В Риме право разделялось на jus civile и jus gentium, из которых первое было правом собственно римского народа, а последнее общим правом для всех народов; разделение же права по области его применения собственно на общее и местное римлянам, по объяснению Барона, было неизвестно, и есть разделение, установленное уже в новейшее время.
Различие того и другого права и их взаимное соотношение заключается в том, что первое действует обыкновенно на всей территории государства, между тем, как последнее только в известной части или местности государства, причем соотношение между ними выражается в том, что в применении отдается предпочтение местному праву перед общим, за исключением только тех норм права последнего, которые имеют значение норм права принудительного — jus cogens (Pandecten, § 14).
Впрочем, в настоящее время в большинстве государств западной Европы, как, напр., во Франции, Италии, Саксонии и других, гражданские законы действуют одни, общие на всей территории государства, и никаких особенных законов для каких-либо отдельных местностей государстве не существует, вследствие чего и в гражданских законах этих государств никаких постановлений о соотношении законов общих и местных не содержится.
Совсем не то представляется в этом отношении у нас, и хотя наши законы носят название „Свод законов Российской Империи“, но на самом деле территория действия их, по справедливому замечанию Цитовича, далеко не совпадает с территорией Империи, будучи ограничена отчасти такими местностями, где действие их устраняется совершенно, каковы: Финляндия, губернии прибалтийские и привислянские, в которых действуют исключительно местные законы, а отчасти такими местностями, в которых хотя и действуют местные законы, каковы, напр., Бессарабия и Закавказье, но, однако же, не исключительно, а при конкуренции законов общих, насколько это представляется необходимым в видах дополнения законов местных.
Помимо ограничения действия общих законов Российской Империи такими местными законами, территория действия их ограничивается еще многими постановлениями, содержащимися в них самих, в которых сделаны указания на то, что они должны иметь применение исключительно в той или другой отдельной местности, как, напр., постановления, имеющие местное значение для губерний Черниговской и Полтавской (Курс гр. пр., в. 1, стр. 25—27).
Ввиду этого обстоятельства разделение законов по области их применения на общие — leges universales и местные leges particulares имеют у нас, конечно, большое значение, вследствие чего, разумеется, и наши цивилисты Мейер (Рус. гр. пр., изд. 2, т. І, стр. 25), Малышев (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 134—137), Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 42—43) и Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 27) не только вполне принимают его, но и дают указания в видах определения взаимного их соотношения. В этом последнем отношении они дают, прежде всего, то общее указание, что местные законы, как специально назначенные для действия в данной местности, устраняют в ней действие законов общих по всем тем предметам, которые в местных законах определены.
Подкрепление этому положению находится и в самом законе, в котором в 48 ст. I т. зак. основ. сказано, что законы в Империи действуют или единообразно, в общей их силе, или с местными в некоторых их частях изменениями, каковые изменения, разумеется, и должны устранять в этих местностях действие законов общих. Кроме этого, в 79 ст. I т. зак. основ. сказано, что законы для какой-либо губернии изданные, новым общим законом не отменяются, что также указывает на то, что законы местные действуют независимо от законов общих, которыми они не отменяются, а, следовательно, устраняют их действие.
В последнее время, впрочем, один из наших цивилистов, Рейнке в его статье „Русско-польское международное частное право“ законы эти называет междуобластными частными правилами, под которыми он разумеет совокупность положительных, юридически установленных единой Верховной властью, указывающих способ составления разноплеменных гражданских законов, действующих в различных областях гражданской территории (Жур. Мин. Юст. 1908 г. кн. 9, стр. 20), каковое указание и действительно может быть принято к руководству, в видах устранения возможных контроверзов между этими законами.
Положением этим определяется взаимное соотношение законов общих и местных только, так сказать, раздельно по отношению действия их в каждой отдельной территории местного закона, и оно было бы достаточно лишь только в том случае, как замечает Мейер, если бы люди жили замкнуто в каждой из этих местностей, когда бы они и оставались под действием только тех законов, которые изданы для места их жительства.
На самом деле, однако же, ввиду постоянного передвижения людей из одной местности в другую, находящихся под действием разных законов и возможности вследствие этого возникновения между ними таких правоотношений, которые, возникнув в одной местности, продолжаются в другой, а оканчиваются иногда в третьей, вопрос о том — какими из этих различных законов должны определяться различные моменты действия правоотношения, значительно осложняется (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 36), а следовательно усложняется и вообще вопрос о взаимном соотношении разноместных законов.
В дальнейшем изложении Мейер, однако же, рассматривает этот вопрос совместно с вопросом о взаимном соотношении, как законов разноместных, законов наших и иностранных и, по-видимому, полагает, что разрешен он должен быть при руководстве одними и теми же принципами.
Между тем, на самом деле это не совсем так, и хотя вопрос о взаимном соотношении разноместных законов, действующих у нас, и действительно представляется частью более общего вопроса о взаимном соотношении как законов разноместных, и законов наших и иностранных, но, несмотря на это, вопрос о взаимном соотношении собственно наших разноместных законов должен быть разрешен, по совершенно справедливому замечанию Малышева, главным образом, на основании имеющихся в этом отношений указаний в нашем положительном законе, которые во многом не совпадают с теми, на основании которых должен быть разрешен вопрос о взаимном соотношении законов наших и иностранных, вследствие чего и должен быть подвергнут особому рассмотрению (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 139).
Так Малышев поступает и на самом деле, а также и Рейнке (Русско-польское междуобластное частное право. Жур. Мин. Юст. 1908 г. кн. 10, стр. 26), а следуя их примеру, сделаем и мы, выделив рассмотрение вопроса о взаимном соотношении законов наших и иностранных в особую главу.
По отношению собственно разрешения вопроса о взаимном соотношении законов общих и местных мы имеем, кроме вышеприведенных общих указаний в законах основных, немало, хотя и отрывочных и далеко недостаточных указаний уже собственно в наших гражданских законах; но прежде чем обратиться с помощью их к выяснению тех правил, при руководстве которыми должны быть разрешаемы разные случаи коллизии этих законов, мы, следуя указаниям Малышева, определим сперва точнее те случаи, когда никакой коллизии этих законов собственно быть не может.
Такое совершенно раздельное действие разноместных законов может проявиться, по замечанию Малышева, только в том случае, когда какое-либо юридическое отношение существует между лицами, живущими в месте, действия какого-либо одного закона и касается или имущества, находящегося в этом же месте, или же возникло из сделок или обязательств как получивших начало, так и подлежащих исполнению также в этом же месте, не касаясь ни одним элементом других местностей, где действуют другие законы, и когда оно, вследствие этого, должно подлежать разрешению исключительно на основании одного закона.
Во всех других случаях, когда бы хотя один из элементов юридического отношения: лицо, имущество или действие находились или были совершены, или же подлежали совершению в местах действия различных законов, вопрос о их коллизии, напротив, должен уже непременно возникнуть (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 148), но разрешение он должен получить различное, смотря по тому, по поводу какого из элементов юридического отношения он возникает. Этими элементами намечается также и порядок дальнейшего рассмотрения его в подробностях.
Так, сперва должны подлежать выяснению те правила, которыми должен разрешаться вопрос о коллизии разноместных законов, относящихся до определения прав личных, вытекающих из гражданского состояния лица, его семейного положения или, все равно, прав семейных и отношений по опеке; а затем, должны подлежать выяснению те правила, которыми должен разрешаться вопрос о коллизии разноместных законов, относящихся до определения прав имущественных: вещных, обязательственных и наследственных.
Главным материалом для разрешения этих вопросов должны, разумеется, послужить те указания, которые имеются в этом отношении в самом законе, а затем, как пособие — отчасти указания, данные в их разрешение Малышевым (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 134—186), а также некоторыми другими нашими цивилистами и сенатом.
Что касается, сперва, указания тех правил, на основании которых должны определяться права личные и по состоянию в случаях возможности определения их по разным законам, то в этом отношении, мы, хотя и в частном правиле нашего закона, выраженном в 1279 ст. Х т., помещенной в отделе „О приобретении имуществ наследством по закону“, — но имеем общее указание такого рода: „гражданские права и обязанности уроженцев губерний, состоящих на общих, без местных изъятий, правах, когда сии уроженцы временно пребывают в губерниях и областях на особых правах состоящих, определяются общими законами Империи“.
В постановлении этом нельзя не видеть общего указания потому, что в нем говорится не об определении собственно наследственных прав, но вообще об определении гражданских прав и обязанностей уроженцев губерний, состоящих на общих правах в случаях пребывания их в таких губерниях, где действуют местные законы, из какового постановления не может быть не выведено то заключение, что их права личные и по состоянию также должны определяться в этих случаях по общим законам Империи.
Затем, хотя в рассматриваемом законе говорится только об определении гражданских прав и обязанностей уроженцев губерний, состоящих на общих правах, в случаях пребывания их в таких губерниях, в которых действуют особые местные законы, но из того обстоятельства, что закон этот помещен в отделении, озаглавленном: „Об открытии наследства и о порядке наследования в имуществе, остающемся в губерниях и областях, на особых правах состоящих, после уроженцев губерний, состоящих на общих, без местных изъятий, правах, и в обратном случае“, — возможно то заключение, что согласно этому закону должны также определяться гражданские права и обязанности наоборот и уроженцев губерний, состоящих на особых правах, по местным законам этих губерний в случаях пребывания их в губерниях, состоящих на общих правах, или, все равно, в которых действуют общие законы.
Далее, в объяснение определения прав и обязанностей по этому закону уроженцев, как губерний, состоящих на общих правах, в случаях пребывания их в губерниях, в которых действуют местные законы, так и наоборот — уроженцев последних губерний в случаях пребывания их в первых, следует еще заметить, что по этому закону должны определяться их права и обязанности не только в случаях их временного в них пребывания, т. е. приезда в них на время из постоянного их местожительства, находящегося в другом месте, но и и в случаях их нахождения в них на постоянном жительстве, если только они не водворились в них окончательно, т. е. не причислились в них окончательно из губернии их места рождения или приписки, обязательной по правилам устава о паспортах.
Доказательством этому заключению не может не служить, во-1-х, то обстоятельство, что в самом рассматриваемом законе в отношении определения прав и обязанностей чиновников, состоящих на службе в губерниях, в которых действуют особые законы, сказано, что их права и обязанности, разумеется, как уроженцев губерний, состоящих на общих правах, не изменяются, если только они не изъявили намерения постоянно в этих губерниях водвориться, из какового указания само собой следует то заключение, что в смысле этого закона под временным пребыванием следует разуметь просто фактическое местожительство, вследствие того, что для чиновников место их службы есть, вместе с тем, по 2 ст. Высочайше утвержденного 3 июня 1894 г.
Положения о видах на жительство, заменившей 2-ю статью устава о паспортах место их постоянного жительства, а не временного пребывания, и, во-2-х, то обстоятельство, что по этой же статье Положения о видах на жительство постоянное местожительство лица должно считаться в месте его приписки, а жительство его хотя бы и более или менее продолжительное в другом месте должно считаться уже за его отлучку из первого, обязывающего его брать паспорт.
Ввиду этих указаний закона и нельзя не признать совершенно правильным заключение Малышева, Шершеневича и Рейнке (Русско-польское междуобластное частное право. Жур. Мин. Юст. 1908 г., кн. 9, стр. 41; 45; 47; 66; 67; 74; 75; 79), что права личные и по состоянию как тесно связанные с легальной припиской лица к известному месту жительства, должны обсуждаться по законам этой местности.
Но какие, затем, личные права должны подлежать определению по этим законам? Ввиду общности указания в этом отношении правила 1279 ст. X т., содержащегося в словах ее: „гражданские права и обязанности уроженцев губерний“ и проч., нельзя также не признать совершенно правильным ответ, данный на него Малышевым и Шершеневичем, по мнению которых по законам места приписки лица должны обсуждаться прежде всего его право- и дееспособность по возрасту, полу, здоровью, общественному состоянию и проч., затем собственно по отношению порядка производства об ограничении дееспособности следует принять к руководству положения, высказанные в этом отношении Рейнке, заключающиеся в следующем:
1) во-1-х, что порядок производства об ограничении дееспособности должен определяться всегда территориальными законами фактического местопребывания лица, которого дело касается, и
2) во-2-х, что состоявшееся в порядке, установленном в одной части государства, определение об ограничении дееспособности имеет полную силу и действие в пределах всей государственной территории (Русско-польское междуобластное частное право. Жур. Мин. Юст. 1908 г. Кн. 4, стр. 52).
Кроме этого, по указанию Малышева и Шершеневича по законам места приписки лица должны определяться их семейные отношения, т. е. вытекающие из них права личные и по имуществу как супругов, так родителей и детей, из отношений семейных права и обязанности личные и по имуществу как супругов, так равно родителей и детей, последние по законам места приписки мужа и отца, по каковым законам должны обсуждаться также права и обязанности, вытекающие из узаконения и усыновления детей и проч.
Самые, однако же, условия, необходимые для вступления в брак и для его действительности, формы его совершения, а также условия его расторжения и уничтожения, ввиду того обстоятельства, что наши законы о браке имеют не столько территориальный, сколько вероисповедный характер, должны быть обсуждаемы скорее по законам того вероисповедания, к которому принадлежат брачующиеся, независимо от места их жительства, как это отчасти указывает также и Малышев, но нерешительно, полагая, что и эти законы могут иметь применение в некоторых случаях, как законы территориальные и ссылаясь в подкрепление этого заключения на постановления 67—69 и 75 ст. X т., в которых даются определения о соблюдении тех или других требований при совершении браков между лицами православного и других христианских исповеданий неодинаковые в различных местностях.
Постановления эти, как заключающие в себе предписания о соблюдении некоторых второстепенных требований при заключении браков в местностях, в них указанных, нисколько, однако же, не ослабляют вероисповедного значения правил нашего закона о вступлении в брак лиц различных вероисповеданий, выраженных в общих правилах 1, 61 и 90 ст. X т., подлежащих соблюдению повсеместно в Империи, вследствие чего они не могут служить и подкреплением заключения Малышева о территориальном действии их по местностям в каких-либо случаях.
Относительно, затем, определения того — по каким законам должно быть делаемо назначение и снятие опеки над лицами недееспособными и по каким законам должны быть обсуждаемы отношения, из опеки вытекающие, но в этом отношении мы имеем только частные и отрывочные указания в правилах 379 и 380 ст. X т., определяющие порядок освидетельствования умственных способностей и назначения затем, а также и снятия опеки над лицами умалишенными, живущими или в губерниях Царства Польского, или же в Империи, но владеющих недвижимым имуществом в той и другой местности.
В этом случае лица, подвергшиеся умопомешательству, свидетельствуются по законам той местности, в которой они находились на действительном жительстве, самая же опека над ними и их имуществом назначается, как по законам Царства Польского над имуществом, в нем находящемся, так и по законам Империи над имуществом, в ней находящемся.
Если эти частные указания принять за общее основание к разрешению вопроса о том, по каким законам должно быть делаемо как назначение и снятие опеки, так равно определяемы и отношения из опеки вытекающие, не только в случаях необходимости назначения опеки по причине умственного расстройства лица, но и по другим основаниям, а также не только в случаях необходимости назначения ее над лицами, владеющими имуществом в губерниях Царства Польского и Империи, но и вообще над уроженцами губерний, состоящих на общих правах и под действием законов местных, когда они или владеют имуществом в тех и других губерниях, или же в одних из них, но когда обстоятельства, вызывающие назначение опеки, возникли в других, то следует скорее прийти к тому заключению, что при разрешении его должно быть принимаемо во внимание, вопреки мнения Малышева не столько последнее действительное местожительство опекаемого, сколько местонахождение его имущества, все равно — движимого или недвижимого.
Именно в ответ на этот вопрос следует признать: во-1-х, что в случаях необходимости назначения опеки над такими лицами, которые имеют какое-либо имущество в тех и других губерниях, опека должна быть назначаема особо в тех и других губерниях по действующим в них законам; во-2-х, что в случаях необходимости назначения опеки над такими лицами, которые находились на жительстве в одних из этих губерний, а имущество имели в других, опека должна быть назначаема по законам последних, и, наконец, в-3-х, что только в случаях нахождения на жительстве уроженцев одних из этих губерний в других и обладания ими имуществом также в этих последних, опека должна быть назначаема по законам этих последних губерний, как места последнего их жительства.
Если этими положениями следует руководствоваться при назначении опеки в указанных случаях, то, далее, нельзя, кажется, не признать, что при руководстве ими же должен быть разрешен вопрос о применении тех или других законов также, во-1-х, и в определении отношений, из опеки вытекающих, и во-2-х, в назначении попечительств. Никаких других данных более общего характера для разрешения этого вопроса в постановлениях нашего закона найти нельзя; но, несмотря на это, все же нельзя не признать, что скорее должны быть приняты к руководству установленные сейчас в его разрешение положения, как основанные хотя на частном указании закона, чем основание, предлагаемое для его разрешения Малышевым, вследствие того, что для подкрепления правильности того положения, что опека должна быть назначаема всегда по законам местожительства опекаемого, уже никаких данных найти нельзя.
Относительно, затем, еще определения того — по каким законам должна быть определяема правоспособность лиц юридических, кажется, вопрос возникать не может, вследствие того, что правоспособность их определяется всегда теми особыми положениями и уставами, имеющими значение специальных законов, которыми устанавливается их возникновение и определяется круг действия их, согласно которым должна определяться и их правоспособность во всяком месте действия их, указанном в их уставах.
Далее, прежде чем обратиться к разрешению вопроса о применении тех или других законов к определению прав вещных, обязательственных и наследственных, остановимся сперва еще на разрешении вопроса о том — по законам какой местности должны быть обсуждаемы порядок и формы совершения различного рода актов и сделок?
Для разрешения этого вопроса в самом законе мы опять имеем едва ли только не одно частное указание, содержащееся в правилах: „Об актах совершенных в Финляндии и приводимых в действие в Империи и обратно“, составляющих особое приложение к 708 ст. X т., которые, между прочим, дозволяют совершать в Финляндии всякого рода акты, как договорные, так и духовные завещания, подлежащие приведению в действие в Империи, по законам Финляндии на шведском или финском языках, обязывая только прилагать при них переводы на русский язык, а также удостоверения указанных в них властей о подлинности актов.
Нельзя, кажется, не видеть в этом частном указании закона выражения общего принципа — locus regit actum, выставляемого наукой права в видах разрешения вопроса о том — какими законами должны определяться порядок совершения и формы актов, вследствие чего, и нельзя не согласиться с утверждением Малышева, Шершеневича и Рейнке (Русско-польское междуобластное частное право. Жур. Мин. Юст. 1908 г. Кн. 2, стр. 56), а также и сената (реш. 1877 г., № 130) о том, что порядок совершения и формы актов должны вообще определяться по законам места совершения акта, а не по месту приведения акта в действие, или производства по нем, напр. взыскания, как высказал сенат.
Указание это сенат дал собственно по поводу подлежавшего обсуждению его случая столкновения законов о форме долговых обязательств, установленной общими законами и местными законами губерний Черниговской и Полтавской. Ввиду, однако же, того обстоятельства, что законы, допускающие совершение актов в порядке и согласно формам, установленным для этого местными законами, имеют только значение законов дозволительных, и нельзя не согласиться и с другим утверждением Малышева, что правило об обсуждении актов со стороны их формы по законам места их совершения имеет только факультативное значение, и что стороны не могут быть лишены права по их усмотрению совершать акты и в порядке, указанном в законах места приведения акта в исполнение.
По законам места исполнения сделки, должна быть определяема форма акта, по утверждению Шалланда, высказанному им в его статье — „О форме актов и сделок, совершенных за границей“, также в случаях совершения их между лицами отсутствующими, за исключением сделок односторонних, напр., дарения, форма каковых сделок должна уже определяться по местным законам лица обязавшегося.
Высказавшись подобно другим цивилистам за необходимость вообще определения формы сделок по правилу locus regit actum, он далее еще утверждает, что форма сделки кроме этого должна быть определяема главным образом согласно тому закону места ее совершения, которым регулируются установленные ею правоотношения, а также, что форма сделки может подлежать определению не только по законам места ее совершения, но и по обычаям места ее совершения, что может иметь место в особенности по отношению формы определения сделок торговых (Жур. Мин. Юст. 1902 г. Кн. 6, стр. 67—69), каковые положения, кажется, также возможно принять к руководству в отношении определения формы сделок в указанных им случаях, как нисколько не противоречащие закону.
Что касается, далее, определения того — по каким законам должны быть определяемы права вещные, то в этом отношении следует различать права на имущество движимое и недвижимое. Относительно того — по каким законам должны быть определяемы права на это последнее имущество нельзя не согласиться вполне с утверждением Малышева, Шершеневича и Рейнке (Русско-польское междуобластное частное право. Жур. Мин. Юст. 1908 г. кн. 10, стр. 33), которые полагают что вещные права на это имущество всегда должны быть определяемы по законам места их нахождения — lex rei sitae.
Подтверждение этому положению возможно найти и в самом законе, выраженном хотя и в частном правиле 1279 ст., помещенном среди правил „Об открытии наследств и о порядке наследования в имуществе, остающемся в губерниях и областях, на особых правах состоящих, после смерти уроженцев губерний, состоящих на общих, без местных изъятий, правах и в обратном случае“, но заключающем в себе, между прочим, и такого рода постановление, из которого не может быть не выведено и общее заключение, что все распоряжения об имуществе недвижимом, совершаемые как при жизни, так и на случай смерти, должны быть делаемы по законам места их нахождения. Не так просто может быть разрешен занимающий нас вопрос по отношению определения прав на имущество движимое.
Малышев, высказав сперва то положение что будто бы в нашем законодательстве принят тот принцип, что права на вещи движимые должны быть определяемы по законам местожительства лица, причем он, однако же, в подкрепление этого положения ссылается только на законы губерний привислянских и прибалтийских, далее сам опровергает правильность этого принципа и полагает, что и права на имущества движимые, подобно тому, как и права на имущества недвижимые, должны одинаково подлежать определению по законам места их нахождения, каковое положение впоследствии высказал также и Рейнке (Русско-польское междуобластное частное право. Жур. Мин. Юст. 1908 г. кн. 10, стр. 35). На самом деле, однако же, вопрос о том — по каким законам должны быть определяемы права на имущество движимое, по соображении имеющихся в этом отношении указаний в наших общих законах, не может быть разрешен на основании ни того, ни другого принципа.
Напротив, по соображении указаний, имеющихся в этом отношении, как в только что упомянутом правиле 1279 ст., так равно и правилам 1289 и 1294 ст. X т., совершенно аналогичных по содержанию первому, но только относящихся к определению прав уроженцев Империи, временно пребывающих в Губерниях Царства Польского, или в Финляндии, а также и наоборот — уроженцев этих последних местностей, временно пребывающих в Империи, в ответ на этот вопрос нельзя, прежде всего, не прийти к тому заключению, что права на имущества движимые должны быть определяемы по законам места происхождения владельца имущества, вследствие того, что во всех этих статьях указывается вообще, что все распоряжения об имуществе движимом и капиталах, делаемые как при жизни, так и на случай смерти, должны быть совершаемы уроженцами Империи, находящимися на жительстве в областях, состоящих на особых правах а также в губерниях Царства Польского и Финляндии, по законам Империи, а уроженцами этих последних губерний и областей, находящимися на жительстве в Империи, по местным законам тех губерний и областей.
Затем, в правиле 1284 ст., помещенной в одном отделении с правилом 1279 ст., имеется еще указание в отношении того — по каким законам должны быть определяемы права на имущество движимое лиц, не имеющих нигде постоянного жительства, каковые права должны быть определяемы по общим законам Империи даже и в том случае, если бы лица эти находились временно в одной из губерний, состоящих на особых правах, как это можно полагать, судя по месту, занимаемому этой статьей в одном отделении с 1279 ст.
По соображении этих указаний наших общих законов нельзя не прийти к тому заключению, что если в видах определения того — по каким законам должны быть обсуждаемы права на имущество движимое, выставляется собственно то же начало, как и по отношению разрешения вопроса о том — по каким законам должны быть определяемы права личные и по состоянию. Если это начало представляется пригодным для разрешения этого последнего вопроса, то никак нельзя признать, чтобы оно представлялось правильным и как основание для разрешения первого.
Напротив, нельзя не усмотреть, что применение его к определению прав на имущество может влечь за собой значительные неудобства и недоразумения, как по отношению определения способов приобретения прав на имущество, так равно их пространства и прекращения, вследствие того, что указания в этом отношении, содержащиеся в законах общих и местных, представляются нередко слишком различными и противоречивыми. Последствием этого последнего обстоятельства могут быть иногда случаи столкновения законов общих и местных, могущие порождать неразрешимые недоразумения.
Вообще, допущение такого широкого распространения действия одного закона в сфере другого, без всякого к этому основания, указываемого природой права, представляется крайне неудобным, вследствие чего и нельзя не согласиться с мнением Малышева, что на самом деле следовало бы и по отношению разрешения вопроса о применении тех или других законов к определению прав на имущество движимое принять то же начало, которое выставляется по отношению определения прав на имущество недвижимое или начало местонахождения имущества, по законам какового места их и определять. Относительно, затем, разрешения вопроса о том — по каким законам должны быть определяемы права обязательственные, в нашем законе не имеется уже никаких указаний.
Малышев, основываясь собственно на началах, предлагаемых для разрешения этого вопроса наукой права, полагает, что права по обязательствам, вытекающие как из договоров, так и из правонарушений и им подобных фактов, за исключением обязательств, возникающих в силу самого закона, из отношений семейных, которые должны быть обсуждаемы до тем же правилам, как и вообще, личные и имущественные права, из этих отношений вытекающие, должны быть обсуждаемы по законам места совершения тех фактов, из которых возникло обязательство, т. е. или по законам места заключения договора — locus contractus, или по законам места совершения правонарушения — locus delicti commissi.
Впрочем, правило об обсуждении договоров, как по их содержанию, так и условиям действительности по отношению взаимных прав и обязанностей сторон из них вытекающих, а также способов их исполнения и прекращения, по законам места заключения договоров, представляется, по мнению Малышева, не безусловно обязательным и может быть по воле сторон изменяемо согласием или положительно ими выраженным, или молчаливо о том, что они имеют в виду определить эти отношения по законам другой местности, а не места заключения договора, напр., по законам места его исполнения, когда оно должно последовать в месте действия другого закона.
Кроме этого, по замечанию Малышева, правило это не должно иметь применения по отношению определения того закона, по которому должны быть обсуждаемы устанавливаемые договорами вещные права на какое-либо имущество, вследствие того, что к определению этих прав должно иметь место применение законов по совершенно иным началами, вышеуказанным.
Нельзя, кажется, и на самом деле не принять к руководству этих указаний Малышева относительно разрешения вопроса о том — по каким законам должны быть определяемы права обязательственные, тем более, что подкреплением им может служить аналогия, представляемая теми постановлениями нашего закона, в которых содержатся указания относительно разрешения этого же самого вопроса, но только в случаях необходимости, при разрешении его, применения законов иностранных.
И сенат, обсуждая в частности вопрос о том — по каким законам общим или местным, установленным специально для губерний Царства Польского, должны быть обсуждаемы обязательства, вытекающие из договоров, высказал, что обязательство, возникающее в Империи и имеющее силу по общим законам Империи и при исполнении его в губерниях Царства Польского подлежит оценке на основании общих законов Империи, а не местных, каковое заключение он основал на прямом указании закона, выраженном в Высочайше утвержденном 12 января 1838 г. мнении Государственного Совета — „О подсудности обывателей Российской Империи и Царства Польского“ — в котором сказано, что „действительность долгового обязательства, договора или иного акта определяется на основании законов того края, по узаконениям и формам коего акты совершены“ (реш. 1894 г. № 74), каковое заключение высказал впоследствии также и Рейнке (Русско-польское междуобластное частное право. Жур. Мин. Юст. 1908 г. кн. 10, стр. 43).
Затем сенат в соответствии с этим заключением также высказал, что и срок давности, погашающий право на иск об исполнении обязательства, из договора вытекающего, должен быть определяем по законам места возникновения обязательства, т. е. по законам, напр., Царства Польского, если обязательство возникло в губерниях Варшавского судебного округа и в тех случаях когда бы требование о его исполнении было предъявлено и в других местах Империи, на том основании, что и срок этой давности, как устанавливаемый законами права материального, должен подлежать определению по законам места возникновения обязательства или договора (реш. 1895 г. № 29), как объяснил также и Рейнке (Русско-польское междуобластное частное право Жур. Мин. Юст. 1908 г. кн. 10, стр. 55).
Для разрешения, наконец, вопроса о том — по каким законам должны быть определяемы права наследственные и завещательные, мы, напротив, имеем довольно подробные и прямые указания в самом законе, в котором содержатся в этом отношении, во-1-х, как бы общие правила в отделении — „Об открытии наследства и о порядке наследования в имуществе, остающемся в губерниях и областях, на особых правах состоящих, после смерти уроженцев губерний, состоящих на общих, без местных изъятий, правах, и в обратном случае“, и во-2-х, частные правила, но только о наследовании в имуществах движимых уроженцев Империи, временно пребывающих в губерниях Царства Польского или Финляндии, и наоборот, уроженцев этих последних местностей, временно пребывающих в Империи, — правила почти, впрочем, аналогичные первым.
Вследствие того, что в этих последних правилах говорится только о порядке наследования в имуществах движимых, нельзя не признать, что порядок наследования в имуществах недвижимых в случаях, в них указанных, должен определяться по общим по отношению к ним правилам, выраженным в первом из означенных отделений закона. Прежде всего, по отношению вопроса о том — по каким законам должен быть определяем порядок наследования по завещанию из правил, выраженных в 1279 и 1289 ст. X т., вытекает,
1) во-1-х, то заключение, что завещательные распоряжения об имуществе недвижимом должны быть делаемы по законам места происхождения, или, как мы уже имели случай объяснить несколько выше, по законам места приписки лица, оставляющего завещание, если недвижимое имущество находится в этом месте, и,
2) во-2-х, что завещательные распоряжения об имуществе движимом должны быть делаемы по этим законам, напротив, одинаково, как об имуществе, находящемся в месте действия этого закона, так и об имуществе, находящемся в месте действия того закона, в котором составитель завещания временно пребывал.
Затем, только по аргументу á contrario, основание которому дает постановление 1279 ст. относительно определения того, — по каким законам должны быть делаемы завещательные распоряжения о том недвижимом имуществе, которое принадлежит составителю завещания в той местности, в которой он временно пребывал, возможно заключить, что относительно этого имущества завещание должно быть, составляемо по законам его местонахождения.
Если этот вывод правилен, то относительно определения того — по каким законам должно быть составляемо духовное завещание в тех случаях, когда составитель завещания имел недвижимое имущество в той и другой местности, нельзя не прийти к тому заключению, что в этом случае относительно каждого из этих имуществ духовное завещание должно быть составляемо особо по законам местонахождения каждого из них. Основание этим заключениям дают следующие указания, содержащиеся в правилах 1279 и 1289 ст.,
1) во-1-х, что уроженцы губерний, состоящих на общих правах, но пребывающие в губерниях и областях, состоящих на особых правах, а также и в губерниях Царства Польского и Финляндии, обязаны делать их распоряжения на случай смерти, т. е. духовные завещания о движимом имуществе одинаково, как находящемся в губерниях, состоящих на общих правах, так и при них, т. е. в губерниях их местопребывания, по общим законам Империи;
2) во-2-х, что распоряжения на случай смерти об имуществе недвижимом они обязаны делать по этим законам только об имуществе, находящемся в губерниях, состоящих на общих правах, из чего по аргументу à contrario и вытекает то заключение, что об имуществе недвижимом, находящемся в губерниях, состоящих на особых правах, завещание должно быть делаемо по местным законам этих губерний, и, наконец, в-3-х, что и наоборот, распоряжения на случай смерти, как о том, так и о другом имуществе должны быть делаемы, согласно этим указаниям, но только по местным законам и уроженцами губерний, состоящих на особых правах, временно пребывающих в губерниях, состоящих на общих правах.
Впрочем, относительно случаев составления духовных завещаний уроженцами тех и других губерний об имуществе недвижимом, состоящим в губерниях их временного пребывания, следует заметить, что завещания эти должны быть составляемы по законам местонахождения имущества только в отношении определения пространства завещаемых прав на имущество согласно указанным этими законами свойствам их, но не в отношении правоспособности завещателя к составлению завещания, а наследника к принятию наследства по завещанию, которые, как их личные права, напротив, согласно сделанным в этом отношении несколько выше указаниям, всегда должны быть определяемы по законам места родины или приписки того и другого из этих лиц.
Относительно, наконец, того — каким законам должно удовлетворять духовное завещание со стороны его формы и порядка составления нельзя не заметить, что согласно сделанным выше указаниям относительно формы таких актов, которые, быв составлены в месте действия одного закона, подлежат приведению в исполнение в месте действия другого закона, и духовные завещания могут быть по воле завещателя составляемы в порядке и по форме, указанным как законами места их составления, так и законами места родины или приписки завещателя, или, все равно, как местными законами, так и общими законами Империи.
Не менее подробные, затем, указания в наших законах содержатся также относительно определения того, по каким законам должны быть определяемы права, вытекающие из законного наследования, а также и порядок раздела наследства, хотя правила эти касаются едва ли не исключительно только определения наследственных прав на имущество движимое.
Помещены они так же, как и правила о завещаниях, в тех же двух только что указанных отделениях закона, из которых одни содержат в себе как бы правила общие, относительно определения того — по каким законам должны быть обсуждаемы права по наследованию после уроженцев губерний, состоящих на общих правах, но пребывавших на жительстве в губерниях, состоящих на особых правах, и наоборот; а другие, как бы частные правила, весьма, впрочем, сходные с общими относительно того — по каким законам должны быть обсуждаемы эти же права, но только после уроженцев Империи, живших в Царстве Польском или Финляндии, и наоборот — уроженцев этих местностей, живших в Империи.
В правилах общих есть, впрочем, один недостаток в этом отношении, заключающийся в том, что в них, в постановлении 1282 ст., говорится только о том — по каким законам должен быть производим раздел наследственного движимого имущества, — но ничего не говорится, по каким законам должны быть определяемы самые наследственные права на это имущество.
Недостаток этот легко может быть устранен, однако же, тем соображением, что по тесной связи раздела наследства с самыми правами на него, последние ни в каком случае не могут подлежать определению по каким-либо другим законам, отличным от первых, вследствие чего и они должны подлежать определению согласно указаниям, имеющимся относительно раздела наследственного имущества в 1282 ст.; по крайней мере, правилами частными, в которых этого недостатка нет, заключающимися в постановлениях 1287 и 1292 ст., даны совершенно одинаковые указания в том и другом отношении.
Указания эти заключаются в следующем: во-1-х, что наследственные права на имущество движимое, остающееся после уроженцев губерний, состоящих на общих правах, но живших в губерниях, состоящих на особых правах, или в губерниях Царства Польского или в Финляндии, и, притом, одинаково, как на имущество, находящееся в первых, так и последних местностях, должны определяться по общим законам Империи, и, что, согласно этим законам, должен быть производим и раздел его, и во-2-х, что, наоборот, наследственные права на движимое имущество уроженцев последних местностей, живших или в губерниях, состоящих на общих правах, или же в других губерниях, состоящих на особых правах, должны определяться по местным законам их родины, или приписки, и что, согласно этим же законам, должен быть производим и раздел его.
Относительно, затем, определения того, по каким законам в этих случаях должны быть определяемы наследственные права на имущество недвижимое и по каким законам должен быть производим раздел его, прямых указаний в этих правилах закона нет, а есть только косвенные указания, выраженные в 1286 и 1295 ст. о том, что правила эти нисколько не касаются постановлений, определяющих порядок наследования в имуществах недвижимых, ввиду каковых указаний нельзя, кажется, не прийти к тому заключению, что наследственные права на имущество недвижимое и порядок раздела его всегда должны определяться, как полагают Малышев, Шершеневич и Рейнке (Русско-польское междуобластное частное право, Жур. Мин. Юст. 1908 г. кн. 2, стр. 16) законами местонахождения этого имущества.
Это, так сказать, только общие указания относительно определения того — по каким законам должны быть определяемы наследственные права в рассматриваемых случаях; но, затем, в законе содержатся еще и некоторые частные указания на то — по каким законам должны быть определяемы эти права также только на имущество движимое, во-1-х, в случаях имения наследодателем двойного местожительства, и во-2-х, после таких лиц, которые или не имели вовсе определенного местожительства, или иностранцев. Относительно определения порядка раздела движимого имущества, а следовательно, и относительно определения наследственных прав на него в первом из этих случаев в общем правиле 1285 ст. указано, что раздел его должен быть производим по законам того места, в котором наследодатель в последнее время жизни пребывал.
Относительно определения того — по каким законам должны быть определяемы наследственные права на имущество движимое во втором из указанных случаев, прямого правила в общих постановлениях нет, а только путем умозаключения возможен в этом отношении вывод из правила 1284 ст., как помещенного хотя в отделении об открытии наследства, но указывающего вообще, по каким законам должны быть определяемы гражданские права и обязанности по распоряжению движимым имуществом, в том смысле, что и наследственные права после иностранцев и лиц, не имевших нигде постоянного местожительства, должны определяться по общим законам Империи.
Более точные и вместе с тем несколько в ином смысле сделаны в этом отношении указания в частном правиле 1294 ст., в силу которой наследственные права на имущество движимое и порядок его раздела после таких уроженцев Империи и губерний Царства Польского, а также Финляндии, которые по роду их службы или по другим причинам не могли считаться водворенными ни в той, ни в другой из этих местностей, должны определяться по законам места их происхождения, а наследственные права на это имущество после иностранцев должны определяться согласно указаниям, содержащимся в этом отношении в законах того места, где они имели пребывание.
Ввиду этих указаний нашего закона, не может не быть, кажется, очевидным, насколько правильным представляется утверждение Малышева, что будто бы и у нас наследственные права вообще, т. е. как завещательные, так и вытекающие из законного порядка наследования, должны подлежать определению по законам места последнего постоянного жительства наследодателя, каковой принцип будто бы только не совсем последовательно проведен в нашем законодательстве.
Все только что рассмотренные указания нашего закона в этом отношении, напротив, с очевидной ясностью свидетельствуют, что принцип этот не только не проведен последовательно в нашем законе, но положительно в нем отсутствует, за исключением одного только частного случая, указанного в 1285 ст., вследствие того, что основную роль в этом отношении играет не местожительство наследодателя, а место его происхождения или приписки, что далеко не одно и то же, и почему более соответствующим точному смыслу закона представляется утверждение Шершеневича, по мнению которого право наследования в имуществе движимом должно обсуждаться по законам места последнего постоянного жительства наследодателя лишь в том случае, если он был в этом месте коренным жителем, т. е. как можно полагать, таким жителем, что был в нем и приписан.
Более, впрочем, подробные объяснения в отношении определения тех законов, согласно которым должно определяться как право наследования в имуществе движимом, так и порядок его раздела даны сенатом в одном из позднейших его решений, в котором он объяснил: во-1-х, что наследование после тех лиц, уроженцев Империи или Финляндии, которые не могут быть признаны водворенными в том или другом крае, должно определяться по месту его происхождения или рождения, по каковому месту должно определяться и место его постоянного жительства (реш. 1899 г. № 15). За правильность этого положения сената, как вполне соответствующего указаниям наших законов, к этому предмету относящихся, высказался Шалланд в его статье — „Новейшая практика сената по частному международному праву“ (Право 1901 г., № 41).
По мнению барона Нольде, высказанному им в его статье — „Коллизия разноместных законов о наследовании в движимости по русскому праву“, положение, высказанное сенатом, напротив, ни в каком случае не может быть признаваемо правильным, потому что на основании 1279 и 1283 ст. X т. следует признавать за тот закон, на основании которого должно быть определяемо право наследования в имуществе движимом, в случаях, в этих статьях указанных, должен быть принимаем закон той губернии, уроженцем которой был наследодатель, или к которой он принадлежал по его постоянному местожительству, разумеется, в смысле местожительства определенного в понятии его в уставе о паспортах, т. е. для одних места постоянной правовой деятельности лица, а для других места приписки и водворения лица, ввиду каковых постановлений закона и следует, по его мнению, в видах определения права наследования в имуществе движимом, признать закон места происхождения наследодателя, т. е. закон той местности, к коренному населению которой он по его происхождению принадлежал, что может быть удостоверено отчасти и припиской его к населению в известной местности, потому что собственно место его рождения может иметь иногда и совершенно случайное значение, как могущее последовать совершенно случайно вне места постоянного жительства лица, и почему и определение права наследования исключительно по закону этого последнего места, как утверждает сенат, и представляется, по его мнению, невозможным (Вест. Права 1900 г. кн. 7, стр. 32—42).
Ввиду этого последнего обстоятельства, т. е. полной возможности рождения лица и не в месте постоянного жительства его родителей, а, напр., где-либо в дороге и даже за границей, или во время временного пребывания родителей в какой-либо местности вне их постоянного жительства, едва ли и на самом деле представляется возможным определять право наследования в имуществе движимом всегда по указанному в нем признаку, т. е. по месту рождения наследодателя вследствие чего, согласно этому указанию его, оно и может быть определяемо только в случаях воспоследования рождения лица в его постоянном местожительстве, а в других случаях уже определение его, согласно указанию барона Нольде, по месту его приписки в известной местности.
Если у нас допущено действие немалого числа различных местных законов, то едва ли еще не бо̀льшее разнообразие в этом отношении может быть подмечено в других источниках норм права: в обычае и административном распоряжении, в действии которых так же точно возможны различные столкновения, как и между разноместными законами, между тем, как в законе ровно уже никаких указаний, в видах разрешения возможных между ними столкновений, не содержится. Несмотря на это обстоятельство, надлежащие в этом отношении указания, однако же, должны быть даны, но разумеется, уже только по соображении общего значения этих источников норм права.
Что касается прежде указания тех начал, по которым должны быть разрешаемы столкновения, возможные между разноместными обычаями, а также между и разноместными законами и обычаями, то в основание при их определении должно быть принято во внимание то соображение, что действие обычая в тех или других случаях допускается самим законом в его дополнение, или даже, как мы видели выше, в его замену, в каковых случаях он, разумеется, и имеет значение как норма права, равная закону, ввиду чего и возможно, кажется, признать, что столкновения между разноместными обычаями, так равно и между разноместными законами и обычаями в тех случаях, когда в одной местности по отношению каких-либо правоотношений действует закон, а в другой обычай, должны быть разрешаемы собственно по тем же правилам, по которым, согласно законам, только что нами рассмотренным, должны быть разрешаемы и столкновения между разноместными законами.
Иного, более подходящего критерия по отношению разрешения столкновений, возможных между этими нормами права, кажется, и подыскать невозможно. В ином смысле должен подлежать разрешению вопрос о возможных столкновениях между административными распоряжениями, вследствие того, что эти последние, как нормы права, имеют уже совсем другое значение. Административные распоряжения, как мы видели, выше, могут быть или общие, или местные.
По отношению этих последних, как условие законности действия их, выставляется, как мы также видели выше, чтобы они не противоречили закону, а также общим административным распоряжениям по одному и тому же предмету, вследствие чего нельзя не признать, что между общими и местными административными распоряжениями никаких столкновений, собственно говоря, и быть не может, потому что, в случаях противоречия между ними, последние всегда должны утрачивать их значение перед первыми.
Административные распоряжения местные, хотя и должны иметь обязательное значение для всех вещей и лиц в районе их действия находящихся, но значение исключительно местное, не могущее обнаруживаться нигде вне района их действия, вследствие чего не может не быть очевидным, что и между этими последними распоряжениями различных местностей также никаких столкновений быть не должно.
