Отвлеченное начало равенства, овладевшее умами со времени Французской революции, отразилось повсюду в законах, и между прочим, в законе о наследствах. Так произошла известная 826 ст. фр. гражд. кодекса, перешедшая вместе с ним и во многие другие законодательства. Повсюду, и особливо во Франции, она была причиной значительных экономических бедствий.
В силу этой статьи, при разделе наследственного имущества каждый из сонаследников имеет право требовать себе выдела натурой следующей части из недвижимого и движимого имения.
С другой стороны, фран. закон постановлением о законной доле наследников стесняет всякого владельца в праве распорядиться имением на случай смерти по своему усмотрению и передать свое цельное хозяйство в руки, по усмотрению его, благонадежные.
Таким образом, закон вводит в сферу экономическую принудительное начало раздробления имуществ, действующее непрерывно и последовательно, и притом механически, без всякого различения лиц и имуществ.
Действие такого закона, в течение нескольких поколений, оказалось повсюду разрушительное и в экономическом и политическом отношении – расстройство и уничтожение преимущественно малых хозяйств, и соответственное разрушение твердого семейного быта.
Для государства в высшей степени важно существование и умножение благоустроенных семейных союзов преемственно, из поколения в поколение связанных с хозяйственно устроенной земельной дачей.
Владельцы этого типа составляли издревле и доныне еще составляют политическую силу Англии: на них утверждаются и ее учреждения, обеспечивающие свободу нации. Напротив того, уничтожение этого типа, свойственное новейшей демократии, ведет к раздроблению общества на однообразные единицы, взаимно не связанные и оторванные от земли, следовательно бессильные и беспочвенные[1].
Как бы старательно глава семьи ни устраивал и обрабатывал свое имение, – может быть задолго перед тем устроенное трудами прежних поколений, хранилище добрых семейных преданий, – все это служит ни к чему, когда по смерти его имение осуждено на раздробление, да и новые владельцы отдельных частей осуждены возобновлять для себя хозяйственный труд, который со смертью их тоже обрывается.
Притом, с каждым новым раздроблением, когда приходится устраиваться вновь, потребен капитал, и труднее достать его: отсюда долги – и кредит, облегчаемый ипотечным устройством, но пагубный для имения, которое чем мельче, тем затруднительнее ему выносить задолженность.
Имения приходят в несостоятельность и продаются с публичного торга. Таким образом, мало-помалу, с гибелью малых имений, сельское хозяйство теряет всякую приманку, и население, прежде бывшее оседлым и довольным в сельском быту, бежит из деревни в город, где увеличивает массу бездомных пролетариев, недовольных, голодных и вполне зависимых от всякого случайного и материального интереса.
С другой стороны – в деревне, земли, бывшие прежде производительными в руках у хозяев, попадают массами в руки капиталистов и становятся добычей хищнического хозяйства или местом фабричной промышленности.
Таковы печальные плоды раздробления наследств, – вполне уже ныне обнаруженные во Франции, где благоразумные люди давно уже ищут средства от этих зол – в изменении закона о наследстве.
Все это вопросы первостепенной важности, выступившие на очередь – не в одной Франции, но более или менее всюду. И вопросы эти совсем не новые: они связаны неразрывно с предметом первейшей важности – во все времена и у всех народов: – с охранением хозяйственной целости семьи, которая всюду составляла и будет составлять главную опору порядка и благосостояния в государстве.
Центром семьи в этом смысле служит домашний очаг: хозяйственные его опоры – жилище и земля, вместе связанные. Земля требует ухода, труда, искусства выжидать и рассчитывать: требует умения, которое не у всякого есть, и – по условиям физическим, требует удачи, которая не всегда случается.
Трудно бывает многим охранить свой домашний очаг, жилище свое и землю – без пособия извне. Отсюда – та грозная роль, которую играет займодавец в истории сельского состояния – с самых древнейших времен – и доныне.
Поэтому – ограждение малых хозяйств составляло всюду предмет заботы и попечения. Повсюду обнаруживалась потребность устроить владельцу такое положение, чтобы домашний очаг его обеспечен был от захвата при жизни его и оставался нераздельным после его смерти.
Для этого ограждения известны до сих пор в народном обычае и в законодательствах следующие способы.
1. Устройство сельской общины. Община всех своих членов снабжает землей и всем запрещается ее отчуждение. Ей принадлежит собственность; каждому члену ее – пользование. (Сравни в сем томе курса § 66.)
2. Устройство феодальное. Собственность принадлежит высшему владеющему классу, который низшему классу служит тем же, чем община – каждому из своих членов. Участки каждого состоят в непрерывном пользовании, допускаются и продажи в тесном кругу, и наследственные переходы, но не допускаются ни раздробление участков, ни захват со стороны. Сам верховный владелец не вправе ни раздроблять участки, ни присоединять их к своей особенной земле. Таковы были в старину феодальные порядки во всей Европе.
3. В Китае действует до сих пор древний закон 7-го столетия о неприкосновенности отдельных владений. Из всей территории государства выделено 75 милл. гектаров земли, и роздано в собственность семействам, с запрещением продавать или закладывать имущество, и с тем, чтобы оно переходило в целости к одному наследнику.
Владения эти остаются доныне в тех же семействах, чем и объясняется устойчивость поземельного владения в Китае. Вся же остальная земля территории, подлежа свободному обращению, подвергается воздействию разнообразных и случайных условий рынка.
4. В новейшее время, под началом гражданской свободы, входит в употребление новый способ для достижения той же цели. Это – учреждение семейных участков на следующем основании: владелец, не лишаясь свободы кредитоваться, продать или завещать свое имущество, может формально объявить свой земельный участок не ответственным за долги и запретить раздел его после своей смерти.
Поучительна история законодательств и народного быта в отношении к этому важному вопросу.
Во Франции, до революции, поземельная собственность охранялась и законом, и обычным правом, и экономическим бытом того времени. В городах в ту пору не было еще скопления капиталов, ищущих помещения в земле и в промышленности. Узы феодальных порядков задерживали крестьянскую землю в обращении лишь между крестьянами.
Революция новыми своими законами разорвала прежнюю связь землевладельца с землей, уничтожила порядки, в силу коих земли из рода в род держались в одних и тех же семействах, положила тяжкие подати на землю и на переходы поземельной собственности, подвергнув ее в то же время раздроблению.
Крестьянин получил свободу отчуждать свою собственность, закладывать ее и входить в долги, а тяжкие условия владения роковым образом умножили его задолженность. Это состояние, усиливаясь с течением времени, привело к уменьшению деревенского рабочего населения и считается одной из главных причин поразительного застоя в народонаселении Франции.
В Германии, до реформенного периода, землевладение было, на феодальных началах, дворянское (frohnhoefe) и крестьянское (bauernhoefe), с прибавкой общинной земли (almende). Дворянская собственность считалась неотчуждаемой и переходила по наследству без раздела. Крестьянские участки обращались между крестьянами, прикрепленными к земле.
По прусскому кодексу 1794 года (allg. Ldrcht) участки эти признаны неотчуждаемыми и нераздельными, в связи с повинностями в пользу владельца. По тем же законам введен, для дворянских имений, на основании римского права, наследственный раздел, с указными долями.
После Иенской катастрофы совершилось, по плану Штейна и Гарденберга, освобождение крестьян в Пруссии (1807-1816); крестьянские участки превращены из феодального владения в аллодиальную собственность, с выкупом повинностей.
Основное правило феодального владения было – неотчуждаемость и нераздельность участка: на этом утверждалось обеспечение повинностей, лежавших на участках в пользу господствующего собственника. С отменой начала неотчуждаемости возник вопрос: какому закону подчинить это новое крестьянское владение?
Многие государственные люди, и в том числе Штейн, предвидели опасность разложения этой собственности при полной ее свободе; но либеральная партия взяла верх – и мелкое землевладение подчинено было модным в ту пору началам французского законодательства. Вскоре же сказались гибельные последствия этого порядка – в крайнем развитии сельского пролетариата.
Либеральные законодатели 1816 года упустили из вида, что неотчуждаемость и нераздельность, установленная главным образом в интересах феодального владения, обеспечивает и другие существенные и непреходящие интересы сельского хозяйства, предупреждая последовательное раздробление участков; обеспечивает и интересы государственные, способствуя образованию крепкого и состоятельного сословия сельских землевладельцев, составляющего важную опору государственного порядка и источник народного богатства.
Некоторые из германских государств стремились к ограничению пагубной свободы; но после объединения Германии в 1872 году издан, по мысли Бисмарка, общий для всей империи закон о поземельных книгах, еще решительнее устранивший все преграды к отчуждению и к раздроблению поземельной собственности. Тогда в одной из провинций, в Ганновере, произошло примечательное явление.
Ганноверские крестьяне, издавна отличавшиеся твердостью семейного и общественного быта, возбудили столь сильную агитацию против нового закона, что союзный парламент должен был уступить энергичному требованию ландтага и согласиться дать Ганноверу специальный закон о нераздельном крестьянском участке, с тем, чтобы он мог сохраняться в одной семье, переходя натурой к одному, избранному по завещанию (anerbe), или к законному наследнику.
Прочие наследники получают свои доли выкупными деньгами, на основании разумной оценки, которую может выдержать участок, без истощения. В законе определен нормальный размер такого участка (Bauerhof), по оценочной доходности, с тем, что от воли главы семейства зависит образовать участок и присвоить ему законную силу запиской в поземельную книгу (Hoferolle); однако эта записка не безвозвратная, и свойство Bauerhof’а может быть впоследствии отменено по воле владельца. В первые же годы по издании закона из числа 100 000 крестьянских имуществ в Ганновере – записано на этом основании 60 000. – Пример ганноверцев не остался одиноким.
За ним последовал в 1882 году подобный закон в Вестфалии, не для одних лишь крестьянских, но, на том же основании, и для дворянских имений, – некоторые другие провинции ввели и у себя подобные учреждения.
Общая черта всех подобных законов и общая их цель – не обогащение наследника и не охранение больших и знатных имений, – но охранение небольших хозяйственных участков для прочного обеспечения быта целой семьи, – или прямее сказать, упрочение семьи, как первой опоры всякого социального устройства.
Движение умов, возбужденное этими законами, усиливается в Германии, и в 1882 году собиравшийся во Франкфурте конгресс экономистов выразил желание, чтобы эти законы стали достоянием целой Германии.
В Австрии – к тому же результату привели заботы о бедственном состоянии мелкого крестьянского хозяйства. И здесь мелкая собственность подверглась сильному разложению вследствие всеобщей задолженности, а главными причинами сей последней были: непомерная тягота податей, при дроблении наследственных имений на мелкие участки, – так как хотя австрийский закон допускает завещать половину имения, но в законном наследстве требует уравнения долей, – и выкуп дробных долей участка от братьев и сестер приводил владельцев к долгам, коих участок выносить не мог, особливо при общем упадке вывоза и цен на сельскохозяйственные продукты.
Крупные владения ограждались от разорения законом о фидеикомиссах; но мелкие оставались беззащитными, особливо при чрезмерном развитии ростовщичества, и закон ипотеки, по-видимому, служивший к облегчению кредита, в существе дела послужил лишь к отягощению мелкой собственности долгами, коих она не в силах была вынести.
Вследствие того и в Австрии возникла в последние годы сильная агитация в пользу закона об охранении мелкой собственности от разорения. Она увенчалась уже в 1889 году изданием закона о семейных участках. Сущность его состоит в следующем.
Крестьянам предоставляется составлять хозяйственные участки с усадьбой (Höfe), известного размера, и подвергать действию особливого порядка наследования. Каков должен быть размер подобных участков – это предоставляется определять местным ландтагам, смотря по естественным условиям хозяйства и почвы в каждой провинции.
Участок этот переходит нераздельно к одному наследнику, назначенному завещателем, или, в отсутствии завещания, к одному из законных наследников, в порядке, определяемом ландтагами. Расчет преемника с прочими наследниками производится по умеренной оценке на основании правил, указанных в законе.
Но самый характерный тип подобного учреждения представляют североамериканские штаты. Усилившаяся в последнее время конкуренция хлебного вывоза из Америки, конкуренция, невыгодная и даже разорительная для европейской хлебной производительности, заставила обратиться к исследованию этого явления, и многие приходят к мысли, что одной из главных его причин служит обеспеченность сельского хозяйства мелких владельцев в С. Америке, благодаря общественным учреждениям и практически сложившемуся гражданскому законодательству.
Не увлекаясь отвлеченной теорией свободы в торговле и в сделках, законодательство Сев. Америки ставит ей, где нужно, законные преграды (оно оставляет у себя неприкосновенным строгое правило о законном росте, преследуя лихву). Но всего важнее, по своим последствиям, считается американский закон о семейных участках, известный под именем Homestead Exemption.
По мере приобретения новых территорий на правительстве соед. Штатов лежала забота, как населить громадные пространства, лежавшие впусте. Употреблялись для этого разные меры, в числе коих предлагалась с давнего времени раздача мелких участков на выгодных условиях и с ограждением от продажи за долги.
Посреди борьбы партий мера и эта осуществилась не раньше 1862 года, когда издан закон под именем homestead lan, предоставивший каждому Американскому гражданину право на отвод ему участка в положенном размере на первый раз безмездно, с тем, чтобы он поселился на земле и обрабатывал ее.
Окончательное закрепление земли за владельцем могло последовать лишь по истечении нескольких годов владения за подлежащую плату; но в течение этого владения земля эта считалась свободною от взысканий, лежащих на владельце. Закон этот имел благодетельные последствия и вполне достиг цели – создать новые виды поземельной собственности. С помощью его территория оживилась населенными местами, покрылась фермами, и производительность разрослась до громадных размеров[2].
Независимо от того выработался мало-помалу другой закон, имевший целью обеспечить прочность мелкой собственности в лице владельца и семьи его. Устойчивость общественного быта зависит главным образом от крепкой организации сельского устройства. А это последнее устройство тем крепче, чем более укоренился в нем тип прочной, оседлой семьи, возделывающей свой участок личным трудом и способной охранять свое владение.
Это тип – не широкого, но среднего владения, достаточного для удовлетворения нужд семьи, так, чтобы члены ее не вынуждены были добывать себе пропитание отхожей работой. В первое время, под воздействием начал французской революции, американские штаты приняли французское правило уравнения долей в наследстве.
Но гибельные последствия этого начала не замедлили обнаружиться, и мнение людей практических мало-помалу пришло к сознанию, чтó необходимо для охранения семьи в государстве: необходима целостная передача из поколения в поколение домашнего очага и домашнего рабочего гнезда.
В первой четверти нынешнего столетия землевладение в С. Америке распределялось между крупными владельцами, производившими обработку невольничьим трудом, и между мелкими владельцами, которые сами возделывали поля свои.
Между теми и другими происходила, как всегда бывает, глухая экономическая борьба, истощавшая мелких владельцев. Повторились обычные явления: задолженность мелкого владения, понудительные продажи имущества и скупка мелких участков крупными капиталистами.
В Соединенных Штатах образовалась лига, которая, при содействии опытных юристов, успела в 1839 году провести и в одном из сев. американских штатов, в Техасе, первый закон, известный под именем Homestead Exemption.
Вот в чем состоял этот закон. Владелец может особым формальным порядком, с запиской в поземельную книгу, объявить свою дачу, в размере до 200 акров, с домом и принадлежащей к нему инвентарной движимостью, имуществом нераздельным и не подлежащим взысканию, до 1000 долларов.
Если, по случаю взыскания, окажется, что имение стоит дороже этой цены, то в остальной сумме владельцу предоставляется выкуп, или, буде дача может быть разделена, от нее отрезывается соответственная часть.
От владельца зависит, если захочет, новым заявлением или вольным актом отчуждения, залога, уничтожить неотчуждаемость имения, но, дабы охранить семью от неразумного произвола главы семейства, для этого требуется согласие жены его.
Однако, для того чтобы установить такое учреждение, необходимо существенное условие: нужно, чтобы в этом именно имении (Homestead) семья имела действительное пребывание и чтобы глава семейства выразил намерение здесь утвердить домашний очаг свой. Это намерение должно быть определительно выражено в акте учредительном с подробным описанием имущества в целом его составе и принадлежностях.
Юридическая сила этого акта утрачивается, когда пребывание семьи в имении прервано в течение положенного срока (около 2 лет). По смерти владельца имение это сохраняет отдельное свое значение в массе прочих его имуществ, а остающийся в живых супруг с малолетними детьми сохраняет в нем право жительства и пользования.
Вот главные черты этого первого закона. С 1839 года он принят уже в большей части штатов, с разными изменениями, по местным условиям, клонящимися к одной и той же цели – к охранению целости семейного достояния.
Во многих штатах закон не требует и предварительной регистрации права, установление коего предоставлено каждому, при известных условиях. Владелец должен быть мужем законной жены и отцом семейства, должен быть в имении, может владеть только одним homestead’ом.
Имение это не отвечает за личные долги, сделанные по приобретении имения, за исключением тех, которые сделаны до его приобретения и за исключением податей и штрафов. С изменением условий приобретения, свойство имения утрачивается, а эти условия весьма сложные. Так – овдовевший и бездетный теряет право.
Вдова пользуется им до вступления в новый брак. Дети теряют его по достижении совершеннолетия. Таким образом право homestead exemption представляется не реальным, а личным, и притом временным и условным правом, хотя связано с известным именем; оно создает для владельца и сервитут, так как отчуждение имения и залог допускаются лишь под особыми законными условиями; создает и право соучастия для жены и малолетних детей владельца, ибо имеет целью обеспечение семьи и домашнего очага.
О действии этого закона существуют разные мнения. С одной стороны, говорят, что этот закон обеспечивает мелких владельцев в том, что в случае болезни или невзгод не отнимут у них домашнее гнездо и не будут они доведены до крайней нищеты. Слабые защищены противу сильных, против кулаков и ростовщиков, которые пользуются невежеством и бедностью поселенца, чтобы общипать его до последней копейки.
С другой стороны, указывают на возможность злоупотреблений со стороны владельца своею привилегией и на необеспеченность мелких его кредиторов, как-то поставщиков, подрядчиков, рабочих. Указывают на затруднения для владельца воспользоваться нужным для его предприятий кредитом при существующем запрете, который нельзя снять без согласия жены.
Этот пример североамериканских штатов возбудил уже заметное движение во Франции, особенно пострадавшей от разложения мелких хозяйств: в среде истинных друзей народа и серьезных экономистов давно уже разрабатывается вопрос об изменении в этом смысле французского законодательства, т.е. об отмене наследственного дробления, о расширении завещательного права и о введении в закон типа семейных участков по примеру Сев. Америки.
Но во Франции до сих пор не установилось еще мнение относительно благодетельности американского закона – именно для Франции, по хозяйственным условиям и по характеру народа. В последние годы и в экономической науке, и в литературе обращено на этот предмет сильное внимание.
Появилось по оному несколько замечательных сочинений, из которых одно (Le Homestead aux Etats unis, par Vacher. Paris, 1895) увенчано академическою премией. Замечательно и другое сочинение: Corniquet: L’insaisissabilité du foyer de famille aux Etats unis. Paris, 1894.
В 1894 году внесен на рассмотрение Германского рейхстага и в существе одобрен им проект закона о семейных участках под названием Heimstätte. Предполагается установить размер такого имения (не свыше крестьянского участка Bauernhof), с усадьбою, в известном составе хозяйственных принадлежностей. Учреждение его на особливом праве должно быть внесено в специальную книгу Heimst. Buch. Он считается нераздельным и неотчуждаемым и переходит к одному из наследников.
Отчуждение при жизни владельца допускается лишь с согласия другого супруга. Одно лицо может владеть лишь одним участком. Обременение участка долгом допускается лишь до половины его ценности, и притом не в форме залога, но в форме ежегодной ренты с погашением, и на это требуется, при известных условиях, согласие особливого попечительного учреждения – Heimstättenbehörde. Понудительное взыскание с имения допускается лишь в определенных случаях и за такие долги, которые сделаны ради того же имения.
Вопрос о неделимости и неотчуждаемости мелких участков имеет особенную важность там, где совершалось освобождение крепостных крестьян с землей. Крепостные крестьяне, после векового бесправия, становятся вдруг свободными распорядителями и своей личности и своего имущества, не успев еще приобрести той нравственной и хозяйственной самостоятельности, которая необходима для разумного распоряжения, не имея ни капитала, необходимого для хозяйства, ни умения орудовать деньгами и кредитом, – которое приобретается лишь с некоторым культурным развитием.
Если в таком состоянии получают они свободу распоряжаться своими участками на праве собственности, не будучи притом связаны общинным землевладением, – то подвергаются опасности вовсе утратить из-под себя землю и хозяйство, и превращаются в бездомных батраков, образуя из себя со своими семьями сельский пролетариат: так мало-помалу может истощиться сословие крестьянское, составляющее главную охранительную силу в государстве.
Итак, законодателю, наряду с заботой об открытии способов к образованию мелкой частной собственности, необходимо принимать благовременно меры к отвращению великой от того опасности.
Тем прочнее благосостояние народа и государства, чем более в нем распределения земли между мелкими владельцами, имеющими и охраняющими цельное свое хозяйство; напротив того, благосостояние народа разрушается, когда преобладающая сила в народной экономии принадлежит крупному капиталу, привлекающему к себе и малые доли частных капиталов, и мелкие поземельные участки – для хищнической эксплуатации земель. Увеличение больших дач на счет мелкой собственности может оказаться пагубным для государства. Latifundia perdidere Italiam.
С освобождением крестьян настало время и нам в России подумать о грозящей опасности. У нас крестьяне освобождены с земельным наделом, который сначала предоставлен им в (общинное или подворное) зависимое пользование (временно-обязанные), с предоставлением возможности выкупа этого надела, для обращения его в собственность общества или отдельных домохозяев. Закон благоприятствовал этому образованию собственности, посредством выкупной ссуды крестьянам от правительства, с распределением погашения оной на 49 лет.
С течением времени это благоприятное отношение к выкупу еще усилилось: установлением обязательных выкупов, уменьшением выкупных платежей и другими льготами. Правительство, видимо, стремилось развязать скорее узы, связывавшие крестьянское владение.
Правда, при самом освобождении крестьян предвиделась опасность, как бы крестьяне не могли, увлекшись неопределенными представлениями о свободной деятельности и случайным денежным прибытком, утратить свою оседлость и главную ее опору – землю; но не было принято мер к решительному предотвращению этой опасности.
Напротив того, при некоторых ограничениях, легко устранимых, открыта была крестьянам, даже до выкупного срока, возможность отчуждения надельных земель. 165 статья Положения о выкупе предоставляет каждому крестьянину внести в У. Казначейство всю причитающуюся на нем выкупную ссуду и требовать выдела ему участка; тогда участок укрепляется за ним на праве полной собственности с выдачей данной, и он получает возможность продать свою землю, по усмотрению, без всяких ограничений.
Другая, 169 статья установляет, что участки, приобретенные крестьянами в полную собственность, могут быть проданы и постороннему лицу, если оно уплатит весь числящийся на участке долг по выкупной ссуде. 162 статьей подобные же правила установлены и для продажи (по истечении 9 лет с 1861 года) земель целыми обществами, лишь с согласия Губ. по кр. д. присутствия[3].
Подобные же правила установлены впоследствии и для бывших государственных крестьян, равно как и для крестьян, принадлежащих разным ведомствам. Государственным же крестьянам предоставлена, с 1886 года, еще большая возможность к легкомысленному отчуждению приобретенных на выгодных условиях земель: в этом году издан закон о преобразовании лежавшей на этих землях оброчной подати (знак зависимого владения) в выкупные платежи, с правом произвольного выкупа, и тем самым дарован им прямой способ к превращению в мелких собственников, самостоятельно распоряжающихся своими землями.
Эти законы, особливо 165 статья Пол. о вык., оказали гибельное действие на крестьянское землевладение. На деле они послужили средством, при помощи коего ловкие скупщики, аферисты и домашние кулаки получили возможность приобретать крестьянские земли.
Выкуп участков производился почти исключительно самыми неимущими домохозяевами, на деньги скупщиков, с тем, чтобы перепродать их скупщикам. Между тем указ об обязательном выкупе распространил право отчуждения и на те крестьянские земли, коими крестьяне вовсе не могли располагать при временнообязанных отношениях.
Другой указ – о понижении выкупных платежей, направленный, по-видимому, к выгоде крестьян, на деле усилил только распродажу земель, увеличив в густонаселенных местностях разность между низкой выкупной ссудой и действительной стоимостью земель по существующим ценам.
К тому же, помимо прямых целей законодателя, послужили и облегчение крестьянам кредита в покупке земель посредством крестьянского банка, – и облегчение переселений, возбудившее охоту к распродаже земель для сомнительного перехода на другие земли.
В стране земледельческой, где, как у нас, до 15/16 населения суть сельские жители, объявить для крестьян всякую землю вольным товаром значило бы – оставить их без всяких средств к удержанию земли, к поддержанию хозяйства, к обеспечению от нищеты и голода.
Масса этого населения состоит на первое время из людей, которые не могут думать об обогащении или о правильном хозяйственном производстве, но поглощены заботой о куске насущного хлеба, а отдельная недвижимая собственность налагает на владельца такие гражданские тягости, которые человеку без капитала решительно не под силу, так что удержание клочка земли, на бедном рынке, может оказаться для большинства невозможным.
В таком состоянии одна общинная связь может охранить крестьянское население от обезземеления (ср. статью об общине в сем томе курса), и действительно только общинное землевладение предохранило наши чисто земледельческие местности (например, Саратовские и Самарские) от полного обезземеления крестьян: в голодную пору, так часто постигавшую в последние годы Поволжье, неимущим трудно было бы удержаться от продажи своих участков, при господстве подворного владения: – скупщиков оказалось бы достаточно посреди самого сельского населения, ибо в подворном владении давно уже образовалось большое неравенство – участки некоторых дворов достигают 50, 70 и более десятин, а у других остается иногда менее одной десятины, и в года неурожаев особенно усиливается скупка малых участков более сильными хозяевами.
Итак, можно судить, к чему приведено было бы крестьянское землевладение, если бы еще надолго осталась в силе и действии 165 статьи полож. о выкупе. Вредное ее действие давно уже сознавалось на местах, и многие земские собрания давно уже заявляли ходатайство об ее отмене.
Министерство Внутренних Дел возбудило по этому предмету законодательный вопрос, который с небольшим год тому назад получил разрешение: крестьянам запрещена продажа надельной земли целыми сельскими обществами без приговора, утвержденного губернским присутствием, а отдельным крестьянам разрешена только лицам, принадлежащим к сельским обществам. Залог надельной земли и обращение на нее взысканий не допускается, а выдел и досрочный выкуп допускается не иначе, как с согласия общества (собр. узак. 1894 г., N 94).
В связи с этим вопросом здравая политика, настоятельно требующая охранения семьи в ее нравственной связи и хозяйственной целости, приводит к необходимости определить норму нераздельного (и – хотя бы условно – не отчуждаемого по взысканиям) крестьянского усадебного и полевого участка.
Ныне существующие определения закона о дворе и о подворном владении намечают только общие черты понятий, а на практике оставляют место произвольным толкованиям. Закон имеет в виду двоякое крестьянское владение: 1) общинное; 2) наследственное (участковое или подворное)[4].
Сенат, в множестве своих решений, всегда признавал участки подворного владения собственностью всего двора, целой крестьянской семьи, а не одного домохозяина. Но этот правильный взгляд высшего судебного учреждения крайне невыгоден аферистам-скупщикам, а также и всем посредникам происходящих сделок, и местные адвокаты доныне успевают, из своих корыстных расчетов, убеждать неопытных нотариусов, а иногда и местные суды, в том неправильном мнении, что при участковом владении домохозяин есть полный собственник, а не распорядитель токмо в имуществе двора или семьи.
Но не одно лишь крестьянское землевладение имеет нужду в законе, охраняющем его от разложения. Подобная же нужда проявляется и для другого сословия земледельческого, для дворян-помещиков и вообще для всех сидящих на земле и орудующих землей не в виде промысла, а с целями сельского хозяйства. Все видят и знают, как со времени освобождения крестьян захудали и истощились помещичьи хозяйства.
Не у места разбирать, насколько в том участвовали своим небрежением и легкомыслием сами владельцы: дело не в этом, а в том, что разорение помещичьих усадеб и экономий, переход имений в руки купцов, евреев, кулаков-скупщиков – великий вред для государства, великий вред и для местного населения, которому тем более подспорья в работе и в жизни, чем более посреди его завязывается самостоятельных узлов, собирающих в себе хозяйственную силу, чем более осаживается на земле благоустроенных и цельных семейств, составляющих дом.
Между тем эти узлы, где и были прежде, мало-помалу развязываются. Немало тому причин, но главнейшая из них есть крайняя задолженность и крупных, и мелких землевладельцев, ведущая к распродаже земель и к распадению самых семейств, которые вместе с землей теряют и гнездо свое, домашний очаг свой.
К несчастью, учреждение дворянского банка, направленное по основной мысли своей к поддержанию хозяйств и к охранению имений от продажи посредством кредита, на деле едва ли не привело к противоположной цели, доставя многим несостоятельным или оскуделым новый удобный способ задолжать без расчета на погашение долга из доходов имения.
Ввиду столь бедственного состояния невольно возникает мысль, не следует ли и нашему законодательству обратиться к учреждению такого же типа, какой выработала для себя Сев. Америка в форме Homestead’a. Мысль эта отчасти уже и выразилась в предположениях и ходатайствах – сначала полтавского, а затем и некоторых других дворянских собраний.
Говорю отчасти, потому что первоначальные проекты, образовавшиеся без соображения с историей и примерами западноевропейского законодательства, – напоминали некоторые черты майоратов, в смысле исключительно дворянского учреждения, и потому встречены были неблагоприятно отзывами печати, – не говоря уже о мнении теоретиков отвлеченного начала свободы всякого рынка.
Но нет сомнения, что эти первоначальные проекты при дальнейшей обработке получат вид, соответствующий действительной потребности охранения не крупных имений, – а мелкого землевладения, т.е. нормального размера хозяйственной дачи с усадьбой.
Необходимо, при соблюдении известных предосторожностей и без нарушения прав третьих лиц, дать законную возможность к охранению этого мелкого владения от долгов и взысканий, и, выделив его из пагубного для многих кредита, уберечь в цельном виде для семьи.
[1] Англия в завоеванной Ирландии ввела свои законы о наследстве; но в 1701 году издан особенный закон для католиков, в силу коего имения их подлежали равному дележу: это сделано было именно с целью раздробить землевладение и обезземелить владельцев.
[2] Покровительствуя мелкой собственности, правительство Соединенных Штатов исправляет ошибки прежней политики, когда государственные земли, впусте лежавшие, пускаемы были в продажу с публичного торга за дешевую цену, и платеж за них принимался государственными бумажками, сильно уже обесцененными. Этим воспользовались в громадных размерах иностранные капиталисты и многочисленные акционерные общества (захватившие на свою долю 1 800 000 гектаров).
Запас государственных земель истощился уже для надела хозяев-колонистов, так что в 1885 году Вашингтонское правительство вынуждено было издать закон, воспрещающий иностранцам приобретать поземельную собственность на всей территории Соединенных Штатов.
Запрещение это простирается и на акционерные общества, в коих не менее 10-й доли участия принадлежит иностранцам, прочие же общества – кроме железнодорожных – ограничены в приобретении земель мерой – 5000 акров, с тем притом, что те из них, кои владеют большим количеством, обязаны в течение 10 лет привести его в законную меру. Этот пример Америки должен бы, кажется, ободрить робкое в сем отношении сознание российских законодателей.
[3] Для губерний бывшего царства Польского, а также для Эстляндской и Лифляндской установлено особое правило, ограждающее неприкосновенность крестьянских земель. В первых – воспрещена продажа земли, отведенной крестьянам, – всем лицам, не принадлежащим к крестьянскому сословию. В последних – из фонда крестьянской земли помещик может отдавать участки в аренду или продавать только крестьянам.
В Румынии, при освобождении крестьян, в 1864 году, признано нужным оградить земельное их владение от погибели: надел их объявлен неотчуждаемым и не подлежащим взысканию по крайней мере на 30 лет, т.е. до 1894 года. При сем имелась в виду надежда, что в течение 2-х поколений крестьянин, призванный к гражданской свободе, успеет с нею экономически освоиться.
[4] Ст. 117 Местн. Великор. Полож. Приводим ее буквально. При наследственном (участковом или подворном) пользовании, участок упразднившийся, или по выходе семейства из общества, или по смерти хозяина, не оставившего после себя наследников, или по другим каким-либо причинам, поступает в распоряжение общества, которое может или оставить такой участок в общественном пользовании всех крестьян, или предоставить в потомственное пользование новому хозяину.
