Дворяне думные

Прежде скажем о дворянах вообще.

Слово дворянин впервые встречается в рассказе суздальского летописца о событиях, последовавших за убиением ростовского князя, Андрея Боголюбского:

“Горожане же боголюбьскыи и дворяне разграбиша дом княжь и делатели, иже бяхоу пришли к делоу: злато и сребро, порты же и павалокы, и имение, емоу же не бе числа” (1175).

Карамзин заметил уже по поводу этого места, что “здесь в первый раз употреблено имя дворян в смысле придворных” (III. Пр.23). Совершенно верное замечание. Только под придворными здесь надо разуметь придворных в смысле отроков и детских Русской правды и начальной летописи, а не придворных нашего времени.

Убиение Андрея Боголюбского было делом дворовых его людей. Самое близкое участие в нем принимали Анбал, его доверенный ключник (тиун), и любимый слуга князя, Яким Кучкович. Они, надо думать, подговорили всю княжескую дворню.

Этим и объясняется тот факт, что не только об отмщении смерти князя, но и об отдании последнего долга телу его никто из близких к нему не позаботился: тело князя было выброшено в огород. Заботу о погребении принимает на себя пришлый человек, киянин Кузьмище.

Соболезнуя о князе, он говорит: “Уже тебе, господине, паробьци твои не знают” (Ипат.). Эти-то паробки (отроки), восставшие на господина своего, и суть те дворяне, которые принялись вместе с гражданами боголюбскими грабить дом своего князя.

Дворянами стали называться отроки и детские потому, что жили во дворе князя. Это дворные люди. Первая Новгородская летопись говорит, что князь Мстислав Мстиславич схватил новгородского наместника, князя Ярослава Всеволодовича, и дворян его поковал; Воскресенская летопись, описывая те же события, говорит, что князь Мстислав поковал дворных людей Ярослава.

Дворяне играют совершенно ту же роль, какая принадлежала отрокам и детским. Как дворные люди князя, они состоят при нем для личных его услуг, а вместе с тем они воины и на них возлагается отправление некоторых действий при суде.

В первой Новгородской летописи читаем:

“Том же дне иде князь Мьстислав с новогородьци на Чюдь, на Ереву, сквозе землю Чюдскую к морю. Села их потрати и осекы их взма и ста с новгородци под городом Боробниномь. И Чюдь поклонишася ему и Мьстислав же князь взя на них дань и да новгородьцем две части дани, а третьюю часть дворяном” (1214).

Дворяне получили третью часть дани в качестве воинов князя. Они играют в данном случае роль отроков, гридей и мечников.

В договоре Новгорода с тверским князем, Михаилом, читаем:

“А дворяном твоим у купець повозов не имати, разве ратной вести… А за рубежь из новгородьской волости твоим дворяном суда не выводите, ни судити” (Рум. собр. I. № 8. 1305).

Здесь дворяне – то гонцы, которые состоят на посылках, то судные чиновники. В качестве судных чиновников, но очень не важных, выступают они и в Двинской судной грамоте (1397); они вызывают к суду:

“А кто на кого челом бьет, дворяне и подвойские позовут к суду” (9).

По позднейшим спискам Русской правды, они тоже прислуживают на суде:

“Оже оутяжут в моуке, а посидить оу дворянина, 8 ногат за тоу моукоу” (Кар. Ст. 135).

В составе дворян встречаются не только свободные люди, но даже и дети боярские. В войну с ляхами владимирского князя, Владимира Васильевича, на стороне последнего был убит “дворный слуга его, любимый сын боярский, Михайлович, именем Pax” (Ипат. 1281).

Новый термин “дворянин” одинаково употребляется и для обозначения дворовых слуг всех частных господ. Если эти частные господа получают кормления, в таких случаях они также предоставляют дворянам своим отправление некоторых судных и правительственных действий. Дворян своих имели даже тиуны. У кого был свой двор, у того могли быть и свои дворяне, как в старину отроки.

В жалованной грамоте князя Василия Давыдовича Ярославского архимандриту Спасского монастыря (от первой половины XIV века) читаем:

“А судьи мои вси, наместници и тиуны, не шлют дворян своих по люди Святаго Спаса, но шлют ко игумену, а игумен шлет по них своих людей” (Карамз. IV. Пр.328).

В жалованной грамоте кашинского князя читаем:

“А что ся учинеть или розбой, или душегубьство, или татба, который суд ино будеть межи монастырьских людий, судит их и дворян даеть монастырьский тивун один” (АЭ. 1.№5. 1361).

Или, сто лет позднее, в жалованной грамоте Великого князя Ивана Васильевича Троице-Сергиеву монастырю:

“А наместницы мои бежицкие и их тиуни не всылают дворян своих к ним ни по что” (АЭ. I. № 131. 1494).

У богатых людей число таких дворян достигало значительных размеров и они составляли их вооруженную силу. Летописец так описывает поимку Михаила Глинского, замыслившего перейти на сторону польского короля, воеводами Великого князя Московского:

“Князь же Михайло Голица скоро весть посла воеводе, Ивану Андреевичу Челяднину, а сам всед борзо на конь со всем двором своим… и тое ночи гнав… И бысть в четвертую стражу нощи, оже Михайло Глинский едет один наперед своих дворян за версту, и пойма его князь Михайло Голица, а дети боярские переимали дворян Глинскаго” (Ка-рамз. VII. Пр. 119).

Дворян Глинского переловили “дети боярские”, воеводы князя Михаила Голицы; а выше было сказано, что Михаил Голица отправился на поимку Глинского “со всем двором своим”.

В состав двора его, значит, также входили дети боярские, как они входили и в состав двора московских государей. Мы имеем указания, что дети боярские поступали даже в холопи к частным людям (Судебник 1550 г. Ст. 81).

С увеличением границ Московского великого княжения за счет соседних княжений, великих и удельных, число дворовых людей московского великого князя значительно увеличивается поступлением под его власть дворов присоединяемых княжений.

По мере увеличения своей власти московские великие князья начинают недоверчивым оком взирать на дворы боярские. Разрядная книга Бекетова сохранила известие о том, что Великий князь Иван Васильевич приказал переписать на свое имя служилых людей из дворов некоторых князей (служилых) и бояр:

“Как Бог поручил Великому князю, Ивану Васильевичу, под его державу Великий Новгород, и по его государеву изволению распущены из княжеских дворов и из боярских служилые люди, и тут им имена, кто чей бывал, как их поместил государев писец, Дмитрий Китаев”.

Затем идет перечисление, по именам, дворовых людей, послужильцев, бояр: Тучкова, князя Ряполовского, Шереметевых, Кузьмина, Есипова, Салтанова-Травина и Обрамова. Число отобранных дворовых послужильцев очень неодинаково. У Василия Тучкова взято 9 семей, у Ивана Тучкова и Травина по 8, а у Кузьмина – всего одна. В конце написано:

“И помещены, по государеву указу, в Вотской Пятине” (Карам. VI. Пр. 201).

Отобранные у частных людей дворовые послужильцы переведены не в княжеский двор, а помещены в Вотской пятине на вновь приобретенных от Новгорода землях. В руках Ивана Васильевича соединилось уже столько княжеских дворов и дворовых людей, что надо было подумать о новой организации придворных слуг.

Он дает им поместья с обязанностью нести военную службу и таким образом выводит их из тесной сферы дворового быта на более широкую арену поместной жизни и службы.

Такое испомещение дворовых людей на княжеских землях, как и пожалование княжескими землями бояр и детей боярских, значительное развитие могло получить не ранее половины XV века, когда объединительная политика московских князей делает уже несомненные успехи. Но значение правильной системы, применяемой в широких размерах, испомещение получает только при Великом князе Иване Васильевиче.

Дворные слуги, выводимые из дворов и помещаемые на княжеских землях, удерживают и в этом новом своем положении старое наименование дворян. К этому старому имени присоединяется и новое “помещик”, происшедшее из факта помещения на княжеской земле.

Рядом со старинными землевладельцами, боярами и людьми боярскими, возникает в Москве новый класс условных владельцев, помещиков-дворян. Этот новый класс, возникший из дворных слуг, естественно, занимает неодинаковое место с боярами и детьми боярскими. В первом Судебнике находим такую статью:

“А бояром или детем боярским, за которыми кормления с судом боярским, и им судити” (38).

Кормления даются только боярам и детям боярским, но не дворянам; последним довольно и поместий. Эта статья повторена и вторым Судебником (62). До самой половины XVI века, значит, еще живо чувствуется разница между боярами и детьми боярскими и дворянами.

Но уже с конца XV века начинается и смешение этих первоначально совершенно различных разрядов лиц. В Воскресенской летописи под 1484 г. читаем:

“Toe же зимы поймал князь велики блших бояр новгородцкых и боярынь, а казны их и села все велел отписати на себя, а им подавал поместиа на Москве под городом”.

Эту меру великий князь повторяет в 1489 г. Но на этот раз он испомещает новгородских бояр не только в Московском уезде, но и во Владимирском, Муромском, Костромском, Нижегородском и других.

На земли же, отобранные у новгородских бояр, он помещает детей боярских из московских городов (Воскр. л. С. 218). Таким образом, появляются помещики из старинных бояр и детей боярских.

Меры этого рода продолжаются и в XVI веке. В 1550 г. царь Иван приказал дать “боярам и другим слугам, которым быть готовым в посылки”, поместья в Московском уезде, кроме тех, у которых уже есть вотчины близ Москвы (Никонов, лет.).

Для надобностей государевой службы бояре так же помещаются, как и дворяне. А с другой стороны, и дворяне, сделавшись помещиками, получили вкус к землевладению и стали приобретать вотчины.

Таким образом, возникают условия, благодаря которым начинает сглаживаться первоначальное различие между боярином и сыном боярским, с одной стороны, и дворянином, с другой: и те и другие – помещики, и те и другие – вотчинники.

Но слияние дворян с детьми боярскими совершается весьма медленно. Только к началу XVII века делается оно совершенно заметным. В первой же половине XVI века дети боярские продолжают составлять высший сравнительно с дворянами класс и в перечислении разных групп населения следуют непосредственно за боярами.

Завещание Ивана Васильевича, говоря о неприкосновенности пожалованных служилым людям сел и деревень, упоминает детей боярских, а не дворян.

Тот же памятник в тех случаях, когда вместе с детьми боярскими надо упомянуть и о дворянах, ставит детей боярских впереди дворян:

“А что которые мои дворы внутри города на Москве и за городом за моими бояры, и за князьями, изадетми за боярскими, и за дворяны за моими, и за дворцовыми людми, и за конюхами, и за мастеры за моими, и те все дворы сыну же моему Василью”.

Далее духовная грамота говорит о людях, имеющих свои собственные дворы, полученные по наследству, купленные или пожалованные великим князем, и здесь упоминает только детей боярских, а не дворян:

“А у кого будут у бояр и у князей и у детей у боярских внутри города на Москве и за городом на посадех дворы, их отчины и купли, или кому буду дал на Москве внутри города и за городом, по посадам, грамоты свои жаловальные прочные, и сын мой в те дворы у них не вступается”.

Приводимый памятник проводит еще ясное различие между детьми боярскими и дворянами. У детей боярских есть своя собственность, купли и жалованные впрок княжеские земли и дворы. Кроме того, им даются княжеские дворы на поместном праве. У дворян же предполагается только последний вид условного владения, дворы, данные на поместном праве.

Княжеские грамоты, содержащие в себе разные правительственные распоряжения, пишутся на имя детей боярских, а не дворян:

“От Великого князя, Василия Ивановича, всея Русии, князем и бояром, и детем боярским, и всем служилым людей. Что бы есте в монастырских, в Троицких Сергиева монастыря, селех и деревнях, в Новоторжском уезде, не ставилися” (1509. АЭ. 1.№ 151).

Духовенство в своих поучениях князьям заботится о милостивом их внимании к детям боярским, а не к дворянам, которых оно еще не знает в качестве особого служилого и землевладельческого класса. В поучении митрополита Макария царю Ивану Васильевичу читаем:

“Боляр же своих и болярынь и всех вельмож жалуйте и берегите по их отечьству; ко всем же князем и княжатам и к детем боярскым и ко всему христолюбивому воиньству и к всем своим доброхотам будите приступни и милостивы по царскому своему сану и чину” (1547. Д. к АИ. I. № 40).

Хотя разные дворовые слуги с конца XV века испомещаются уже на государевых землях, но надо думать, что большинство уездного служилого населения состояло еще по-прежнему из детей боярских, а не из дворян.

На эту мысль наводят многие правительственные распоряжения по военному ведомству, в которых в качестве городовых служилых людей упоминаются только дети боярские:

“От царя и Великого князя Ивана Васильевича всея Русин в Пронеск Якову Никитичу Измайлову да Михаилу Федоровичу сыну Сунбулову. Послал есмя в Пронеск воеводу своего, князя Ондрея Михайловича Курбскаго, и как князь Ондрей в Пронеск приедет, и выб списки детей боярских рязанцев, которые были у вас, отдали воеводе нашему” (1550).

Или:

“От царя и Великого князя Ивана Васильевича всея Русин в Новгород Северской воеводе нашему, Осифу Васильевичу Полеву. Писали есмя к тебе наперед сего, а велели тебе изо Брянска итти по крымским вестем в Новгородок Северской а с тобою брянчанам, детем боярским…” (1554. Рус. ист. сб. П. 1838. С. 207, 87; ср. еще с. 81, 193, 197).

Преобладающее значение детей боярских в первой половине XVI века подтверждается и вышеприведенною статьей (62) царского Судебника, повторяющей статью Судебника 1497 г. (38), по которой кормления и сопряженное с ними право суда и управления предполагается, по общему правилу, только у бояр и детей боярских.

Но в памятниках второй половины XVI века термин дворяне начинает уже употребляться и для обозначения детей боярских. С таким случаем встречаемся в приговорной грамоте людей разных чинов от 1566 г. по вопросу о перемирии с польским королем. После изложения мнения бояр читаем:

“А мы государя своего царевы и великого князя дворяне первая статья”.

За этим следует перечисление имен дворян первой статьи и поданное ими мнение, а потом:

“А мы дворяне и дети боярские другое статьи” (Рум. собр. 1.№ 192).

В первом случае о детях боярских не упомянуто, но это, конечно, описка; в первом случае, как и во втором, надо читать: “дворяне и дети боярские первой статьи”. Что здесь под термином дворяне разумеются и дети боярские, это видно из сличения встречающихся в подписи имен дворян с именами детей боярских, поручившихся в неотъезде боярина, Ивана Петровича Яковлева (Рум. собр. I. № 184. 1565).

Некоторые из лиц, подписавших приговорную грамоту 1566 г. под рубрикой “дворян первой статьи”, встречаются в поручной под рубрикой “детей боярских”[1]. Ясно, что дворянами названы в приговоре и дети боярские.

Это смешение тем легче могло произойти, что с весьма древнего времени, как мы видели, дети боярские вступают уже в состав княжеских дворян. В приведенных местах термин “дворяне” стоит впереди “детей боярских”, но это еще нетвердо установившаяся практика. В том же памятнике в конце читаем:

“А мы княжата, и дети боярские, и дворяне на сей грамоте, на своих речех, государю своему крест целовали”.

Неустановленность терминологии видна и из того, что в том же самом памятнике совершенно такие же служилые люди, как вышепомянутые дворяне и дети боярские, названы, по роду землевладения, помещиками: “торопецкие и луцкие помещики”.

Возникающее смешение детей боярских и дворян ведет к тому, что в должности, в которые прежде назначались только дворяне, теперь назначаются уже и дети боярские. В разрядной книге “Синбирского сборника” под 1575 г. читаем:

“А во дворянех с ним (с московским послом к цесарю римскому) были Юрьева Ливонскаго немецкие помещики, дети боярские: Мамлей Ильин да Третьяк Зубатый”.

В таком же широком смысле дворян и детей боярских термин дворяне употребляется и при наименовании думных дворян. В выписке Новикова из боярской книги М.П.Шереметевой нередко находим выражение “дворянин в Думе”, а затем следует имя. Такое же выражение встречаем и в разрядах XVI в., напечатанных Новиковым (XIV т.):

“1578 год: дворяне, которые в думе”, а затем следуют имена.

Что же такое дворяне в Думе?

Допущение в Государеву думу людей неименитых не составляет какой-либо новости. Говоря о боярах введенных, мы уже заметили, что, обыкновенно, в это звание возводились лучшие люди, но государи могли сделать и действительно делали введенными боярами и людей новых, неименитых.

В выборе лиц в свою Думу князья не были ограничены каким-либо одним классом служилых людей; да это и невозможно было по малой замкнутости и обособленности этих классов.

Присутствие в Княжеской думе XVI века лиц из средней полосы служилых людей не представляется нам новостью. С.М.Соловьев уже обратил внимание на одно место в статейном списке 1534 г. При описании приема литовского посла там сказано:

“А князь великий сидел в брусяной избе, а у него бояре, и окольничие, и дворецкие, и дети боярские, которые живут в думе, и дети боярские прибыльные, которые не живут в Думе” (Акты Запад. Рос. П. 252).

“Если под именем Думы, – говорит по поводу этого места автор “Истории России”, – мы будем здесь разуметь совет великокняжеский и слову жить придадим обыкновенное значение существования или присутствия, то должны будем признать, что еще прежде самостоятельного правления Иоанна IV были введены в Думу дети боярские.

Конечно, мы никак не решимся утверждать, что это введение последовало именно в правление Елены, а не ранее” (VI. 32). Соловьев исправляет здесь господствовавшее до него мнение, по которому Ивану Грозному приписывалась демократизация царской Думы.

Мы совершенно присоединяемся к его разъяснению приведенной цитаты. Дети боярские, которые жили в Думе, по всей вероятности, названы так потому, что приглашались в Думу. Но мы не думаем, чтобы по поводу разъясненного места могла идти речь о каком-либо нововведении в составе Думы, совершенном Иваном Грозным или кем-либо из его предшественников.

Мысль, что до XVI века в Княжескую думу входили только бояре введенные да окольничие, основывается единственно на том, что о думных дворянах речь идет лишь в памятниках второй половины XVI века. Это, конечно, не доказательство.

Князья сами назначали бояр введенных и окольничих и не могли быть ограничены ими в выборе состава своей Думы. Они всегда вольны были совещаться с кем хотели, и совещались как с большими боярами, так и с меньшими, так и с детьми боярскими.

Во второй половине XVI века, как мы видели, терминология начинает меняться, вместо “детей боярских” начинают говорить “дворяне”. Термин новый, а не дети боярские или дворяне новость в Думе. Можно думать, что с развитием власти московских государей число советников их не возрастало, а сокращалось.

Установление обязательной службы устранило необходимость тех соглашений со служилыми людьми, к которым надо было обращаться при вольной службе и которые превращали в совет князя всех его вольных слуг.

Согласно господствовавшим в начале XVI века понятиям, памятники того времени говорят о детях боярских в Думе, а не о дворянах. Древнейшее из дошедших до нас известий этого рода находится в описании переговоров с послом прусского магистра, происходивших в Москве в 1517 г.

Крест на заключенной с послом грамоте должен был целовать боярин, князь Дм. Вл. Ростовский, но так как в этот заключительный момент переговоров он из Москвы выехал, то государь приказал вместо него целовать крест “сыну боярскому Ивану, Юрьеву сыну, Поджогину (Шигоне), который у государя в Думе живет” (Сб. Имп. Рус. ист. о-ва. LIII. 40).

Вторым известным нам сыном боярским, входившим в Государеву думу, является Иван Берсень Беклемишев. Он сам говорил Максиму Греку, что принимал участие в обсуждении вопроса о Смоленске, возражал на мнение великого князя и тем навлек на себя его неудовольствие.

“Пойди, смерде, прочь, ненадобен ми еси”, – сказал ему государь. По поводу этого столкновения Берсень высказал такое заключение об отношении Василия Ивановича к думным людям: “Государь упрям, стречи против себя не любит; кто ему встречю говорит, и он на того опаляется.

А отец его, князь велики, против себя стречю любил и тех жаловал, которые против его говаривали” (АЭ. I. № 172. 1525). Со второй половины XVI века в памятниках речь уже идет о дворянах в Думе, а не о детях боярских.

Дворяне в Думе, несмотря на то, что они признанные советники государя, не имеют равной чести не только с боярами введенными, но и с дворянами старинных знатных фамилий. Это видно из следующей выписки о порядке встречи английского посла в 1583 г.:

“А встреча послу первая была на нижнем крыльце против Благовещения: дворянин князь Иван Васильевич Сицкой, да дворянин думный, Роман Васильевич Олферьев, да дьяк Ондрей Шерефединов да Дружина Петелин” (Сб. Имп. Рус. ист. о-ва. XXXVIII. 82).

Думный дворянин занимает при встрече второе место, а первое принадлежит простому дворянину, но родовитому.

Шереметевская боярская книга, содержащая наиболее сведений о думных дворянах XVI века, начинает свой перечень с Олферьева (Алферьева то же) Романа Васильевича, назначенного в думные чины в 1572 г., и ничего не знает ни об Ив. Юр. Поджогине, ни о Берсене.

Из Шереметевской боярской книги нам известны имена двенадцати думных дворян XVI века.

Из прилагаемого списка[2] древнейших думных дворян видно, что в это звание в XVI веке назначались как лица старинных княжеских и боярских фамилий (Зюзины), так и люди совершенно новые, однофамильцы которых встречаются только в звании дворян московских и даже городовых.

Фамилия Безниных в Шереметевской боярской книге только один раз упоминается; в боярских же книгах XVII века ее совсем нет. Знак, что думный дворянин. Мих. Андр. Безнин принадлежал к очень неважным людям, в самом лучшем случае к заурядным городовым дворянам.

То же надо сказать о Пивове, фамилия которого упоминается еще один только раз в боярских книгах XVII века, и то в качестве луховского городового дворянина. Далеко не высоким положением пользовались и некоторые другие из думных дворян XVI века, как, например: Воейковы, Писемские и Ржевские.

Однофамильцы Ржевских только к концу XVII века достигают звания окольничего, а Воейковы и Писемские и в XVII не идут выше стольников. Из двенадцати думных дворян только двое (Зюзин и Буйносов) принадлежат к старым именитым фамилиям; большинство же, следовательно, состояло из людей новых и неименитых.

Тем же характером думные дворяне отличаются и в XVII веке. Из сорока двух фамилий, члены которых (всего 59 человек) возведены были в это звание в течение первых 75 лет этого века, только две (Собакиных и Сукиных) принадлежат к известным, достигавшим окольничества и даже боярства в XVI веке.

Все остальные принадлежат к новым, члены которых не занимали высокого положения на служебной лестнице XVI века. Из этих сорока новых фамилий двенадцать и в XVII веке не поднимаются выше стряпчих и стольников[3], а одиннадцать имеют в своей среде дьяков[4].

Но некоторые из этих новых людей, проходя чрез звание думного дворянина, быстро достигали самых высших ступеней тогдашней служебной лестницы. Думный дьяк Семен Иванович Заборовский в 1655 г. был назначен думным дворянином, в 1674 – окольничим, а в 1677 боярином.

Еще быстрее шло возвышение известных любимцев, Артамона Сергеевича Матвеева, сына дьяка, и Кирилла Полуэктовича Нарышкина, сына городового дворянина. Матвеев в 1671 г. был назначен думным дворянином, в том же году – окольничим, а в 1675 – боярином и дворецким; Нарышкин – в 1671 г. – думный дворянин, в 1672 – окольничий, в 1673 – боярин. Люди именитые прямо назначались окольничими и даже боярами, без посредствующей ступени думного дворянина[5].

В памятниках начала XVII века термин дворяне занимает уже окончательно место, принадлежавшее прежде термину дети боярские. Этот последний или вовсе не упоминается, или упоминается после дворян.

В грамоте об избрании Михаила Федоровича на царство читаем:

“А по челобитью и прошению бояр, и дворян, и приказных людей, и всего христолюбиваго воинства, и гостей…”

Или:

“А потом митрополиты, и архиепископы и епископы, и архимариты, и игумены, и весь Освященный собор, и бояре, и окольничие, и дворяне, и дети боярские, и все христолюбивое воинство, и гости, и торговые и всякие люди Московскаго государства, советовав меж себя”, и пр. (Рум. собр. I. С. 603 и 605. 1613).

Это словоупотребление удерживается во всех памятниках XVII века. В предписаниях по военному ведомству читаем:

“Государь царь и Великий князь Михаил Федорович всеа Русии указал быти на своей государевой службе в ук-райном разряде воеводам по полкам, а с ними указал государь быти на своей государевой службе в полкех дворяном и детям боярским и иноземцам…” (1627. Рус. ист. сб. П. 385).

В это время дворяне населяют уже все города. Челобитные от местных служилых людей пишутся от имени дворян и детей боярских:

“Дворяне и дети боярские колужане и козличи, серпуховичи, медынцы, олексинцы били нам челом, чтобы нам для их великия бедности пожаловати…” (1614. Двор. разр. I. 128).

Царские указы в ответ на такие челобитья упоминают также сперва дворян, а потом детей боярских.

Кто на первом месте назван, тот считается первым, т.е. старшим, лучшим. Таким образом, среди местного служилого населения термин дворяне стал обозначать как бы лучших людей, а дети боярские – меньших. Произошла полная перестановка понятий.

В этом торжестве термина, возникшего в придворной службе, над термином, возникшим в вольной службе, выразилась полная и неоспоримая победа новых московских порядков над отживавшей стариной.

Уложение всякий раз, когда говорит о дворянах и детях боярских, ставит дворян впереди детей боярских.

“А будет которыя ратные люди на государеве службе учнут бити челом бояром и воеводам о отпуске з государевы службы своим домовым разорением, или людским побегом, или иным каким самым нужным делом, – и бояром и воеводам про тех ратных людей сыскивати в полкех дворяны и детьми боярскими…” (VII. 13).

Или:

“А будет кто учнет государю бити челом о поместьях, которые поместья даны на прожиток дворяном и детям боярским старым, которыя от службы отставлены…” (XVI. 8; см. ст. 16, 22 и др.).

Такое постоянное употребление двух терминов для обозначения одного и того же класса повело к следующей редакционной описке составителей Уложения:

“А в губных старостах у таких дел (у разбойных и убийственных) в городех быть дворяном добрым и прожиточным, которые за старость или за раны от службы отставлены… А в которых городех дворян нет, и в тех городех в губные старосты выбирать из детей боярских, добрых же и прожиточных людей…” (XXI. 4).

На основании этой статьи можно бы подумать, что дворяне составляют отдельный от детей боярских класс. Но такое предположение ничем не подтверждается. Наоборот, сохранившиеся в Московском архиве Министерства юстиции “десятни” не оставляют ни малейшего сомнения в том, что дворяне и дети боярские в XVII веке до такой степени слились в один разряд, что не представлялось уже никакой надобности, а может быть, даже и возможности различать сына боярского от дворянина.

Десятни представляют опись городовых дворян и детей боярских, в которой обозначалось имя, отчество и фамилия служилого человека, “каков он будет на государеве службе конен и оружен и люден”, какое дано ему государево денежное жалованье и кто по нем в службе и в деньгах порука.

Во многих десятнях к этим данным прибавляются еще сведения о поместьях и вотчинах. В этих поименных десятнях, однако, не означается, кто такой служилый человек, дворянин или сын боярский. Например:

“Семен, Александров сын, Бешенцев. Окладчики про него сказали; служит он, Семен, с отцова поместья, а за отцом его, за Александром, поместья в Луцком уезде в даче 753 чети с осьминою, 15 дворов крестьянских и бобыльских нововыходцев, да под Луками Великими вотчинныя четвертныя его купленныя земли деревня, а живет в той деревне человек его и с той земли государев оброк платит ежелет, а пожиточного угодья за ним нет; государеву службу служит он, Семен, со 155 года; на государеве службе бывает на коне; бою у него: сабля да пистоль да человек на меринке с простым конем; бою у человека: сабля да пистоль; на государеву службу на срок приезжает и до отпуску живет; а во 149-м году для государевы службы на Москве за отца своего и на иных службах и на межеваньи был.

А на государеве службе в полку будет он, Семен, на коне, бою у него: сабля да коробин, пара пистолей, да человек на меринке с простым конем, бою у человека сабля да пистоль, да в кошу человек с пищалью. Сам он, Семен, сказал против окладчиковы сказки тож, что он будет на государеву службу таков. Дано ему государева жалованья 14 рублев.

Порука по нем, в государеве жалованье и что ему быть на государеве службе с приезду и до отпуску со всею полною службою, окладчики: Петр Максимов сын Лукомской, Григорий Гаврилов сын Хомутов, Лаврентий Алексеев сын Непенин, Данило Федоров сын Алексеев. Семен Бешенцов государево жалованье, деньги, взял, а в его место брат его, Максим, руку приложил”[6].

Здесь ни сам Бешенцев, ни четверо поручившихся за него окладчиков не говорят, кто они, дворяне или дети боярские, потому, конечно, что это совершенно безразлично.

При таком смешении детей боярских и дворян возможны и случаи употребления термина “дети боярские” вместо “дворян”. Разрядная книга 1616 г. предписывает явиться на службу “дворянам и детям боярским”:

“А которые дворяне и дети боярские и всякие служилые люди на государеву службы на Тулу на срок, на Вербное Воскресенье, приедут и… тех дворян и детей боярских и всех людей велети в приезды писати… А которые дворяне и дети боярские на срок не приедут и… по тех нетчиков, по дворян и по детей боярских, тотчас послати… в городы высылщиков…”

Но далее в том же наказе читаем:

“А которые дети боярские у смотру не объявятся, и высылщики их не сыщут, и им (воеводам) про тех распрашивать тех городов дворян и детей боярских, где те дети боярские, побиты ли или померли, или хто где в городех живет и хто теми их поместьи владеет?” (Разр. кн. I. 124 и след.).

В последнем случае ” дети боярские” употреблено вместо “дворян и детей боярских”.

В XVIII веке термин “дети боярские” совсем исчезает; термин “дворяне” дожил до наших дней.

По историческому своему происхождению обширный класс дворян XVII века представляется состоящим из очень разнообразных элементов. В него входят все княжеские фамилии, Рюриковичи и Гедиминовичи, потомки древних бояр и детей боярских, дворовые люди, получившие поместья в государевых землях, и даже иноземцы. Разрядная книга 1675 г., перечисляя посланников в китайское государство, называет:

“Иноземец Николай, Гаврилов сын, Спотарий, да с ним дворяне, иноземцы кормовые: Федор, Павлов сын, Аран, да Костентин, Иванов сын, Христофоров” (Дворц. разр. III. 1246).

Эти дворяне-иноземцы не наделены даже поместьями, а получают для своего содержания из государевых запасов отсыпной корм, почему и названы кормовыми.

Дворянство, состоявшее из таких разнородных элементов, конечно, не могло представлять никакого единства и сплоченности. Это масса до крайней степени разношерстная.

Мы затрудняемся указать и один признак, который, будучи общим для всех элементов дворянства, отличал бы этот разряд лиц от других классов населения Московского государства. Этой разграничительной черты нельзя найти ни в обязанностях, ни в правах дворянства.

Дворяне были обязаны нести военную службу и подлежали кнуту, если не исполняли этой обязанности. Но к военной службе призывались и все другие разряды лиц: стрельцы, гости, посадские, крестьяне и дворовые люди и также не могли отказываться от явки, как и дворяне. Гости и посадские несли эту обязанность временно, только в случае опасности, угрожавшей месту их жительства.

Но крестьяне и дворовые люди, поступавшие на службу в новые полки: солдатские, рейтарские и драгунские, служили там наравне с мелкопоместными дворянами и на одних с ними основаниях. Стрельцы же так же, как и дворяне, были обязаны постоянной службой и с потомством.

Дворяне имели право владеть вотчинами и поместьями, но такое право принадлежало и дьякам. Из других классов населения право на вотчины признавалось указами за гостями; на деле же вотчины, в смысле наследственной собственности, встречаются у посадских и даже крестьян, но с некоторым различием в повинностях.

Между дворянами и другими классами населения можно указать только одно формальное различие. Дворяне записывались по городам в дворянские списки, посадские же люди и крестьяне в писцовые, переписные и иные книги тяглых государевых людей.

Мы не знаем, когда впервые возник порядок составления дворянских списков. На все служилое население городов едва ли он мог распространиться ранее установления обязательной службы и определения меры этой службы.

Можно думать, что составление таких списков стало общим правилом в половине XVI века. Оно может входить в состав тех реформ по устройству службы, которые приписываются летописцем Ивану Грозному.

Дворянские списки были заведены в интересах правительства, для определения числа лиц, годных в службу, а не в интересах дворянства, как особого класса, а потому и не могли повести ни к объединению его пестрых элементов, ни к обособлению их от других классов. Из практики XVII века мы знаем, что в дворянские списки записывались неслужилых отцов дети, крестьяне и даже холопы.

Заботу о чистоте вновь созидаемого дворянского сословия принимает на себя правительство. В целом ряде указов о разборе дворян и детей боярских оно предписывает, чтобы

“Холопей боярских, и стрелецких, и козачьих, и не служилых никаких чинов отцов и детей, и братью и племянников, и пашенных мужиков отнюдь никого детьми боярскими у верстанья не называли и поместными и денежными оклады их не верстали” (ПСЗ. №№ 744, 745. 1678).

Натуральное различие составных элементов дворянства отразилось в московских памятниках в различии больших дворян, московских и городовых.

I. Под городовыми дворянами разумеются, по общему правилу, дворяне, имеющие вотчины и поместья в уездах, кроме Московского и ближайших к Москве мест, и занесенные в служебные списки городов этих уездов.

Это самый низший разряд дворян и детей боярских. Они несут военную службу с “городом”, т.е. в качестве рядовых воинов, а не начальства. В разрядной книге 1614 г. читаем:

“А которые атаманы и казаки от воровства не отстанут, и на государеву службу, на Тихвину, не пойдут, и уговор их ни которыми делы не имет, – и боярину и воеводам, князю Борису Михайловичу Лыкову, збиратца с городы, с дворяны и с детми боярскими, а быть с ними городом: Кострома, Ярославль, Галич, Вологда, Суздаль, Володимер, Лух, Гороховец, Переяславль, Ростов, Муром, Арзамас, Нижний-Новгород, Юрьев-Полской, опричь тех дворян и детей боярских, которым велено быть под Смоленском” (Кн. разр. I. 9).

Такой службе с городом противополагается служба “по разряду”, т.е. в должностях воевод и в придворных чинах, назначаемых из Разряда. Это высшая служба, служба же с городом низшая.

Должности из Разряда даются людям родословным, с городом же служит всякая мелочь. В местническом споре Дмитрия Погожева с Петром Головиным бояре в 1614 г. приговорили:

“Дмитрия Погожева бить батоги в Разряде и, бив батоги, посадить в тюрьму за то, что он на Петра Головина бил челом не по делу. Погожим с Головиными не сошлось нигде, и сказка ему была: не сошлось де и детем Петровым с твоим, Дмитриевым, отцом.

У Петра Головина отец был боярин да и все Головины при государех были в чести; а твой, Дмитров, отец в разрядех не объявливался ни где, служил по Колуге с городом и люди вы не родословные. И доселева де такие не родословные люди на родословных людей не бивали челом и государя тем не кручинивали” (Двор, разр. I. 139).

В 1615 г. бояре обвинили князя Афанасия Гагарина в местническом его споре с Федором Бутурлиным, между прочим потому, что

“Федоров отец, Левонтей Бутурлин, при царе Иване был честной человек, был в стольникех, а князь Афанасьев отец Гагарина служил с городом; да и ныне род их, Гагарины, многие служат с городом” (Кн. разр. I. 88).

Среди городовых дворян источники различают выборных. Под выборными разумеют они дворян, назначаемых воеводами в должности сотенных и подъездных голов (Двор. разр. I. 591 и след.). Такие выборные, обыкновенно, назначаются из лучших дворян. В разрядной книге 1615 г. читаем:

“А во всякия посылки воеводам, князю Василью Семеновичу и Ратману, посылати дворян выборных и детей боярских лутчих, чтоб дворяне выборные и дети боярские лутчие во всякие посылки ездили, а даром на службе не жили; а меншие б статьи дети боярские болших статей дворян выборных и детей боярских лутчих не ослуживали, чтоб перед дворяны и перед детми боярскими лутчими детям боярским молодым на службе досылок лишних однолично не было” (Кн. разр. I. 44).

Приведенное распоряжение исходит из того факта, что, кроме военной службы, которая была непостоянной, а временной, дворяне употреблялись еще в разные посылки, и принимает меры к тому, чтобы в эти посылки в одинакой мере назначались как молодшие (худшие), так лучшие и выборные дворяне. Выборные везде поставлены впереди лучших, а это, согласно понятиям того времени, надо понимать в том смысле, что выборные суть лучшие из лучших.

Эти бытовые различия не могли, однако, связывать московских государей. Они поддерживали их, насколько это им нравилось; но если хотели, то возвышали городовых дворян до высших ступеней служебной лестницы, так как все назначения зависели от их усмотрения.

Богдан Матвеевич Хитрово, сын неважного городового дворянина, в 7144 г. был назначен стряпчим, в 7148 – комнатным стольником у крюка, в 7166 – окольничим и оружничим, а в 7176 – боярином. Еще быстрее поднялся Кирилл Полуэктович Нарышкин, сын городового тарусского дворянина. В 7166 г. он сделан стряпчим, а в 7188 был уже боярином.

Следует, однако, указать на то, что такое быстрое возвышение любимцев из городовых дворян всегда вызывало неудовольствие, а иногда и целую бурю среди сверстников.

В 1624 г. вторым воеводой в большой полк в Тулу был назначен князь Никифор Яковлевич Мещерский (князь Ширинский-Усейнов пришел из Б. Орды в 1296 г. и сел в Мещерске), который до того времени служил в Новгороде “с городом”. Вслед за этим назначением первый воевода, князь Голицын, писал в Москву:

“Которым дворяном выборным велено быть на государеве службе с ним на Туле, и он, по государеву указу, рос-писал в головы к сотням и к подъездным станицам и списки сотням им дал.

И те дворяне приходили к нему в съезжую избу с великим шумом и сотенные и подъездные списки перед ним в съезжей избе пометали. А сказали ему, что им у сотен и у подъездных станиц в головах от него, для товарища его, князя Мещерскаго, быть невозможно”.

Через несколько дней, в дополнение к первому донесению, князь Голицын уведомил государя, что трое из назначенных им голов, Борис Колтовской, Афанасий Уваров и Яков Хрущев, для товарища его, князя Никифора Мещерского, “с государевой службы сбежали”.

Бежавшие из Тулы дворяне оказались в Москве, куда они явились для поддержания своих претензий. Их там схватили, подержали день или два в тюрьме и выслали обратно в Тулу на государеву службу. Но что их неудовольствие и в Москве не было найдено совершенно неосновательным, это видно из государева указа на первое донесение князя Голицына, в котором читаем:

“А по нашему указу дворяном выборным велено быть всем с тобою с одним” (Двор. разр. I. 586 и след.).

Недовольные дворяне утешились тем, что они служат с одним Голицыным, а не с товарищем его, Мещерским, до которого им, следовательно, и дела нет. Это потому, что они назначены были Голицыным, а не Мещерским.

Что протестовали не все городовые, а только выборные, это служит подтверждением вышевысказанной мысли о том, что выбирают, обыкновенно, из лучших. Как лучшие, они и вступились за свою честь.

Так как городовые дворяне самый низший разряд дворян, то записка в городовые дворяне лиц, служивших по Разряду, имеет значение наказания.

В 1675 г. стольник, Алексей Дмитриев Колтовской, за бесчестье князя Юрия Петровича Трубецкого, приговорен был к уплате 500 рублей бесчестья да его же, Алексея, велено было

“Написать в Киеве по дворянскому списку и служить по Киеву” (Двор. разр. III. 1249).

Ясно, что записка в дворянские списки XVII века совсем не то, что установленная Екатериной Великой записка в дворянские книги. В дворянские списки XVII века записывали не для придания чести и прав, а для определения рода службы.

Поэтому звание городового дворянина никому не жаловалось как награда, и никто до этого чина не дослуживался как до высшей чести. Городовые дворяне пополнялись актом рождения. Звание это сообщалось всем законным детям городового дворянина.

Но родиться дворянином еще не много значило. У отца дворянина могло совсем не быть вотчин, а поместий – только на одну душу. Сыновья такого дворянина были очень маленькие люди, им и на службу снарядиться было не с чего.

В 1556 г. сын новгородского помещика, Бориска Федоров Кашкаров, подал государю челобитье, в котором говорит:

“За отцом за моим государева жалованья, поместья, девятнадцать обеж, и отец мой с того поместья государевы службы служит сам; а опричь меня, Бориска, у отца моего четыре сына, а мне братья.

Сенка да Степанка в государеву службу поспели, а Тимошка да Максимко в государеву службу спеют, а яз, Бориско, и братья мои меншые к отцу в поместье не припущены и в отвод поместьем не пожалованы; и мне, Бориску, впредь государевы службы служите не с чего” (Д. к АИ. I. № 52. XXXVII).

Сыновья таких мелких помещиков и по смерти отца могли ничего не получить, кроме титула дворянина да права просить государя о наделе поместьем для службы. В челобитье сына новгородского помещика, Васки Михайлова Вольнина, читаем:

“Государева за мной жалованья, поместья, нет нигде. И за отцом моим, за Михаилом, было государева жалованья, стараго поместья, тридцать девять обеж. И отца моего не стало, до писцов государевых; а после отца моего осталась жена, а мне мачеха, да дочь, а мне сестра, да нас четыре браты: Семейка да яз, Васка, да Третьячко да Меншик; а писцы государевы, Шелонские пятины, Квашня Свербеев с товарыщи, того старого отца нашего поместья тридцать две обжи написали за братом моим за большим, за Семейкою, а сем обеж отца нашего поместья писцы государевы написали за отца нашего женою, а за нашею, за Васкиною с братьею, мачехою, за Анницею с дочерью, а с нашею сестрою, с Марьицею; а яз, Васка, и братья мои, Третьячко и Меншик, к брату своему, к Семейке, в отцово поместье не припущены и в отвод от брата поместьем не пожалованы”… В заключение Васка просит, чтобы государь пожаловал его семью обжами, которые были даны его мачехе и сестре, но теперь за смертью мачехи и выходом замуж сестры освободились (Там же. № II. 1556).

Несмотря на происшедшее слитие детей боярских и дворян, вековое различие этих двух разрядов не совершенно умерло и иногда сказывается в памятниках даже половины XVII века.

В Уложении читаем:

“А которые порозжие поместные земли в Московском уезде и в городех вотчинные земли покупали патриарши, митрополичьи, и архиепископли дети боярские себе в вотчину, а те… дети боярские изстари природные дети боярские, и за ними тем землям и впредь по купле быть в вотчине же.

А которые… дворовые люди, не служилых отцов дети и не природные дети боярские, покупали себе вотчины, и тех… дворовых людей по тем вотчинам написати в государеву службу с городы; а будет кто из тех… детей боярских государевы службы служить не похочет, и у него купленая его вотчина, взяв, отдати в роздачю, кому государь укажет” (XVII. 37).

Статья различает природных детей боярских. Это настоящие, старинные дети боярские. За ними, как это ни странно, сохранились и старинные их права: они могут владеть вотчинами и государю московскому не служить, а служить, кому хотят, в данном случае духовным властям.

Этим природным детям боярским противополагаются не природные. Это патриаршие и пр. дворовые люди, не служилых отцов дети, а посадских, крестьян, вольноотпущенных, сами вольноотпущенные и пр.

Они тоже могут покупать вотчины, но не могут оставаться на службе духовных властей, а должны поступать на государеву службу в городовые дворяне. Дворовые люди епископов, дети крестьян, вольноотпущенные, если только могут купить вотчину, вводятся в состав городового дворянства еще во второй половине XVII века!

II. Высшую ступень составляли московские дворяне. Они занимают место за придворными чинами и всегда впереди городовых дворян. В разрядной книге на 1613 г. читаем:

“А пев молебны и моля Бога о государеве многолетнем здоровьи, бояре, и окольничие, и стольники, и дьяки думные, и стряпчие, и приказные люди, и дворяне московские, и жильцы, и из городов дворяне и дети боярские… и всяких чинов люди Московскаго государства государю царю и Великому князю Михаилу Федоровичу крест целовали” (Двор. разр. I. 16).

То же место дается московским дворянам и в Уложении:

“А будет кто, какого чину нибудь, обесчестит стольников, или стряпчих, или дворян московских, или дьяков, или жильцов, или дворян, или детей боярских городовых” (X. 93).

Московские дворяне заносятся в особый “московский список”. О них говорят, что они служат “по московскому списку”.

Начало этому списку положено Иваном Грозным в 1550 г. испомещением в Московском уезде и уездах прилежащих к нему городов, расстоянием от Москвы не далее 70 верст, 1000 человек детей боярских, которые должны быть всегда готовы во всякие посылки.

Вот этот указ:

“Лета 7059 октября в 1 день, царь и Великий князь Иван Васильевич всея Русии приговорил с бояры: учинити в Московском уезде, да в половине Дмитрова, да в Рузе, да в Звенигороде, да в Числякех, и в Ордынцех, и в Перевесных деревнях, и в Тетеревичех, и в оброчных деревнях, от Москвы верст за 60 и за 70, помещиков, детей боярских, лутчих слуг, 1000 человек.

А которым бояром и окольничим быти готовым в посылки, а поместей и вотчин в Московском уезде у них не будет, и бояром и окольничим дати поместья в Московском уезде по 200 четвертей, а детем боярским в первой статье дати поместья по 200 же четьи, а другой статье детем боярским дати поместья по 150 четьи, а третьей статье детем боярским поместья по 100 четьи.

А сена им давати по толку ж копен, на колко кому дано четвертныя пашни, оприч крестьянскаго сена. А крестьяном дати сена на выть по тридцати копен. А которой, по грехом, из тоя 1000 вымрет, а сын его к той службе не пригодится, ино в того место прибрать иного. А за которыми бояры и за детми боярскими вотчины в Московском уезде или в ином городе, которые близко к Москве, верст за 50 или за 60, и тем поместья не дати” (АЭ. I. № 225).

Причина испомещения – нужды государевой службы, необходимость иметь под руками всегда готовых людей для всяких внезапных посылок.

В то время, когда последовал указ, дети боярские еще не смешивались с дворянами, дети боярские были лучшие слуги, а потому речь идет об испомещении только их, а не дворян.

Но в XVI веке, как и ранее, многие дети боярские служили во дворах московских государей; в противоположность городовым, они назывались дворовыми. Во исполнение приведенного указа были помещены не только городовые, но и дворовые дети боярские, всего 1050 человек; земли им роздано 112600 четвертей. Эти природные, подмосковные дети боярские, именная роспись которых сохранилась, и составляют первое зерно московского дворянского списка.

Думаем, что этот список должен был потом пополниться фамилиями и тех детей боярских, которые имели свои вотчины в Московском или в ближайших к нему уездах, расстоянием не далее 60 – 70 верст от Москвы.

Они находились в одинаковых условиях с новыми помещиками и, конечно, несли равную с ними службу, а потому, надо думать, и были записаны в общий с ними служебный список. Весьма вероятно, что прежние вотчинники составляли старый московский список, к которому пришлось присоединить новых московских помещиков.

Несмотря на то, что в московский список вошли не одни только дворовые дети боярские, но и городовые, в XVII веке все служащие по московскому списку безразлично называются дворянами. Первоначальное наименование “детей боярских” для них совершенно утратилось в XVII веке.

В чем же преимущество московских дворян перед городовыми? Не в том, что они все природные дети боярские; большинство городовых дворян тоже природные дети боярские, между ними очень нередки и княжеские фамилии. Преимущество московских дворян в близости к московскому двору и в службе на глазах государя.

Московские дворяне по преимуществу назначаются в стольники, стряпчие и иные придворные чины; они состоят на службе при царицах, участвуют в посольствах, назначаются в приказы и на воеводства, посылаются с разными поручениями по городам и предводительствуют полками. Московские дворяне не высшее сословие в западноевропейском и древнерусском смысле, а ближайшие государевы слуги.

В указе 1550 г. приказано прибрать в число московских помещиков “лучших слуг”. Если это аристократия, то служебная. Для московских дворян – великий интерес постоянно находиться на глазах государя; живя в расстоянии нескольких часов от Москвы, они имеют к этому и легкую возможность.

Так как служба по московскому списку составляет особое служебное преимущество, то городовые дворяне добиваются чести быть занесенными в московский список. Из боярских книг XVII века видно, что государи жалуют московское дворянство городовым дворянам. В книге на 7137 г. на с. 308 читаем:

“В нынешнем 137 году государь жалует в московский список…” Затем следуют имена.

На этих вновь пожалованных не всегда, однако, распространялись все преимущества службы московских дворян. Иногда они продолжали нести службу со своим городом, о чем делалась особая отметка в боярской книге. В книге на 7184 г., на с. 176, перед списком дворян сказано:

“По московскому списку написаны из городов, а на государевой службе с своими городами”.

Или на 1449 с:

“По московскому списку написаны, а на службе велено быть в полках с теми городами, из которых написаны”.

Служба по московскому списку, с таким трудом дававшаяся городовым дворянам, доставалась, однако, значительному числу служилых иноземцев. В боярских книгах не раз встречаем такой список:

“Иноземцы, которые служат с московскими дворяны”.

В книге 7176 г. таких иноземцев показано 99 человек, в книге 7184 г. – 70.

И поместный оклад в Московском уезде не давался вновь назначаемым немедленно по назначении; они могли служить некоторое время по своему прежнему окладу. Петр Апраксин значится уже в московском списке по книге 7135 г.; несмотря на это, в книге 7137 г. (с. 212) у его фамилии стоит такая помета:

“Петру Апраксину поместной оклад в алатырском списку”.

Подобная же отметка есть и при фамилии Тимофея Желябовского, который имел оклад не по московскому дворянскому списку, а по жилецкому (Кн. 7137 г. С. 307).

Многие, следовательно, из вновь пожалованных первоначально были только по имени московскими дворянами.

По общему правилу, однако, московские дворяне получали поместный оклад в Московском уезде. Царские указы конца XVI века и Уложение определяют и размер этого оклада.

Это сравнительно позднейшее определение существенно отличается от первоначального, сделанного Иваном Грозным. Указ Федора Ивановича от 1587 г. и Уложение (XVI. I) не различают среди московских дворян никаких статей, всем без различия они назначают по 100 четвертей (Хрест. Влад.-Будан. III. 205).

Возникает вопрос, дети московских дворян наследуют звание своих отцов или возводятся в звание московских дворян в силу особого пожалования?

Прямых определений по этому вопросу мы не встречаем. Единственное косвенное указание находится в вышеприведенном указе Ивана Грозного. Из этого указа следует, что не все дети московского дворянина становились на место отца по его смерти, а только один, и то при условии годности к той службе, какую нес отец.

Надо думать, что годный к службе отца сын утверждался правительством в поместьи своего отца. Иначе сказать, он “прибирался” в эту должность или жаловался в список московского дворянства, а не наследовал преимущества своего отца.

Если он не годился, на его место прибирали другого, т.е. жаловали в московский список или городового дворянина, или кого-либо из сыновей других московских дворян, годных к службе. Но так было, надо думать, только вначале. С течением же времени это должно было измениться.

Право наследования в поместьях у нас мало-помалу сближается с правом наследования в вотчинах. С успехами этого сближения сыновья помещика, по всей вероятности, стали по общему правилу, а не по “прибору”, наследовать своему отцу и заноситься в московские списки.

Мы сказали, что дворяне московские жалуются в придворные должности стольников, стряпчих и иные. Случалось, однако, что пожалованный в должность стольника выбывал потом из этой должности, без назначения в иную высшую.

Такие выбывавшие из специальных придворных должностей снова заносились в список московских дворян. Таким образом, в лице каждого человека, облеченного придворным чином, со стряпчего начиная, скрывался московский дворянин.

В 1627 г., в праздник Вербного воскресенья, у государя обедали два боярина, один окольничий, два думных дьяка и 18 дворян. Перед перечислением имен и фамилий девяти первых дворян сказано:

“Были наперед того в стольниках” (Двор. разр. I. 905).

Эти бывшие стольники названы дворянами, из боярских же книг XVII века видно, что они все состоят в списке московских дворян[7].

Таким возвращением в прежнее звание и надо объяснять то обстоятельство, что в печатном алфавите к боярским книгам у некоторых фамилий сперва означено звание стряпчего или стольника, а потом – московского дворянина.

Это вовсе не значит, что стряпчий или стольник получил вновь звание московского дворянина, он только возвратился в это звание, будучи выписан из специальной придворной должности.

По какой причине делалось такое возвращение в прежнее звание, этого мы не знаем; но можно утверждать, что оно делалось не в наказание. Это видно из того, что на обеде 1627 г. сперва названы девять фамилий бывших стольников, т.е. исключенных, а за ними уже девять фамилий московских дворян, которые в стольниках не были[8]. Если исключенным дали первое место, то, конечно, потому, что они прежде были придворными, а теперь не находятся в опале или немилости.

III. Иногда в разрядных книгах дворянам придается эпитет “большие”. Эпитет большие означает лучшие и применяется или ко всем московским дворянам, которые в полном своем составе лучше городовых, или к лучшим из московских.

В первом смысле эпитет этот несколько раз употреблен в разрядной книге 1613 г. “Дворяне большие” занимают там место после стряпчих и выше приказных людей, жильцов и дворян городовых; о московских же дворянах не упоминается.

Большими дворянами, следовательно, здесь названы московские. В тех же местах того же разряда, где упоминаются дворяне московские, наоборот, не говорится уже о больших (Двор. разр. I.C. 14, 16, 18).

Во втором смысле эпитет этот употреблен в разрядной книге 1625 г. Марта 25, во время приема кызылбашских послов, государь был окружен следующим образом:

“А в палате при государе, с левые стороны от государя, сидели бояре, и окольничие, и думные люди в золоте. А дворян я большие и стольники сидели против государя в золотеж. А рынды были, по правой стороне, столники… (двое князей Татевых и двое князей Волконских). А в сенех сидели дворяне ж московские, и дьяки, и гости в золоте” (Двор. разр. I. 671).

Из того, что в сенях сидели тоже дворяне московские, следует, что рынды и большие дворяне суть тоже московские, но лучших фамилий, и, по всей вероятности, бывшие уже стольниками, а потому и поставленные выше настоящих стольников.

Кроме помянутых видов дворян, источники XVII века говорят еще о “дворовых дворянах”. Этот вид дворян постоянно встречается в десятнях XVI и XVII веков наряду с дворянами городовыми и выбором.

Дворовые дворяне также владеют поместьями, получают государево денежное жалованье, службу служат на коне, имеют саблю, карабин, пистоль. Но что это за вид и чем они отличаются от городовых и выборных, об этом будет сказано в книге о войске.


[1] Это будут: Годунов Мих. Вас, Зюзин Иванис Григор., Третьяков Фома Иван., Плещеев Бархат Олферьев и Фомин Василий Григорьев. Они и дети боярские и дворяне первой статьи.

[2] По времени назначения их в Думу, они следуют один за другим в следующем порядке:

в 7080 году назначен Олферьев Ром. Вас,

” 7081 ” Безнин Мих. Андр.,

” 7085 ” Воейков Баим Вас,

” ” ” Зюзин Як. Вас,

” ” ” Черемисинин Деменша Ив.,

” 7086 ” Нагово Афан. Фед.,

” 7087 ” Пивов Ром. Мих.,

” 7089 ” Татищев Игн. Петр.,

” 7095 ” Писемский Фед. Андр.,

” 7098 ” Ржевский Ив. Ив.,

” 7106 ” кн. Ростовский-Буйносов Петр Ив.,

” 7108 ” Татищев Мих. Игнат.

[3] Аничковы, Баклановы, Биркины, Голохвастовы, Лодыженские, Луговские, Ляпуновы, Микулины, Минины, Панины, Соловцовы, Яновы.

[4] Гавреневы, Грамотины, Елизаровы – двое, Заборовские, Леонтьевы, Лихачевы, Лопухины, Матвеевы, Нестеровы, Полтевы, Пронщищевы – двое.

[5] Вот фамилии остальных двадцати четырех думных дворян: Еропкин, Желябужский, Измайлов, Кондырев, Матюшкин, Нарбеков, Нарышкин Федор Полуэкт., Нащокины – двое, Проестев, Пушкины – четверо, Ржевский, Ртищевы – двое, Соковнин, Стрешнев, Толстой, Хитрово – двое, Чадаев, Яшков. Некоторые из членов этих фамилий в конце XVII века достигли звания окольничего и даже боярина.

Имена думных дворян первых 75 лет XVII века мы извлекли из Шереметевского списка. Он не во всем совпадает с алфавитным указателем к боярским книгам, составленным Ивановым. Но большинство таких разногласий объясняется совершенно удовлетворительно.

В алфавите Иванова нет 14 назначений в думные дворяне, которые известны Шереметевскому списку. Все эти назначения последовали в такие годы, книги которых не сохранились в архиве Министерства юстиции. Этим же объясняется и встречающаяся иногда разница в годе назначения.

У Иванова иногда отмечен не год назначения, а позднейший, и не один, а два и три. Это годы состояния в звании, взятые не из книги, современной назначению, а из позднейших. Сведения же алфавита Иванова от тех лет, от которых сохранились книги, почти во всем подтверждают Шереметевский список.

Некоторые разноречия в годах и личных именах для нашей цели не имеют особенно важного значения; одно крупное разноречие заметили мы относительно Проестева Степана Матвеевича. По Шереметевскому списку, он сделан думным дворянином в 7142 г., а в следующем окольничим.

Алфавит не говорит о назначении его дворянином, потому, конечно, что книга 7142 г. не сохранилась, но утверждает, что Проестев Ст. Мат. был окольничим еще в 7137 г. Если последний год не ошибка, то сведение Шереметевского списка под 7142 г. не может быть верно.

[6] Великолуцкая, пусторжевская и невельская десятни 1649 г. Приведенные выписки из десятен, хранящихся в Моск. арх. М-ва юстиции, получил благодаря благосклонному содействию покойного директора архива, Н.А.Попова.

[7] Вот их имена: кн. Прозоровскй Сем. Вас, Салтыков Ив. Ив., кн. Литвин Мосальский Андр Фед., кн. Репнин Пет. Александр., Плещеев Григ. Андр., кн. Гагарин Дан. Григ., Савин Андр. Пет., Ласкирев Никита Ив. и Сумин Лар. Григ.

[8] Вот имена этих московских дворян: Стрешнев Лук. Степ., кн. Приимков-Ростовский Александр Дан., кн. Звенигородский Сем. Григ., Измайлов Тимоф. Вас, Коробьин Сем. Гавр., Огарев Ив. Нелюб., Горихвостов Григ. Ив., Бояшев Фед. Мих. и Елизаров Мих. Григ. Все они значатся московскими дворянами уже в книге 7135 г.

Василий Сергеевич

Русский историк права, тайный советник, профессор и ректор Императорского Санкт-Петербургского университета.

You May Also Like

More From Author