Самая старая теория по вопросу о происхождении и основании государственной власти выводит государственную власть из религиозного авторитета; это – теория теократическая.
В своей первоначальной и наиболее распространенной формулировке эта теория сводится к тому, что носитель власти или отождествляется с божеством, или рассматривается как посланник, представитель божества, получающий непосредственно от него свои права.
Такой характер носило понимание власти в теократиях древнего Востока. После торжества христианства теократическая теория возрождается на почве христианского учения и делается излюбленной политической доктриной монархии.
Конечно, на почве христианства отождествление носителя власти с Богом уже невозможно, но власть рассматривается как божественное установление, обязанность повиновения власти выводится из повеления Бога. Основным аргументом при этом обыкновенно служит известный текст апостола Павла:
“Всяка душа властем предержащим да повинуется: несть-бо власть аще не от Бога, сущии-же власти от Бога учинены суть” (Римл. XIII).
Теократическая теория играла большую роль в Средние века и в начале Нового времени. Рационалистическая мысль XVIII в., нашедшая себе практическое воплощение в Великой французской революции, нанесла ей решительный удар. Но еще в XIX в., в эпоху Реставрации, она имела талантливых защитников, как, напр., французского писателя де-Мэстра.
В настоящее время религиозное обоснование государственной власти не играет серьезной роли в науке, но нельзя сказать, чтобы оно не имело никакого значения в положительном праве и в практической политике.
Французский юрист Дюги в своем учебнике конституционного права совершенно справедливо видит провозглашение теократической теории власти в одной из речей, произнесенных германским императором Вильгельмом II.
Но даже и в тех монархических государствах, где теократическая теория не является более официальной доктриной, прежнее господство ее оставило ясные следы во внешней обрядовой стороне монархического института, в титуле монарха, в церемониях, которыми сопровождается его вступление на престол.
Так, не только абсолютные, но и конституционные монархи включают в свой титул слова “Божьей милостью”, и с этим выражением связывается то же представление, которое лежит в основе теократической теории, а именно, что власть монарха основана на воле Бога.
Обряд коронования, который во многих государствах следует за вступлением монарха на престол, заключает в себе мысль о необходимости для власти монарха религиозной санкции. Теократическая теория в том виде, в каком мы ее изложили, очевидно, не подлежит научной критике, ибо основное предположение ее вытекает из религиозной веры и лежит вне области научного исследования.
Для лиц неверующих религиозное обоснование власти не имеет никакого значения, но и для верующих оно не может иметь научного значения, ибо и при вере в существование Бога и Божественный Промысел связь между земной властью и волей Божьей опять-таки является исключительно предметом веры и не может быть доказана научным путем.
Но учение, связывающее происхождение и основание государственной власти с религией, может получить и иную, не выходящую из пределов науки форму.
Возможно, не вводя в область исследования вопроса о воздействии воли Божьей на общественные явления, тем не менее утверждать, что государственная власть рождается из религиозного авторитета и основание государственной власти коренится в религиозной вере, распространенной в массе населения.
В таком виде теория делается независимой от веры и не заключает в себе a priori ничего неприемлемого, даже для неверующих.
Нельзя отрицать существование веры в божественное происхождение власти не только в древних государствах Востока, но, в известной степени, и в европейских государствах Нового времени, поскольку, по крайней мере, речь идет об известных группах населения. Возможно, не разделяя лично этой веры, тем не менее считать ее, как объективный факт, главным основанием государственной власти.
На такой точке зрения стояли многие государственные деятели. Будучи лично иногда даже неверующими людьми, они, однако, полагали, что власть покоится на религиозной вере масс и потому считалось необходимым поддерживать религию. Теократическая теория в этой форме подлежит научной критике и имеет за себя и некоторые научно удостоверенные факты.
Несомненно, что на первоначальной ступени человеческой культуры между властью и религией существовала тесная связь. Власть носит религиозные черты в первоначальной истории почти всех государств, прежде всего в государствах Древнего Востока. Следы первоначального слияния религиозной и политической власти мы находим также в государственном праве Афин и Древнего Рима.
В Афинах после упразднения царской власти титул царя сохранялся затем из высших сановников (архонтов), который исполнял жреческие обязанности. В Риме тот же титул принадлежал одному из высших жрецов (rex sacrorum).
Но факты подобного рода еще не дают основания для общего утверждения происхождения государственной власти из религиозной. Несомненное существование тесной связи между религией и государственным устройством в древнейших государствах само по себе не разрешает вопроса о взаимном отношении религиозного и политического авторитета.
Выяснение этого вопроса по отношению к первоначальным государствам весьма затруднительно за отсутствием достаточного научно проверенного материала. Гораздо удобнее для выяснения этого вопроса взять позднейшие примеры слияния религии с государственной властью и притом такие, где религиозная основа власти, на первый взгляд, представляется несомненной.
В виде такого примера можно указать то государство, которое было основано Магометом, – Арабский халифат. По-видимому, политический авторитет здесь является следствием религиозного.
Власть самого Магомета первоначально в тесном кругу его первых последователей была, несомненно, основана на вере в его религиозное посланничество (хотя, сколько можно думать по дошедшим до нас известиям, с самого начала в числе сторонников Пророка были люди, не верившие в его божественную миссию, быть может, даже считавшие его ловким обманщиком, но поддерживавшие его из политических расчетов).
Но если мы обратимся к процессу распространения и укрепления этой власти, то увидим, что при превращении личной власти Магомета над его последователями в государственную власть сначала над Аравией, а затем и над соседними странами соотношение между религиозным и чисто политическим элементом власти изменяется.
Религия уже не обосновывает власть, а санкционирует фактически существующую власть. Многочисленные племена, вошедшие в состав государства Магомета, подчинились его власти в силу завоевания. Не религиозная вера сделала их подданными Магомета, а, напротив, будучи уже покорены Магометом, они уверовали и в его божественную миссию.
Другой пример слияния религиозного авторитета с политическим еще яснее показывает, что такого слияния еще нельзя выводить, что первый служит основанием второго. Мы имеем в виду известный исторический факт обожествления главы государства в Римской империи.
Было бы весьма ошибочно заключать из факта, что власть римских императоров покоилась на религиозной основе. По своему происхождению и основанию это была власть чисто светская; ореол религиозного поклонения явился лишь позднейшим придатком к ней.
Весьма характерно, что религиозное поклонение императорской власти появилось первоначально не в самом Риме, колыбели этой власти, и даже не в Италии, а в покоренных римским оружием провинциях. Французский историк Фюстель-де-Куланж, подчеркивающий этот факт, весьма ярко изображает нам его происхождение.
Римское владычество внесло в провинции мир, просвещение, материальное благосостояние – все блага высшей цивилизации. Народы, подчинившиеся Риму, не могли не оценить этих благ, и подобно тому, как они обоготворяли благодетельные силы природы, они обожествили и то, в чем они видели источник благ устроенного общежития – римскую государственную власть в лице ее конкретного представителя.
Религиозное поклонение власти было, таким образом, не причиной, а последствием ее существования. Позднее культ императоров был перенесен и в самый Рим. И здесь опять-таки он был не первичным элементом, лежащим в самой основе власти, а вторичным, производным явлением, вытекавшим из существования власти.
Римские императоры не потому являлись императорами, что в них видели проявление божества, а, наоборот, они обоготворялись потому, что были императорами, т.е. высшими представителями государства. Это была своеобразная форма, в которую выливалось отношение граждан к идее государства.
Наконец, история тех народов, которые основали современные европейские государства, показывает нам, что власть, возникшая и существующая независимо от религиозной веры, может впоследствии приобрести религиозную санкцию, которая, быть может, укрепляет и усиливает ее, но не составляет главного ее основания.
Власть остготских, вестготских, франкских, бургундских, лангобардских королей, возникшая из власти их над их германской дружиной, с одной стороны, и из власти над покоренным при помощи дружины населением римских провинций, с другой стороны, носит с самого начала чисто светский характер. Она не могла основываться на религии уже в силу различия веры в среде подчинявшегося этой власти населения.
Религиозная санкция приходит к этой власти сравнительно довольно поздно, когда она успела уже вырасти и окрепнуть. Тот титул, который в настоящее время служит выражением теократической идеи, титул “Божьею милостью” первоначально не имел того смысла, который вкладывается в него позднее.
Он был заимствован королями у духовенства и в устах этого последнего, в посланиях и письменных актах епископов и священников служил выражением не сверхчеловеческой гордости, а, напротив, христианского смирения.
Gratia Dei episcopus (Божьей милостью епископ), gratia Dei presbyter (Божьей милостью священник) или mesericordia Dei archiepiscopus (Божьим милосердием архиепископ), – так называли себя духовные лица в начале Средних веков.
Мысль, заключающаяся в этих выражениях, становится вполне ясной в более пространных формулах: etsi peccator tamen gratia Dei episcopus (хотя и грешник, но по милости Божьей епископ) quamvis indignus, tamen gratia Dei episcopus (не по достоинствам своим, но по Божьей милости епископ).
Епископ и священник, называя себя таким образом, хотели лишь выразить христианскую мысль, что своим положением они обязаны не своим личным заслугам, а единственно соизволению Божию. Франкские короли, подражая духовенству, первоначально вкладывают в заимствованную ими формулу ту же мысль.
Это видно из того, что, напр., в указах Карла Великого и его преемников наряду с титулом gratia Dei (Божьей милостью) мы встречаем такого рода объяснения этого титула: Honor iste (id est regnum) quem quanquam indigno dedit mini Deus (этот сан, т.е. королевская власть, который, хотя и недостойному, даровал мне Бог).
Слова “Божьей милостью” приобретают иное политическое значение и начинают указывать на божественное происхождение королевской власти лишь гораздо позднее, в эпоху борьбы светской власти с духовной. Притязаниям пап, оправдывавших свои стремления к господству над королями божественным источником их власти, короли противопоставляют теократическую теорию монархической власти.
Так, напр., французский король Филипп-Август, боровшийся с папой Иннокентием III, пишет в одном из писем к нему: Innocentio Dei gratia sanctae Romanae ecclesiae summo et universali pontifici, Philippus eadem gratia Francorum rex (Иннокентию Божьей милостью верховному и вселенскому епископу святой Римской церкви Филипп, тою же милостью король Франков).
Здесь титул “Божьей милостью” означает независимость светской власти от духовной. Впоследствии он противопоставляется демократической теории и употребляется для обозначения независимости монархической власти от народа.
В России формула “Божьей милостью” заимствована у Запада. Ранее всего ее употребляют галицкие князья. Московские государи усваивают ее в XV в. прежде всего в сношениях с литовско-польскими королями и, по всей вероятности, в подражание им.
Таким образом, исторические данные не подтверждают предположения, что государство вообще возникло из религиозного союза и государственная власть основана на религиозной вере. Правда, нельзя также с достаточным основанием отрицать, что в тех или иных отдельных случаях государственная власть могла постепенно развиться из религиозного авторитета.
Но если бы такое происхождение государственной власти у того или другого конкретного народа и было доказано, мы имели бы дело лишь с частными условиями, повлиявшими на образование государственной власти, а не с той общей и основной причиной ее возникновения и существования, отыскание которой составляет предмет поставленной нами проблемы.
Во всяком случае ясно, что к большинству современных культурных государств теократическая теория совершенно неприменима. Такие факты, как принадлежность населения одного и того же государства к различным вероисповеданиям, свобода вероисповедания и свобода отказа от всякой религиозной веры, полное отделение церкви от государства, осуществленное во многих государствах, – стоят в резком противоречии с этой теорией.
Наконец, нужно еще сказать, что именно та религия, которая послужила основой европейской культуре – христианская религия – менее всякой другой дает основания для теократической теории.
Христианство, в отличие от многих других религий, не возникло параллельно с государством и не привело к образованию государственного союза между его последователями. Напротив, в течение трех веков оно существовало совершенно независимо от государства, внутри его.
Отношение христианства к государству было в течение долгого времени либо индифферентное, либо даже прямо оппозиционное. Смысл того текста ап. Павла, на который ссылаются сторонники теократической теории, едва ли тот, который придается ему в настоящее время.
По учению ап. Павла, христиане обязаны повиноваться “сущим”, т.е. существующим властям, ибо всякая вообще власть (следовательно, не только государственная, но и иная) исходит от Бога, но он не утверждает, что та или иная конкретная власть установлена Богом. Да и трудно себе представить, чтобы древние христиане могли бы считать, например, Нерона посланником и представителем Бога.
Их отношение к такого рода власти было в лучшем случае нейтральное. Царствует Нерон – нужно повиноваться ему. Нерона низверг другой император, – христианин в силу того же нейтралитета подчиняется новой “существующей” власти. Разумеется, такое отношение к власти было возможно, пока христианская община была уединенным тайным обществом, стоявшим вне общей политической жизни.
Когда христианская религия сделалась религией государственной и к ней присоединилось большинство населения Римской империи, точка зрения нейтралитета не могла уже быть последовательно выдержана.
Войдя в состав государства, церковь уже не могла оставаться абсолютно нейтральной по отношению к власти; при междуусобиях в борьбе партий она вынуждена была иногда занять определенное положение, стать на ту или другую сторону.
Политический индифферентизм ее сменяется известными требованиями по отношению к государству, поддержкой государственной власти в одних случаях, оппозиции в других. Блаж. Августин развивает идею христианского государства, civitas Dei, и в то же время заявляет, что царства, лишенные справедливости, суть не что иное, как magna latrocinia – шайки разбойников в больших размерах.
Учитель восточной церкви Иоанн Златоуст, объясняя вышеприведенный текст ап. Павла, в осторожных выражениях намекает на возможность отрицательного отношения христианина к той или иной конкретной форме государственной власти. “Нет власти, которая бы не была от Бога”, – говорил он.
“Что это значит? Значит всякий государь поставлен Богом? Я этого не говорю, ибо я не говорю о каждом государе в отдельности, а о вещи самой по себе, то есть о власти как таковой. Апостол не говорил, что нет государя, который не был бы поставлен Богом, но, рассуждая о самой вещи, говорим, что нет власти, не исходящей от Бога”.
Тот же взгляд в несколько иной форме проводят католические средневековые богословы, считающие, что Бог есть лишь первопричина (causa remota) власти, как и всего вообще существующего, но не ближайшая причина (causa proxima).
Власть от Бога в том смысле, что все совершается в мире или волей Божьей, или с соизволения Божия (nihil fit quod Deus non aut facit aut fieri permittit), но непосредственно власть устанавливается людьми. Ближайшую причину власти ортодоксальные католические теологи ищут в воле народа. Эти мысли мы находим уже у Фомы Аквинского.
В последовавшую за реформацией эпоху религиозных войн идея о происхождении власти от народа получает дальнейшее развитие и принимает революционный характер, находя себе приверженцев как среди протестантских (Готман, Дюплесси-Морнэ, Бюканан), так и среди католических (Буше, Мариана).
Эти писатели, проповедовавшие революционный демократизм на религиозной почве, носят в истории политических учений общее название монархомахов (противников монархии). Позднее революционно-демократический элемент исчезает из теорий церковных писателей.
Протестантские общины там, где они заняли положение господствующей церкви и подчинились государству, примкнули даже к теократической теории происхождения и основания государственной власти.
К этому же склонялось так назыв. галликанское направление среди католического французского духовенства (впоследствии исчезнувшее). Но католическая церковь, в общем, осталась верна учению Иоанна Златоуста и Фомы Аквинского.
Таким образом, церковное учение в лице наиболее авторитетных его представителей не может служить опорой для теократической теории. В сущности, едва ли иной может быть точка зрения и всякого верующего человека. В самом деле, в вопросе о происхождении и основании государственной власти перед верующим стоит дилемма.
Он может признать, что воля Божья является первопричиной (causa remota) государственной власти, так же, как и всего вообще существующего. Но отсюда нельзя вывести ни божественного установления каждой отдельной конкретной власти, ни обязанности повиновения.
Всякая же попытка обосновать на воле Божьей то или другое конкретное государственное устройство ведет к неразрешимым противоречиям. На земле много политических властей, и они постоянно сталкиваются и борются друг с другом. По каким же признакам можно отличить власть, установленную Богом, от власти, установленной людьми?
Кому должен был, напр., повиноваться верующий англичанин в XVII в., когда две законные власти, король и парламент, вели между собой междуусобную войну? Дать ответ на эти вопросы, стоя на почве Священного писания и церковного учения, невозможно, и это обнаруживает несостоятельность теократической теории не только с научной, но и с религиозной точки зрения.
Еллинек. Общее учение о государстве, стр. 135-139, 210-23; Дюги. Конституционное государство, §10, Bierling. Zur Kritik der jur. Grundbegriffe стр. 30-39; Fustel de Coulanges. Histoire des institutions politiques de l’ancienne France. Gaule romaine стр. 163. Les transformations de la royaute pendant l’epoque carolingienne стр. 220-226; Lacour-Gayet, L’education politique de Louis XIV стр. 331-357; Kaerst. Studien zur Entwickelung und theoretischen Begrundung der Monarchie in Altertum стр. 89; Frazer. Lectures on the early history of the kingship.
