Право владения. Владение как факт. Владение как составная часть права собственности

В силу своего права собственности лицо может состоять в непосредственном фактическом отношении к вещи, владеть ею. Но и несобственник может находиться в фактическом отношении к вещи. Например, собственник предоставляет пользование вещью другому лицу и с тем вместе передает ему владение, так что стороннее лицо становится в фактическое отношение к вещи: это стороннее лицо владеет также по праву, только не по праву собственности, а по праву, производному от него.

Но фактическое отношение лица к вещи может возникнуть независимо от вопроса о праве его на владение; оно может быть даже нарушением права. Когда вор похищает вещь, он владеет ею, но это владение нарушает право лица, у которого вещь похищена. Если бы такое владение, не зависимое от права, всегда оставалось на степени факта, то оно было бы чуждо области права и не имело бы места в науке гражданского права, потому что наука права не занимается собственно фактами.

Во многих случаях действительно владение остается фактом и тогда не обращает на себя внимание науки права. Так, очень часто владение бывает временным, мгновенным и, кроме фактического отношения лица к вещи, не представляет более ничего. Например, лицо берет в руки вещь и рассматривает ее.

Но в иных случаях фактическое отношение лица к вещи связывается с известными юридическими последствиями, почему и обращает на себя внимание науки гражданского права. Так, владение вещью при известных условиях дает над ней право собственности[1]; или владение движимой вещью дает место предположению права собственности за владельцем[2]; связываются известные выгоды с владением добросовестным, которое некоторым образом даже конкурирует с правом[3], и т. д.

Такое владение, связанное с юридическими последствиями, называется владением юридическим[4]. В отличие от него фактическое отношение лица к вещи, не связанное ни с какими юридическими последствиями, называется владением естественным или удержанием (detentio). Рассмотрим же существо юридического владения и те условия, при которых фактическое отношение лица к вещи сопровождается юридическими последствиями[5].

Юридические моменты, представляющиеся в том фактическом отношении лица к вещи, которое мы назвали юридическим владением, подали повод к замечательному спору в учении о владении – к установлению двух различных теорий владения.

Одна теория, признавая владение правом, полагает, что недостаточно характеризовать владение фактическим отношением лица к вещи, а нужно присовокупить, что фактическое отношение лица к вещи, пока не будет признано нарушением чьего-либо права, само составляет право. Защитники этой теории указывают в особенности на то, что владение охраняется; в частности, они указывают на римское право, на существующие в нем интердикты по владению, interdicta retinendae possessionis и interdicta recuperandae possessionis.

Но соглашаясь между собой в воззрении на владение как на право, главные поборники теории Ганс, Пухта и Иеринг расходятся в определении характера этого права. Ганс рассуждает так: «Если нарушение владения есть не право, то само владение есть право». Признавая владение правом, он сближает его с правом собственности, только находит, что во владении нет того законного господства, которое признается в собственности, и потому полагает, что владение, будучи господством лица над вещью, есть особый вид вещного права (Ueber die Grundlage des Rechts des Besitzes, 1839).

Пухта, напротив, признает владение правом личности: владение, говорит он, охраняется потому, что лицо ставит себя в фактическое отношение к вещи, а уважение к личности таково, что и незаконное отношение лица к вещи охраняется общественной властью. Право владеть, по мнению Пухты, есть такое же право личности, как право ходить, сидеть, жениться и т. д. Словом, это одно из тех прав, которые не имеют объекта (Cursus der Institutionen, 1854).

(Иеринг смотрит на владение как на вероятное право собственности, и в этой вероятности заключается основание защиты владения; защита владения установлена ради вящего охранения права собственности и в большинстве случаев ей воспользуется собственник, не имеющий возможности вообще или в данный момент доказать свое право; а если защитой владения и воспользуются несобственники, то случаи эти всегда были и будут в меньшинстве; вреда от этого ожидать нельзя, потому что вещь остается во владении у лица, воспользовавшегося защитой, ровно до тех пор, пока не явится настоящий собственник и не докажет свои права.

Судопроизводство по интердиктам было способом временной защиты собственности, подготовлением (praeparatio) к процессу о праве собственности (int. retinendae posses.) и было возможно при отсутствии признаков деликта, самоуправства, при нарушении владения bona flide (int. recuperandae posses – Ueber den Grund des Besitzesschutzes. 2 Aufl., 1869). – А. Г.)

Другая теория, главным поборником которой является Савиньи, признает и юридическое владение как фактическое отношение лица к вещи, связанное с известными юридическими последствиями, – не более, как фактом, а не правом (Das Recht des Besitzes, 1837).

Савиньи основывается на том, что понятием об охранении не исчерпывается понятие о праве, и если владение охраняется, то охраняется только факт. Останавливая внимание свое в особенности на римском праве, Савиньи находит, что интердикты по владению только препятствуют самоуправству: цель их – скорейшее прекращение самоуправства, нарушающего владение.

При судопроизводстве по интердиктам обращается внимание не на право, а только на факт владения, и по этому разрешается столкновение, а потому и решение по интердикту касается только самого владения и не устраняет иска о праве. (Последнюю теорию владения можно считать господствующей; хотя каждый из последователей ее вносит свои поправки – Рудорф, Виндшейд, Дернбург. – А. Г.)

Обращаясь к отечественному законодательству, мы не видим никакой надобности отступать от воззрения на владение как на факт; находим, напротив, что воззрение это как нельзя лучше подходит к нашему законодательству. Правда, и наше законодательство определяет, что владение охраняется от насилия и самоуправства: в случае нарушения владения лицу предоставляется обратиться в суд с просьбой о восстановлении владения, и суд восстанавливает его совершенно независимо от вопроса о праве[6].

Но в этом еще нет повода отступить от воззрения на владение как на факт и признать его правом. Для того, чтобы фактическое отношение обратилось в право, нужно, чтобы владение охранялось не только от насилия и самоуправства, а от всякого притязания на вещь; но такого охранения законодательство не предоставляет владению, следовательно оно не дает ему существенного условия права.

Правда, и владение незаконное охраняется от насилия и самоуправства[7]; но это не значит, что владение охраняется как право, а значит только, что владелец охраняется от насилия и самоуправства: владение может служить поводом к насилию и самоуправству, точно так же, как и насилие, и самоуправство могут быть направлены на лицо независимо от владения; законодательство охраняет от них, по поводу ли владения, или по другому какому поводу они встретятся, – так что охраняется собственно лицо владельца, человек, а не само владение.

Всякое владение, не вытекающее из права собственности, есть факт; но юридические последствия, связанные с владением, в различных случаях бывают различными, так что во владении можно различать владение давностное, владение добросовестное и владение недобросовестное[8].

Владение давностное – то, которое влечет за собой приобретение права собственности по давности. Владение добросовестное – то, которое основывается на искреннем, хотя и ложном представлении владельца о праве владения. Владение недобросовестное, в противоположность добросовестному, есть владение сознательно незаконное, нарушающее чье-либо право. Оно или владение самовольное, или насильственное, или подложное[9].

Самовольным называется владение, не основанное на праве, нарушающее притом право другого лица, но без насилия. Владение насильственное также самовольно, но соединено с применением насильственных мер. Равным образом и владение подложное характеризуется самовольным, при котором употреблен подлог для приобретения или продолжения владения.

Должно сказать, однако, что различие видов незаконного владения не имеет значения по отношению к самому владению: различные преступления могут быть соединены с незаконным владением, различная ответственность наступает за различные преступления, но гражданские последствия незаконного владения одинаковы, будет ли это владение самовольным, насильственным или подложным.

Как фактическое отношение лица к вещи владение не находит себе определения в положительном законодательстве, которое предполагает факт владения как нечто общеизвестное. Однако только внимательное изучение этого факта приводит к уяснению его свойства и принадлежностей.

Оказывается, что юридическое владение слагается из двух деятелей: материального, или внешнего, и духовного, или внутреннего. Внешний деятель состоит в материальной связи лица с вещью. Знаменательно выражается эта связь латинским именем владения – possessio, производным от sedere.

Точно так же и наше слово «сидеть» в древнем юридическом языке нередко употребляется в смысле владеть, находиться в материальном соприкосновении с вещью. Подобный же смысл выражает собой и само слово «владеть», если только справедливо мнение Морошкина, что слово «владеть», старинное «володеть», происходит от «волю деяти», что значит – обнаруживать волю, т. е. находиться в таком отношении к предмету, которое дает возможность проявить свою волю относительно его. (Рассуждение о владении – по началам Российского законодательства. Москва, 1837, с. 77. – А. Г.)

Но эту материальную связь лица как деятеля владения с вещью не нужно представлять себе ежеминутно существующей: если, например, лицо владеет поземельным участком, то не требуется, чтобы владелец постоянно сидел на нем, а достаточно одной возможности для владельца во всякое время поставить себя в фактическое отношение к владеемой вещи, так что внешнего деятеля владения, собственно, должно понимать не как постоянную материальную связь владельца с вещью, а как постоянную возможность такой материальной связи.

Следует обращать внимание на свойства вещи, подлежащей владению, и если по существу вещи нет надобности в ее постоянном держании (а это можно сказать о всякой вещи. – А. Г.), то для признания владения продолжающимся вполне достаточно одной возможности материального соприкосновения с вещью, достаточно, чтобы вещь была, например, за ключом владельца, в его доме или даже только в его заведовании, так что непосредственное материальное обладание вещью существенно только для приобретения владения, для его начала.

Внутренний, духовный деятель владения состоит в сознании господства над вещью, в намерении лица распоряжаться ею как своей. Присутствием этого деятеля именно и характеризуется юридическое владение, в отличие от владения естественного, в котором нет сознания господства, а один только корпус, тело владения.

Нет надобности в сознании права: хотя и сознание права может входить в состав духовного деятеля владения – например, владение добросовестное именно основывается на сознании права, хотя и ложном; но из этого еще не следует, что юридическое владение не существует без сознания права.

Так, владение незаконное чуждо сознания права и все-таки владение – юридическое. Римское право называет духовную сторону владения animus rem sibi habendi, и нередко понимают это выражение в том смысле, будто владелец должен питать в себе сознание права, притом права собственности.

Так думает, например, Неволин (История российских гражданских законов, II, с. 109). Но animus rem sibi habendi означает не сознание права, а только сознание господства, намерение распоряжаться вещью как своей. Тем не менее нашему законодательству можно приписать требование от владельца сознания права: даже для обращения владения в право собственности по давности наше законодательство не требует, чтобы владелец руководствовался во владении сознанием права, а требует только, чтобы лицо владело в виде собственности[10].

Сознание господства над вещью, конечно, должно выразиться каким-либо действием владельца, которое ясно обнаруживало бы его намерение владеть вещью как своей. Но как относительно внешнего деятеля владения мы сказали, что нет надобности в постоянном непосредственном обладании вещью, точно так же нужно сказать, что нет надобности в ежеминутном сознании господства над вещью, в ежеминутном проявлении сознания, а достаточно лишь, чтобы владелец раз выразил это сознание, и оно постоянно предполагается в нем, пока не наступят обстоятельства, исключающие такое предположение, например, лицо объявит, что не хочет более владеть вещью.

Только при совокупном существовании материального и духовного деятелей владения представляется юридическое владение: присутствие одного фактического отношения, одной наружной стороны юридического владения производит владение естественное; присутствие одного духовного деятеля без фактического отношения к вещи не имеет никакого значения.

Поэтому кто неспособен проявить ту или другую сторону владения, не способен и к юридическому владению. Так, материальное соприкосновение с вещью возможно только для физического лица, юридическое же лицо, будучи понятием, не способно к такому соприкосновению и, следовательно, непосредственно не способно к юридическому владению. На этом основании некоторые юристы действительно отвергают возможность владения для юридического лица.

Но если вся деятельность юридического лица совершается через представителей, то отчего же не допустить для него и владение через представителя? Нужно только, чтобы представителю было присуще сознание возможности распоряжаться вещью не как своей, а как вещью юридического лица: представитель должен питать в себе не animus rem sibi habendi, а animus rem personae morali habendi. С другой стороны, кто не способен к сознанию самостоятельного распоряжения вещью или вообще к гражданской деятельности, тот неспособен приобретать и владение.

Так, безумные, несовершеннолетние и тому подобные не способны к владению. Но это касается только приобретения: если владение началось, то оно может продолжаться и при одном фактическом отношении лица к вещи, без сознания господства.

Поэтому, например, давностное владение, начатое лицом совершеннолетним, продолжается и лицом малолетним, не способным к сознанию возможности распоряжаться вещью как своей. Точно так же, если лицо приобретает владение и впоследствии лишается рассудка, то юридическое владение его тем не менее продолжается.

(Таково и ныне господствующее в науке воззрение на составные части владения. Высказывается и иное мнение, по которому духовному деятелю владения не придается никакого значения (Иеринг, Пининский, Гримм); во владении видят лишь фактическую хозяйственную связь лица с вещью, возможность хозяйственной эксплуатации вещи, принадлежность вещи к хозяйственной обстановке лица и т. п. В сущности тут лишь различно характеризуется материальный элемент владения, но эта характеристика не может пополнить собой то пустое место, которое остается за упразднением духовного элемента, animus’a.

Сторонники этого воззрения забывают, что хозяйственная связь, хозяйственная эксплуатация, хозяйственная обстановка – все это может иметь значение не само по себе, а лишь насколько оно одухотворяется, является проявлением воли; связь без воли лица лишена значения, эксплуатация есть проявление воли, принадлежность к обстановке обусловлена волей; и всегда воля эта есть и animus rem sibi habendi.

Коренная ошибка новейшей теории та, что она вся и все владения видит в его защите, забывая о других юридических последствиях: владение защищается, но, как мы видели, владение дает также место предположению о праве собственности; владение, продолжающееся в течение известного периода времени, обращается в право собственности и т. д.

Господствующее мнение основательно признает, что владение alieno namine представляет собой исключительное явление – на него распространяется лишь одно последствие юридического владения, а именно – защита его, другие же, например, обращение его в право собственности, не распространяются; первое допускается, несмотря на то что у владельца нет animus rem sibi habendi, второе же не допускается именно потому, что у владельца этого animus нет. – А. Г.)

Относительно вещи, подлежащей юридическому владению, прежде всего должно сказать, что эта вещь физическая, способная подлежать фактическому господству. Но не всякая физическая вещь может подлежать юридическому владению: относительно некоторых вещей законодательство определяет, что владение ими не дает всех последствий юридического владения.

Например, владение заповедным имением, хотя бы это владение было спокойное, непрерывное, бесспорное, продолжалось более 10 лет, словом, такое владение, которое отвечало бы всем условиям для приобретения права собственности по давности, все-таки не приведет к праву собственности[11].

Итак, следует сказать, что юридическое владение возможно только относительно такой вещи, относительно которой для юридического владельца возможно сознание самостоятельного распоряжения. Иногда владение касается только части вещи: сознание возможности распоряжаться вещью как своей, относится к какой-либо части, а фактическое господство существует над вещью в целости.

Каково значение такого владения? Оно различно, смотря по значению части, к которой относится владение. Если эта часть такова, что и сама по себе может притязать на значение целого, а не теряется в целостности вещи, то есть возможность допустить юридическое владение относительно части.

Например, идет речь о картине, вделанной в раму: картина и рама – такие части вещи, что каждая из них может быть рассматриваема как нечто самостоятельное, и поэтому как относительно картины, так и относительно рамы может быть допущено сознание господства над частью как над целым.

Но если часть не имеет самостоятельного значения, а сливается с целым, то не допускается и сознание отдельного господства над частью. Или идет речь о мебели, обитой какой-либо материей: странно было бы допустить сознание отдельного господства над материей.

Таким образом, относительно владения частью вещи надо сказать, что в одном случае юридическое владение частью имеет смысл, в другом – не имеет никакого значения. Этому не противоречит совокупное владение многих лиц одной и той же вещью, когда многие лица состоят в фактическом отношении к вещи, но только в совокупности сознают возможность распоряжаться вещью как своей, а в отдельности сознание каждого из них не относится ко всей вещи.

Возражают, правда, что при таком общем владении каждое отдельное лицо владеет лишь долей, а доля есть нечто отвлеченное, тогда как владение предполагает материальное соприкосновение с вещью.

Но необходимо сказать, что при общем владении материальное соприкосновение относится и к той части, которая составляет долю владения, потому что целое обнимает и части, и, следовательно, нет препятствия допустить общее юридическое владение. Если бы мы стали даже и отрицать его, то действительность опровергла бы нас, потому что факт общего владения существует в действительности.

Владение прекращается. Если присутствие материального и духовного деятелей юридического владения необходимо для его приобретения, то, как уже и было сказано, продолжение владения не требует их постоянного присутствия: нет надобности, чтобы лицо постоянно пребывало в материальной связи с вещью, а достаточно, если есть возможность во всякое время восстанавливать эту связь; нет надобности, да и невозможно, чтобы лицо ежеминутно питало в себе сознание господства над вещью и высказывало это сознание; достаточно, если на первый раз лицо выразит намерение распоряжаться вещью как своей, а потом уже это намерение предполагается.

Поэтому для прекращения владения требуется не отсутствие одного из деятелей юридического владения, а присутствие противоположного. Так, относительно материального деятеля нужно, чтобы лицо в данный момент не имело возможности по своему желанию поставить себя в физическое отношение к вещи.

Например, другое лицо захватило вещь, не признавая над ней господства прежнего владельца: для него уже нет возможности проявить материальное господство над вещью, и владение прекращается. Или лицо теряет вещь, состоящую в его юридическом владении: материальная связь его с вещью прекращается, в данный момент нет возможности для владельца восстановить эту связь, и юридическое владение прекращается.

Точно так же относительно духовного деятеля владения требуется сознание невозможности господствовать, противоположное намерению распоряжаться вещью как своей. Например, лицо владеет вещью, а впоследствии принимает эту вещь в залог от другого лица, которое указывает на нее как на свою собственность, и представляет ее залогом: принятие вещи в залог влечет за собой сознание невозможности распоряжаться вещью как своей и с тем вместе – прекращение юридического владения. Таким образом, согласие владельца на принятие вещи в залог в данном случае есть выражение его отречения от владения.

Но владелец может и просто отказаться от господства над вещью, не признавая над ней господства другого лица, подобно тому, как возможно отречение от права. Мы не признаем владения правом, а определяем его лишь фактическим отношением к вещи, поэтому нет надобности относить к владению все те понятия, которые входят в состав права; но вместе с тем владение и не исключает всех тех понятий, которые входят в состав права. Так, в состав понятия о праве входит возможность отречения; возможно оно и для владения, хотя владелец отрекается не от права, а только от фактического господства над вещью.

В особенности важно отречение относительно владения в том случае, когда фактическое господство лица над вещью, как в нашем примере, продолжается. Но, конечно, отречение должно выразиться каким-либо наружным актом, ибо сознание невозможности распоряжаться вещью как своей пока остается только сознанием, внутренним актом владельца, не подлежит области права и его определениям.

Например, владелец объявляет, что он уже считает вещь, состоящую в его юридическом владении, не своей, а вещью другого лица, но продолжает владеть ею, скажем, в намерении сохранить вещь до прибытия этого другого лица, находящегося в настоящее время в отсутствии: очевидно, тут владение прекращается по отречению владельца.

Но точно так же сознание господства над вещью может замениться правом – лицо может приобрести право на вещь, состоящую в его юридическом владении: тогда юридическое владение прекращается и на место владения-факта наступает владение-право.

Юридическое владение прекратившееся может впоследствии восстановиться. Спрашивается, можно ли это восстановившееся юридическое владение считать продолжением прежнего?

По строгости юридических понятий, кажется, нельзя считать восстановившееся юридическое владение продолжением прежнего, тем более что если владение прекращается, то нет ручательства, что оно восстановится, так что восстановление владения есть нечто случайное.

Поэтому если давностное владение прекратится и потом снова будет восстановлено, то срок давности для приобретения права собственности на вещи нужно считать со времени восстановления владения, а не со времени его первого приобретения.

В действительности это понимается иначе. В действительности обращается внимание на срок между прежним владением и восстановившимся: если срок незначителен, то новое юридическое владение признается за продолжение старого; при значительном промежутке это не признается. Это происходит, кажется, оттого, что в действительности отсутствие момента владения считается тождественным с присутствием момента противоположного, что, однако, несправедливо.

В дополнение к сказанному о владении следует обратить еще внимание на владение правами, о котором нередко идет дело в действительности. Если бы владение правами означало лишь принадлежность их известному лицу или осуществлению прав со стороны их субъекта, то это было бы только слово без особого самостоятельного значения и не следовало бы обращать внимания на владение правами.

Но дело в том, что некоторые явления юридического быта указывают на готовность действительности допустить фактическое отношение лица к праву, точно так же, как существует фактическое отношение лица к вещи.

Например, нередко встречается, что лицо, не имея на то права, въезжает в чужой лес и пользуется его произведениями: если в течение продолжительного времени существует это пользование, то в действительности является готовность признать за лицом право въезда, именно на основании продолжительного осуществления фактически того, что составляет содержание права, подобно тому, как владение вещью, удовлетворяющее известным условиям, обращается в право собственности.

Но фактическое пользование тем, что составляет содержание права въезда в чужой лес, нельзя признать за юридическое владение лесом и поземельным участком, на котором он растет: для этого нет господства над вещью, ибо фактическое отношение тут состоит только в том, что лицо от времени до времени въезжает в лес и пользуется его произведениями; нет и сознания самостоятельного господства над вещью, ибо лицо не считает себя хозяином поземельного участка и растущего на нем леса, – напротив, именно сознает, что въезжает в чужой лес.

Таким образом, в данном случае фактическое господство лица относится к праву на чужую вещь, а не к самой вещи и сходно с владением только в том, что то и другое представляют фактическое отношение лиц к вещи; но при владении существует сознание самостоятельного распоряжения всей вещью, а при рассматриваемом фактическом господстве – только одной стороной вещи.

Это-то господство над одной стороной вещи, а не над вещью в целом ее составе, – господство, не зависимое от права, фактическое, и есть владение правом на чужую вещь, с которым оно совпадает по своему содержанию. Римское право называет это владение правом quasipossessio (как бы владение, отношение, близкое к владению, аналогичное с владением. – А. Г.).

Под именем квазипоссессии известно владение правом и на юридическом языке Западной Европы. Но в чем состоит это владение правом, какие свойства его принадлежности – наше законодательство не определяет. Из существа же юридического владения вытекает только, что сознание самостоятельного распоряжения может простираться или на всю вещь, или на ее часть.

И поэтому если кроме настоящего владения – владения вещью сполна, допускается еще владение одной стороной вещи, называемое владением правом, то все выводы, допускаемые для первого, распространяются и на второе, насколько такое распространение уместно по самому существу юридического отношения.

Владение как составная часть права собственности также состоит в материальном отношении лица к вещи[12], но с той разницей, что это материальное отношение представляет собой осуществление права собственности, и все равно – будет ли оно соответствовать условиям юридического владения или нет – оно все-таки остается правом, тогда как владение-факт только в таком случае и обращает на себя внимание науки права, когда представляет собой осуществление права, не принадлежащего владельцу, – только юридическое владение находит себе место в науке о правах.

Например, иногда собственник не имеет сознания самостоятельного распоряжения вещью, но тем не менее его фактическое отношение к вещи представляется осуществлением права собственности, его владение – владение-право. Если же лицо владеет вещью не по праву и не имеет сознания самостоятельного распоряжения вещью, то его фактическое отношение к ней чуждо области права.

Для собственника владение получает значение преимущественно через пользование. Но владение имеет и самостоятельное значение: оно есть как бы вестник права собственности, и большей частью посредством владения собственник получает тот вес, который дает ему право собственности, так что право владения имеет значительное влияние на ход дел в юридическом быту, независимо от осуществления других прав, входящих в состав права собственности.

Например, обратим внимание на кредит, которым пользуется богатый человек; кредит обусловливается состоятельностью лица, но главным образом – владением, которое рождает предположение о праве собственности лица, владеющего имуществом, и придает ему значение.

Кроме того, владение как составная часть права собственности имеет еще то самостоятельное значение, что во многих случаях владением начинается право собственности: по нашему законодательству передача составляет один из важнейших способов перехода права собственности, но передача есть не что иное, как начало владения для собственника.

Владение-право может быть осуществляемо самим собственником или другим лицом, в качестве его представителя. Но это владение через представителя не имеет никакого самостоятельного значения, а есть как бы владение самого собственника.

Другое дело, если право владения передается стороннему лицу, не имеющему характера представителя: тогда это право владения получает самостоятельное значение, хотя и производится от права собственности[13]. А такая уступка права владения нередко встречается в действительности, например, при отдаче имущества в заклад, при предоставлении пользования вещью стороннему лицу и т. п.

В большей части случаев, однако, право владения, приобретаемое сторонним лицом, бывает только спутником другого права, приобретаемого относительно вещи собственника, ибо для стороннего лица право владения само по себе разве только по исключению может иметь интерес.

Так, закладоприниматель приобретает право залога относительно вещи и владеет ею по праву; но не владение составляет главное, существенное содержание права залога. Точно так же лицо, приобретающее право пользования вещью, если приобретает с тем вместе и право владения, то приобретает его лишь потому, и только потому интересуется им, что само пользование вещью во многих случаях обусловливается господством над ней, владением.

(Наконец, надо заметить, что право на владение охраняется не только как таковое, но и как факт, и притом как по требованию собственника, осуществляющего это право, так и стороннего лица, которому право владения передано.

Только собственник может предъявить иск о собственности, вместе с тем, конечно, требуя признания своего права на владение, но он может предъявить и иск об одном факте владения – о восстановлении его.

Точно так же арендатор может предъявить иск о признании переданного ему права на владения, ссылаясь на арендный договор, но он может предъявить иск и об одном факте владения; он может требовать восстановления своего владения как факта, не касаясь вопроса об арендовании им имущества. То же самое надо сказать о закладопринимателе, поклажепринимателе и др. – А. Г.)

Право владения может прекратиться. В особенности обращает на себя внимание случай прекращения его посредством отречения: обыкновенно отречение от права владения находится в связи с отречением от права собственности; но нет надобности, чтобы отречение, касаясь владения, касалось и других частей права собственности, а собственник может отречься только от права владения.

И тем легче можно допустить такой случай, что, отрекаясь от права владения, но оставляя за собой право пользования, лицо в силу этого права приобретает право собственности на плоды вещи, а в этом праве собственности на плоды, может быть, и сосредоточивается весь интерес права собственности на вещи.


[1] Ст. 533.

[2] Ст. 554.

[3] Ст. 626, 628.

[4] Только юридическое не значит в этом случае то же, что законное: и недобросовестное владение, следовательно незаконное, есть юридическое, как скоро с ним связываются известные юридические последствия.

[5] Заметим, что юристы не согласны насчет систематики юридического владения в науке гражданского права, и многие осуждают изложение учения о юридическом владении по поводу права собственности. По нашему мнению, учение о владении не находит себе места вне учения о праве собственности, потому что если науке и приходится иногда излагать эти факты, по их связи с юридическими последствиями, то всего удобнее, конечно, излагать эти факты там, где фактические понятия приходится отличать от понятий чисто юридических.

О владении-праве, нет сомнения, нужно говорить по поводу учения о праве собственности, потому что владение-право составляет часть права собственности. Но владение-право указывает на понятие о владении-факте, и так как факт этот при известных условиях связывается с юридическими последствиями, то, говоря о факте, следует изложить и его юридическое значение.

[6] У. г. с., cт. 29, 202.

[7] Ст. 531.

[8] Ст. 523-530.

[9] Ст. 252-528.

[10] Ст. 533.

[11] Ст. 564.

[12] Ст. 513.

[13] Ст. 514.

Дитрих (Дмитрий) Мейер

Известный российский юрист-цивилист, общественный деятель. Доктор права. Чернышевский называл его «одним из лучших наших профессоров правоведения».

You May Also Like

More From Author