Указ[1] о единонаследии 1714 г., обязательный для всех сословий, кроме крестьян[2], значительно видоизменил наследственное право, чем и вызвал против себя сильную оппозицию со стороны общества.
По указу отец, имеющий нескольких сыновей, обязывался назначить одного из них (безразлично которого) наследником всего своего недвижимого имущества; остальным же сыновьям, называемым “кадетами”, он мог оставить только движимое имущество, разделив его между ними по своему усмотрению[3].
При неимении сыновей отец должен был завещать имущество которой-либо из своих дочерей. За отсутствием же детей собственник обязывался передать имущество кому-либо из своих родственников, но непременно той же фамилии, к которой принадлежал сам. Этот пункт указа подвергался различным толкованиям.
Так, в одном случае Сенат (в 1791 г.) признал, что в означенном пункте слово “фамилия” нужно понимать не в значении семейства (прозвища), а вообще родства, почему предоставил бездетному собственнику неограниченную свободу в назначении наследников из родственников[4].
Наконец, за отсутствием последних, он мог передать имущество которой-либо из своих родственниц (безразлично какой фамилии, с тем, однако, условием, чтобы ее муж принял фамилию наследодателя – то же обязательство имело место и при наследовании дочери). Известно, что указ 1714 г. был отменен в 1731 г.
Завещать свое имущество могли как мужчины, так и женщины, находившиеся в здравом уме и твердой памяти[5]. Единственное ограничение в отношении лиц завещающих существовало касательно самоубийц.
Так, по указу Сената 1766 г. была признана недействительность завещаний самоубийц ввиду преступного характера самоубийства (“посему от таковых никакой завет принят быть не должен”). Впрочем, если самоубийство совершено в безумии и в беспамятстве, а завещание не написано в таком состоянии, но в здравом уме, то оно признается действительным[6].
С Екатерины II, разделившей имущество на родовое и благоприобретенное, завещать посторонним лицам можно было только последнее, так как первое обязательно переходило к законным наследникам (Жалованные грамоты дворянству, ст. 22 и городам, ст. 88).
Но завещать родовое имущество в пользу законных наследников вполне разрешалось[7]. При отсутствии же таковых было дозволено завещать посторонним лицам и родовое имущество (сенатское решение 1791 г.). Впрочем, в начале XIX ст. Сенат не всегда придерживался этого правила.
До 1823 г. духовные завещания совершались как в устной, так и в письменной форме[8], но указом 1823 г. устная форма была уничтожена. Что касается до письменной формы, то с 1701 г. (указ 30 янв.) завещания обязательно должны были совершаться крепостным порядком. Так продолжалось до 1726 г., когда было разрешено писать завещания домашним порядком.
Для действительности духовной требовалась подпись завещателя и душеприказчиков; в случае же безграмотности первого требовалась также и подпись его духовного отца (указы 1726, 1766, 1786 гг. и др.). Составленное таким образом завещание обязательно являлось в судебном месте для засвидетельствования со стороны последнего.
До Учреждения о губерниях 1775 г. таким местом считалась Юстиц-коллегия, с 1775 же года – палаты гражданского суда. При засвидетельствовании завещаний взимались особые пошлины, уничтоженные манифестом 1775 года.
В некоторых случаях допускались особые порядки составления завещаний. Так, Морской устав 1720 г. установил такой порядок для моряков на корабле (кн. III. Гл. V); в 1803 г. был установлен особый сокращенный порядок для вдов, в 1818 г. для выдерживающих карантин и т.д.
В XVIII ст. постепенно устанавливается положение, что завещатель имеет право уничтожить свое завещание и составить новое. Но это положение не сразу получает всеобщее признание, и мы встречаемся с фактами отказа со стороны судебных учреждений отменить раз составленные завещания.
Недаром многие завещатели при составлении завещаний делали оговорки, что, отказывая имущество, они оставляют за собой право изменить свои распоряжения. Даже в XIX ст. (в 1814 г.) по одному частному делу (дело Ртищевой) потребовалось вмешательство верховной власти, чтобы установить господство принципа, что “духовная по самому существу своему не есть крепость или другой акт, на обязательства установленный, но только одно объявление воли, долженствующей восприять силу и действия не прежде, как после смерти завещателя”[9].
[1] Кроме указ. соч. Неволина и Победоносцева, см.: Полежаева. О завещаниях в трех периодах (Архив истор. и практ. сведений. 1859. Кн. 1); Сахарова. О форме завещаний; Руднева. О духовных завещаниях по русскому праву в историческом развитии;
Товстолеса. Свобода завещательной воли по русскому праву в различные периоды его развития (Журн. Мин. юст. 1902. N 8) и Беляева. Исторические основы и юридическая природа современного русского завещания (Журн. Мин. юст. 1903. N 5 и 6).
[2] В этом, между прочим, заключалась одна из его отличительных черт сравнительно с западноевропейским майоратом, обязательным только для высших сословий (см. мои “Лекции по внешней истории русского права”. С. 228).
[3] “Кадеты” вообще были лишены права приобретать недвижимое имущество. Только поступившие на службу и вошедшие в состав купечества получали это право, но через известный промежуток времени, а именно: на военной службе – не ранее 7 лет службы, на гражданской – не ранее 10, а записавшиеся в купечество – не ранее 15 лет.
[4] Товстолес. Указ. ст. (Журн. Мин. юст. 1902. N 8).
[5] Предположение Неволина на основании анализа содержания нескольких указов (Указ. соч. Ч. III. С. 304).
[6] Собственно говоря, указ Сената состоялся по частному делу о духовном завещании кн. Шаховского), но последующая практика возвела его в общее правило.
[7] Руднев. Указ. соч. С. 120.
[8] Впрочем, еще указом 1704 г. были запрещены “изустные памяти”, т.е. завещания в устной форме; однако на практике они существовали вплоть до 1823 г.
[9] Беляев. Указ. ст. (Журн. Мин. юст. 1903. N 5 и 6).
