Служилые люди Московского государства

Элементы, из которых составился служилый класс.

Люди, призванные к отправлению военной, придворной и приказной службы, называются людьми служилыми. Этот класс образовался из земских бояр и княжеских дружин (дворов) 1-го периода, которые (как нам уже известно) состояли из полноправных бояр и несвободных или полусвободных дворян. Те же классы видим и в XIV в. повсюду в Северной Руси.

Бояре были служилым классом только потому, что их профессией была высшая (военная и административная) служба; но служба эта не была обязательна для них по отношению к тому или другому князю, они пользовались правом свободного перехода и служили по договору.

Владея вотчинами (независимым правом собственности), они не утрачивали их при переходе к другому князю. В вотчинах они пользовались некоторыми правами суда и управления над поселенцами; содержали свои дворы (дружины). Они получали от князей города и волости “в кормление” с судом и данью.

Низший разряд землевладельцев – дети боярские; их важнейшее отличие от бояр состоит только в меньших земельных имуществах. Это – обедневшие потомки размножившегося боярского рода.

Слуги (дворяне). Люди, составлявшие постоянный двор князей, именовались слугами; их положение определялось не землевладением, а только службой. Они разделялись на слуг вольных и слуг под дворским.

Первые были лично свободны и, подобно боярам, могли переходить от одного князя к другому (см. Двин. уст. гр. 1397 г., ст. 3, а также дог. Москвы с Тверью 1368 г.: “А кто бояр и слуг отъехал от нас к тобе или от тобе к нам… в ты села нам и тобе не вступатися”); некоторые из них владели вотчинами, но большая часть не пользовалась прочими правами боярства; они получали или готовое содержание при дворе, или временное пользование земельными участками.

Слуги под дворским, или дворяне в тесном смысле слова, занимали в отчинном государстве дворовые (которые были в то же время государственными) должности: казначеев, тиунов, дьяков, посельских, ключников.

От них не отличались и слуги, исполнявшие чисто экономические поручения: бортники, садовники, псари, бобровники, бараши. Все они были люди лично несвободные – холопы, доставшиеся князю по купле или “по вине” (за преступления), по браку:

“А хто моих казначеев, или тиунов, или дьяки прибыток мой ведали, или посельски, или ключники, или хто из холопов моих купленных… тех всех пущаю на свободу” (Дух. Вас. Дм. 1406 г. в Собр. госуд. гр. и догов., I, № 39);

“А хто будет казначеев, и тивунов и посельских, или хто будет моих дьяков, что будет от мене ведали прибыток ли который, или хто будет у тых женился, те люди не надобни моим детем, дал есмь им волю. Также хто будет моих людий полных, купленых, грамотных, дал есть им свободу” (так же, № 25).

Само собой разумеется, что слуги этого рода не могли пользоваться наравне в боярами и слугами вольными правом перехода: “А бояром и слугам, кто будет не под дворским, вольным воля. А кто будет под дворьским слуг, тех дети мои промежи себе не принимают” (там же, № 40).

Дворы имели все владетельные князья; по мере присоединения уделов двор великого князя увеличивался, но эти провинциальные дворы не пользовались одинаковым положением со старым двором московских князей; отсюда впоследствии образовалось различие дворян московских и городовых.

Способ образования служилого класса

Из представленных столь различных элементов в XV в. составляется один служилый класс через понижение прав бояр и постепенное повышение прав дворян.

Первое (т.е. понижение прав бояр) совершалось следующим путем: вместе с уничтожением уделов сами удельные князья начали поступать на службу к великому князю и входить в разряд боярства; но князья не могли быть уравнены с боярами относительно свободы вотчинного владения: князья приходили на службу с остатками своих уделов и сохранили в них некоторые прежние владетельные права.

Еще в XVI в. князья-слуги, потерявшие владетельный характер, остаются в своих прежних уделах: князья Воротынские и Одоевские в конце XV в. идут на войну со своими удельными полками. Князья Оболенские пользуются в своем уделе полным правом суда: “пристав в. князя к ним в Оболенск не въезжает”.

Когда в 1493 г. была завоевана Вязьма и князья Вяземские привезены в Москву, то Иоанн “пожаловал их же вотчиною Вязьмою и повелел им себе служити”. Из тверских князей – Микулинские владеют частью своего удела как вотчиной даже в 1570 г.

Из князей ярославских – Сицкие, Прозоровские, Ухтомские и пр., сделавшиеся служилыми еще с XIV в., остались частными владельцами в своих бывших уделах во второй половине XVI в.

Отношения государства к уделам служилых князей можно видеть на примере князей Ростовских и Оболенских; первые сделались служилыми еще с начала XIV в., а между тем в 1462 г. вел. князь Василий Васильевич, отдавая Ростов своей жене, пишет: “А князи Ростовские, что ведали при мне, ино по тому держат и при моей княгине, а княгиня моя у них в то не вступается”.

Оболенские продали Ивану III за два села и 5 тыс. рублей право на свое княжество в случае пресечения мужской нисходящей линии в их роде. При таком сохранении служилыми князьями их владетельных прав государи Московские не могли предоставить им полные права распоряжения на их владения, ибо это означало не частную свободу распоряжения имуществом, а распоряжение государственными правами по частным сделкам.

Поэтому право свободного перехода с сохранением вотчин прежде всего было отнято у служилых князей, между тем как бояре еще сохраняли его: в 1428 г. договаривается вел. кн. Василий Васильевич Темный со своим дядей Юрием: “А кто имеет жити наших бояр и слуг (в) твоей отчине, а тебе их блюсти как своих… а князей, ти, моих служебных с вотчинами… не приимати”.

Лишь по примеру князей ограничиваются потом имущественные права и бояр; права эти обуславливаются уже службой; вотчинное право становится условным. В 1504 г. Иоанн III пишет в своей духовной:

“А боярам и детям боярским Ярославским с своими вотчинами и с куплями не отъехать от моего сына Василия, и кто отъедет – и земли их сыну моему; а служать ему, и он у них в их земли не вступается, ни у жен, ни у их детей” (Сборн. гос. гр. и догов., I, 391).

То есть сначала частные права (наследования и др.) еще не сокращались, но, благодаря служилому характеру владельцев, и частные права распоряжения вотчинами ограничиваются (см. Ук. кн. казн., ст. XIX).

Этому особенно способствовало сокращение личных прав бояр и вольных слуг. Право личного перехода их было сначала ограничено: допускался переход от удельных князей к великому, но не наоборот, а затем было совсем отнято при Иоанне III; с уничтожением уделов оно и не могло иметь места: оставалось переходить только в Литву, которая не состояла в союзе с русскими княжествами и считалась государством чужим и враждебным, а переход в нее – изменой.

Лишение права перехода подобно уже личному кабальному холопству: великие князья начали брать с бояр крестоцеловательные записи о непереходе (первая известная взята с князя Холмского в 1474 г.); такие записи почти равнялись записям на кабальную службу между частными лицами и имели те же последствия для закрепощения высших классов.

Тогда бояре начали занимать дворовые должности наравне с дворянами: при Иоанне IV должность казначея занимает уже боярин; бояре начинают получать поместья наравне с дворянами (а не только “кормления”).

В то же время совершался обратный процесс возвышения прав дворян следующими способами: с присоединением уделов число дворян у великого князя увеличилось чрезмерно; главной службой их становится не дворовая, а военная.

Содержатся они уже не при дворе, а “испомещаются” на землях, составлявших частную собственность князей, на поместном праве (т.е. на праве временного пользования с условием службы, подобно тому как в частных отношениях – холопы, поселенные на участках, именуемые “задворными”).

И это – уже значительное право для лиц несвободных. Сделавшись помещиками, они могут и сами приобретать имущество и передавать его в наследство, однако право и на это имущество остается еще также условным и зависимым от прав великого князя.

“А которые дети боярские (говорил вел. князь в своем завещании) служат моей княгине, и слуги ее, и ecu холопи ее, и кому будет аз кн. вел. давал свои села, или моя княгиня давала им свои села, или за кем будет их отчина, или купля, – и в тех своих людях во всех вольна моя княгиня и в тех селех”.

По мере увеличения государства отношения между вел. князьями и этими их слугами становились все менее тесными и непосредственными, и имущественные права их возрастали.

Вместе с тем возрастали и их личные права: они (даже бывшие полные холопы) получают до некоторой степени право перехода с потерей лишь земли: “А (кто) тех бортников, или псарей не всхочет жити на тех землях, – ин земли лишен, пойди прочь, а сами сыну – князю Ивану не надобе, на которого грамоты полные не будет; а земли их сыну – кн. Ивану” (Сборн. гос. гр. и дог., 1, 40).

Хотя право перехода было отнято потом у всех классов, но другие, приобретенные дворянами личные права остались за ними и таким образом вполне уравнялись с правами бояр.

Полное уравнение бояр и дворян произошло при Иоанне Грозном, от времени которого сохранился указ об уравнивании службы бояр, князей, детей боярских и “воинов” (дворян) по их вотчинам, поместьям и денежному жалованию. Тогда и бояре становятся дворовыми слугами и дворяне землевладельцами на равных правах.

Составляет ли служилый класс сословие? Разряды служилых людей. Из вышесказанного следует, что служилыми людьми называется класс населения, обязанный службой (придворной, военной, гражданской) и пользующийся за нее частными земельными владениями на условном праве[1].

Основание для отдельного бытия этого класса дается не правами его, а обязанностями к государству. Обязанности эти разнообразны, никакого корпоративного единства члены этого класса не имеют. Сколь многообразны служебные обязанности, столь же различны и разряды, на которые делился этот класс. Это:

а) члены боярской думы: бояре (высший чин, жалуемый царем), окольничьи и думные дворяне (т.е. дворяне, введенные в думу, допущенные к участию в ее заседаниях);

б) придворные чины, как высшие: спальники, стольники, стряпчие, так и низшие;

в) военные люди: жильцы (гвардия), дворяне московские (испомещенные в Московском уезде), дворяне городовые (самый многочисленный и центральный разряд служилого класса, давший имя будущему высшему сословию – дворянству), дети боярские (прежде примыкавшие к боярскому классу, а с XVI в. попавшие в самый низший разряд служилых людей).

Переходом от военного служилого класса к тяглому населению были разряды низших служб, образовавшиеся с середины XVI в.: стрельцы, пушкари, казаки, драгуны, воротники, рейтары и солдаты;

г) лица гражданской службы – дьяки и подьячие (думные дьяки, дьяки приказные, дьяки городовые, площадные и др.);

д) к служилым царским людям надо присоединить дворян и детей боярских архиерейских и знакомцев боярских (военные дружины бояр и служилых князей); те и другие, вместе с частной службой, отправляли и государственную (военную в походах и административную в вотчинах).

Способы вступления в высший класс и выхода из него. Соответственно с понятием о служилом классе, основной способ вступления в служилые люди есть определение в тот или другой разряд государственной службы (а не пожалование каких-либо прав потомственных или личных).

Перевод лиц из одного разряда в другой есть возвышение чиновников по степеням чинов и должностей. Определение лиц в разряд военнослужащих называлось верстанием (запись в полковые списки и назначение жалованья поместного или денежного).

Такое поступление на службу прежде не принадлежало исключительно какому-либо классу по происхождению: в XV, XVI и до середины XVII в. “верстали (в дети боярские) и холопов, крестьян и посадских людей” (Яблочков; стр. 260)[2].

В разряд гражданской службы набирались из поповых и Дьяконовых детей, торговых людей гостиной и суконной сотен, из черных сотен всяких посадских людей, из пашенных людей и их детей” (Уст. кн. зем. прик., ст. XXIX).

Хотя наборы дворян и подьячих из лиц неслужилых классов были запрещены указами 1639 и 1652 гг., но на практике поступление таких лиц на службу продолжалось и во второй половине XVII в; Котошихин пишет:

“А кто из них (людей посадских, духовных, боярских слуг) отпустил своего сына на службу в солдаты, или рейтары, или в приказ подьячим и иным царским человеком, а те их дети от малыя чести дослужатся повыше и за службу достанут себе поместья и вотчины, – и от того пойдет дворянский род”.

Лишь в конце XVII в. (указы 1675 и 1678 гг.), окончательно предписано верстать только сыновей детей боярских, что, впрочем, относится уже к периоду реформ (к началу образования из служилых людей дворянского сословия).

Как лица, происшедшие не от служилых людей, могли верстаться на службу, так и сыновья лиц служилых не получали никаких особых прав с момента рождения[3]; при совершеннолетии (15 лет) они подвергались верстанию и только тогда уже принадлежали к служилому классу.

Разумеется, большая часть дворян и детей боярских верстана из сыновей прежних служилых людей; таким образом, рождение лишь косвенно вело к усвоению звания служилого человека.

Определение на службу не имеет ничего общего ни с выслугой дворянства, ни с пожалованием (явлениями периода империи).

Одним из видов поступления на службу является запись на службу иностранцев и инородцев. Всякий (не торговый) иностранец, приезжая служить, записывался в тот или другой разряд служилых людей (смотря по годности его и милости царя) без удостоверения о дворянских правах его в прежнем отечестве и без условия приобретения дворянских имений.

Значительная часть русских дворянских родов ведет себя (более или менее правдоподобно) от потомков византийских императоров – Ангелов, Палеологов, Кантакузенов, Ласкарисов; египетских царей (? из ногайских князей); потомков императора Оттона (Челишевы), итальянских герцогов и простых рыцарей немецких, английских, венгерских, французских и т.п.)[4].

Но достовернее известно проникновение в служилый класс простых заграничных выходцев и “пленников в государеве имени” (т.е. военнопленных, доставшихся на долю государя), между тем как пленники, доставшиеся частным лицам, поступали к ним в холопство: (см. ук. 1558 г. в ук. кн. ведом, казн., ст. ХIII).

Им выделялись особые поместья и вотчины в уездах (“иноземцовские”); сами “иноземцы” составляли разряд служилых людей, отличавший их от дворян городовых, но совершенно равный этим последним по правам (ук. 1613, 1616, 1630 гг., см. в указ. кн. помест. прик.).

Нет сомнения, что именно примесь иноземного элемента (западного) в служилом классе заронила в него стремление к западноевропейской сословной отдельности. Что касается до служилых татар (мурз) и мордвы, то они наделялись поместьями и вотчинами преимущественно на восточных окраинах, на основаниях, совершенно одинаковых с дворянами и детьми боярскими. Приняв христианство и обрусев, они дали начало многим родам русского дворянства (см. ук. 1635 г. 30 апр, в Ук. кн. Помест. прик.).

Выход из состояния служилого человека обусловливается подобными же причинами, что и вступление в него, а именно оставлением службы. Но дворяне были прикреплены к службе раньше прикрепления посадских и крестьян, а потому действительно служащий был лишен права выхода вовсе: в Судебнике постановлено:

“А детей боярских служивых и их детей, которые не служивали, в холопи не приимати никому, опричь тех, которых государь от службы отставит” (Суд. цар., ст. 81); но в 1558 г. было разрешено сыну дворянина, которому уже больше 15 лег, но он службы не служит и в десятню не записан (значит, в службе не пригодился), может давать на себя служилую кабалу частным лицам (ук. I сентября в Ук. кн. ведом, казн., ст. XII).

В 1641 г. дворяне подали царю челобитную о том, что многие из их товарищей, “не хотя государевы службы служити и бедности терпети”, перешли в драгуны и в другие службы или били челом в холопство во дворы боярам и дворянам; указом 1642 г. было велено всех таких дворян (кроме неверстаных) вернуть на службу и на будущее время выход из служилого состояния совершенно воспрещать.

Права и преимущества лиц служилого класса. В то самое время, когда боярство сливалось с дворянством и общий уровень его прав понижался, в высших слоях боярства зародилась мысль об аристократических привилегиях в управлении государством (в малолетство Грозного и снова при Федоре Иоанновиче и в Смутное время); эти попытки окончились новыми принижениями боярства; но и в них шла речь не о правах “дворянского сословия”, а о привилегиях олигархии немногих родов, случайно стоявших тогда близ трона.

Что же касается общих прав всех служилых людей, то некоторые особые права служилых лиц принадлежат им как людям, состоящим на государственной службе, а не как членам сословия.

Право на охранение чести неодинаково для разных разрядов служилых лиц (Суд. 1550 г., ст. 26; Улож. ц. А. М., X. 90 и сл.): “бесчестие” (денежный штраф за оскорбление служилых лиц) соразмеряется с денежным жалованием или с величиной доходов от кормления “по книгам” (в которых исчислялись эти доходы); низшие разряды служилых лиц получают “бесчестья” менее гостей и торговых людей гостиной сотни (Улож. X, 94-95).

Привилегии в уголовном праве изъясняются отчасти также служебным положением дворян; сначала господствовало равенство наказаний (“дворяном… чинить по томуж, как и иным вором” – Уст. кн. разб. прик., ст. 15); но потом (в XVII в.) за непредумышленное убийство крестьяне наказывались кнутом, а дети боярские – тюремным заключением (Уст. кн. разб. прик., ук. 17 февраля 1625 г.).

Особенно же принцип неравенства наказаний заметен в Уложении (X, 133, 135; XXI, 39 и 40, 69-73, 79 и 80; XXIII, 10 и 12), но относящиеся сюда постановления случайны и объясняются каждый раз особыми мотивами (например, если помещик побьет своих крестьян-разбойников, не представив их в губу, то наказывается лишением поместья, а слуга его за такое же деяние подлежит смертной казни, очевидно потому, что помещик наказывается не за убийство, а за превышение предоставленной ему судебной власти над крестьянами).

Особенные права при взысканиях по обязательствам – правеж – состоят в том, что за 100 руб. долга дворянин подвергается правежу (битью перед приказом) два месяца, а лица тяглые – один (Указ 15 декабря 1557 г.); это privilegiun odiosum объясняется тем, что тяглый человек затем выдается головой, а дворянин отделывается только правежом; а это, в свою очередь, зависит от того, что служилый человек обязан службой и не может вступить в частную зависимость.

Право выставлять за себя на правеж своих слуг и холопов принадлежит всем рабовладельцам.

Из сферы имущественных прав дворянам принадлежит право владеть вотчинами и поместьями, но право на владение недвижимым имуществом (на основании тяглой службы) имели и лица тяглого класса; вотчинами владели церковные учреждения и гости; право поместное принадлежит исключительно служилым людям потому, что это есть жалование за службу, которого не может получать тот, кто не служит.

Право на государственную службу (как было указано выше) есть прикрепление к службе, от которого многие из дворян бежали в частное холопство; но мы видели также, что на службу верстались не только дети служилых людей, особенно на службу гражданскую (в дьяки и подьячие).

В выборных учреждениях тяглые люди или заседают вместе с дворянами (в губных), или одни (в земских). Право быть избранным на земские соборы (от которого, однако, многие уклоняются, о чем см. ниже в главе о земских соборах) простиралось и на духовных, посадских и крестьян (в Польше и Литве, при действительно сословном строе государства, на сейме присутствуют только шляхтичи и наиболее значительные лица города – in corpore, но не мещане).

Само собою разумеется, что высшие разряды службы и звания (боярское звание, окольничество и пр.) доставались людям более знатным и богатым (особенно же – бывшим владетельным князьям) и что каждый член такого рода хотел и своих сыновей поставить в то же звание, а главное – не занимать места ниже рода равного или низшего; отсюда возникает местничество.

Местничество есть исключительно принадлежность московского государственного права и не может существовать в государствах, в которых господствует сословный строй[5]. Оно образовалось не ранее XV в., т.е. со времени превращения бояр в обязательно-служилых людей.

Сущность его состоит в споре боярских родов между собой о служебном старшинстве. Предметом спора были не самые места или роды службы, а относительное положение на службе одного служилого человека перед другим.

Причина происхождения этого явления заключается в том, что родовая честь зависит от служебной: занятие низшей должности может понизить навсегда значение рода перед другим (чего не может быть в сословиях, в которых права членов не зависят от службы).

Места, о которых идет спор, или разряды суть степени служебных должностей (классы). Так, в военной службе различались большой полк, правая рука, передовой и сторожевой полки (равные) и левая рука.

В административной службе по разрядам распределялись города – главные в отношении к пригородам; различались также и части города по своей важности (в Москве: Большой город, Китай-город, Царев-город, в других городах – Вышгород, Кремль и Земляной город) при назначении воевод и объезжих голов.

Различались также по важности приказы; здесь (как и в городах) местничались главные судьи (там – главные воеводы) с товарищами. То же было ив посольствах. В придворной службе различались не только роды ее, но собственные места при встрече послов, за царским столом и пр.; здесь местничались не только мужчины, но и женщины (по службе при царице).

Местничавшие ссылались на случаи, т.е. прежнее относительное положение их предков по службе; иногда они указывают такие случаи за пределами Московского государства (на прежней службе в Рязани, Твери и даже в Крыму, если то были выходцы из татар; но последние не принимались в расчет).

В числе доказательств в местнических вопросах представлялись и родословные, но не с целью доказать древность рода вообще и его заслуги перед государством, а чтобы указать старшинство рода перед другими на лестнице служебной иерархии.

Рассмотрение местнических счетов принадлежало боярам, а решение – царю; оно оканчивалось или признанием притязаний, или наказанием для поднявшего спор “за бесчестие” того, против кого он был начат (выдача головой; см. прим. Татищева к 55 ст. Суд. ц.).

Что местничество не было проявлением аристократических тенденций, на это указывает то обстоятельство, что местничались между собою не одни родовитые фамилии, но и “худородные” люди (дьяки по приказам).

Хотя при одном случае местничества князя Волконского с боярином Головиным бояре стали на сторону последнего и сказали, что “за службу государь жалует поместьем и деньгами, а не отечеством” (Разр. кн. I, 206), но этим выражали полное отрицание аристократических начал, ибо князь Рюрикович во всяком случае аристократичнее боярина из простых греков-выходцев; бояре только хотели сказать, что предки Головина служили в высших чинах, чем предки князя Волконского.

Как явление в высшей степени вредное для государственной службы, местничество ограничивалось царями еще в XVI в. (см. указ 1550 в Ук. кн. ведом, казн.). В XVII в. при частных случаях (особенно военных походов) часто объявляли: “быть без мест” (т.е. на данный случай не должны распространяться местнические счеты).

В 1681 г. была проведена общая реформа (по поводу нового военного устройства): земский собор (из представителей служилого класса под председательством князя В.В. Голицына) решил отменить местничество; царь и боярская дума (с собором духовенства) утвердили это решение 12 января 1682 г., повелев прежние местнические дела предать огню (что и было исполнено в печке государевой передней палаты в присутствии депутации от думы и архиереев).

Но с уничтожением местнических книг тотчас же были учреждены в разряде родословные. Это означало переход от служебной иерархии к сословному равенству, от состояния служилых людей к состоянию “шляхетства” (под сильным влиянием порядков Литовско-Польского государства, с которым во 2-й половине XVII в. московские люди вошли в ближайшие столкновения).


[1] По поводу этого г. Павлов-Сильванский замечает: «Автор (т. е. я) опускает существенный признак — податную привилегию служилых людей» (Государственные служилые люди. С. 326).

Но если мы говорим, что различие служилых от тяглых заключалось в том, что первые служат, а другие платят подати, то нам казалось (и теперь кажется), что это для всех ясно.

[2] Г. Павлов-Сильванский (с. 324) признает его утверждение ошибкой и ссылается на ряд наказов XVII в., в которых запрещается верстать неслужилых отцов детей и холопов боярских, посадских людей, пашенных крестьян. Чтобы не впасть опять в ошибку, последуем за самим г. Павловым-Сильванским.

У него (на с. 96) находим, что в XV в. «многие боярские послужильцы» в 1483 г. были наделены поместьями в Водской пятине (боярские послужильцы — это дворовые люди бояр); здесь же приводится справка по делу 1648 г. об оскорблении одного дворянина другим, который назвал первого «холопьим родом»; по исследованию оказалось, что оба спорящие происходят из боярских послужильцев.

В XVI в., при Грозном, в украинных местах «правительство пополняет ряды (дворян), верстая казаков в дворянские чины» (с. 108). «В Дедиловском уезде даны были небольшие поместья двум сотням рядовых казаков за азовскую и черкасскую службу… Состав детей боярских пополнялся в этих местностях иногда из низших служилых чинов, казаков. В 1585 г. в Епифани набрано было из казаков 200 человек детей боярских; им даны были небольшие поместья в уезде этого городка» (с. 111).

Распоряжение царя Бориса в этом смысле автор почему-то считает «частным и случайным отступлением». Переходя к XVII в., мы в первый раз встречаемся с частными (действительно) распоряжениями наказов, а затем с конца 30-х годов и с общими узаконениями о воспрещении верстать «неслужилых» отцов детей; на эти узаконения и мы ссылаемся, видя в них новость.

Если мы встречаем закон, воспрещающий монастырям покупать вотчины, то, кажется, мы вправе заключить, что раньше монастыри могли приобретать вотчины; не считаем возможным думать наоборот: запрещается то, чего и прежде не было.

Можно до некоторой степени угадать и причины, почему именно в XVII в. начинаются запрещения верстать неслужилых людей; на одну из таких причин указывается нами в тексте (подготовление сословных порядков с половины XVII в. по образцу Польши и Литвы); можно указать и другую; тогда все классы были уже прикреплены: посадским и крестьянам запрещалось переходить не только в дворяне, но и в холопы.

Однако, многократное повторение запрещений указывает, что закон не скоро достиг действительного исполнения: и в XVII в. иногда верстали холопов и крестьян. Зато низшие служилые чины (не дворяне) отнюдь еще не подвергались такому запрещению. Обращаясь опять к самому г. Павлову-Сильванскому, находим у него следующее (прим. 25 на с. 325):

«Вследствие донесения стрелецких и казацких голов было объявлено: “А ныне по нашему указу беглых стрельцов и казаков в дети боярские, станичники и пушкари верстать не велено”; этим указом (замечает автор) не воспрещалось, однако, еще верстать в дворянскую службу стрелецких и казацких детей, не записанных в стрельцы или казаки».

Оставляя в стороне дворян, мы не должны забывать, что лица гражданской службы (дьяки и подьячие), не причисляемые к дворянству, делят однако с дворянами все привилегии этого последнего (т. е. владеют вотчинами и поместьями и не платят податей). А между тем никто не может отрицать, что в дьяки и подьячие и в XVII в. набирались люди из поповых детей, посадских, пашенных крестьян и вольноотпущенных.

Сейчас был приведен факт из книги г. Павлова-Сильванского о наделении двух сотен рядовых казаков поместьями; в казаки поступали люди всех состояний; при постепенном сравнении поместий с вотчинами, эти казаки оказываются снабженными теми же привилегиями, как и дворяне. Неужели и они члены сословия дворянского?

[3] Г. Павлов-Сильванский (с. 327) не согласен с этим, ибо-де «дети боярские наследственно пользовались преимуществами вотчинного землевладения и свободы от податей. Как видно из актов, они, даже если не были поверстаны в специальную дворянскую службу, не зачислялись в класс податных лиц.

Правительство лишь в виде наказания грозило неверстанным детям боярским превратить их в “пашенных мужиков”, если они не станут писаться в солдатский строй. Служба в солдатах была временной, и по окончании ее дети боярские оставались детьми боярскими.

Как видно из Уложения, неверстанные дети имели право покупать вотчины (только не из казенных земель)». Итак, наследственные преимущества детей боярских состояли в обязательной службе: неверстанные дети боярские поступали в солдаты; если же они уклонялись от такой участи, то им угрожал переход в «пашенные мужики».

Пусть они сохраняют наименование детей боярских, но соединяются ли с этим какие-либо личные привилегии? Мы не знаем таких. Гораздо важнее другое: сохраняются ли вотчины за неслужилыми детьми боярскими? Поищем ответа опять у самого г. Павлова-Сильванского:

«Землевладельческое и податное преимущества дворянского класса московского времени обусловливались лежавшею на них обязанностию службы. Дворяне и дети боярские пользовались этими преимуществами не в качестве самостоятельного, привилегированного сословия, но в качестве всецело зависящего от правительства служилого класса» (с. 227).

Думаю, что отсюда будет правильный вывод, что всякий дворянин, отказавшийся по собственной воле от службы, лишается не только поместий, но и вотчин. Так оно и было в действительности (см. Наказ 1675 г.).

Автор еще добавляет один аргумент, именно следующий: казенные земли, по Уложению 1649 г., «запрещено было продавать в вотчину неверстанным и не служащим государевы службы детям боярским» (с. 226).

И затем он продолжает: «Но детям боярским не возбранялось приобретать частновладельческие земли, хотя бы они и не служили государевой службы» (Там же).

Вотчинами владели и могли приобретать их и неслужащие дворяне и дети боярские, т. е. или не пригодные к службе, или малолетние, или отставные, равным образом вдовы и девицы; здесь владение обусловливалось или будущей, или прошедшей службой; речь идет об отказавшихся от службы. Могли ли быть тогда неслужилые дворяне, владеющие вотчинами без всяких повинностей? Мы не знаем таких.

Остается еще вопрос: было ли владение вотчинами и поместьями привилегией дворян и детей боярских, т. е. принадлежало ли это право им только исключительно? Кроме изложенного нами в тексте (см. с. 125), в книге г. Павлова-Сильванского находим еще следующие положения:

«Право вотчинного и поместного землевладения, — говорит он, — приобреталось также выслугой, независимо от происхождения. Так, поместья давались выслужившимся дьякам и подьячим, хотя бы они были и недворянского рода; поместьями наделялись и дослужившиеся до начальных чинов стрельцы и солдаты-разночинцы.

Вотчинами владели также гости в силу того, что они исполняли различные службы по финансовому ведомству. Но (опять прибавляет он) одним лишь дворянам и детям боярским, служилым людям «по отечеству» (?) принадлежало право владеть вотчинами и приобретать их независимо от службы, в силу происхождения» (с. 226).

Это не вполне согласуется с тем, что изложено на следующей 227 стр. и выписано нами выше, т. е. что землевладение «обусловливалось лежавшею на них обязанностию службы». Дьяки владели вотчинами (и не только поместьями), которые могли они наследовать и приобретать.

Но делались ли они через то дворянами? Нет, дьяки и дворяне — два совершенно различных разряда. Гости могли владеть вотчинами, ибо также отчасти служили; но делались ли они через то дворянами? Конечно, нет. Идем дальше: могли ли принадлежать вотчины неслужилым людям?

В Уложении (XVII, 45) читаем: «Порозжие земли приказал государь продавати… и которые порозжие поместные земли… продаваны бояром и околничим и думным людем и столником и стряпчим и дворяном и детем боярским и гостем и всяким служилым и неслужилым людем в вотчины, и тем людем, которым те порозжие земли в отчину проданы, владеть теми вотчинами по купчим, и их женам и детем и вольно им те свои купленные вотчины продати и заложити и в приданые дати»…

Вотчинами владели и люди сельского состояния; так, например, именует свой наследственный участок волостной земли одна крестьянка в 1610 г. (см. ниже о крестьянах).

Люди городского и сельского состояния, оккупируя новые земли на севере, получали на них пожалование с правом поселения на них крестьян, т. е. владели населенной вотчиной (см. там же факт 1524 г.). Самые «именитые люди» Строгановы не были дворянами.

Вообще всякое владение землей на частном праве не воспрещалось никакому свободному лицу и именовалось вотчиной. Во всех случаях владения вотчинами неслужилых лиц, оно, разумеется, было обложено другими повинностями. Лишь фактически главными вотчинниками были более богатые люди служилые (и неслужилые).

Что касается до поместий, то не следовало бы и говорить о них, ибо поместьем называется жалованье за службу. Странно было бы о настоящем времени утверждать, что чиновники обладают сословной привилегией получать жалованье.

Но полезно припомнить, что в смысле жалованья поместья давались не одним высшим служилым людям (боярам, окольничим, думным и прочим дворянам и дьякам), а именно: копейщикам, рейтарам, драгунам и солдатам (что, впрочем, утверждает и сам г. Павлов-Сильванский, хотя говорит лишь о «начальных» людях (ср. Ист. царств. Петра Великого Устрялова, I. С. 299 и 302).

В южных украйнах масса мелких помещиков составила в XVIII в. класс однодворцев. Такое смешение дворянства с низшими служилыми людьми (а через них с податными), известное давно историкам дворянства (в том числе и г. Павлову-Сильванскому), должно бы предохранить от повторения выводов о сословном значении служилых людей Московского государства.

Знатные роды, правильно ведущие свое происхождение от основания государства (князья Рюриковичи и некоторые другие), разумеется, существовали и часто справедливо гордились услугами, оказанными государству. Но составляли ли эти князья и бояре одну корпорацию (сословие) с детьми боярскими, подьячими, рейтарами и солдатами — это другой вопрос (см. ниже о местничестве).

Все эти недоразумения будут продолжаться до тех пор, пока исследователи в вопросе столь важном не позаботятся наперед установить понятие сословия, что, впрочем, не особенно трудно, при помощи готовых явлений западноевропейского, литовско-русского и общерусского права послепетровской эпохи. Тогда ясно выступят вопросы:

1) Можно ли признать весь служилый класс Московского государства за одно высшее сословие (если так, то казаки, стрельцы, рейтары, пушкари, дьяки и подьячие и т.д. равны не только дворянам, но и боярам)?

2) Можно ли признать какой-либо один разряд служилого класса за дворянство в смысле сословия (если это только дворяне и дети боярские, то в него не включаются ни бояре, ни окольничие, ни думные дворяне, ни думные, ни другие дьяки)?

[4] По счету проф. Загоскина, происходящих от Рюрика было 168 родов, других русского происхождения – 42, польско-литовского происхождения – 233, западноевропейского – 229, татарского 120, из других восточных народов – 36, неизвестного происхождения – 97 родов.

[5] Соперничество знатных родов полностью противоположно корпоративному единству сословия; в Польше самый убогий шляхтич равнялся первому магнату королевства по правам шляхетства: их взаимный титул – “панове-братья”.

Михаил Владимирский-Буданов https://ru.wikipedia.org/wiki/Владимирский-Буданов,_Михаил_Флегонтович

Российский историк, доктор русской истории, ординарный профессор истории русского права в Киевском университете Св. Владимира. Представитель российской школы государствоведения.

You May Also Like

More From Author