Власть и право

Ihering. Zweck im Recht. В. 1.1884. S. 176.

Каково бы ни было государственное устройство, кем бы ни осуществлялись функции власти, человеческое сознание всегда стремится подчинить и акты властвования юридическим нормам. Интересам власти противопоставляют начала права.

Подчиняясь сами власти, граждане требуют от органов власти подчинения праву, потому что как бы ни был высок интерес, связанный с существованием твердой и сильной власти, он не имеет все-таки исключительного характера, не поглощает собою других людских интересов.

Сосредоточивая в своих руках исключительное право принуждения, государство тем самым обеспечивает гражданам мирный порядок их взаимных отношений. Отстаивая свою международную независимость и внешнее могущество, государство обеспечивает сохранение и развитие исторически выработавшейся национальной культуры.

Но каково бы ни было значение мирного порядка своеобразной культуры, наряду с ним существует множество других интересов человеческих, могущих приходить с интересом власти в столкновение.

Личность, сознающая себя самоцельной, не может примириться с принесением всех своих интересов в жертву поддержания мирного порядка и национальной культуры, которые сами для нее представляются только средством. Поэтому личность естественно противопоставляет интересу власти свои особые, индивидуальные интересы, отстаивая и оберегая их.

Это приводит к созданию юридических норм, разграничивающих сталкивающиеся интересы власти и отдельных личностей, так что и власть в своих проявлениях является ограничиваемой правом. Такое ограничение власти правом, и притом с развитием общественной жизни, все более и более развивающееся, есть несомненный исторический факт.

Нет правительства, которое бы не признавало за собою хотя каких-либо юридических обязанностей, и чем выше стоит политическое развитие общества, тем круг таких обязанностей шире. Но вопрос в том, как объяснить это явление постепенного ограничения власти правом?

Для сторонников существования абсолютного естественного права вопрос этот решался очень просто. С их точки зрения личности прирожденны права, не зависимые от государства, существующие помимо его, безусловные и неизменные, а потому неприкосновенные и для власти.

В этих-то абсолютных, прирожденных правах личности и видели основу ограничения власти правом. Уважение к этим правам для государственной власти являлось тем необходимее, что само государство основывалось на свободном договоре отдельных личностей.

Но такая постановка вопроса должна была пасть вместе с падением учения об естественном праве. Теперь отвергается существование естественного права, принимается существование только положительного права, создаваемого историческим процессом развития человеческого общества, в котором государственная власть является одним из самых важных факторов.

Каким же образом развитие правосознания общества, объединенного именно подчинением государственной власти, может привести к выработке и таких юридических норм, которыми ограничивается осуществление функций этой власти?

С точки зрения волевой теории власти, видящей в государственной власти единую надо всем в государстве господствующую волю, ограничение власти правом не может быть объяснено иначе, как соображениями целесообразности.

Раз власть — надо всем господствующая воля и нет естественного права, которое бы могло ограничить эту волю, ограничение власти правом объяснимо только как самоограничение властвующей воли в собственном интересе. Определеннее всего эта точка зрения была выражена Иерингом.

Дня него все право вообще, создаваемое исключительно государственною властью, есть лишь политика власти[1]. Поясняя это определение, Иеринг указывает прежде всего, что правомерность есть первое условие политической силы. Грубая физическая сила никогда не может иметь такого значения, какое имеет сила, действующая согласно с указанием разума, соблюдающая известного рода политику.

Лучшая политика, по мнению Иеринга, есть правомерность. Понять это весьма не трудно. В самом деле, государственная власть, стесняя, ограничивая себя ради правомерного образа действия, не может вместе с тем не укреплять себя, потому что это ограничение усиливает прежде всего правовое чувство в обществе.

Нет сомнения, что главная опора всякой государственной власти есть не что иное, как высокое развитие чувства законности. Государственная власть никогда не может опираться исключительно на физическую силу даже потому, что правительство в каждом государстве всегда является меньшинством в обществе.

Вот почему наиболее важною опорою для власти является чувство законности: оно побуждает граждан исполнять веления законодателя и служит гарантиею того, что предписания закона будут исполняться гражданами, даже в тех случаях, когда им приходится стеснять себя в своих отношениях к государственной власти.

Понятно, что это чувство законности, с одной стороны, составляет основную силу для правительства, заставляя подданных добровольно подчиняться его велениям, а с другой стороны, заставляет государственную власть ограничивать себя в своих действиях, потому что деспотическая государственная власть является главным препятствием для развития чувства законности.

Для того, чтобы в обществе сложилось чувство законности, необходимо прежде всего, чтобы закон исполнялся строго теми людьми, которые стоят выше всех в обществе, т. е. органами правительства.

Рядом с указанным соображением, в силу которого правительство, в видах развития чувства законности, не должно нарушать наиболее важных прав граждан, является другое основание, в силу которого закономерная власть является наиболее целесообразною и политичною. Рядом с чувством законности второю основою силы всякой государственной власти является правильная организация.

Действительно, правильная организация дает большую экономию силы и является таким образом одним из оснований силы государственной власти. Между тем правильная организация в государстве может быть достигнута только под условием строгой законности, строгого подчинения и органов власти раз установленным законам.

Таким образом, по мнению Иеринга, существует два основания самоограничения власти правом, а именно: 1) то, что государственная власть, ограничивая самое себя правом, тем самым усиливает в обществе чувство законности, которое является главным основанием ее силы, и 2) то, что, устанавливая обязательность юридических норм, не только для отдельных граждан, но и для своих органов, государственная власть вместе с тем получает правильную организацию и тем экономизирует свои силы.

В этих объяснениях Иеринга, без сомнения, заключается значительная доля истины. Дальновидные, понимающие свое положение представители власти, конечно, и в собственном интересе ограничивают свое властвование, чтобы тем более упрочить его.

Но из этого не следует еще, чтобы все явления ограничения власти правом можно было объяснить, как сознательное самоограничение власти в собственном интересе. Это противоречит прежде всего самим же Иерингом выставленному учению о том, что право развивается не само собой, мирно, а как результат борьбы интересов.

Если право есть результат борьбы противоречивых интересов, оно не может быть просто самоограничением власти. История развития государственного порядка действительно свидетельствует нам, что правомерность властвования, законность управления лишь в редких, исключительных случаях установляется свободным актом самих органов власти.

В большинстве случаев ограничение власти правом дается дорогой ценой упорной борьбы различных элементов общества между собой. И во всяком случае ограничение власти правом в общем сознании не представляется только вопросом целесообразности, следовательно, чем-то факультативным, а, напротив, признается должным, обязательным, не зависящим от усмотрения отдельных конкретных органов власти.

Понимание власти, как силы, обусловленной не волею властвующего, а сознанием зависимости подвластных, дает само собой объяснение ограничения осуществления функций власти правом, как объективного факта, не зависимого от сознательных расчетов целесообразности со стороны самих органов власти.

Если властвование опирается на сознание зависимости граждан от государства, это не может не определять содержания актов властвования, их рамок и условий. Они не могут тогда определяться исключительно волею властвующего.

Для того чтобы орган власти мог в своей деятельности опереться на сознание подчиняющихся их зависимости от государства, необходимо, чтобы его действия находились в известном соответствии с этим сознанием подвластных, с теми представлениями, какие они имеют о государстве, об его отношении к праву, к личной и общественной свободе.

Власть государства простирается лишь настолько, насколько граждане сознают себя от него зависимыми. Поэтому всякое сознание личной или общественной свободы непременно обусловливает соответственное ограничение государственной власти.

Таким образом, ограничение власти правом установляется не потому только, что дальновидные представители власти сознательно ограничивают себя правом граждан по соображениям целесообразности, а потому также, и притом главным образом потому, что сознание зависимости от государства, служащее основой его власти, никогда не бывает безграничным, безусловным, и с развитием общественной жизни, с образованием наряду с государством множества других общений, с успехами международного общения, сознаваемая нами зависимость от государства становится все ограниченнее и условнее.

Властвование над нами государства и ограничение этого властвования правом имеют одно и то же общее основание — в нашем сознании, в сознании зависимости от государства и в сознании целого ряда интересов, противопоставляемых интересам власти и требующих определенного с ними разграничения.


[1] Die Gewalt gelangt zum Recht nicht als zu etwas ihr Fremdem, das sie von ausserhalb vom Rechtsgefiihl entlehnen und nicht als zu etwas Hoheren, dem sie im Gefuhl ihren Inferioritat sich unterordnen miisste, sondern sie treibt das Recht als Mass ihrer selbst aus sich heraus — das Recht als Politik Gewalt.

Николай Коркунов https://ru.wikipedia.org/wiki/Коркунов,_Николай_Михайлович

Николай Михайлович Коркуно́в — русский учёный-юрист, философ права. Профессор, специалист по государственному и международному праву. Преподавал в Санкт-Петербургском университете, Военно-юридической академии и других учебных заведениях. Разрабатывал социологическое направление в юриспруденции.

You May Also Like

More From Author