Связь этнографического состава населения с социальным. Разноплеменное происхождение классов общества замечается и в русской нации, но лишь в слабой степени; варяжские дружины составили служилый класс; гости, т.е. западные и восточные чужеземцы, – городской класс.
“Ти суть людье Нооугородьци от рода варяжьска, преже бо беша Словени”, – говорит первоначальная летопись о населении городов. В Русской Правде заменяется слово “горожанин” словом “русин”, слово “селянин” словом “славянин” (см. прим. 4 к Кар. сп. Русск. Пр.). Однако восточные славяне имели и своих старейшин и свое городское население уже со времен доисторических.
Три класса (но не сословия) древней Руси. Общество каждой из древнерусских земель состоит из трех классов, которые отнюдь не могут быть названы сословиями в западноевропейском средневековом смысле. Эти классы – бояре, горожане и смерды. “Боярин боярина плениша, смерд – смерда, град – града”, – говорит летопись об одном случае военного похода.
а) Бояре. Класс бояр образуется из двух элементов: во-первых, из лучших людей среди жителей земли, а во-вторых – из высших членов княжеского двора – дружинников.
Лучшие люди правильно (хотя и искусственно) называются земскими боярами (в противоположность боярам княжеским). Летопись именует их и другими терминами; а именно: “нарочитии люди”, “старейшины градские” и “людские”.
Ольга говорит древлянам: “если вы просите меня действительно (замуж за своего князя), то пришлите мужей нарочитых. Древляне избрали лучших мужей, которые держали (управляли) Деревскую землю” (первонач. лет.). По взятии главного города древлян Ольга “старейшин града взяла в плен, а прочих людей одних перебила, а других отдала в рабство своим мужам”.
Что здесь, и впоследствии при Владимире Св., “старцами” или “старейшин ами” назыв аются лучшие земские люди (бояре) доказывается тем, что летописец словом “старци” переводит латинский термин “senatores”: “взорен бывает во вратех муж ея (доброй жены), внегда аще сядеть на сонмищи с старци и с жители земли”, что в латинском тексте Библии выражается так: “Nobilis in portis vir ejus, quando sederit cum senatoribus terrae”.
To же самое ясно открывается из того, что летописец иногда означает словом “старци” всех членов княжеской думы (т.е. бояре по преимуществу); когда Владимир ввел смертную казнь вместо виры, то против этого нововведения стали возражать епископы и старцы (лет. под 996 г.); равным образом словом бояре означаются как бояре-дружинники, так и старцы: по возвращении посланных для ознакомления с разными религиями Владимир созвал “боляры своя и старци”; выслушав донесение послов, “отвещавше боляре, рекше: аще бы лих закон гречьский, то не бы баба твоя прияла Ольга”.
Не может быть никакого сомнения в том, что восточные славяне издревле (независимо от пришлых княжеских дворян) имели такой же класс лучших людей, который у западных славян именуется majores natu, seniores, кметы и другими терминами.
Этот класс везде образуется из людей высших по родовому старшинству (происхождению, отчего члены его и называются старейшинами), по власти в своем обществе (члены его “держат землю”) и, наконец, по высшей экономической состоятельности (термин “лучшие люди” означает людей более богатых).
Этот класс до XI в. ясно отличается от бояр княжеских, т.е. высших членов княжеского двора. Владимир св. созывал на пиры “боляр своих, посадников и старейшин по всем городам” (лет. под 996 г.); в своем киевском дворце он угощал “боляр, гридей, сотских, десятских и нарочитых мужей” (там же). Когда в В. Новгороде при Ярославе новгородцы перебили варягов княжеских, то князь отомстил им избиением их “нарочитых мужей” (лет. под 1015 г.).
Затем, когда после поражения Ярослава этот князь опять прибежал в Новгород и собирался бежать за море, то сами новгородцы остановили его и решили продолжать борьбу за него собственными средствами; для этого они назначили налог на военные издержки, а именно: “от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18”.
Конечно, они собирали этот налог не от княжеских бояр, на что и права не имели; кроме того, Ярослав прибежал в Новгород с четырьмя мужами, а бояре его остались в Киеве, где король Болеслав “взял именье и бояр Ярославлих” (там же).
Вообще в Новгороде княжеские дружинники никогда не могли сделаться местными боярами; впоследствии им запрещено было приобретать недвижимое имущество на новгородской территории, а между тем Новгород не был лишен боярского класса (в новгородском сенате считалось до 300 бояр); все новгородские бояре суть земские бояре.
Кроме людей, управлявших общинами, в этот класс вошли и туземные князья (управлявшие целыми землями), лишенные своих владений Рюриковичами (в договорах русских с греками термины “князья” и “бояре” употребляются как одинаковые: “послании от Игоря… и всякоя княжья… А великий князь русский и боляре его да посылают в греки”…).
Бояре-дружинники. Слово “дружина” не означает какого-либо определенного класса общества; этим термином в летописях называется иногда весь народ: кн. Ярослав, избивший лучших новгородцев, но затем получивший известие из Киева о пагубных замыслах Святополка, собрал остаток новгородцев и сказал: “О люба моя дружина, юже вчера избих, а ныне быша надобе” (первонач. лет. под 1015 г.); иногда так называется народное ополчение, стоящее рядом с княжеской дружиной; когда в 1043 г. ладьи, на которых плыло русское войско в Византию, были разбиты бурей, то 6000 воинов (ополчения) было выброшено на берег; корабль же, на котором была княжеская дружина, уцелел.
Выброшенные воины не хотели продолжать путь в Грецию и решились возвратиться в Русь; но никто “из княжей дружины” не соглашался вести их, кроме тысяцкого Вышаты, который сказал: “Аз пойду сними, аще жив буду, то с ними, аще погыну, то с дружиною” (Лавр. лет.).
Далее дружиною называется товарищество, основанное на договоре, например, общество, обязавшееся круговой порукой по уплате виры (Рус. пр. Кар., 4). Преимущественно дружиной именуется общество, составившееся искусственно, в народном южнорусском говоре поговорка “сбор-дружина” означает собрание разнокачественных предметов.
Специально дружиной называется двор князя: “се дружина у тебя отъня и вои”, – говорили дружинники св. кн. Бориса, поощряя его занять киевский стол (первонач. лет., 1015 г.).
Двор состоял из различных племенных элементов: первоначально он составлялся по большей части из пришельцев, как чужеземцев, так и жителей других русских земель, а именно из варягов, угров, тюрков и т.д.
В 980 г. советник князя Ярополка, отговаривавший его следовать предательскому плану Блуда, был Варяжко; когда же Ярополк не послушал и поехал к Владимиру, то был убит двумя слугами Владимира – варягами.
Владимир избрал из варягов (с которыми прибыл для борьбы с Ярополхом) мужей добрых, смышленых и храбрых и раздал им города (первонач. лег., 980 г.). В дружине князя Бориса был любимый его отрок Георгий, родом угрин (мадьяр); в дружине Святополка исполнителями убийства Бориса было два варяга и между остальными – Ляшко.
Повар князя Глеба, зарезавший мученика, был Торчин. Восточные элементы встречаются в княжеских дворах и в довольно позднее время: одним из главных убийц князя Андрея Боголюбского был его ключник Ясин (см. в договорах Олега и Игоря имена послов). Но вообще с XI в. преобладающим элементом в княжих дворах становится туземный – славянский.
Столь же разнообразны и сословные элементы двора. Вообще члены двора – это слуги князя и в качестве слуг лица не совсем полноправные, ибо служба только тогда не вела к холопству, когда это именно было оговорено в договоре (Рус. Пр. Кар., 121), что в действительности совершалось редко (там же, 77).
Но служба князю, который был не только частным лицом, но и правителем государства, давала возможность слуге получать сразу высокое положение в обществе: из приведенного выше примера видно, что только что прибывшие варяги делаются правителями областей.
Весь двор, по правам членов его, делится на дружину старшую и младшую. Первая состоит из людей не только свободных, но и занимающих высшее положение в государстве (думе князя, в военном и местном управлении).
Общим названием их первоначально было – огнищане, к положению которых приравнивались княжеские тиуны; подъездные и конюшие (Рус. Пр. Ак., 19,20,21); впоследствии за ними утвердилось название княжих мужей (Р. Пр. Кар., 3); но в то же время они именовались и боярами (первонач. лет. под 983, 997 гг. и др.); это последнее название утвердилось окончательно после слияния земских бояр с дружинными.
Младшая дружина состояла из низшей дворовой и государственной службы; древнее общее наименование ее гридь (гридница – домъ, комната) заменилось другими: “отроки”, “детские”, “пасынки”. Исполняя во дворе низшие службы (ключников, конюхов и т.п.), они в то же время составляли военный полк князя.
“Имею своих отроков 800, которые могут стать против половцев”, – говорил киевский князь Святополк (Лавр, лет., 1093 г.). Все эти лица были или несвободные, или полусвободные, хотя и младшие члены боярских фамилий обыкновенно начинали службу с тех же низших дворовых должностей, что служило заменой и школьного образования.
Как в физическом возрасте отрок становится постепенно мужем, так юридически росли права “отроков”, пока они не становились “мужами” (боярами), – разумеется, не все. Отсюда и наполнялась главным образом княжая старшая дружина; слово “огнищанин” в памятниках западнославянских толкуется как вольноотпущенный.
Средством возвышения из младшей дружины в старшую были военная служба и гражданское управление волостями; волости менее богатые и важные иногда поручались низшим дружинникам: кн. Святослав Черниговский говорил (жалуясь на кн. Изяслава): “я получил Чернигов с 7 пустыми городами: Моравийском, Любечем, Оргощем, Всеволожем, – и в тех сидят псари да половцы, а всю (прочую) волость Черниговскую Изяслав собою держит” (Ипат. лет.).
Кроме княжеской дружины, были дружины (дворы) боярские члены которых также вошли в состав высшего класса: при кн. Игоре его дружинники завидуют большему богатству “отроков Свенельда” – боярина (первонач. лет., 945 г.).
При кн. Изяславе киевский боярин Иоанн, сын которого постригся в Печерском монастыре, обижен тем, что князь не заступился за него и “поим отрокы многы, иде на святое стадо”, извлек сына из монастыря (Памяти, изд. Яковлевым, стр. XVI). Симон Варяг прибыл на службу к киевскому князю с 3000 дворян.
При Владимире Мономахе сын его Георгий Симонович, управлявший Суздальской землей, решив оковать гроб св. Феодосия, послал в Киев с серебром и золотом “единого от бояр своих, сущих под ним, именем Василия”, который был крайне недоволен опасным поручением, но “неволею емлется в путь” (там же, стр. СХV).
Владимир Мономах совещался с дружиной боярина Ратибора (лет. под 1095 г.). В Новгороде Семен Емин с 400 своих “ротников” (связанных с ним ротой – договором) лишает должности посадника и тысяцкого.
“Благоплеменный вельможа” киевский Радион Несторович перешел на службу к московскому князю со своим двором, в котором было до 1700 чел., в том числе “княжата” и дети боярские.
Из двух элементов – дружинного (служилого) и земского – составляется (с XI в.) один боярский класс, когда дружинники, осев, сделались местными землевладельцами, а земские бояре через дворовые службы перешли в класс княжих мужей.
Тогда уже уничтожается разница княжих бояр и старейшин; отдельное наименование “старци” уже не встречается в XI в.; дружинные наименования переходят и на земские классы; так, в В. Новгороде, где дружинный элемент имел наименьшее значение в составе боярского класса, в названиях последнего до XIII в. уцелели термины: огнищане, гридь (Новг. 4-я лет., 1234 г.); то же и в Суздальской земле (см. ниже).
Само собой разумеется, что княжие дворы, продолжая существовать, приготовляли новые служилые элементы, постепенно вливавшиеся опять в земское боярство. Слово “дворяне” (взамен “дружина” или “гридь”) появляется уже в XII в.: “горожане же боголюбстии и дворяне разграбиша дом княжь” (Ипат. лет., 1175 г.). У нас не установилось немецкого различия Dienst-Adel и просто Adel.
После окончательного образования этого класса в нем замечаются некоторые черты, отличающие его от прочих классов; выше приведено место летописи, в котором перечислены три класса общества; в 1176 г. суздальцы (граждане и народ), оправдываясь перед кн. Михаилом Юрьевичем, говорили: “Мы, княже, на полку том со Мстиславом (соперником Михаила) не были, но были с ним боляре” (Лавр. лет.).
В В. Новгороде, где боярский класс не имел преобладающего значения, были случаи открытой вражды между боярской партией и народом: “И бысть в вятших совет зол, яко побита меншии” (Новг. 1-я лет., под 1255 г.).
Тем не менее боярство Древней Руси не имело ни сословной корпоративности, ни сословных привилегий. Образованию корпоративности мешал земский характер древних русских государств.
Каждая община (город, волость и даже село) имела своих бояр (а также средних и меньших людей); в Новгородской земле были бояре Водские, Рузские, Новоторжские, Лужские, Ижорские, Двинские (Костомаров. “Северорус. народопр.”, стр. 28). Собственно новгородские бояре распределяются по концам города, с которыми делят свои интересы.
В Киевской земле были свои “вышегородские болярцы” (Лавр. лет. под 1015 г.). Впоследствии (в литовско-русскую эпоху “боярами” в селах назывался высший класс прикрепленных крестьян. Таким образом, земское распределение классов препятствовало образованию корпоративности.
Этому не противоречит то, что собственно боярами (т.е. такими, достоинство которых было признано в целом тогдашнем государстве – земле) были лишь бояре старшего города: так, при борьбе пригорода Владимира с Ростовом действия бояр и ростовцев отождествляются и противопоставляются действиям владимирцев как людей меньших, населения не боярского.
В 1177 г. “привели (себе на княжение) ростовцы и бояре Мстислава Ростиславича из Новгорода… Он, приехав в Ростов, совокупил ростовцев и бояр, гридьбу и пасынков, и всю дружину”, а соперник его – Всеволод, которого пригласили владимирцы, “выехал против него с владимирцами, и с дружиною своею и с теми немногими (местными) боярами, которые осталися у него”.
Не желая решать дело оружием, Всеволод попробовал войти в соглашение с Мстиславом, т.е. разделить с ним власть таким образом: “Брат, тебя привела старейшая дружина, и ты поезжай в Ростов… тебя ростовцы привели и бояре, а меня с братом Бог привел и владимирцы”.
Но Мстислав, послушав ростовцев и бояр, отказался от такой сделки. В битве одолел Всеволод; тогда “ростовцев и бояр всех повязали… и села боярские взяли”. Между тем в то же время и во Владимире и в Суздале были свои бояре (см. Лавр. лет. под 1177 г.).
Из этих примеров видно, что: а) сословное значение бояр определяется значением общины; б) все население старшей общины признается боярским (высшим) по отношению к населению младших городов; в) эти последние, однако, имеют своих бояр.
Образованию сословной корпоративности препятствовали также и способы вступления в класс бояр, практиковавшиеся тогда. Боярином становился тот, кто занимал высшее место на службе (княжеской или земской) и приобретал более или менее богатое имущество: когда русский богатырь – сын кожевника – победил печенежского богатыря, то князь Владимир Св. “великим мужем створи того и отца его” (первонач. лет., 992 г.).
Даже в Галиции (стране наиболее боярской) лучшими боярами были “сын попов” и “сын смердий”. Вообще личные качества при возвышении в обществе преобладали в древних славянских обществах награждением и наследственностью: “Armis patentiores, fide meliores, militia fortiores et divitis eminentiores – his urbes et populum ad regendum commitas” – увещевает старец молодого чешского князя (Jire’cek. Das Recht in Bohm. und Mahr., II, 31).
Рождение влияло на присвоение боярства лишь фактически, т.е. сыну боярина было легче достигнуть боярства. Поэтому фамильных прозваний Древняя Русь не знала; летопись сообщает нам лишь имена, иногда отчества бояр (Добрыня, Иван Творимирич и др.).
Этому не противоречит существование класса детей боярских, упоминаемого в первый раз под 1259 г. в В. Новгороде, где они составляли часть народного ополчения; дети боярские – это потомки бояр, не имеющие, однако, боярского звания (не бояре); это наследники измельчавших боярских имуществ.
При отсутствии корпоративности класс бояр не мог пользоваться какими-либо привилегиями (исключительными правами). Правда, в сфере личных прав огнищане (или княжие мужи) ограждаются двойной вирой при убийстве (Рус. Пр. Ак., 18, 21; Кар., 1 и 3) и высшей продажей “за муку” (там же, Ак., 32, 31 и Кар. 90, 80), но это относится именно к княжим мужам и объясняется их личными отношениями к князю: частное вознаграждение потерпевшему за муку совершенно одинаково как для смердов, так и для бояр: 1 гривна.
В сфере прав имущественных памятники приписывают боярам право владения селами (земельным имуществом), как бы принадлежащее им по преимуществу: в летописях всегда речь идет только о селах боярских и церковных (в 1156 г. бояре, последовавшие за князем Изяславом на Волынь, лишились своих сел в Киевской земле; в 1177 г. в Суздальской земле владимирцы, победив ростовцев, забрали “села болярская”; тогда же и там жерязанский князь Глеб “села пожже боярския”).
Следы отождествления боярства с землевладением встречаются и в Русском Праве, где упоминается о сельском населении только княжеском и боярском (Рус. Пр. Кар., 11). Но другие указания памятников не оставляют сомнения, что право землевладения принадлежало не только средним людям – горожанам (см. Новг. Судн. гр., ст. 17), но и низшему классу (см. ниже). Вышеприведенные свидетельства указывают только, что фактически землевладение принадлежало боярам более, чем лицам других классов.
В сфере прав наследства боярам приписывают привилегию передавать наследство дочерям при неимении сыновей (Рус. Пр. Кар., 103 и 104), но такое право простирается не только на бояр, но и на всех свободных “людей”, кроме смердов (см. ист. права наследства).
б) Горожане – “Люди градские” – этими названиями обозначается иногда все свободное население (кроме бояр), так как такое население сосредоточивалось преимущественно в городах (свободных общинах).
Поэтому они иначе называются “люди” и “мужи”. Они не составляют целого класса, занятого одной какой-либо профессией. В составе их различаются гости, что означало прежде чужестранных торговцев.
Мнение (в частности, Погодина) о том, что главная масса населения свободных городских общин составилась из пришельцев – варягов, не может быть принято: при Владимире его наемное войско – варяги – требует выкупа с Киева как города завоеванного; в Новгороде граждане избивают варягов.
Слова Дитмара о том, что население Киева “составилось главным образом из беглых рабов, стекавшихся сюда со всех сторон, в особенности из проворных данов (норманнов)”, заключает в себе сильное преувеличение.
Высший разряд – гости – составился, несомненно, из иностранцев (см. иноземные имена послов и гостей в договоре Игоря с греками); они, подобно дружинникам, находились в теснейшей служебной зависимости от князя, который их посылал в посольство и гостьбу (см. там же), но скоро ассимилировались с господствующим славянским населением городов.
После этого они ничем не отличаются от второго разряда – купцов, которые пользуются, наравне с боярами, правом государственной службы (участвуют в военных походах, посольствах и в делах управления и суда) и правом землевладения (Новг. Суда, iр., ст. 17 и 18).
Однако они отличаются от бояр именно тем, что только бояре участвуют в думе. В Новгороде переходным классом от бояр к купцам были житьи люди – термин, который в широком смысле включает и купцов (там же, 17, 6, 10).
В В. Новгороде купцы составляли корпорации – сотни: “А купец пойдет в свое сто, а смерд потянет на свой потуг (или погост)”. Сверх того, там же была особенная корпорация потомственных (“пошлых”) купцов: “А не вложится кто в купечество Иванское (в корпорацию церкви св. Иоанна), ино то не пошлый купец” (Уст. кн. гр. Всеволода, 1135 г.).
Низший разряд городских обывателей именуется черными городскими людьми или молодшими.
Вообще городские жители не составляли среднего, или мещанского класса, и вступление в их среду было открыто для всех свободных лиц.
Все городские люди, взятые в совокупности, отличаются от сельских обывателей тем, что не платят дани (см. Уст. гр. Смол. кн. Ростислава, прим. 40).
Противоположность городских жителей (главной общины) классу сельских смердов раскрывается из псковской истории о смердьей грамоте 1485-1486 гг. (см. Псков. 1-ю и 2-ю лет.); тогда было составлено новое уложение о том, какие дани должны платить смерды великому князю и какие – городу Пскову, причем Псков, очевидно, был сильно обижен, а положение смердов облегчено.
В составлении такой грамоты были обвинены и некоторые посадники, которые убежали к великому князю; вече выдало на них “мертвые грамоты”, т.е. заочный приговор к смертной казни, но в деле замешаны были и сами смерды; некоторые из них были арестованы и казнены.
Великий князь разгневался и потребовал освобождения прочих арестованных смердов и оправдания посадников. Остальные посадники, бояре и житьи люди хотели исполнить волю великого князя, а “чернии люди молодии всего того не восхотеша”. Здесь черные люди Пскова решительно стоят против интересов смердов (крестьян)[1].
в) Смерды. Название это хотя и употребляется иногда в широком смысле (охватывая все население, кроме духовенства и бояр, – см. Рус. Пр. Ак., ст. 31 и 32), но в узком смысле под смердами разумеются сельские жители (“боярин боярина плениша, смерд – смерда, градъ – града” – Ипат. лет. 1221 г.); купец тянет к сотне городской, смерд – в погост, т.е. сельскую общину).
Термин “сельские люди” встречается лишь в церковном уставе Ярослава (довольно поздней редакции): за бесчестье жен “городских людей 3 гривны серебра…, а сельских людей за сором гривна серебра”.
Этот термин и не мог быть в употреблении в древнейшее время; тогда селом называлось только частновладельческое имение: “не имей себе двора близ княжа двора; не держи села близ княжа села; тиун бо его яко огнь трепетицею накладенъ, а рядовичи его яко искры” (Слово Даниила Заточника; Рус. Пр. Ак., ст. 22). Древнейшие наименования сельской общины – “весь” и “мир”.
Класс сельских людей состоит из людей свободных, прикрепленных и несвободных.
Свободные сельские жители, несомненно, существуют с древнейших времен. Русская Правда приписывает смерду личные права (за мучение смерда без слова князя полагается за обиду 3 гривны – Ак., ст. 31), права на вещи (Ак., 25) и права наследства (Кар., 103)[2].
То же подтверждают летописи: “А сего чему не промыслите, говорил Владимир Мономах союзникам, оже то начнет орати смерд, и приехав половчин, ударит и стрелою, а лошадь его поймет, а в село его ехав, иметь жену его и дети его и все его именье? (Лавр, лет., 1103 г.).
Хотя те же памятники (Русская Правда и летописи) содержат в себе и указания на бесправное положение смердов, такие указания относятся к смердам в теснейшем смысле, т.е. прикрепленным.
Свободное население сел жило или на общинных землях, или на частновладельческих. Но в княжествах, при тогдашнем смешении частного права с государственным, положение тех и других уравнивалось: общинные земли считались государственными, и смерды, населявшие их, были смердами князя.
Ян, воевода Святослава, спрашивал о волхвах, производивших беспорядки в Ярославской и Белозерской землях: “Чья еста смерда?” и потребовал их выдачи на том основании, “яко смерда еста моего князя” (Лавр. лет. под 1071 г.)[3].
В Новгородской и Псковской землях смерды, жившие на общинных землях (тянувшие к погосту), считались смердами государственными: они обязаны податями и повинностями в пользу Новгорода или Пскова (см. договор новгородцев с Казимиром, ст.21). Городское правительство (вече) защищало их в случае претеснений со стороны князя (см. ниже обвинение кн. Всеволода в 1136 г. в том, что он не бережет смердов).
Наоборот, если князь обращал в свою пользу дани и повинности смердов, то город вступал с ним в борьбу (см. выше о борьбе Пскова с великим князем в 1486 г.).
Свободные смерды, жившие на землях частновладельческих, назывались (по Псковской Судной грамоте) шорниками, исполовниками или четниками, смотря по тому, что занимали: пахотную землю, огород или рыбную ловлю; изорник (от слова “орать” – пахать) брал полевой участок, уплачивал хозяину 1/4 урожая; исполовник или огородник платил 1/2 дохода; кочетник, или четник, нанимал исад (рыболовный участок).
Срок найма был одногодичный, общий – на Филиппово заговенье, 14 ноября (Пск. Судн. гр., ст.42). В тот год, когда крестьянин отходит, он уплачивает владельцу не 1/4, а 1/2 урожая (ст. 63)[4].
Наемщик обыкновенно брал у хозяина покруту в виде денег, хлеба или орудий производства, а при отказе обязан был ее возвратить (Пск. судн. гр., ст. 51 и 76). Крестьянин имел право иска на своем землевладельце (там же, ст. 75, 87).
Но вообще и положение даже свободных крестьян (государственных и частновладельческих) было далеко от гражданского полноправия и они легко могли перейти в состояние прикрепленных.
Прикрепление могло быть временное или постоянное. Временное прикрепление есть ролейное закупничество Русской Правды, которое образуется из долгового обязательства смерда землевладельцу; при нем смерд сохраняет права личные (Рус. Пр. Кар., 73), имущественное право иска на господина (там же, 70,72), но за бегство и за преступление обращается в холопа (там же, 70, 75)[6].
Постоянное прикрепление может образоваться путем давности (“старые изорники”) – Пск. судн. гр., ст. 75. Прикрепленный не имеет права иска на господина наравне с холопом (догов, новгор. с Казим., ст. 20); он подлежит суду своего господина: “половника без господаря (хозяина) твоим (княжеским) судиям не судити” (там же, прим. 19).
Такие прикрепленные смерды были многочисленны в древнейшее время: Русская Правда уравнивает штраф за убийство холопа и смерда (Ак. 23, Кар. 13).
Несвободное сельское население состояло из поселенных рабов – челяди. Но институт холопства, как частный, не принадлежит к вопросам государственного права.
[1] Реформа, вызвавшая смуту, очевидно, касалась не частновладельческих крестьян, а государственных; в противном случае положение партий на псковском вече было бы обратное: обиженные бояре не ссорились бы с черными людьми, которые действуют в их интересах.
Инвентарные положения, отнесенные к XV в., маловероятны. Обиженные, приходившие во Псков с жалобами, конечно, не землевладельцы, а те правители, которые обычно пользовались данями за свою службу.
[2] Русская Правда (Кар., 42 и 43) говорит: “Таковы уроки смердам (преступникам), которые платят князю продажу, но если татями окажутся холопы… то их князь продажею не казнит”.
[3] Этому выражению нельзя придать другое значение; например, нельзя толковать его в смысле подсудности территориальной (подданства); воеводе, посланному князем взимать дань, должно быть хорошо известно, что область, куда он послан, есть территория его князя. Подсудность же личная (определяемая правилом: “половника не судить без государя”) могла быть неизвестна в данном случае.
[4] В.И. Сергеевич (Р. Юр. Древн. 1, 239), допуская буквальное понимание сг. 63, утверждает, что владелец даже тогда, когда сам отказывал изорнику, получает половину всего собственного имущества изорника; но при этом остается необъясненной четверть, которую терял владелец (по ст. 42), если отказывал крестьянину не в срок.
Наименование огородников “исполовниками” указывает, что изорник платил не 1/2, а 1/4 урожая, как и рыболов (“четник”). Откуда бы могло возникнуть право землевладельца на половину собственного имущества изорника?
[6] По мнению В. И. Сергеевича (а за ним Н.Дебольского), «закуп есть наемный… работник» (Рус. юрид. древн. I, 177), а ролейный закуп не отличается ничем от дворного: «…и тот и другой закуп есть наемный работник, который жил во дворе нанимателя» (Там же. С. 187–188).
Но слово «закуп» дожило до довольно поздних времен в западнорусском языке и в этом последнем имеет весьма точное значение: в 1739 г. «жид» Городненский жаловался судье на Понарчица и его жену в том, что они запродали зятя своего и жену его в рубле грошей пану Внучку, который продержал запроданного один год и выпустил ему «выпусту» из занятого рубля 20 грошей; а потом пан перевел того закупа «жиду» за 70 грошей, у «жида» он служил один год и получил «выпусту» 26 грошей; затем ушел прочь и остальных 54 грошей не возвратил.
Судья присудил уплатить истцу 54 гроша (см. наше исследование: «Очерки из истории западнорусского права», II, 30–31). Это не наемный слуга, ибо здесь не сроком работы определяется сумма денег, а суммою денег — срок работ (перезалог закупа, воспрещенный Русской Правдой, здесь допускается).
В самой Русской Правде закуп противополагается свободному человеку: «…яко свободному платити, тако и в закоупе» (Кар. 73, ст. 77). — О ролейном закупничестве «Русская Правда» говорит, как об особом виде закупничества.
Ролейный закуп получает от господина ссуду (иначе он не был бы закупом), орудия обработки земли (плуг и борону) он должен возвратить (или отслужить) хозяину за ссуду и подмогу.
Но он не дворовый слуга: барщина не превращает крестьянина в дворового слугу. — Впрочем, после исследования проф. М. Н. Ясинского («Закупы Русской Правды и памятников западнорусского права». Киев, 1904) дальнейший спор о закупах уже не имеет никакого научного интереса (Ср. В. А. Удинцева: «История займа»).
