а потому выражение это надо понимать в самом широком смысле. Князь не может своею властью давать ни льготных грамот, ни уставных, ни каких иных. Говоря языком нашего времени, у князя в Новгороде нет ни законодательной, ни правительственной власти.
2) Князь не раздает волостей без посадника. Под волостями здесь разумеются административные единицы Новгородского княжества и, следовательно, князь без посадника не может в Новгороде назначить местных правительственных органов[3].
3) Правительственные органы назначаются только из мужей новгородских.
4) Князь не может лишать мужа волости без вины, т.е. органы новгородского суда и управления могут быть отрешены от должности только за вину и, следовательно, по суду, а не по усмотрению князя.
5) Князь не может судить без посадника.
6) В связи с 1, 2 и 5-м пунктами стоит условие, чтобы князь не предпринимал никаких правительственных и судебных действий, касающихся новгородцев, вне Новгородской волости.
Посадник, как орган текущего управления и суда, находится в пределах новгородских, а потому и князь, действующий только с посадником, действует в пределах новгородских. В связи с этим стоит условие о невыводе людей из Новгородской волости.
7) Князь, его княгиня и служилые люди не приобретают в пределах новгородских недвижимой собственности.
Все эти ограничения считаем новгородскими особенностями и сравнительно позднейшего происхождения. Относительно 4-го пункта имеем определенное указание, что он был уже занесен в договор Новгорода с князем Святославом Мстиславичем.
В 1218 г. этот князь требовал удаления неугодного ему посадника Твердислава. Новгородцы спросили, есть ли какая вина на нем? Князь отвечал: “Без вины”. Тогда новгородцы сказали Святославу:
“Княже! оже нету вины его, ты к нам крест целовал, без вины мужа (волости) не лишити. А тобе ся кланяем, а се наш посадник, а в то ся не вдадим. И бысть мир” (Новогор. I).
Кроме приведенных ограничений княжеской власти, договоры содержат в себе еще определение княжеских доходов и доходов княжеских чиновников, но не всех, а, по всей вероятности, только таких, по поводу которых были споры и недоразумения; затем немногие статьи, касающиеся суда, как, например, определение времени посылки общих судей, и наконец, пункты частного характера, как, например, обязательство князя возвратить луга, отобранные его предшественником, и проч.
Что же касается материального права, общего порядка управления и суда, и порядка законодательства, то обо всем этом договоры умалчивают. Надо думать, что по всем этим пунктам князь должен был руководствоваться стариной, что и выражалось в его обязательстве “держать Новгород в старине, по пошлине”.
Если мы исключим из новгородских договоров статьи, ограничивающие власть князя, которые, конечно, не принадлежали к первоначальному их содержанию, то, думаем, в остатке получится “ряд”, довольно близкий по содержанию к первоначальным рядам, которые заключались князьями с народом во всех волостях.
Новгородские грамоты имеют свою историю, хотя новгородцы любили возводить ко временам Ярослава порядки XIII века, для придания им большего авторитета. В 1228 г. они отправляют послов к князю Ярославу Всеволодовичу, предлагая ему княжить в Новгороде на всей их воле и “на всех грамотах Ярославлих”.
В следующем году Михаил Черниговский, по сказанию летописца, действительно “целовал крест на всей воли новогородьстей и на всех грамотах Ярославлих” (Новогр. I). Ярослав, который здесь упоминается, есть, конечно, Ярослав Мудрый. Ярослав Мудрый мог состоять в ряде с новгородцами, но содержание этого ряда, конечно, было иное.
При посаднике, назначаемом князем, как это было при Ярославе и позднее, не могли существовать те ограничения княжеской власти, о которых идет речь в договорах XIII века. По всей вероятности, грамоты Ярослава не существовали уже в первой половине XIII века.
Содержание новгородских договоров XIII века с течением времени несколько развивается, в XIV и XV веках в них появляются новые статьи. К сожалению, не всегда бывает можно сказать, содержится в этих новых статьях действительно новое право, или это только подтверждение старого обычая. В договорах Новгорода с Михаилом Ярославичем Тверским находим пример новой статьи, только подтверждающей старый обычай:
“А вязчего не пошло по Новгородьской волости, то судиям твоим отложити” (Рум. собр. I. № 10).
Из текста статьи ясно, что княжеские судьи установляют новый судебный сбор в нарушение обычая. Договор только восстановляет старину. Можно думать, что развитие содержания договоров в XIV и XV веках именно вызывалось стремлением князей и их чиновников к нарушению старины. Так, кажется, надо понимать следующую статью того же договора:
“А коли, княже, поедешь в Новгород, тогда тобе дар емати по постояниям, а коли поедешь из Новагорода, тогда дар не надобе”.
Дар есть добровольное приношение. Возникновение таких приношений – дело народной практики. В статье же речь идет о даре, который вынуждается князем. Это опять нарушение старины.
Такого происхождения статья, запрещающая замышлять войну без новгородского слова, и та, по которой князь обязывается не прекращать торга на Немецком дворе (Рум. собр. I. № 8. 1305).
Наибольшее число таких статей, отстаивающих старину, находим в последнем Новгородском договоре 1478 г., текст которого до нас не дошел (содержание его приведено на с.45 и след.).
Законодательная власть веча выражалась, таким образом, в форме “ряда”, или соглашения с князем. Это двусторонний акт, для действительности которого нужно согласие двух факторов: веча и князя.
Собрание же народа на вече специально с целью законодательства не было известно древнему времени, которому была чужда и самая мысль о том, что право может быть творимо человеческим усмотрением. Сравнительно позднему времени принадлежат такие памятники вечевого законодательства, как Новгородская и Псковская судные грамоты.
[1] В первой половине XII века еще встречаем оба способа назначения посадника: то князем, то вечем (Новогр. I. 1120) “приде Борис посадницать в Новгород”, по Никон. – из Киева; 1126 “вдаша (новогородцы) посидницьство Мирославу Гюрятиницю”; 1129 “вниде ис Кыева Данил посадницать Новугороду”.
Но уже в следующем году новгородцы дали посадничество Петрилу, и с того времени идет непрерывный ряд назначения посадников вечем. За все последние 70 лет XII столетия встречаем только один случай назначения посадника князем. В 1171 г. князь Андрей прислал Новгороду посадника Жирослава.
[2] См.: Новог. I. 1219, 1228, 1230, 1257.
[3] Исключение представляют Торжок и Волок, где князь мог держать на своей половине своего тиуна.
