Юридические отношения, возникающие из брака

Юридические отношения, возникающие из брака, представляются личными или имущественными – смотря по тому, касаются они лица или имущества супругов. Но личные отношения супругов в такой степени подчинены влиянию религиозных и нравственных правил, что юридическим определениям тут уже очень мало места, и они представляются лишь одной отвлеченностью, которая кажется даже несколько смешной.

Если по закону религиозному супруги должны быть едины духом, плотью, а по закону нравственному жена должна быть подругой мужа, его советницей и помощницей, то странно говорить о каком-либо праве мужа по отношению к жене, и наоборот.

Конечно, не семейный круг – та почва, на которой развиваются и действуют юридические начала: напротив, применение юридических начал к семейственным отношениям указывает уже на упадок семейного быта.

Горе тому обществу, в котором мужья во имя закона требуют от жен исполнения их обязанностей, отцы требуют покорности от детей, ссылаясь на свои права! Но так как и при благоприятном вообще состоянии семейного быта все-таки могут встретиться отдельные болезненные случаи, то науке приходится иметь в виду и юридические правила, определяющие отношения между супругами.

Существо этих правил заключается в праве власти мужа над лицом жены – власти, которую законодательство ставит даже выше родительской, т. е. в случае столкновения права власти мужа с правом власти родителя законодательство право мужа признает сильнейшим[1].

По праву власти муж может требовать от жены повиновения тем или другим его приказаниям, не выходящим за пределы закона, в особенности же муж вправе требовать, чтобы жена находилась при нем, в его квартире, и без воли его она не может даже временно пребывать в другом месте[2].

Но с правом власти мужа соединяются также и обязанности его по отношению к жене: заботиться о приличном ее содержании; быть верным жене – нарушение этой обязанности со стороны мужа точно так же составляет преступление, как и нарушение ее со стороны жены, и т. д[3].

В действительности право власти мужа над женой в различных классах народа проявляется различно. Среди образованных граждан – довольно мягко, под влиянием современных понятий о высоком назначении женщины, о ее равенстве с мужчиной.

Но в классе необразованном, составляющем значительное большинство народонаселения нашего Отечества, право власти мужа над женой выступает довольно резко и грубо: муж не только присваивает право быть как бы господином жены, требовать от нее работы, но и считает себя вправе даже бить жену.

Имущественные отношения между супругами сводятся к обязательству мужа содержать жену и к праву каждого супруга, по смерти другого без завещания, получить известную часть его имущества. Обязательство мужа содержать жену, т. е. доставлять ей продовольствие, приют, одежду, основывается непосредственно на законе.

Хотя в точности им не определено; законодательство постановляет лишь, что содержание должно быть сообразно состоянию мужа. С другой стороны, это право жены на получение содержания от мужа нисколько не зависит от того, имеет она собственное имущество или нет.

Переживающий другого супруг получает так называемую указную часть из имущества умершего супруга – 1/7 из недвижимого и 1/4 из движимого, и это имущество признается благоприобретенным[4].

Нет, собственно, никаких имущественных отношений между супругами: основное начало нашего права относительно этого предмета в том, что брак не оказывает влияния на имущественную сферу супругов, и они точно так же чужды друг другу по имуществу, как лица совершенно посторонние[5].

Между супругами поэтому могут иметь место всякого рода сделки. Например, муж может продать имущество жене, нанять ее имущество, квартиру в ее доме, быть поверенным по ее делам, и наоборот.

В действительности между тем мы усматриваем, что супруги сообща пользуются и распоряжаются имуществом, и ни муж ни жена не считают свое имущество отдельным, говорят не «мой дом», «мои деньги», а «наш дом», «наши деньги».

Спрашивается, откуда же разлад между определениями законодательства о совершенном разъединении имущественных прав супругов и понятиями относительно этого предмета, господствующими в действительности? Или между определениями законодательства о личных отношениях супругов и определениями насчет имущественных отношений между ними?

Как лицо жена подвластна мужу; но если у мужа нет состояния, а жена богата, то муж может, пожалуй, быть батраком или приказчиком у жены. Обыкновенно объясняют это аномальное явление нашего законодательства царствованием императриц: говорят, что Елизавета и Екатерина II, сочувствуя интересам своего пола, желали оградить имущество жен от власти мужей и, воспользовавшись неопределенностью нашего древнего права насчет имущественных отношений между супругами, положили начало разъединению имущественных прав супругов.

Действительно, явственные определения законодательства о разъединении имущества супругов относятся к этим двум царствованиям, и, быть может, законодательницы руководились желанием оградить интересы своего пола.

Но это не основание для того, чтобы рассматриваемое юридическое начало сохранялось и в современном законодательстве: история права знакомит нас со многими определениями, существование которых было весьма кратковременным. Не сохранился же, например, закон Петра Великого о единонаследии.

Так отчего же начало разъединения имущества супругов, установленное императрицами, сохранилось до настоящего времени и вошло в состав действующего законодательства, несмотря на то что понятия действительности расходятся с этим началом и в то же время оно не соответствует сущности личного права мужа по отношению к жене?

При нормальном состоянии брачного быта нет, собственно, надобности в законодательных определениях об имущественных правах супругов. Когда брак соответствует своей идее, т. е. действительно представляется единение супругов духом и плотью, то не возникает никакого столкновения между их имущественными интересами, а супруги считают свое имущество общим и сообща употребляют его на удовлетворение потребностей.

Есть тысячи браков, в которых именно таковы имущественные отношения. В тех же сословиях, в которых право власти мужа выступает несколько резче, имущественные отношения фактически подчиняются власти мужа как главы семейства. Например, в купеческом быту, какие бы капиталы ни были у жены, они находятся в распоряжении мужа.

Конечно, и при гармоническом сожительстве супругов встречаются случаи, что определения законодательства о разъединении имущественных прав супругов оказывают влияние, но только то влияние, что требуют соблюдения некоторых формальностей, не особенно, впрочем, обременительных.

Случается, что мужья продают недвижимое имущество, принадлежащее жене: все действия по этой продаже, какие могут быть совершены без законного полномочия, муж совершает от своего лица, а затем, когда оказывается надобность в формальном полномочии жены, муж беспрепятственно получает от нее доверенность.

Но иногда идея брака не осуществляется на деле: муж не только не ограждает интересов жены, но предается кутежу или пускается на разные аферы и проматывает как свое, так и женино состояние; или, наоборот, жена берет перевес над мужем и, увлекаясь требованиями моды, роскоши, разоряет своего мужа; вместе с тем и согласия между супругами нет, так что они не только чужды, но даже враждуют друг против друга.

При таких отношениях, составляющих, к счастью, исключение, хотя, к несчастью, не слишком редкое, разъединение имущественных прав супругов оказывается благодеянием со стороны законодательства.

Когда жена находится в зависимости от мужа и он имеет полную возможность во зло употребить эту зависимость, тогда законное разъединение имущества супругов составляет единственный оплот для интересов жены.

Равным образом одна самостоятельность имущественных прав мужа только и может обуздать неумеренные требования жены. Оказывается, таким образом, что когда согласие между супругами не нарушается, законное начало разъединения их имущества на деле не существует и не составляет никакого препятствия к пользованию и распоряжению имуществом супругов сообразно идее брака, а продолжает лишь некоторые формальности, которые легко могут быть соблюдены.

Но когда идея брака попирается в действительности, то, конечно, определения законодательства о разъединении имущества супругов получают применение – да и слава Богу, что получают! И вот, вероятно, причина, побуждающая законодательство сохранить начало разъединения имущественных прав супругов, хотя начало это и не соответствует идее брака.

Определения законодательства о разъединении имущества супругов разделяют общее свойство гражданского права, т. е. получают силу там, где нет самоопределения граждан, нет никакого законного препятствия супругам заключить брачный договор, по которому все имущество супругов считалось бы общим и состояло или в обоюдном их распоряжении, или в распоряжении одного лица, когда один из супругов передает другому право собственности по своему имуществу.

Словом, нет препятствия супругам установить имущественные отношения на началах, подходящих к той или другой системе имущественных отношений между супругами, какие существуют в государствах Западной Европы.

Однако же, как правило, начало разъединения имущественных прав супругов проявляется только при несчастном браке, а при сколько-нибудь счастливом сожительстве супругов имущество их фактически признается общим, а на практике сделки между супругами почти не происходят.

Если же и заключаются, то большею частью – по мысли о смерти, по желанию обеспечить другого супруга на время вдовства. Например, муж не может завещать свое имущество жене, как это ему желательно: и вот он, под видом купли-продажи, передает ей свое имущество еще при жизни.

Другие законодательства иначе определяют имущественные отношения между супругами, так что можно различать четыре системы имущественных отношений между супругами.

Первая – так называемая система общности имущества супругов (communio bonorum): имущество двух лиц разного пола вследствие брака становится общим, причем право распоряжения принадлежит мужу как главе семейства.

Во многих странах эта система господствует или по крайней мере составляет норму, основанную на обычае, например, в весьма значительной части Германии и северной Франции[6].

Вообще нужно сказать, что общность имущества супругов считается германским началом, и немецкие юристы чрезвычайно хвалятся им, считают его одной из самых светлых сторон германского юридического быта.

Действительно, идея брака, обнаруживаясь здесь вполне, проводит объединение между супругами до самых мелких материальных интересов. И прекрасно, если идея брака так сильна, что охватывает и материальную сторону супружеского быта!

Но сообразно прежде сказанному, следует признать, что осуществление идеи брака в общности имущества супругов как учреждении юридическом не совсем благоразумно, потому что сама идея брака не всегда осуществляется на деле, и тогда как невыгодна оказывается общность имущества супругов, тем не менее установившаяся вследствие брака!

Вероятно поэтому в странах, где господствует система общности имущества, она обыкновенно умеряется брачными договорами, так что не все имущество супруга, а только известная его часть делается общим с имуществом другого супруга.

Вторая – это так называемая система дотальная (regime dotale): имущество жены, доставшееся ей от родителей или других лиц, поступает в пользование и распоряжение мужа; жене же, в обеспечение ее права собственности по приданому, предоставляется право залога на имущество мужа.

Основная мысль этой системы в том, что право собственности жены на имущество вступлением ее в брак не должно быть нарушено; однако же на жене лежит обязанность по мере средств содействовать приличному содержанию дома; поэтому и ее имущество должно идти на общие расходы; а так как муж считается главой дома, то распоряжение имуществом жены должно принадлежать ему.

Эта система установилась прежде всего в позднейшем римском праве, заменив древнюю суровую систему, по которой жена находилась в безусловной зависимости от мужа и вследствие того все имущество ее eo ipso считалось имуществом мужа.

Под влиянием же римского права дотальная система получила силу и у многих новых народов, особенно в странах, где римское право пустило более глубокие корни, например, в Италии, южной Франции[7].

Впрочем и там, где эта система составляет норму имущественных отношений между супругами, большей частью допускаются договоры, которыми она видоизменяется или даже вовсе устраняется, например, заменяется системой общности имуществ.

Третья – система древнеримского права: муж становится собственником имущества жены. До сих пор эта система господствует в Англии, хотя с немалыми ограничениями. (Принцип, несомненно, тот, что муж – собственник имущества жены; смягчается же он судебной практикой (in Equity), а также законом, признающим полное право собственности жены на заработанное ею, на имущество унаследованное, хотя и в размере не свыше 200 ф. с. и т. п. – А. Г.)

Наконец, четвертая – система совершенного разъединения имущественных прав супругов, так что брак не оказывает, собственно, никакого влияния на их имущественные отношения. Система эта, как известно, принята нашим законодательством, и мы уже достаточно знакомы с ее существом и выгодами при несчастных браках.

После всего этого представляется вопрос: каково же юридическое значение приданого, и в какой связи оно с браком? Известно, что в нашем юридическом быту лицо женского пола при замужестве снабжается обыкновенно известным количеством имущества, которое и называется приданым.

О передаче его составляется особый акт, рядная запись; когда приданое состоит из недвижимого имущества, рядная запись совершается крепостным порядком, при имуществе движимом – порядком домашним[8]. Приданое, таким образом, составляет отчуждение имущества лицу женского пола, вступающему в замужество[9].

Следовательно брак имеет только случайное значение для приданого: составляет лишь повод, точно так же как можно себе представить и другое обстоятельство, под условием которого дарится кому-либо имущество.

Но брак не оказывает никакого влияния на сами юридические отношения, возникающие по приданому: имущество дарится лицу женского пола под условием замужества; как скоро условие наступает, имущество становится собственностью этого лица, и делу конец.

Лишь немногие особенности отличают приданое от дарения в тесном смысле. Из них главная – назначение приданого дочери соответствует выделу имущества сыну. Отсюда:

а) приданое может обнимать родовое имущество лица, назначающего приданое (но лишь в доле причитающейся дочери по праву законного наследования. – А. Г.);

b) как имущество, выделенное родителями сыну, впоследствии зачитывается ему в наследственную долю, так точно и дочери зачитывается в наследственную долю имущество, переданное ей родителями в качестве приданного (если она при получении приданого не отреклась от участия в наследстве; тогда она, конечно, ничего не получает[10]. – А. Г.).


[1] Ст. 179, п. 3.

[2] Ст. 102, 103, 107, 108.

[3] Ст. 106.

[4] О юридическом свойстве этого права – в системе права наследования.

[5] Ст. 109–117.

[6] Сod. civ., art. 1387, 1399–1539.

[7] Ibid., art. 1540–1580.

[8] Ст. 1006. Но когда приданое заключается в предметах первой хозяйственной необходимости, у нас обыкновенно о передаче его не составляется никакого письменного акта.

[9] Что приданое приобретается лицом женского пола, вступающим в брак, – по определениям современного права совершенно ясно.

Но в древнем нашем быту по праву власти мужа над женой, проявлявшемуся довольно резко, если не юридически, то по крайней мере фактически, имущество жены состояло в полном распоряжении мужа.

Оттого нередко и по рядным записям прежнего времени имущество предоставлялось не жене, а мужу, так что приданое становилось собственностью не жены, а мужа.

[10] Ст. 1001–1004.

Дитрих (Дмитрий) Мейер

Известный российский юрист-цивилист, общественный деятель. Доктор права. Чернышевский называл его «одним из лучших наших профессоров правоведения».

You May Also Like

More From Author