Высшее сословие в России в императорскую эпоху со времени Петра I стало называться шляхетством и только с 1762 г. (с изданием манифеста о вольностях дворянства) дворянством[1].
Способов приобретения последнего было несколько. Первым способом нужно признать рождение, по которому законные дети дворян также становились дворянами. Вторым способом можно считать брак, в силу которого дворянин сообщает дворянство своей жене, какого бы она происхождения ни была, но не обратно.
Впрочем, дворянка, вышедши замуж за недворянина, не лишается своего дворянства (Жал. грам. 1785 г. и указ 8 июля 1787 г.). Третьим способом была выслуга, установленная Петром путем издания в 1722 г. Табели о рангах.
Было уже сказано, что значение этого законодательного памятника в истории русского государственного права вообще и в истории русского дворянства в особенности нужно признать громадным, так как благодаря ей Петру удалось упразднить влияние на государственную службу породы, водворить начало годности лица и дать возможность каждому даровитому человеку выдвинуться вперед, каковы бы ни были его род и племя.
Профессор Романович-Славатинский вполне прав[2], говоря, что по духу своему табель была вполне демократической: лестница в 14 ступенек отделяла каждого плебея от первых сановников государства, и ничто не возбраняло каждому человеку, перешагнув эти ступеньки, добраться до первых степеней в государстве; она широко открыла двери, через которые посредством чина “подлые” члены общества могли “облагородиться” и войти в ряды дворянства. Следствием этого было то, что к дворянству постоянно приливали новые силы из народа, и оно не могло замкнуться в особую касту.
На основании табели первый обер-офицерский чин в военной службе и должность VIII класса на гражданской давали потомственное дворянство[3]. Что же касается до должностей ниже VIII класса (в гражданской службе), то они давали личное дворянство. Впрочем, в табели об этих чинах только и сказано: “прочие же чины, как гражданские, так и придворные, которые в рангах не из дворян, оных дети не суть дворяне”.
И уже со времени Екатерины II этот параграф табели стал толковаться в том смысле, что лица, имеющие чины ниже восьмого класса (т.е. коллежского асессора), должны быть причислены к личному дворянству. Так продолжалось до манифеста 1845 г., когда получение дворянства было значительно затруднено, а именно: по манифесту на военной службе первый обер-офицерский чин давал только личное дворянство, первый же штаб-офицерский чин – потомственное.
Что же касается до гражданской службы, то чинам ниже девятого класса давалось почетное гражданство, девятым классом (титулярный советник) – личное, а пятым (статский советник) – потомственное дворянство. Наконец, с изданием указа 1856 г. было постановлено, что потомственное дворянство приобретается на военной службе чином полковника, а на гражданской – чином действительного статского советника.
Приобретение дворянства выслугой встретило сильную оппозицию со стороны дворян. Уже в 1780 г., когда дворянство, при избрании на престол императрицы Анны Иоанновны, получило возможность впервые высказать свои нужды и желания, оно в своих поданных в Верховный тайный совет проектах просило о разделении дворян на две категории, с целью несмешения их между собой, а именно: на дворян “подлинных” или “родовых” и на “новых” или “худородных”, т.е. чиновных.
Еще более резко выразилась оппозиция дворян при составлении проекта нового Уложения Елизаветинской законодательной комиссией 1754-1766 гг., причем присутствовали также и дворянские депутаты.
По этому проекту было высказано то, что впоследствии отчасти получило законодательную санкцию в манифесте 1845 г., а именно: потомственное дворянство можно было получать только на военной службе путем производства в первый штаб-офицерский чин, личное же дворянство – на военной службе путем производства в первый обер-офицерский чин.
Таким образом, на гражданской службе нельзя было дослужиться до потомственного дворянства. “Детей их, – читаем в проекте, – и их самих от особливых преимуществ, данных одним дворянам, исключить, чтобы верные наши подданные из дворян, чувствуя свое преимущество, к ревности, большому прилежанию в науках и к показанию заслуг как отечеству, так и нам (т.е. императрице) были поощряемы”.
Как известно, этот проект не получил законодательной санкции. Точно так же дворянская комиссия 1763 г. в своем докладе, представленном Екатерине II, отступила от начал Табели о рангах и высказалась за дарование недворянам только права ходатайства о возведении их во дворянство при достижении ими первого штаб-офицерского чина как в военной, так и в гражданской службе и при беспорочности последней (ст. 2).
В 1767 г., при созвании Екатерининской законодательной комиссии, дворяне в своих наказах также высказались по вопросу о “чине”. Так, в ярославском наказе дворянство просило: “не соблаговолено ли будет право достигшим в офицерские чины дворянского как имени, так и прочих дворянских прав, отменить (которое по нужде прежних обстоятельств было дано), какой бы чин не имели, дабы достоинство дворянское, которое единственно государю жаловать надлежит, не было уподлено”.
В проекте, составленном комиссией о правах благородных (члены которой, как известно, были избраны общей комиссией), желание дворян было услышано, и проект постановил: “благородные разумеются все те, которые от предков того времени рождены или вновь монархами сим нарицанием пожалованы”. Таким образом, выслуга, как способ приобретения дворянства, должен был быть уничтожен.
Однако и этот проект не получил законодательной санкции, да и не мог ее получить ввиду полнейшего несогласия воззрений императрицы Екатерины II со стремлениями дворянства. В своем Наказе государыня осталась вполне верна принципам Табели о рангах. “Мало таких случаев, – читаем здесь, – которые бы более вели к получению чести (т.е. дворянства), как военная служба”.
“Но, хотя военное искусство есть самый древнейший способ, коим достигали до дворянского достоинства… однако ж и правосудие не меньше надобно во время мира, как и в войне… а из этого следует, что не только прилично дворянству, но и приобретать сие достоинство можно и гражданскими добродетелями, как и военными”.
Ввиду подобных воззрений императрицы нет ничего удивительного в том, что Жалованная грамота дворянству постановила: “благородное название дворянское и достоинство исстари, ныне, да и впредь приобретается службой и трудами, империи и престолу полезными”. Таким образом, стремления дворян остались неосуществленными, и выслуга по-прежнему продолжала считаться одним из способов приобретения дворянства.
Правда, в проекте дополнительного закона о состояниях, составленном комитетом 6 декабря 1826 г. (комитет был учрежден имп. Николаем I для обсуждения разных проектов, оставшихся после смерти имп. Александра I, и для пересмотра многих сторон государственного устройства и управления, для чего он должен был представить свои заключения о необходимых в этом отношении преобразованиях), выслуга и получение ордена, как способы приобретения дворянства, были уничтожены (“отныне, – гласит ст. 12 проекта, – достоинство дворянское будет не иначе приобретаемо, как двумя только образами: правом рождения и потомственным возведением в оное, утвержденным грамотой за собственноручным императорского величества подписанием”).
Однако этот проект, при обсуждении его в Государственном Совете, вызвал против себя большую оппозицию, во главе которой находился великий князь Константин Павлович, представивший государю две обстоятельных записки, направленные против проекта. Между прочим, великий князь высказался за сохранение выслуги, как способа получения дворянства.
“Новость сия (т.е. уничтожение выслуги), – писал он, – к настоящим обстоятельствам государства не приспособленная, едва ли не послужит поводом к возбуждению, с одной стороны, во многих ропота и нареканий, влекущих за собой неприятные последствия, а с другой, и самая служба едва ли не понесет на том ощутительного вреда”[4]. Ввиду этой оппозиции, нужно думать, проект не получил санкции со стороны государя, а введенная им “новость” силы закона.
Четвертым способом приобретения дворянства было пожалование государем. Пожалование, равно как и выслуга, не были известны в Московском государстве (“из посадских людей, – говорит Котошихин, – и из поповых, и из крестьянских детей, и из боярских людей дворянство не дается никому”) и стали практиковаться только со времени Петра I[5].
Пожалование часто имело место в царствование Елизаветы Петровны и Екатерины II и иногда даже принимало массовый характер. Так, Елизавета Петровна после государственного переворота, доставившего ей престол в 1741 году, произвела в дворяне всех солдат гренадерской роты Преображенского полка, “понеже во время вступления нашего на престол полки нашей лейб-гвардии, а особливо гренадерская рота Преображенского полка, нам ревностную службу так показали, что восприяли престол без кровопролития”.
Пятым способом приобретения дворянства было пожалование ордена, что стало практиковаться со времени издания Жалованной грамоты дворянству[6]. Впоследствии при Александре I и Николае I было точно определено, какие ордена давали потомственные и какие личное дворянство.
Наконец, последним способом являлся индигенат иностранцев, о чем впервые говорит Табель о рангах, предписывая признавать дворянское достоинство за иностранцами не иначе, как с разрешения государя на каждый отдельный случай (“не имеет никто ранг взять по характеру, – гласит табель, – который он в чужих службах получил, пока мы его оного характера не подтвердили”).
Об индигенате иностранцев говорит и доклад дворянской комиссии 1763 г., ст. 4 которого постановляет, что “каждый по доказательству своего происхождения чужестранный дворянин получает диплом от государя, Российской Империей владеющего, на российское дворянство, а получа оный, всеми дворянскими преимуществами тогда законно в России пользуется”.
Постановления Табели о рангах об индигенате получили подтверждение в указе 29 апр. 1828 г., по которому для признания иностранных дворян русскими дворянами требовалось предъявление ими доказательств дворянского происхождения и получение Высочайшей грамоты[7].
Дворяне со времени издания Табели о рангах делились на два разряда: потомственные и личные. Личные дворяне не передавали дворянства своим детям и представляли из себя особый общественный класс, по верному замечанию профессора Романовича-Славатинского, “не совсем определенный в юридическом и социальном отношении, промежуточный между потомственным дворянством и податными классами, отставший от последних и не приставший к первому”[8].
По некоторым правам личные дворяне примыкали к потомственным: они были освобождены от телесных наказаний, от личных податей и рекрутской повинности, но зато, лишенные права владеть крепостными и принимать участие в дворянском самоуправлении, они не составляли единого целого с потомственными дворянами.
Имп. Николай I старался слить этот общественный класс с городскими обывателями, почему и предписал детей личных дворян причислить к почетному гражданству, а им самим предоставил право записываться в городскую обывательскую книгу. По Жалованной грамоте личным дворянам было предоставлено в двух случаях получать права потомственного дворянства, а именно:
1) если дед, отец и сын имели чины, дающие личное дворянство, то дети их имели право ходатайствовать о потомственном дворянстве, и
2) если отец и сын имели чины, дающие личное дворянство и беспорочно пребывали на службе, то внук имел право ходатайствовать о потомственном дворянстве[9].
Впоследствии (в 1815 г.) Сенат истолковал второй пункт Жалованной грамоты в том смысле, что ходатайствовать о потомственном дворянстве можно только в том случае, если отец и дед прослужили в чинах каждый не менее 20 лет, а проситель притом совершеннолетний и состоит на службе.
Государственный Совет утвердил это толкование Сената, мотивируя утверждение тем, что “чем более затрудняется возведение во дворянство, тем сие полезнее будет для государства”. С этим мнением согласился и государь.
Среди потомственных дворян выделялись в особую группу титулованные дворяне: князья, графы и бароны. Княжеский титул древнерусского происхождения, но в Московском государстве он не жаловался (“а вновь московский царь, – говорит Котошихин, – из бояр, и из ближних, и их иных чинов людей князем учинити не может никого, потому что не обычай тому есть и не повелось”), в императорскую же эпоху он мог быть пожалован государем.
Среди князей выделялись светлейшие князья, пользовавшиеся предикатом “светлости” в отличие от других князей, имевших право вместе с графами только на “сиятельство”. Титулы графа и барона иноземного происхождения и впервые введены Петром.
Дворянские фамилии заносились в особые книги, которых было по шести в каждой губернии (они были введены Жалованной грамотой дворянству). Но еще задолго до этого (после уничтожения местничества в 1682 г.) была заведена одна родословная книга (Бархатная книга), куда заносились все дворянские роды.
При Елизавете Петровне она была дополнена внесением в нее потомков дворян и детей боярских, записанных в прежние десятни, как известно, составлявшиеся в эпоху Московского государства по уездам (указ 13 ноября 1758 г.). Однако дворянство желало децентрализировать ведение дворянских книг и уже в 1730 г. в своих проектах, представленных в Верховный тайный совет, просило о заведении двух книг: одной для родового, а другой для чиновного дворянства.
Проект Елизаветинской комиссии, при обсуждении которого, как известно, присутствовали и дворянские депутаты, высказался за четыре книги или списка: княжеский, графский, баронский и дворянский. Дворянские наказы 1767 г. (напр., ярославский) желали “расписать” дворянство по городам и в каждом городе завести шесть реестров дворянских фамилий.
Это желание наказов было услышано имп. Екатериной II, и в Жалованной грамоте она предписала завести в каждой губернии шесть дворянских книг, причем записывать в них дворян следующим образом: в 1-ю книгу – пожалованных государем, во 2-ю – получивших дворянство на военной службе, в 3-ю – получивших дворянство на гражданской службе, в 4-ю – иностранных дворян, признанных таковыми в России, в 5-ю – титулованных дворян и в 6-ю – “древние благородные роды”, могущие доказать столетие своего дворянства (к 1785 г.).
При Петре, с учреждением Сената, при последнем была учреждена особая должность герольдмейстера, функции которого состояли в ведении дворянства, как служилого сословия, в составлении дворянских списков[10] и в надзоре за образованием и поступлением на службу молодых дворян.
Таким образом, герольдмейстер унаследовал компетенцию московского Разряда. С разделением Сената при Екатерине II на департаменты ведение дворян сосредоточилось в первом департаменте, а с 1848 года в департаменте герольдии, в котором герольдмейстер стал исполнять обязанности обер-прокурора.
В изучаемую эпоху, благодаря сословному духу времени, дворянство уже вполне прониклось сознанием общности своих сословных интересов и сословной чести. Идея дворянского “корпуса” или “корпуса” дворянства, как чего-то цельного и изолированного от прочих общественных классов, вполне в это время назрела и может быть констатирована почти во всех заявлениях, исходивших от дворянства.
Иллюстрацией к сказанному служат дворянские наказы, поданные в Екатерининскую законодательную комиссию. “Дворянский корпус, – читаем в московском наказе, – заключает в себе собственные свои преимущества и безопасности”. “Корпус дворянства, – говорит болховской наказ, – отделить правами и преимуществами от прочих разного рода и звания людей”.
“Чтобы корпусу дворянства права и преимущества самодержавной властью пожалованы были”, – ходатайствует наказ депутата “от корпуса волоколамского дворянства”. Подобные же заявления были высказаны депутатами и во время заседаний комиссии. “Дворянство, – говорил один из последних, – должно быть особливым родом людей в государстве, обязанность которых служить ему и из своей среды замещать власти средние, поставленные между государем и народом”.
Иначе говоря, по воззрениям дворян изучаемой эпохи, все общество должно было резко разделяться на два класса: “благородных” и “подлых”. И действительно, оба указанных термина получают право гражданства в официальных актах XVIII ст. Так, уже в царствование Петра предикат “благородия”, на который в Московскую эпоху имел право только государь, начинает принадлежать дворянам.
Вот что писал по этому поводу в 1706 году Брюс директору московской типографии Киприянову: “ежели в какой твоей печати имя государя царевича помянется, то тебе не надлежит писать царевича благородным, понеже всякий шляхтич знатный пишется благородным”.
В 1721 году, при введении императорского титула, было предписано титуловать членов императорской фамилии “благоверными” вместо “благородными”, “понеже титуловаться благородством их высочествам по нынешнему употреблению низко; ибо благородство и шляхетству дается”.
Точно так же и во всех позднейших актах мы встречаемся с термином “российское благородное дворянство”. Одновременно с термином “благородный” входит в употребление и термин “подлый” в смысле синонима низшего. Однако уже в середине XVIII ст. этот термин вызывает протесты.
“Подлого у меня нет ничего, – говорил один депутат в Екатерининской комиссии, – земледелец, мещанин, дворянин, всякий из них честен и знатен трудами своими, добрым воспитанием и благонравием; подлы те только, которые имеют дурные свойства, производят дела, противные законам, непристойные своему званию, нарушающие общее спокойствие, и, наконец, те, которые, не радя о чужом благе, жизнь свою препровождают праздно”.
Обособившись от “подлых”, “благородные”, по воззрениям той эпохи, во всем должны были отличаться от первых и стараться во что бы то ни стало не смешиваться с ними. Эти цели могли быть достигнуты наделением благородных такими правами и обязанностями, которые выделили бы их из всей массы населения, поставив в особые и исключительные условия. Рассмотрением этих прав и обязанностей мы теперь и займемся, причем начнем с последних.
До манифеста о вольностях дворянства 1762 года дворяне обязаны были нести постоянную службу – военную или гражданскую; причем при Петре эта служба для каждого дворянина начиналась с достижением им 15 лет и обязательно (в военной службе) должна была начинаться с солдата.
Так, указ 1714 г. постановил “впредь из дворянских пород отнюдь не писать в офицеры” тех, которые служили солдатами, так как они “фундамента солдатского дела не знают”. Впоследствии (в сороковых годах XVIII ст.) служба в нижних чинах обходилась тем, что дети записывались в разные полки и, фактически не служа, производились в офицерские чины, с которых и начинали свою действительную службу, по достижении совершеннолетия[11].
Напротив, при Петре производство в офицерские и вообще в высшие чины происходило не иначе, как сообразно со способностями и усердием служащего. По Воинскому уставу (гл. I) в офицеры могли быть произведены только грамотные и служившие до этого “честно, трезво, умеренно, учтиво и храбро”, причем начальству было строго воспрещено повышать в чинах не за личные заслуги, но или по корыстным целям, или по человеколюбию, потворству, “похлебству” и т.п. (гл. X).
Члены “знатного” шляхетства обыкновенно поступали в гвардию, а остальные дворяне в армию. Впрочем, Петр дал крайне своеобразное толкование понятию “знатности”, предписав в 1724 году знатное дворянство “по годности считать”, т.е., иначе говоря, принимать в гвардию лиц, физически годных для этого, каковыми могли быть, очевидно, статные, сильные и рослые дворяне.
Точно так же и при Анне Ивановне в гвардию должны были поступать “возрастные” и “собой взрачные” дворяне, а “кои малого возраста”, определялись в армию. Ввиду постоянного характера службы отставка или, как тогда говорилось, абшид, была мыслима только в случаях дряхлости, болезни или получения ран, препятствующих продолжению службы.
Однако ввиду необходимости отпускать дворян для управления своими имениями вошла в обычай так называемая “побывка на рекреацию”, т.е. отпуск со службы на известный срок с обязательством явиться обратно по первому востребованию[12].
Кроме военной, дворяне обязаны были отправлять и гражданскую службу, к которой они относились с гораздо большей неприязнью, чем к первой, считая ее несовместимой со своим достоинством. Ввиду такой точки зрения Генеральный регламент предписал “не ставить в укоризну” дворянам прохождение ими гражданской службы.
Одновременно с этим Петр определил известную пропорцию шляхетства, служащего на гражданской службе, а именно, одну треть членов каждой фамилии. В 1737 г., по инициативе Сената, правительство предписало набрать дворянских недорослей от 15 до 17 лет и распределить их, в качестве приказных служителей, на службу между Сенатом, коллегиями, канцеляриями и т.п.
Недоросли должны были называться сенатскими, коллежскими и т.д. дворянами, “чем наиболыне могут другим охоты придать и излишнее нарекание и уничижение приказных людей от себя отвести”. Способные через пять лет производились в секретари, неспособные же определялись в солдаты. Впрочем, в 1740 г. эта мера насильственного назначения дворян на службу была уничтожена, “понеже к приказным делам не по охоте обучить их никак невозможно”.
Вместе с этим Сенат, видя, что недоросли, “смотря происхождение воинской службы других их братьи дворян, более к тому прилежат и тщатся”, постановил принимать на гражданскую службу только поступающих на нее добровольно. Мы уже говорили, что Екатерина II в своем Наказе ставила гражданскую службу на одну доску с военной, говоря, что “правосудие не меньше надобно… и государство разрушилось бы без оного”.
Однако дворянство по-прежнему гнушалось гражданской службой, что и вынудило императрицу предписать в 1796 г. губернским правлениям “поощрять, чтобы молодые дворяне, по окончании наук, занимались законами своей земли и образом судопроизводства, а для сего определялись бы в приказы, не вменяя сие в предосуждение благородству”.
Гражданская служба при Петре также начиналась с низших должностей, т.е. “порядком, как в воинских чинах производится” (Табель о рангах). Впрочем, из этого правила делались исключения в пользу лиц, получивших научное образование и специальную подготовку, которые имели право начинать службу не с низших должностей.
Впоследствии (с начала XIX ст.) получение известного образования сделалось необходимым условием для назначения на некоторые должности и для производства в известные чины (Положение об устройстве училищ 24 янв. 1803 г., указ о производстве в чины 6 авг. 1809 г., Положение о производстве в чины 25 июня 1834 г. и др.).
Служба, как гражданская, так и военная, вознаграждалась жалованьем и раздачей населенных имений (в особенности при Екатерине II и Павле I), явившейся на смену раздаче поместий, практиковавшейся в Московскую эпоху.
Другая обязанность дворян, введенная Петром, состояла в обязательном обучении, для чего государь через известные периоды времени делал смотры дворянским юношам, строго наказывая не успевших в науках. На эти смотры должны были являться молодые дворяне (недоросли), начиная с достигших 10-летнего возраста, причем малолетние отправлялись после смотра домой с обязательством явиться в определенный срок на службу, а взрослые и годные к службе зачислялись на нее немедленно.
При Анне Ивановне (в 1737 г.) названные смотры были упорядочены следующим образом: на первый смотр являлись все мальчики, достигшие 7 лет, и заносились в особые списки; на второй смотр являлись те же мальчики, но уже достигшие 12 лет, причем тогда же им производился экзамен из чтения и письма, который они, под страхом наказания родителей, обязаны были выдержать; на третий смотр они должны были явиться по достижении ими 16 лет, причем им производился экзамен из Закона Божьего, арифметики и геометрии, не выдержавшие зачислялись навсегда в матросы.
Наконец, на четвертый смотр молодые люди являлись по достижению ими 20 лет, причем держали экзамен из географии, истории и фортификации, после чего поступали на службу. При Петре же, в целях поощрения к учению, было предписано разрешить вступление в брак только тем из дворян, которые представят свидетельство о знании ими арифметики и геометрии (указ 28 февр. 1714 г.)[13].
Тяжесть службы и обязательного обучения влекли за собой массовое укрывательство молодых дворян от явки на смотры, и с такими “нетчиками” (как назывались в то время не явившиеся на смотры) правительство вело беспощадную борьбу, угрожая им и карая их всякими наказаниями, начиная со штрафов и телесных наказаний и кончая шельмованием (т.е. лишением всех прав и постановкой вне закона) и конфискацией имущества.
Имена нетчиков прибивались к виселице с барабанным боем, “дабы о них всяк знал, яко преслушателей указов и равных изменникам”, причем каждый обязывался доносить на них, за что вознаграждался из их имущества. Так же строго карались и укрыватели нетчиков. По указу 23 авг. 1720 г. им грозило: наказание кнутом, вырывание ноздрей и вечная каторга.
Даже губернаторам и воеводам за нерадение в поисках за нетчиками правительство грозило большим штрафом. Но ничто не помогало, и нетчики продолжали существовать[14] до самого уничтожения обязательной службы дворянства. Последнее в 1730 г., при избрании на престол Анны Ивановны, ходатайствовало в своих проектах об ограничении службы 20 годами.
Анна Ивановна отчасти вняла этой просьбе и манифестом 11 декабря 1736 года ограничила службу дворян 25 годами, причем она обязательно начиналась с 20-летнего возраста. По прошествии 25 лет дворянин получал абшид, но с обязательством выставить вместо себя определенное количество рекрут (со 100 душ – один). Кроме того, манифест разрешил одному из сыновей или братьев оставаться дома для занятий хозяйством и не поступать на службу.
Наконец, в 1762 г. состоялся известный манифест о вольностях дворянства, которым обязательная служба дворян была уничтожена. По манифесту дворянство получило право служить или не служить, за исключением военного времени, когда все дворяне могли быть призваны на службу[15]. Затем дворяне получили право служить в иностранных государствах, причем при переходе на русскую службу за ними признавался чин, полученный ими на иностранной службе.
Наконец, дворянство могло воспитывать своих детей, где и как угодно, но с непременным обязательством давать им образование. Освободив последнее от службы, манифест 1762 г., однако, высказал надежду, что лица высшего класса “побуждены будут не удаляться, ниже укрываться от службы, но с ревностью и желанием в оную вступать и честным и незазорным образом оную продолжать, не меньше и детей своих с прилежностью и рачением обучать пристойным наукам”, грозя в противном случае предписать “всем истинным сынам отечества” “презирать” и “уничтожать” (sic) тех, “кои нигде никакой службы не имеют и в лености и праздности свое время препровождают”.
Жалованная грамота 1785 г. подтвердила эти постановления манифеста со следующей, впрочем, оговоркой: “во всякое российскому самодержавию нужное время, когда служба дворянства общему добру нужна и надобна, тогда всякий благородный дворянин обязан, по первому призыву от самодержавной власти, не щадить ни труда, ни самого живота для службы государству”.
В царствование императора Николая I постановления Жалованной грамоты относительно свободы обучения и службы дворян были неоднократно нарушаемы. Так, свобода обучения была значительно ограничена указом 1831 г., воспретившим молодым людям, не достигшим 18-летнего возраста, выезд за границу с целями обучения, затем указом 1834 г. дворянам было запрещено пребывание за границей долее пяти лет, а указом 1851 года – даже долее трех лет, причем за выдачу заграничного паспорта второй указ предписывал взимать 250 руб. за полгода.
Что касается до свободы службы, то она была ограничена указом 1837 г., предписавшим всем поступающим на службу начинать ее обязательно в губерниях и только по прошествии трех лет переходить на службу в министерства и другие центральные учреждения.
В то же время на губернаторов была возложена обязанность надзирать за вновь поступающими на службу “с тем, чтобы они пеклись о сих молодых людях не только как начальники, но как отцы семейства, коим поручаются дети благовоспитанные, для первых шагов на поприще службы, и о поведении их доносили бы Его Императорскому Величеству каждые полгода”.
Наконец, в 1853 г. генерал-губернаторы получили инструкцию наблюдать, “чтобы дворяне во всех губерниях не находились во вредной праздности и посвящали бы себя службе государственной”.
Со времени Екатерины II дворянство становится привилегированным сословием, так как получает такие права и преимущества, которыми не обладают другие сословия. К этим привилегиям относятся: во-первых, преимущества по службе, как военной, так и гражданской.
Впервые такое преимущество дворяне получили относительно военной службы в 1762 г., когда было предписано “всем дворянам, отставляемым за болезнями от службы, но не с офицерскими чинами”, давать эти последние, “дабы они перед теми, кои не из дворян отставляемы будут, преимущество имели”. Затем полковничьей инструкцией 1765 г. правительство предписало производить в офицеры дворян предпочтительно перед недворянами.
На ту же точку зрения стали и наказы, ходатайствуя перед Екатериной II о том, чтобы “дворян, вступающих на службу, избавить навсегда от солдатства и унтер-офицерства” (опочецкий) и о воспрещении производства в офицеры недворян (керенский и др.). Правда, это желание правительство не исполнило, но зато даровало дворянам немало других служебных привилегий.
Так, в 1787 г. состоялось распоряжение о приеме в гвардию только дворян, в 1790 г. – о разрешении перехода из гражданской службы в военную только дворянам и т.д. При Павле Петровиче исполнилось и желание наказов.
Сперва уставами о службе пехотной и кавалерийской было постановлено производить в офицеры: дворян по прослужении ими трех лет (причем рядовыми дворяне служили только три месяца, а затем производились в унтер-офицеры), а не дворян по прослужении 12 лет, притом не иначе, как за отменные способности и заслуги.
Наконец, указом 1798 г. правительство совершенно запретило производить в офицеры лиц, не принадлежащих к высшему сословию, “потому что в оных званиях одни дворяне должны состоять”.
И только законом 1829 г. было разрешено производство недворян в офицеры, но не иначе, как по прослужении ими 6 лет в солдатах (впрочем, этим правом могли воспользоваться только однодворцы, для разночинцев же был установлен 10-летний срок службы в гвардии и 12-летний в армии).
Привилегии по гражданской службе ведут свое начало с 1771 г., когда состоялось запрещение о приеме на названную службу лиц податных состояний[16]. Затем в 1790 г. вышли правила о сроках производства в чины, на основании которых дворяне получили право производства в чин 8-го класса через три года службы в 9-м классе, а недворяне – через 12 лет; затем при отставке право быть произведенным в следующий чин могло принадлежать только дворянину[17].
При Николае I было издано несколько законов, в силу которых доступ на гражданскую службу был предоставлен по преимуществу одним дворянам, а члены других сословий допускались на нее с большими ограничениями (напр., закон 14 окт. 1827 г.).
Кроме того, в это же царствование появились новые правила о производстве в чины (в 1834 г.), по которым дворяне производились в следующие чины через более краткие промежутки времени, чем недворяне.
Уничтожение указанных законов произошло в 1856 г., когда были введены общие сроки при производстве в чины для лиц всех состояний, так как “награждения повышением в чинах так же, как и все прочие по службе награды, должны быть даруемы только за постоянные… труды на самой службе, без принятия в уважение каких-либо обстоятельств, сей службе предшествовавших”.
Во-вторых, привилегии в области уголовного права. Так, уже Воинский устав 1716 г. освободил дворян от пытки, за исключением разбирательств дел по некоторым государственным преступлениям и по убийству. Кроме того, по сепаратным указам дворяне иногда ставились в более льготные условия, чем недворяне.
Так, указ 1711 г. грозит “вышних чинов дворянам быть в его, великого государя, гневе, а нижних – в жестоком истязании”. Точно так же во многих указах об утайке душ в ревизских сказках полагаются следующие наказания: для помещиков – своего рода штраф, выражающийся в том, что с них брали в рекруты вдвое больше людей сравнительно с утаенными, а для приказчиков и старост – смертная казнь и т.п.
Однако указанными льготами дворяне не были довольны, почему в проекте Елизаветинской комиссии провели следующее постановление: “дворяне не должны быть арестуемы ни за какие преступления, разве в преступлении в самом деле пойманы, с поличным приведены, или по суду отчасти изобличены будут, и важность оного преступления того требует”.
Затем по проекту дворянство освобождается от пыток, пристрастного допроса и от “всякого неприличного его природе наказания”, как-то: кнута, кошек, плетей и батогов. Наконец, к дворянам не могут быть применяемы ссылка на казенные работы и конфискация имущества.
Точно так же и комиссия 1763 г., учрежденная Екатериной II для пересмотра манифеста о вольностях дворянства, высказалась за освобождение дворян от телесного наказания и конфискации имущества и за необходимость, при рассмотрении “криминальных дел” дворян, “более вящших доказательств, нежели против недворян” (ст. 13, 14 и 16 доклада, составленного комиссией).
На той же точке зрения стояли и дворянские наказы 1767 г. Так, напр., калужский наказ просил избавить дворян “как в важных государственных делах, так и во всяком состоянии, везде и всегда от всякого телесного и бесчестного наказания, и пыток, и смертной казни”. Ярославский наказ также обратился к императрице с подобной же просьбой.
“Не соблаговолено ли будет, – читаем в нем, – ив наказаниях отличить дворян от простых людей”, так как в противном случае “дворянские дети лишатся знатных мыслей, которые через долгое время родители в них тщились вложить”. Те же начала легли в основание “проекта правам благородных”, составленного законодательной комиссией 1767 г.
Так, по проекту “благородные не подвержены никакому телесному наказанию”, и имение их, “движимое и недвижимое – ни за какое преступление, кроме оскорбления величества, не отписывается, и то только благоприобретенное, а не родовое”. Екатерина II обратила внимание на некоторые желания дворянства и в Жалованной грамоте последнему отменила телесное наказание и конфискацию имущества.
При Павле I, однако, телесное наказание стало снова применяться к дворянам, ввиду своеобразного толкования этим государем постановлений Жалованной грамоты. Так, по поводу одного дела Павел I положил следующую резолюцию: “как скоро снято дворянство, то уже и привилегия до него не касается, почему и впредь поступать”. Таким образом, телесное наказание применялось к дворянам, но только предварительно их лишали дворянского достоинства.
Александр I восстановил предписание Екатерины II, и дворяне были уже навсегда освобождены от телесного наказания[18]. Затем указом 19 июля 1802 г. было запрещено ковать в железо преступников из дворян[19], а положением Комитета министров 1826 г. брить полголовы у арестантов из дворян.
Наконец, Свод Законов (изд. 1857 г.) окончательно санкционировал постановление, что “дворянин свободен от всякого телесного наказания, как по суду, так и во время содержания под стражей” (ст. 199 IX т.).
В-третьих, право на поземельную собственность, т.е. на владение как населенными, так и ненаселенными имениями. Это право окончательно получило законодательную санкцию в царствования Анны Ивановны, Елизаветы Петровны и Екатерины II.
Так, указом 1730 г. воспрещалось, на основании Уложения 1649 г. (Ст. 41. Гл. XVII), боярским людям, монастырским слугам и крестьянам приобретать недвижимые имущества как в городах, так и в уездах, а приобретенные уже предписывалось продать в полгода со времени издания указа.
В 1746 г. такое же запрещение покупки уездных земель состоялось относительно купечества, цеховых, казаков, ямщиков и “прочих разночинцев, состоящих в подушном окладе”. Названные запрещения с обязательством продать имеющиеся земли в полугодовой срок неоднократно подтверждались и впоследствии, однако на практике все сословия конкурировали с дворянами в деле приобретения недвижимой собственности как в городах, так и в уездах.
На это явление обратили внимание дворянские наказы 1767 г., прося “предоставить одному только дворянству иметь деревни и ими пользоваться, а прочим никому, хотя бы кто в какой вышний чин не дослужился, а дворянством не пожалован, не должен тем правом пользоваться” (кашинский наказ).
Большинство наказов содержит в себе подобную просьбу, Екатерина II вняла ей и в Жалованной грамоте 1785 г. снова подтвердила (ст. 27) исключительное право дворян на владение поземельной собственностью. С указа 1801 г., изданного Александром I, это право было несколько ограничено, вследствие разрешения членам других сословий, за исключением крепостных крестьян, владеть ненаселенными имениями.
С указа же 1848 г. это право получили и крепостные. В связи с названным правом находилось, в-четвертых, право на владение крепостными крестьянами (впрочем, de facto и другие сословия владели крепостными, несмотря на постоянные запрещения этого со стороны правительства[20]; последнее запрещение состоялось в указе 1836 года[21] и вошло в Свод Законов).
Так же в связи с правом на поземельную собственность находилось, в-пятых, и право на владение домами в городах, санкционированное дворянам Жалованной грамотой 1785 г.
В-шестых, права в области торговли и промышленности. При Петре, на основании указа о единонаследии 1714 г., торговлей могли заниматься только младшие сыновья дворян, так называемые кадеты, ввиду лишения их поземельного имущества, переходившего по наследству к старшему сыну или в завещательном порядке к одному из сыновей по выбору отца.
С отменой указа в 1731 г. уничтожилось и право торговли кадетов (дворяне на основании указа 1726 г. могли продавать только свои деревенские продукты или, как выражается указ, “товары, которые в деревнях их и у крестьян их родятся, но не скупные у других”)[22]. Однако дворянство было крайне недовольно ограничением своих торговых прав и это недовольство высказало в наказах 1767 года.
Так, московский наказ (подписанный представителями 17 княжеских фамилий) просил, “что бы дворянству позволено было продавать, где кто захочет, земские деревень своих продукты, вступать во внешние и внутренние валовые и мелочные торги и предпринимать всякие промыслы с подвержением себя, однако ж, под все те права и тягости, которые при установлении и учреждениях торговых дел в империи для каждого мещанского промысла особо узаконяемы быть могут”.
О том же ходатайствовал и ярославский наказ. “Как уже все ученейшие народы признали, – читаем в нем, – что право торговли вне государства, если и дворяне в оную вступят, полезно государству, а в России, еще не столь изученной ни чужестранным языкам, ниже самого исчисления в купечестве, дворянству бы сего не запретить”.
Михайловский же наказ шел еще дальше, требуя установления для дворян монополии хлебной торговли, “ибо только всего для дворянина, как одна земля, следовательно, и ее произрастания принадлежительны ему одному”.
Однако воззрения Екатерины II на торговые права дворян были иные, и их она высказала в своем Наказе. “Люди, – читаем здесь, – думают, что надлежит установить законы, поощряющие дворянство к отправлению торговли; это было бы способом к разорению дворянства безо всякой пользы для торговли.
Противно существу торговли, чтобы дворянство оную в самодержавном правлении делало, погибельно было бы сие для городов и отняло бы между купцами и чернью удобность покупать и продавать товары свои. Противно и существу самодержавного правления, чтобы в оном дворянство торговлю производило.
Обыкновение, дозволившее в некоторой державе торги вести дворянству, принадлежит к тем вещам, кои весьма много способствовали к приведению тамо в бессилие прежнего учрежденного правления”. Несмотря на подобную точку зрения на торговлю дворян, императрица, однако, в Жалованной грамоте предоставила последним так называемое городовое право, т.е. право записи в гильдии[23].
Очевидно, это была уступка с ее стороны дворянству, жаждущему обладать торговыми правами. Тем же объясняется, конечно, и разрешение, данное императрицей дворянам в 1783 г., на владение лавками и амбарами, находящимися в домах последних. Впрочем, в конце своего царствования Екатерина II значительно ограничила торговые права дворян. Так, указом 1790 г. последним было запрещено записываться в гильдию.
Основанием для издания названного указа послужило заключение губернского прокурора, представленное им в общее собрание московского губернского правления и палат: гражданского и уголовного суда, созванное московским главнокомандующим кн. Прозоровским в 1790 г. для разрешения вопроса о праве дворян записываться в гильдии.
“Самое существо дворянства, – говорил в своем заключении прокурор, – обязует каждого дворянина упражняться не в оборотах торговли, но главнейше в службе военной, а в мирное время в отправлении правосудия”, почему “и не долженствует дворянству входить в промысел торговый наравне с купечеством, так как нельзя оба эти звания соединить вместе и к одному праву, ибо каждый из них с младенчества приготовлен образом мыслей, друг от друга весьма отдаленных, да и какая удобность с записанного в купечество дворянина в общественные нужды и тягости требовать даяния”.
Запрещение дворянам записываться в гильдии продержалось до 1807 г., когда манифестом, изданным 1 января этого года, было снова разрешено, но только тем из них, которые не состояли на государственной службе. Мотивом к изданию манифеста послужило стремление укрепить связь между обоими государственными сословиями, а также и то, “чтобы дворяне могли содействовать общему благу на поприще торгового трудолюбия”.
Однако в 1824 г. начала манифеста 1807 г. были нарушены, так как в это время состоялось новое ограничение торговых прав дворян, а именно, им было разрешено записываться только в одну первую гильдию и запрещено владеть лавками в гостиных дворах, рядах и на рынках. Но уже в 1827 году дворяне получили опять разрешение записываться во все гильдии и, следовательно, вести торговлю на одинаковых правах с купечеством.
В связи с торговыми правами дворян находилось и право обязываться векселями со стороны последних. Было уже сказано, что Устав о векселях 1729 г. игнорировал дворян в этом отношении, почему они в своих наказах 1767 г. и ходатайствовали перед Екатериной II о даровании им названного права. Однако императрица оставила эти ходатайства без внимания, а Банкротским уставом 1800 года дворянам было даже прямо запрещено обязываться векселями. Названное право дворянство получило только в 1862 г.
Что касается до прав в области промышленности, то со времени Петра и вплоть до издания Жалованной грамоты дворяне пользовались правом повсюду (как в городах, так и в деревнях) заводить и эксплуатировать в свою пользу всякие фабрики и заводы. По проекту Елизаветинской комиссии это право превратилось даже в исключительную дворянскую привилегию, так как большинство фабрик и заводов могли содержать только дворяне (Ст. 7. Гл. XXIII. Ч. III).
Мотивами этого постановления послужили следующие соображения: 1) “чтобы дворяне, находясь в разных службах, вернее и ревностнее их отправляли и приличным образом достоинству и чину своему себя содержать могли” и 2) надеждой правительства, что дворянство “приведет в отличное состояние фабрики и заводы”, так как правительство “с крайним неудовольствием усмотрело”, что купечество в этом отношении ничего не сделало.
Дворянские наказы, поданные в комиссию 1767 г., не требовали каких-либо исключительных прав, но настаивали на том, чтобы “дворянству позволено было заводить и содержать фабрики и мануфактуры и предпринимать всякие промыслы” (московский). Однако в комиссии подобные желания возбудили протест городских депутатов, к которым присоединились и некоторые дворянские.
Вот что, напр., говорил по этому поводу дворянский депутат Глазов: “ежели станут благородные заводить заводы и фабрики, то купечество приведено будет в оскорбление и лишится в том купеческой своей пользы, а должно благородным иметь фабрики из произрастания земляного, а также рудокопные заводы, а купечеству фабрики и заводы всякие иметь должно без изъятия”.
Очевидно, этот протест был услышан императрицей, и она в Жалованной грамоте несколько ограничила права дворян в области промышленности, дозволив им иметь фабрики и заводы только в деревнях. Впрочем, еще раньше, с изданием Устава о винокурении 1765 года, право дворян повсюду курить вино и брать подряды на поставку его, чем они пользовались со времени Петра I[24], было уничтожено, и они могли курить вино только у себя в деревнях без права продажи его.
Поставка же вина и откупа стали рассматриваться как исключительно купеческое право. Однако это запрещение продолжалось в законе только до 1774 года, когда дворяне опять получили прежние права в области винокурения.
Что же касается до поставки вина, то еще с 1769 года к ней снова были допущены дворяне, а с 1786 года им вообще было дозволено входить во всякого рода откупа и подряды. Наконец, в 1827 году дворяне получили право заводить фабрики и заводы повсюду (а не только в деревнях), но с обязательной в таких случаях записью в гильдию.
К привилегиям дворян принадлежала еще свобода от личных податей, от рекрутской повинности и от постоя. Свобода от личных податей была установлена со времени введения подушной подати, резко разделившей все население России на два класса: податной и неподатной; ко второму было отнесено дворянство.
Рекрутская повинность не коснулась дворян ввиду их обязательной службы. Что же касается до постойной повинности, то от нее дворяне были освобождены только в деревнях, городские же их дома не пользовались этой привилегией.
К исключительным правам дворянства (а также и членов торгово-промышленного класса) следует причислить и право на майораты. Впрочем, мы видели уже, как отнеслись дворяне к указу о единонаследии 1714 г., результатом чего была отмена его в 1731 г.
Однако с течением времени взгляды дворянства изменились, и в докладе дворянской комиссии 1763 г., а равно и в своих наказах в 1767 г. дворяне ходатайствовали о даровании им права на майораты.
Так, доклад комиссии 1763 г. высказался за установление “в наследствах дворянства права, называемого фидеи-комиссия или права отказа, или права старшинства”, по которому завещатель может “отдать свое имение старшему сыну или кому заблагорассудит с тем, чтобы наследник имения, в чем бы оное не состояло, в движимом или не в движимом, оного ни продать, ни заложить не мог, но только доход из него на прожиток свой получал и в целости оставил другому, по себе старшему, или тому, кому в духовной предписано”.
По мнению доклада, такой порядок вещей будет способствовать к “воздержанию от мотовства” и содействовать тому, что “фамилии не станут оскудевать и претворяться в нищету” (ст. 19 и “изъяснение” к ней). О майорате же говорят и наказы 1767 г.
Так, московский наказ просит императрицу, чтобы, “сообразуясь с прочими в Европе христианскими областями благоучрежденными, дано было право власти всякому владельцу нечто и некоторого рода свойства собственного своего движимого и недвижимого имения определить по благоизобретению в нераздельное наследство кому, кто оное отдать пожелает, с предписанием порядка, как оному переходить и из колена в колено”.
Точно так же и в переяславско-залесском наказе встречаем аналогичную просьбу, а именно: “мнилося бы быть полезно для сохранения фамилии и домов, если бы позволено было, кто сам пожелает при себе или при конце своем одну или сколько деревень захочет в фамилию отказать”.
Правда, вплоть до 1845 г. закона о майорате не последовало, но на практике иногда разрешалось его учреждение. Так продолжалось до 1845 г., когда было издано известное положение о заповедных имениях, действующее и по сие время.
Дворяне пользовались и некоторыми почетными правами. Так, они имели право на гербы, появившиеся на практике в конце XVII ст. и впервые получившие законодательную санкцию в Табели о рангах и в инструкции герольдмейстеру 1722 г. На основании последней названное должностное лицо должно было составить общий для всех дворянских родов гербовник, руководствуясь при этом пристойными книгами других государств.
Право на герб по этой инструкции было признано за всеми обер-офицерами военной службы, какого бы они происхождения ни были, за дворянами, могущими доказать свое дворянство за сто лет до 1722 г., и за иностранными дворянами, признанными таковыми и в России. В 1797 г. снова состоялся указ о составлении общего гербовника, в который должны были быть внесены все гербы дворянских родов.
Этот гербовник, составленный в 1798 г., хранится в Сенате, в департаменте герольдии, причем всего составлено 11 частей его (11-я часть окончена своим составлением уже при Александре II).
Затем дворяне пользовались правом одевать своих лакеев в особые ливреи, “понеже знатность и достоинство чина какой особы часто тем умаляется, когда убор и прочий поступок тем не сходствует”, ездить в экипажах, запряженных определенным числом лошадей, смотря по рангу дворянина, и иметь особый мундир (с 1882 г. – мундир Министерства внутренних дел[25]).
Чтобы покончить с дворянскими правами и преимуществами, необходимо сказать еще несколько слов о неприкосновенности дворянского достоинства, о чем дворяне неоднократно хлопотали, начиная с 1730 г. В этом году в “кондициях”, предложенных Анне Ивановне Верховным тайным советом и принятых ею, было постановлено, чтобы “у шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать”.
О том же ходатайствовали и дворянские наказы 1767 г. Екатерина II вняла этим просьбам и в Жалованной грамоте постановила: “не токмо империи и престолу полезно, но и справедливо есть, чтоб благородного дворянства почтительное состояние сохранялось и утверждалось непоколебимо и ненарушимо, вследствие этого да не лишится дворянин или дворянка дворянского достоинства, буде сами себя не лишили оного преступления, основаниям дворянского достоинства противного”, поэтому “без суда да не лишится благородный дворянского достоинства, чести, жизни и имения”.
Мало того, на основании грамоты всякий судебный приговор, лишающий дворянина дворянства или жизни, должен был быть представлен в Сенат и конфирмован государем, без чего он не имел никакой юридической силы[26].
Это постановление грамоты было подтверждено указом 8 сент. 1802 г. о правах и обязанностях Сената, в силу которого последний по уголовным делам дворян, влекшим за собой лишение дворянского достоинства, должен был представлять доклады государю и ожидать по ним конфирмации.
[1] Яблочков. История дворянского сословия в России; Романович-Славатинский. Дворянство в России от начала XVIII стол, до отмены крепостного права; мои Законодательные комиссии в России в XVIII стол. Т. I. Гл. 5 “Дворянские наказы”; см. также мое издание проекта нового Уложения 1754-1766 гг. Ч. 3. Гл. 22 “О дворянах и их преимуществе” (СПб., 1893); Богословский. Дворянские наказы в Екатерининскую комиссию (Русское богатство. 1897. Кн. 6 и 7); Бар. Корф. Дворянство и его сословное управление.
[2] Дворянство в России от начала XVIII-гo века до отмены крепостного права. С. 14.
[3] Постановление табели относительно военной службы заимствовано из указа 16 янв. 1721 г., по которому было предписано считать дворянами всех обер-офицеров не из дворян вместе с их детьми и потомками и выдать им патенты на дворянство. Впоследствии (указ 18 мая 1788 г.) было разъяснено, что чины, дающие дворянство, должны быть получены на действительной службе, а не при отставке.
Еще раньше (указ 2 марта 1752 г.) Сенат постановил, что фабриканты, “пожалованные за тщательное произведение и размножение своих заводов и фабрик”, этим самым не получают дворянства, “потому что они ни в какой службе не бывали”.
Это постановление Сената было подтверждено указом 18 окт. 1804 г. с тем только различием, что купцам, получившим чин VIII класса “не по порядку службы, а через пожалование”, закон разрешил покупать населенные имения, но без права передачи их своим наследникам.
[4] Проект закона о состояниях и обе записки великого князя напечатаны в ХС т. Сборн. Русск. Истор. Общ. С. 363, 467 и 490.
[5] Кроме известных случаев пожалования дворянством при Петре, напр., Меншикова, Шафирова и мн. др., по этому вопросу мы находим еще следующее постановление в регламенте Главному магистрату: “ежели кто из магистрата во вверенной ему службе покажет тщательное радение и во все время содержит себя честно, таковым позволяется его ц. в. бить челом, которые по заслугам могут быть пожалованы шляхетством”.
В этом постановлении г. Яблочков неправильно видит не пожалование, но выслугу, как способ получения дворянства, приравнивая его (постановление) к постановлениям Табели о рангах (История дворянского сословия в России. С. 348).
[6] Хотя ордена появились в России еще при Петре I (первый орден – св. Андрея Первозванного – был учрежден в 1698 г.), но дворянства они не давали.
[7] Со времени Александра I возник еще один способ получения дворянства, а именно, приобретение высшего образования. Так, ученая степень доктора давала права на чин VIII класса, а следовательно, и на потомственное дворянство.
Затем окончившие университет, с поступлением на военную службу, через 6 месяцев производились в офицеры и, таким образом, получали потомственное дворянство, а с поступлением на гражданскую службу становились личными дворянами (указы 1806 г., 1811 г. и 1822 г.).
[8] Указ. соч. С. 21.
[9] Аналогичное право существовало по Жалованной грамоте городам и у именитых граждан, а именно, старшим из внуков таких граждан, при достижении ими тридцатилетнего возраста и “буде дед отец и они именитость беспорочно сохранили”, было предоставлено право ходатайствовать о дворянстве (ст. 137).
[10] Списки были трех родов: 1) “генеральные именные и порознь по чинам”, 2) “кто из них к делам годится и употреблены будут и к каким, порознь, и затем оных останется”, 3) “что у кого детей, и каковы лета, и впредь кто родится и умирает мужеска пола” (см. инструкцию герольдмейстеру 5 февр. 1722 г.).
[11] При Елизавете Петровне дети записывались прямо в капралы, унтер-офицеры и сержанты, а при Екатерине II даже в офицеры (впрочем, запись в офицеры иногда имела место и до Екатерины).
[12] Так, Екатерина I указом 24 февр. 1727 г. разрешила отпускать домой 2/3 офицеров и солдат из дворян, чтобы дать им возможность осмотреть свои деревни и привести их в порядок.
[13] Как известно, тогда же установился обычай посылать молодых дворян за границу для изучения разных наук. Так, в одном 1716 г. правительство послало 60 человек во Францию, Англию и Венецию для изучения морского дела. В этом же году послано несколько человек в Персию для изучения восточных языков.
В последующие царствования принудительная посылка за границу прекратилась, но зато само правительство начало распределять молодых дворян по разным учебным заведениям, нисколько не справляясь с их желаниями. Такая политика в особенности практиковалась при Елизавете Петровне (указы 1742 и 1797 гг.).
[14] По словам Посошкова, “в ослушании и в презрении указов царского величества иные дворяне уже состарились, в деревнях живучи, а на службе одной ногой не бывали” (О скудости и богатстве. Сочинения. Т. I. С. 89). Другие дворяне записывались в купцы, однодворцы и в крестьяне, чтобы таким образом избавиться от службы (см.: Яблочков. Указ. соч. С. 373 и 451).
[15] Впрочем, лица, находившиеся на военной службе, не могли выходить в отставку во время войны или за три месяца до нее. Кроме того, дворяне, служащие в нижних чинах на военной службе, могли выходить в отставку только по прошествии 12 лет службы.
[16] Впрочем, еще указом 5 сент. 1765 г. было постановлено определять дворян на вакантные места и производить их в чины, “давая им по достоинству пред теми, кои не из дворян, преимущество”.
[17] С Александра I дворяне, не получившие образования, поступали на службу канцелярскими служителями, недворяне же этим правом не пользовались (указ 24 апр. 1811 г.).
[18] В 1833 г. были освобождены от телесного наказания и дети личных дворян.
[19] То же самое было подтверждено в 1833 г., когда состоялось распоряжение о нековании в железо дворян при ссылке их в Сибирь.
[20] Так, указ 1746 г. предписывает всем недворянам: “людей и крестьян без земель и с землями покупать во всем государстве запретить и крепостей нигде не писать”. То же подтверждает и межевая инструкция 1754 г., а также указ 1758 г.
Однако, несмотря на это, все сословия, даже свободные крестьяне, ходатайствовали перед Екатериной II в комиссии 1767 г. о разрешении им владеть крепостными; на практике это нередко и имело место. В 1814 г. было запрещено владеть крепостными и личным дворянам.
[21] Названный указ, предписывая продать всем недворянам населенные имения в полугодовой срок, т.е. подтверждая постановление указа 1758 г., в то же время устанавливает правила, на основании которых если крепостные с землей или без земли достанутся по наследству лицам, не имеющим права владеть ими, то они обязательно поступают в казенное ведомство, а наследникам выдается из казны за каждую ревизскую душу известное вознаграждение.
[22] То же подтверждает и проект Елизаветинской комиссии, добавляя к этому еще право покупки дворянами у купцов известного города “купеческого права”, на основании которого они получали возможность заниматься торговлей. Этим добавлением проект отличается от Таможенного устава, изданного при той же Елизавете Петровне (в 1755 г.) и стоящего на точке зрения указа 1726 г.
[23] Кроме того, Жалованная грамота подтвердила “благородным право оптом продавать, что у них в деревнях родится или рукоделием производится”, а также даровала право вывоза за границу названных продуктов.
[24] Указ 1716 г., подтвержденный в 1726 г., по которому винокурение стало исключительно дворянской привилегией. С 1754 г. и право подряда на поставку вина также сделалось привилегией только дворян. В таком же направлении редактирован и проект Елизаветинской комиссии, предписавший “до содержания винокуренных заводов и к подрядам в доставке вина на кабаки допускать одних только помещиков”.
[25] Издание манифеста 3 апр. 1775 г., определившего фасон ливрей и число лошадей в экипажах, было мотивировано желанием уменьшить роскошь, сильно распространившуюся среди дворянства.
[26] Любопытно, что в этом отношении Жалованная грамота только узаконила ту практику, которая существовала раньше. Так, в ревизионной деятельности Сената в первую половину царствования Екатерины II постоянно встречаются факты представления на высочайшую конфирмацию судебных приговоров, касающихся дворян (См.: Грибовский. Высший суд и надзор в России в первую половину царствования Екатерины II. С. 273-274).
