По уложению о наказаниях и уставу о наказаниях, преступная клевета есть запрещенное уголовным законом, виновное, умышленное или неосторожное разглашение человеком, находящимся в состоянии вменяемости, о каком-нибудь поступке или вообще о каком-нибудь обстоятельстве, позорящем другого человека или юридическое лицо, не существующем в действительности (Ул. 1535 в связи с 10344/6 п. 3; 1536; 1539. – Уст. 136. – Уст. Уг. Суд. 12132, по Прод. 1906 г.; 12134/6. – Сравн. к. р. 1883 г. № 1; 1885 г. №33; 1886 г. № 42; 1892 г. № 10).
Позорящим поступком называется действие или бездействие человека, противное правилам чести. Это ясно указано уложением о наказаниях в 1-й части 1535-й статьи. Здесь говорится, что клеветою может быть несправедливое обвинение человека „в деянии, противном правилам чести”. A деяние человека может состоять: как в действии, так и в бездействии.
Но этого мало. Уложение о наказаниях, говоря об оклеветании человека в бумаге, представленной присутственному месту или чиновнику (1535 ч. 1), признает, что оклеветание человека в этой бумаге происходит не только в том случае, когда этого человека несправедливо обвиняют в учинении деяния, противного правила чести; но – и в том случае, когда несправедливо обвиняют в таком деянии жену или члена семьи этого лица.
А поступок жены или члена семьи, позорящий доброе имя мужа или отца, является, очевидно, не поступком самого мужа или отца, но лишь иным обстоятельством, позорящим доброе имя мужа или отца.
Наконец, уложение о наказаниях в его постановлениях о других квалифицированных видах клеветы (1535 ч. 2; 1539), точно также, как и устав о наказаниях в его постановлениях о клевете (136), вовсе не определяют, чем именно производится оклеветание лица: разглашением ли не существующего позорного поступка со стороны этого лица или разглашением вообще какого бы то ни было не существующего обстоятельства, позорящего доброе имя этого лица.
Поступая таким образом, уложение о наказаниях и устав о наказаниях дают полное основание заключить, что в этом отношении они держатся обыденного понятия о клевете, принятого в русском обществе.
А по этому понятию, оклеветание физического или юридического лица производится разглашением не только о поступке этого лица, но о всяком обстоятельстве, касающемся этого лица, если этот поступок или обстоятельство имеют для этого лица, позорящее значение в глазах общества, но не существуют в действительности.
Напр., общество признает человека оклеветанным, когда несправедливо разглашают, что он валялся пьяным на улице, или что ему изменила жена, или что товарищи перестали подавать ему руку.
В виду этих данных, следует признать, что, по нашему уложению о наказаниях (1535; 1539) и уставу о наказаниях (136), оклеветание человека может быть произведено: как разглашением об учинении этим лицом какого-нибудь не учиненного позорного поступка, так и разглашением о существовании какого-нибудь не существующего обстоятельства, имеющего позорящее значение для этого лица в глазах общества.
На этой точке зрения стоить и наш уголовный кассационный департамент сената и притом особенно подчеркивает ее относительно разглашения позорящих обстоятельств, не состоящих в деянии самого оклеветанного (к. р. 1870 г. 1658; 1871 г. № 168; 1873 г. № 824; 1892 г. № 12).
Признает ли наше действующее законодательство преступность клеветы только в случае умысла или считает клевету преступной и в случае неосторожности учинителя? Этот вопрос не представляет трудности.
Если мы станем решать его на точном основании действующих постановлений, посвященных преступной клевете уложением о наказаниях (1535; 1539) и уставом о наказаниях (136); то необходимо логически придем к заключению, что для наличности преступления или проступка клеветы требуется этими постановлениями виновность посягателя и притом характеризуемая или умыслом, или неосторожностью.
В самом деле, устав о наказаниях (136), говоря о проступке клеветы, прямо указывает, что для наличности этого проступка необходима виновность учинителя, но не высказывает, что признает клевету преступной, в случае умысла, и – неприступной, в случае неосторожности.
Уложение о наказаниях (1535; 1539) предусматривает лишь квалифицированные виды преступления или проступка клеветы.
Тем не менее оно не только не высказывает, что признает клевету преступной, в случае умысла, и – непреступной, в случае неосторожности, но, определяя 1-й из этих видов, а именно – оклеветание „в представленной присутственному месту или чиновнику бумаге” (1535), прямо указывает, что оклеветание производится несправедливым обвинением другого лица, или его жены, или членов его семьи в деянии, противном правилам чести.
Обвинение же другого лица в позорном деянии является несправедливым не только тогда, когда производится с умыслом, но и тогда, когда производится по неосторожности.
В виду этих данных, под именем преступной клеветы, по взгляду уложения о наказаниях и устава о наказаниях, действительно засвидетельствованному их постановлениями о клевете (Ул. 1535; 1539. – Уст. 136), логически следует разуметь не только умышленное, но и неосторожное обвинение одним человеком другого в учинении позорного поступка, не учиненного этим лицом в действительности.
Этот взгляд нашего уложения о наказаниях и устава о наказаниях на преступную клевету вполне понятен, так как он соответствует обыденным предписаниям благоразумия и нравственности.
И благоразумие, и нравственность одинаково требуют от человека, чтобы он безупречно относился к репутации других лиц и несправедливо, не только умышленно, но и легкомысленно не разглашал бы таких не существующих обстоятельств, которые могут иметь позорящее значение для этих лиц в окружающей среде.
Основание этого требования ясно. Несправедливые позорящие разглашения, не только лживые, но даже и опрометчивые, могут наносить и действительно нередко наносят тяжелые нравственные удары, иногда даже неизгладимые.
Наш уголовный кассационный департамент правительствующего сената сначала голословно и неправильно толковал, что клеветою, по нашему уложению о наказаниях и уставу о наказаниях, может быть только умышленное, заведомо ложное разглашение человеком об учинении позорного поступка другим лицом, не учиненного в действительности этой личностью (к. р. 1869 г. №№ 582, 586 и 771; 1870 г. № 1065; 1871 г. № 1094; 1872 г. № 726; 1873 г. № 663; 1874 г. №№ 128 и 362; 1875 г. № 571; 1886 г. № 42 и др.).
Впоследствии же, в 1885 г., в кас. решении по делу Ахшарумова (№ 33) уг. кас. департамент вступил на правильный путь толкования постановлений нашего уложения о наказаниях относительно клеветы.
Обратив надлежащее внимание на выражение уложения о наказаниях (1535): „оклеветать кого либо несправедливо, обвиняя его … в деянии, противном правилам чести”, уг. кас. департамент совершенно правильно разъяснил, что „несправедливо” „будет обвинять как тот, который распространяет относительно другого обвинение в позорном деянии, заведомо для него этим другим несовершенным, так и тот, который распространяет такое обвинение, лишь предполагая, находя вероятным, легкомысленно или неосмотрительно допуская действительность деяния, в совершении коего обвиняет” (к. р. 1885 г. № 33).
Принимая же во внимание эту верную мысль, департамент вполне правильно разъяснил, что по „смыслу закона, клевету составляют как заведомо ложное, так и незаведомо правдивое обвинение кого-либо в позорящем честь деянии” (к. р. 1885 г. № 33).
Таким образом, уг. кас. департамент признал, что клеветою, по смыслу нашего закона, может быть не только умышленное, но и неосторожное обвинение одним лицом другого в позорном поступке. Эту идею стал проводить этот департамент и в других своих кас. решениях (к. р. 1892 г. № 10).
Наши же ученые[1] как напр., Белогриц-Котляревский, Вульферт, Есипов, Познышев, Розин, Фойницкий, Ширяев, не обращая надлежащего внимания на точный смысл постановлений нашего уложения о наказаниях (1535; 1539) и устава о наказаниях (136) относительно клеветы, утверждают, будто для наличности преступления или проступка клеветы, по нашему законодательству, необходим умысел, т. е. заведомо ложное приписывание позорящего факта другому лицу.
Обращаясь к классификации преступлений и поступков клеветы, следует сказать, что преступная клевета разделяется на несколько видов. Один из них является обыкновенным, а остальные квалифицированными.
Обыкновенный вид преступной клеветы представляет собой запрещенное уголовным законом, виновное, умышленное или неосторожное разглашение человеком, находящимся в состоянии вменяемости, на словах или на письме, без квалифицирующих обстоятельств, о каком-нибудь поступке или обстоятельстве, позорящем другое физическое или юридическое лицо, не существующем в действительности (Уст. 136). Наказание – арест не выше 2 месяцев.
Обстоятельствами, квалифицирующими клевету, выступают:
1) учинение клеветы в бумаге, представленной правительственному месту или чиновнику [Ул. 1535 ч. 1],
2) учинение клеветы в печатном сочинении или письме [Ул. 1535 ч. 2],
3) учинение клеветы в непечатном сочинении или письме, распространенном, или получившем гласность, по распоряжению или с согласия клеветника [Ул. 1535 ч. 2],
4) мужской пол клеветника и женский оклеветанной [Уст. 136 ч. 2] и
5) существование особых личных отношений между клеветником и его жертвой, указанных законом, каковы: а) отношение нисходящего родственника по прямой линии к восходящему [Ул. 1539] и б) отношение человека к лицу, имеющему право, по особым отношениям к этому человеку, на особое уважение [Уст. 136 ч. 2].
Обвиняемому в клевете принадлежит право приведения доказательств на суде, что разглашенный им позорный поступок не вымышлен, а произошел в действительности. Доказывание действительности или истинности разглашенного позорного поступка называется по-латыни: „exceptio veritatis”, т. е. опровержением обвинения посредством ссылки на истину.
Если обвиняемый в клевете докажет действительность или истинность разглашенного им позорного поступка другой личности, в таком случае обвинение в клевете само собою падает, и обвиняемый подлежит оправданию.
Если же обвиняемый не докажет этого и не докажет, что имел разумное основание верить действительности этого поступка, то подлежит осуждению и наказанию за клевету (к. р. 1869 г. № 582; 1871 г. № 1561; 1885 г. № 33; 1886 г. № 34; 1892 г. № 10).
В виду этого, и говорится, что в делах о клевете бремя приведения доказательств (onus probandi) лежит не на оклеветанном, а на обвиняемом в клевете.
Уголовное преследование за клевету не приостанавливается, если обвиняемый в клевете, не доказав действительности разглашенного им позорного факта, будет утверждать, что он докажет этот факт судебным порядком, и станет просить суд приостановиться постановлением приговора о клевете до тех пор, пока надлежащий суд рассмотрит дело и постановит приговор о позорном деянии потерпевшего, разглашенном со стороны этого обвиняемого (к. р. 1871 г. № 536; 1873 г. № 203; 1876 г. № 126).
1) Белогриц-Котляревский – Учебник рус. уг. права, с. 393. – Вульферт – Лекции по особенной части русского уголовного права. Спб. 1899. с. 77; 80-82. – Есипов – Уг. право. Часть особ. Преступления против личности и имущества, с. 94-95. – Познышев – Особ. часть рус. уг. права, с. 125-127. – Розин – Об оскорблении чести. 1-е изд. с. 134; 2-е изд. с, 200. – Фойницкий – Курс угол, права, с. 119-121. – Ширяев – Оскорбление чести по рус. праву, с. 8-10; 26-28.
