Кроме текущего «Собрания узаконений и распоряжений правительства», издаваемого с 1863 года, у нас имеются еще два сборника законов, хронологический сборник всех законодательных актов с Соборного уложения 1649 года — Полное собрание законов, и систематический сборник действующего законодательства — Свод законов[1].
Так как это именно сборники уже раньше изданных законов, а не целостные внутренне объединенные переработки законодательства, то их подводят под понятие инкорпорации. Надо сказать, однако, что они представляют собою весьма своеобразную форму инкорпорации, отличаясь от других известных инкорпораций довольно существенными особенностями.
Во-первых, это не законченные сборники, как, напр., сборники Юстиниана, а текущие, подлежащие постоянному пополнению и изменению, сообразно движению законодательства.
И полное Собрание, и Свод не представляют собою законченной картины нашего законодательства к определенному историческому моменту его развития, а, напротив, предназначенному служить как бы зеркалом, отражающим в себе все последовательные изменения законодательства.
Во-вторых, наши сборники не издаются законодательным порядком, а составляются учреждением, не осуществляющим вовсе законодательных функций. Первоначально таким учреждением служило Второе Отделение Собственной Е. И. В. канцелярии, преобразованное в 1882 г. в кодификационный отдел при Государственном совете, а теперь (с 1893 т.) в особое отделение государственной канцелярии, в отделение Свода Законов.
Составленные этими учреждениями новые тома Полного Собрания или новые издания и Продолжения Свода не вносились на уважение Государственного совета, как это требуется для издания законов.
И Полное Собрание, и Свод были первоначально составлены в царствование Императора Николая I[2]. Правда, как сборники текущие, они продолжают составляться и по настоящее время, но это только продолжение того, что было сделано при Николае I. Поэтому и последнее издание Свода 1893 года сохраняет все тот же заголовок «Свод Законов Российской Империи, повелением Императора Николая I составленный».
Попытки составить взамен Соборного уложения 1649 г. Новое уложение делались уже в царствование Петра I и затем повторялись в течение всего прошлого столетия и начале настоящего[3]. Но все они остались без практических результатов, и Император Николай I решился, вместо составления нового уложения, нового кодекса, ограничиться составлением сборника действующих законов, поручив это дело Сперанскому[4].
И эта задача представляла тогда немалые трудности. По существовавшему тогда порядку законы обнародовались отдельными печатными листами и не было вовсе ни официального, ни частного сколько-нибудь полного их сборника.
Поэтому для того, чтобы определить и выделить собственно действующие законы, необходимо было прежде вообще собрать весь накопившийся с 1б49г. законодательный материал, расположив его просто в хронологическом порядке.
Это и было выполнено составлением в 1830 г. Первого Полного Собрания Законов, обнимающего собою в 45 томах все законодательные акты, начиная с Уложения 1649 г. до 12 декабря 1825 г., т. е. до дня издания первого манифеста Николая Г, всего 30 920 актов. Все законодательные акты помещены в Полном Собрании в том самом виде, в каком они первоначально были изданы, без всяких изменений.
Порядок их расположения хронологический, по времени их утверждения. Иногда отмечен при этом и день обнародования, но не всегда. К полному собранию, для облегчения справок, составлены два указателя, хронологический и алфавитный, с систематическим к нему оглавлением.
Одновременно с Первым Полным Собранием приступлено было к составлению второго Полного Собрания Законов, в которое должны были включаться вновь издаваемые законодательные акты, начиная с первого манифеста Николая I. Второе Собрание составлено по тому же плану, имея особую нумерацию.
Уже при восшествии на престол Александра II[5] возбуждался вопрос, не закончить ли Второе Собрание и не начать ли с первого манифеста Александра II Третье Собрание. Но тогда это предположение было Высочайше отклонено. Затем по поводу совершившегося 25-летия царствования покойного Государя повелено было закончить Второе Собрание и с 19 февраля 1880 г. начать Третье Собрание.
Но за последовавшим затем вступлением на престол Императора Александра III[6] состоялось 19 октября 1883 года Высочайшее повеление о продолжении Второго Собрания так, чтобы оно обняло все законодательные акты прошлого царствования, и начать Третье собрание с первого манифеста Александра III.
Таким образом законченное теперь Второе Полное Собрание Законов объемлет собою законодательные акты двух царствований Николая I и Александра II и состоит из 55 томов.
Составление Полного Собрания было вызвано разрозненностью наших законов, публиковавшихся отдельными листами. С 1863 года обнародование новых законов совершается в особом Собрании узаконений, представляющем собою также цельный сборник, снабженный хронологическими и алфавитными указателями.
В силу этого естественно должен был явиться вопрос: есть ли надобность в дальнейшем составлении Полного Собрания, раз имеется уже другой хронологический сборник законов, всегда значительно упреждающий по времени издания соответствующие тома Полного Собрания?
Вопрос этот и действительно был неоднократно возбуждаем, в последний раз в 1882 г., Государственным советом, но составление Полного Собрания тем не менее решено было сохранить и на будущее время.
Доводы, выставленные в доказательство необходимости сохранить наряду с Собранием узаконений и Полное Собрание Законов, представляются во многих отношениях весьма интересными. Прежде всего указывалось, будто бы только в Полном Собрании узаконения помещаются в определенном хронологическом порядке, в Собрании же узаконений в совершенно случайном.
Дело в том, что в Собрании узаконений отдельные акты печатаются действительно не в порядке их утверждения, а в порядке их заслушания сенатом. Но это вовсе не случайный порядок, а хронологический порядок по времени обнародования, имеющий притом гораздо большее практическое значение, чем хронологический порядок утверждения, принятый в Полном Собрании.
Для юриста важно знать, когда закон вступил в силу, а не то, когда он утвержден. Время утверждения может представлять значение разве только для историка. Затем выдвигалась на вид неисправность Собрания узаконений: частые в нем ошибки, неизбежные в периодическом издании и могущие быть затем исправлены.
Ошибки возможны, конечно, во всяком человеческом деле. Но по этому самому они возможны и действительно встречаются не только в Собрании узаконений, но и в Полном Собрании, и в Своде. И во всяком случае, исправление ошибок обнародованного текста законов должно совершаться как можно скорее и тем же способом, каким совершено самое обнародование.
Ко всему этому присоединялось прежде еще и то соображение, что и по содержанию своему Собрание узаконений и Полное Собрание не совпадали. Соответствующие годы Полного Собрания заключали обыкновенно в себе гораздо больше, чем Собрание узаконений. Так, напр., в XLI томе Полного Собрания Законов за 1866 г.
Помещено 1242 узаконения, в Собрании узаконений за тот же год только 893. Это объясняется тем, что бывшее Второе отделение в составлении Второго собрания продолжало держаться тех же приемов, какие были приняты при составлении Первого, и тогда были вполне уместны.
Оно не ограничивалось перепечаткой обнародованных Сенатом узаконений, а, стремясь к возможной полноте материала, само разыскивало и печатало необнародованные и даже такие, которым Сенат отказал в обнародовании, так как они состоялись неподлежащим законодательным порядком.
Бывший кодификационный отдел сам признал такое восполнение содержания Полного Собрания необнародованными материалами ненормальным, и теперь, в силу состоявшегося о том Высочайшего повеления, в Полное Собрание включаются только обнародованные через Собрание узаконений акты. Но тем самым при полном тождестве содержания обоих этих сборников еще усиливаются сомнения в действительной надобности в дальнейшем составлении Полного Собрания.
Существование двух тождественных по содержанию официальных сборников законов может на практике создать и серьезные неудобства. Два совершенно самостоятельных и независимых друг от друга, различными учреждениями составляемых сборника никогда не могут быть вполне тождественны.
По крайней мере, ошибки в них будут по необходимости различные. А к тому же составители Полного Собрания признают за собой право исправлять ошибки текста Собрания узаконений.
Поэтому может оказаться, что один и тот же закон будет иметь различный текст в Собрании Узаконений и в Полном Собрании: какой же из этих текстов должно считать юридически обязательным?
Так как напечатание закона в Собрании Узаконений есть один из существенных моментов самого издания закона, а составление Полного Собрания никакого отношения к акту издания закона не имеет, то и следует считать закон изданным всегда в том виде, как он напечатан в Собрании Узаконений и, в случае различия текста Собрания Узаконений и текста Полного Собрания, обязательным следует считать текст Собрания Узаконений.
Обозрение исторических сведений о своде законов. 1837.
[1] Свод законов Российской империи (в 15-ти томах) был создан на основе Полного собрания законов, включив в себя только нормы действующего права. Он был издан при манифесте от 31 января 1833 г. и вступил в действие с 1 января 1835 г. В полном составе Свод издавался в 1832, 1842 и 1857 гг.
После 1857 г. он перестал издаваться в полном составе, но продолжали публиковаться отдельные тома. 5 ноября 1885 г. Были приняты (высочайше утвержденным мнением Государственного Совета) новые правила для руководства кодификационного отдела Государственного Совета.
Гражданские законы в системе Свода представлены в X томе. После 1857 г. он был выпущен отдельными изданиями — в 1887 и 1900 гг. Структура 1 ч. X т. Свода законов (включающая нормы гражданского права) разделялась на четыре части (книги): «О правах и обязанностях семейственных» (Кн. I. Ст. 1-382); правила «о порядке приобретения и укрепления прав на имущества вообще» (Кн. II. Ст. 383-933); правила «О порядке приобретения и укрепления прав на имущества в особенности» (Кн. III. Ст. 934-527); изложение вопросов «О обязательствах по договорам» (Кн. IV. Ст. 1528-2334).
Наряду с X т. вопросы гражданского права регулировались в других частях Свода, наибольшее значение из которых имели — «Особое положение» IX т. («Положения о сельском состоянии» в издании 1902 г.); Уставы кредитный, о векселях, торговый, судопроизводства торгового, консульский, о промышленности (2 ч. XI т.); «Общий устав Российских железных дорог» (ч. 1 XII т.); Устав гражданского судопроизводства, Положение о нотариальной части (ч. 1 XVI т.); Законодательство о судопроизводстве гражданском, Положение о взыскании гражданском (ч. 2 XVI т.).
Постепенное развитие частного права отражалось в количественном росте статей и последовательных изданиях «Свода законов гражданских». Такой экстенсивный путь развития законодательства приводил к искусственному соединению законодательных положений, возникших в разное время и отражавших «следы разных эпох и разных укладов общественной жизни».
Подробнее см.: Корево Я. Об изданиях законов Российской империи 1830-1899. Сборник сведений об изданиях Свода Законов и Продолжений к нему, Полного Собрания законов, Сводов Военных и Морских Постановлений, а также об изданиях местных законов. СПб, 1900; Богров Н.Л. Краткое пособие к изучению Свода Законов гражданских. М, 1908; Гуляев А. М. Русское гражданское право. Обзор действующего законодательства, кассационной практики Правительствующего Сената и Проекта гражданского Уложения. СПб, 1913.
[2] Работа по кодификации М. М. Сперанского и его сотрудников велась во II Отделении Собственной Е. И. В. канцелярии. Ее результатом стало издание Полного собрания законов и Свода законов, который, однако, многие юристы (прежде всего Н. М. Коркунов) не считали возможным именовать Кодексом.
Трудности кодификации определялись необходимостью соотнести, систематизировать и унифицировать нормы различного происхождения, взятые из источников разных периодов истории, а также преодолеть различия права, действовавшего в разных областях страны.
Показательны в этом отношении работы по созданию так называемого «западного свода», которые велись с 1830 по 1835 гг. Западный свод, рассмотренный и одобренный к 1838 г, так и не вступил в силу из-за общей тенденции к унификации права в империи, что было связано с изменением внутренней политики в отношении западных губерний после восстания 1830-1831 гг.
Однако проделанная работа над «местными сводами», как показал А. Э. Нольде, привела к систематизации всего законодательства, действовавшего в «краях присоединенных» (Нольде А Э, Очерки по истории кодификации местных гражданских законов при графе Сперанском. СПб, 1906-1914. Вып. 1-8).
В ходе кодификационных работ регионального законодательства общие трудности кодификации (соотношение теории и практики, национального и заимствованного права) значительно увеличиваются, поскольку приходится согласовывать общие и местные нормы, изучать и сопоставлять различные источники права, соотносить законы и положения обычного права, иметь в виду возможность параллелизма, противоречий и неопределенности норм местного законодательства, которые еще более усложняются с учетом судебной практики.
В контексте теоретических дебатов о кодификации, связанных с принятием гражданских кодексов в Австрии, Пруссии, Саксонии, Баварии, Франции XVIII—XIX столетий, создания Полного собрания законов и Свода законов Российской империи, анализировалась разработка и принятие Свода гражданских узаконений губерний прибалтийских, вступившего в силу в 1865 г.
Несмотря на общую установку, принятую при создании российского Свода законов и состоявшую в простой систематизации (а не изменении) законов, эти изменения, как показано в литературе, все же имели место, причем некоторые статьи именно Свода законов гражданских «выражают правила, прежним законодательством плохо оправдываемые» (Нольде А. Э. Очерки по истории кодификации. СПб., 19И. Вып. 2. С. 6).
[3] Уложенные комиссии петровского царствования важны для истории кодификации не своими результатами, а скорее причинами их неудачи. Первая Уложенная комиссия, образованная 18 февраля 1700 г., была началом реализации идеи молодого царя — о создании правовой законодательной базы будущего идеального «регулярного государства», в котором реформатор видел образец государства, управляемого хорошими законами, направленными на общественное благо.
Первым шагом и явилась мера по кодификации действовавшего законодательства послеуложенного периода, еще не приведенного в систему. Все указы, новоуказные статьи и боярские приговоры должны были быть приведены в соответствие с частями Уложения 1649 г., и в качестве цели кодификационной работы было поставлено создание Новоуложенной книги, включающей законодательные материалы 1649-1700 гг.
Для этого проведена была подготовительная работа в приказах, которые должны были собрать относящиеся к их сфере деятельности материалы и доставить их в Уложенную палату. В состав Палаты вошли представители боярской знати (Троекуров, Ромодановский, Львов) и другие думные чины титулованной знати.
Включение тех или иных указов и других юридических норм в Новоуложенную книгу придавало им значение действующего при новой власти права. Уложенная палата очень быстро подготовила Новоуложенную книгу и даже проект указа о ее обнародовании.
В качестве ее инициаторов и создателей назывались царь, церковный собор, митрополиты, а также бояре, окольничьи и думные люди, что приравнивало ее легитимность к Уложению 1649 г. (имевшему, как известно, еще и совершенно иную легитимность — Земского собора). Оставалось лишь подписать проект.
Этого, однако, никогда не было сделано, иначе мы имели бы, по существу, законодательную санкцию власти на дальнейшее выведение из-под ее правового контроля земельного регулирования и распространение на поместное владение наследственных прав.
О том, что эта перспектива была вполне реальна, говорит исследование деятельности Поместного приказа и зафиксированные злоупотребления в нем. На это власть пойти не смогла, но и поставить преграду стихийно развивавшемуся процессу дворянской приватизации государственной земли также не имела возможности.
Отказ Петра утвердить Новоуложенную книгу в период 1700-1714 гг. означал стремление власти если не остановить утрату земельного ресурса (происходившую в результате незаконных действий высших должностных лиц Поместного приказа), то хотя бы отказаться подтвердить это положение принятием Нового Уложения.
Сходная судьба постигла другую Уложенную комиссию, созданную указом Петра от 20 мая 1714 г., которую можно интерпретировать как новую попытку создать законодательную основу земельного права. Уложенную комиссию 1714 г. в литературе, как правило, не рассматривают содержательно, поскольку ее деятельность по созданию Нового Уложения (как и в 1700 г.) не имела результата.
Возникает, однако, вопрос о смысле проделанной для ее подготовки огромной кодификационной работы. Особенно интересен проект, согласно которому приказы должны были предоставить обобщенные материалы законодательства за период 1649-1714 гг.
Была разработана особая таблица (образцовая табель), предусматривавшая систематизацию законодательства по отношению к Уложению (что было «прибавлено», «убавлено», «учинено вновь»). Приказы собрали значительный материал по этой программе. Ее смысл проясняется при обращении к петровскому указу 15 июня 1714 г. «О вершении дел по Уложению».
Констатация обилия противоречивых указов и, как его следствия, затруднений для судопроизводства, выступает в качестве обоснования необходимости кодификационных работ. Однако она еще не проясняет смысла этой кодификации, ее политического содержания. Между тем, такой смысл здесь прослеживается.
В указе 15 июня 1714 г. содержится мысль об отмене указов, которые «противны Уложению», такие указы и Палатные приговоры предлагается не учитывать, не придавать им значения прецедента («все те указы, которые учинены не в образец, а также те, которые противны Уложению и прочие тому подобные, — хотя и отмечены именными указы и палатными приговоры, все отставить, а на пример не выписывать, и вновь таких указов отнюдь не делать»).
Более того, предполагается дела, уже прежде решенные по этим указам, «по челобитьям перевершивать по окончании сея настоящие войны». Из этого можно заключить, что речь идет, хотя и в более отдаленной перспективе, о пересмотре поместно-вотчинной политики послеуложенного периода.
По смыслу указа, законодательная политика, и прежде всего по отношению к вопросам землевладения («по челобитьям», то есть по вопросам частного владения), прежних государей, выраженная в указах и палатных приговорах, если и не отменяется, то как бы приостанавливается, причем вектором желаемого восстановления является возврат к Уложению 1649 г. Северная война была далека от окончания, и вопросы, поднятые в Уложенной комиссии 1714 г, не нашли своего непосредственного продолжения в законодательстве Петра.
Но весь круг проблем, которые власть рассматривала в 1714 г. в связи с поместно-вотчинным правом и Поместным приказом, становится возможным интерпретировать более полно. Формирование нового сословия, чьи усилия направлены на приобретение земельных прав и освобождение от служилых обязанностей, шло в конце XVII — начале XVIII в. полным ходом.
Пользуясь традиционной сословно-правовой практикой раздачи окладов, наиболее предприимчивые или близкие к бюрократической элите представители служилого сословия утверждали свою собственность на земли. Государство, разумеется, не могло не понимать, какой инструмент управления служилым сословием, организацией управления и военной защиты пограничных территорий ускользает при этом из-под его власти.
В 1700 г. неутверждение Новоуложенной книги означало отказ от признания и законодательного подтверждения этого порядка. В 1714 г. была сделана попытка обозреть (на основе систематизации) суть перемен, произошедших в земельном праве после Уложения, обозначилась и попытка возврата к традиционным нормам.
Однако этот пересмотр и возврат виделся лишь как возможная, хотя и желательная, перспектива, отложенная самим законодателем на неопределенное будущее. Реальным остался другой, хорошо известный указ о единонаследии 23 марта 1714 г.
Указ не рассматривает вопрос о статусе двух форм землевладения (поместного и вотчинного) и в этом смысле не является законодательным актом о формировании нового сословия дворянства, но молчаливо исходит из установления фактического равенства этих двух форм. При этом Петр ставит своей целью ограничить негативные и в перспективе разрушительные следствия данного факта.
Сословие земельных собственников и так уже превзошло все разумные пределы, его дальнейшее увеличение с каждым новым поколением (и соответствующее дробление поместий) законодатель пытается остановить: только один наследник должен быть владельцем земли и крестьянства, а остальные — пусть служат. Подробнее см. – Медушевский АН. Утверждение абсолютизма в России. М, 1994.
[4] Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839) — граф, русский государственный деятель. С 1808 г. ближайший советник Александра I, автор плана либеральных преобразований, проекта кодекса Гражданского уложения, инициатор создания Государственного Совета (1810). Подготовленный Сперанским первоначально проект Кодекса гражданского права вызвал критику его за сходство с Кодексом Наполеона и несоответствие российским условиям.
Это обвинение получило широкое распространение и было наиболее четко сформулировано Н. М. Карамзиным: «В самом деле, — писал он, — издаются две книжки под именем проекта Уложения. Что ж находим? Перевод Наполеонова Кодекса» (Карамзин Н. М. Записка о Древней и Новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М, 1991. С. 90).
Сперанский, правда, отвергал это обвинение, объявляя его «ложью или незнанием» того, что «в источнике своем, то есть в римском праве, все уложения всегда будут сходны» (План государственного преобразования графа М. М. Сперанского. М, 1905. С. 338-339). Однако ему едва ли удалось убедить в этом царя и последующую историографию (Середонин С. М. Граф М. М. Сперанский. Очерк государственной деятельности. СПб, 1909. С. 173).
В 1812-1816 гг. Сперанский оказался в ссылке, в 1819-1821 гг. — генерал-губернатор Сибири. С 1826 г. возглавлял II отделение, сыграл решающую роль в кодификации законов и подготовке Полного собрания законов и Свода законов Российской империи. Подробнее о его проектах и идеях см.: Конституционные проекты в России XVIII-XX вв. М, 2000.
[5] Александр II (1818-1881) — российский император с 1855 г, время правления которого вошло в историю как эпоха Великих реформ. Они включали радикальные преобразования всех сторон жизни русского общества. Крестьянская реформа 19 февраля 1861 г. Освобождала крестьян от крепостной зависимости с земельными наделами.
Земская реформа, введенная Земским положением 1 января 1864 г, предоставляла населению губерний и уездов всех сословий посредством выборных представителей осуществлять управление местными хозяйственными делами (сборами, дорогами, образованием, здравоохранением и др.).
Городовое положение 1870 г. создавало институты внутреннего городского самоуправления с участием всех сословий. Судебные уставы, утвержденные 20 ноября 1864 г, вводили независимое судопроизводство, отделив суд от других институтов государственного управления, гласный и состязательный порядок осуществления правосудия, избираемых населением мировых судей и адвокатуру.
Устав о воинской повинности 1874 г. вводил равенство всех сословий по отношению к воинской повинности, установив сокращенные сроки службы лишь по критерию образования. Университеты по новому уставу получили самоуправление посредством коллегии профессоров и избрания ими ректора.
Для женщин учреждались специальные Высшие курсы, работавшие по университетским программам. Печать, по правилам 1865 г, получила большую свободу от цензурных ограничений, начали развиваться провинциальные газеты.
Эти реформы стимулировали широкое общественное движение, направленное на демократизацию общества посредством развития земского самоуправления и предоставления его представителям места в общегосударственной деятельности. Особенностью Великих реформ следует признать их научную разработку, тщательную юридическую подготовку и планомерное осуществление.
В истории России это уникальный пример успешного проведения масштабных социальных преобразований с сохранением социального консенсуса и правовой преемственности. В этом смысле анализ опыта данных реформ имеет непреходящее значение и представляет актуальность для всех обществ переходного типа.
См.: Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. М., 1911. Т. I—VI; Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, граж: данского общества и правового государства. СПб., 2003. Т.; Медушевский А. Н. Стратегии решения аграрного вопроса в России // Отечественные записки. 2004. № 2.
[6] Александр III (1845-1894) — российский император с 1881 г., правление которого включало попытку восстановления сословных порядков, подорванных в правление Александра II. Его курс интерпретировался в либеральной публицистике как «контрреформы».
Они включали: восстановление предварительной цензуры (1882), введение сословных принципов в начальной и средней школе; отмену автономии университетов (1884); введение института земских начальников (1889); установление правительственной опеки над земским (1890) и городским (1892) самоуправлением.
В 1880-е и 1890-е гг. последующими законами было введено много ограничений в применении демократических положений Судебных уставов 1864 г.: сокращена компетенция суда присяжных, ограничена гласность судопроизводства, не осуществлена несменяемость, отменена мировая юстиция и др.
Наиболее серьезной ошибкой правительства признавалось установление административной опеки над крестьянами в результате введения (Положением от 12 июля 1889 г.) института участковых земских начальников, которое рассматривалось как существенное отступление от духа либеральных реформ 1860-х годов.
Эта реформа признавалась вполне антиземской, поскольку приводила к соединению судебных и административных функций в одних руках и установлению бюрократического контроля над институтами самоуправления (т. к. земские начальники не избирались земствами, а назначались правительством).
Политика контрреформ Александра III, как считали многие либеральные деятели, стала основной причиной социальной катастрофы русских революций и уничтожения формировавшихся элементов гражданского общества и правового государства в период установления советской диктатуры.
