Каждый человек представляет собой лицо в юридическом смысле. В прежнее время существовали целые разряды людей, за которыми не признавалось никаких прав, как-то: рабы, приговоренные к гражданской смерти и др. Но современные цивилизованные государства стремятся к признанию прав гражданства за всеми людьми, “окружая атмосферой права всякого, кто вступает в пределы их территории” (Иеринг).
Саксонский кодекс прямо говорит в 30 ст.: “всякий человек правоспособен”. В нашем законодательстве, как и во многих других, такого постановления нет, но оно подразумевается само собой, так как даже лица, лишенные по суду всех прав состояния, могут вступать в брак, приобретать имущество, заключать договоры и т.п. только с некоторыми ограничениями (Уст. о ссыл.).
Начало физического лица. Самостоятельное существование человека начинается с момента его рождения. С этого же момента он становится правоспособным лицом. Но и до рождения он существует в утробе матери, представляя собой часть ее организма.
Хотя в это время ему еще нельзя предоставить какого бы ни было права, т.е. власти в общежитии, тем не менее в качестве зародыша будущего человека он не может быть оставлен без охраны со стороны закона, который должен гарантировать ему возможность вступить в жизнь и сделаться лицом. С этой целью римское право установило положение, что “имеющий родиться считается уже родившимся, поскольку дело идет об его выгодах”.
Это постановление выражено в некоторых современных кодексах (сакс., 32; австр., 22; герм., 1741; прус., I, I, 12) и косвенно отразилось на других, в том числе и на нашем.
Так, русский закон строго карает изгнание плода и убийство беременной женщины (ул. 1261-1263, 1452), относит к числу наследников ребенка, хотя не родившегося еще, но уже зачатого при жизни отца (Х, 1106); постановляет, что лишение всех прав состояния не распространяется на детей осужденного, зачатых до постановления приговора (ул., 24) и т.п., словом, заботится о находящемся в утробе матери младенце.
Однако одного факта рождения еще недостаточно для того, чтобы родившийся стал лицом. Обладать правами может только живой человек: мертвые прав не имеют. Поэтому мертворожденный считается как бы не зачатым, и обнаружение признаков жизни после отделения от материнской утробы составляет необходимое условие для того, чтобы младенец приобрел значение лица.
Признаки, по которым можно распознать, родилось ли дитя живым или мертвым, весьма разнообразны, и нет никакого основания считать единственным достоверным из них крик младенца, как это делали римское и древнегерманское право, а теперь делает прусское (I, I, 13).
Наше законодательство, подобно большинству остальных, умалчивает об этом вопросе, так что в доказательство рождения ребенка живым у нас могут быть приводимы самые различные факты.
Оригинальное постановление встречается в испанском кодексе (30): ребенок, проживший меньше суток, признается мертворожденным.
Итак, младенец становится лицом и приобретает правоспособность при двух условиях: 1) когда он родился, т.е. отделился от утробы матери, 2) когда он обнаружил признаки жизни.
Римское право к этим двум требованиям прибавило еще два, именно, чтобы он был похож на человека, т.е. имел человеческий образ (humana figura), и чтобы он родился способным к жизни, т.е. вполне сформировавшимся, а не выкидышем.
Первое условие принято прусским (I, I, 17), саксонским (33) и испанск. (30) кодексами. Но против него справедливо возражают, что от человека может родиться только человек и что, как бы уродлив ни был младенец, все-таки его нельзя признать бесправным, если только он продолжает жить.
Второе условие – жизнеспособность – не требуется современными законодательствами и тоже вполне правильно, так как при современных успехах физиологии и медицины во многих случаях удается выкармливать выкидышей вне материнской утробы, в искусственно созданной среде.
Продолжительность жизни. В некоторых случаях важно знать вероятную продолжительность человеческой жизни, как, напр., при страховании жизни, назначении пожизненной ренты и т.п. С этой целью саксонский кодекс (35) приводит целую таблицу, составленную на основании теории вероятностей и определяющую среднюю продолжительность жизни для каждого возраста.
Так, имеющий 20 л. от роду предполагается способным прожить еще 38 л., имеющий 25 – еще 35 и т.д. Остальные кодексы, и в том числе наш, умалчивают об этом вопросе, предоставляя решение его практике (уставам страховых обществ, договорам, суду).
Конец лица. Существование человека прекращается смертью, которая служит вместе с тем пределом его юридической деятельности. Так как момент смерти имеет весьма важное значение для установления новых юридических отношений (наследственных, брачных), то он должен быть точно определяем.
Но это не всегда возможно, в особенности в случае совместной смерти нескольких лиц от одного и того же несчастья. Подобного рода случаи допускают два решения. Если нельзя доказать, кто умер раньше, а кто позже, то следует либо признать, что все погибли одновременно, в один и тот же момент, либо считать умершими позже тех, которые по своим физическим качествам представлялись более способными к жизни.
Первое предположение – одновременной гибели – несомненно более простое и практически удобное, принято большинством кодексов (прус., I, I, 40, австр., 25, исп., 33). Второе проводится в римском праве, по которому несовершеннолетние нисходящие родственники (дети, внуки и т.д.) предполагаются умершими раньше восходящих (отца, деда, дяди), а восходящие – раньше совершеннолетних нисходящих.
Французское право выработало сходную, но более сложную систему, приняв во внимание не только разницу возраста, но и пола (фр. 720 и сл.).
Наше законодательство умалчивает об этом вопросе, а потому в случае совместной смерти следует считать всех погибшими одновременно, если нет доказательств противного.
Безвестное отсутствие[1]. Бывают случаи, когда смерть данного лица не может быть доказана с достоверностью, но представляется весьма вероятной. Главным обстоятельством, способным привести к такому предположению, служит так называемое безвестное отсутствие.
Если кто-либо, отлучившись из места своего постоянного жительства, не подает о себе в течение более или менее продолжительного времени никакой вести, то естественным образом является основание считать его умершим. Такое предположение установлено всеми законодательствами.
Из них одни (сакс., 37 и сл., австр., 24 и сл., прус., I, I, 35 и сл., герм., 5-24, 740; испан., 181 и сл.) предписывают назначать к имуществу отсутствующего опеку, а по истечении определенного срока дозволяют суду объявлять его умершим и передавать имущество наследникам. Это объявление со всеми своими последствиями теряет силу, если будет доказано, что отсутствующий жив или умер в иное время.
Другие кодексы (фр., 112 и сл., ит., 26 и сл., португ., 55 и сл.) разделяют производство о безвестном отсутствии на три периода: в первом имущество берется в опеку и об отсутствующем делаются публикации; во втором, после признания судом факта отсутствия, наследники вводятся во временное владение имуществом; наконец, в третьем, когда истечет означенный в законе срок, временное владение обращается в окончательное и наследники становятся собственниками имущества.
Наше законодательство признает безвестно отсутствующими:
1) отлучившихся из места своего жительства и не подававших в течение известного срока о себе никакой вести (IX, 8; X, 54; уст. дух. консис., 230),
2) отлучившихся за границу с узаконенными паспортами, но оставшихся там долее пяти лет со времени просрочки паспорта или, если несовершеннолетние, – с момента исполнения 21 года (IX, 8; ул., 326, 327) и
3) обвиняемых, уклонившихся от суда и не разысканных в течение шести месяцев после публикации (уст. уг. суд., 852).
Оставляя в стороне два последних пункта как частные специальные случаи, необходимо подробно исследовать первый пункт, представляющий собой общее определение безвестного отсутствия. Как видно из него, в понятии безвестного отсутствия заключаются три признака: 1) отлучка из местожительства, 2) в течение определенного срока, 3) неизвестно куда.
1) Отлучка из местожительства. Что такое отлучка, всякий знает. Но что понимать под местожительством?
Наш закон, подобно итальянскому кодексу (ит., 16-19), употребляет слово “местожительство” или “водворение”, как указали Мейер, Любавский, Анненков и др., в двух различных смыслах: юридическом и фактическом.
Юридическим местожительством лица считается место его приписки к тому или иному сословию, цеху, гильдии, селению и т.п. (уст. пасп., 2, 4, 9, 11 и сл.), а фактическим – место его действительного и постоянного пребывания или “оседлости и домашнего обзаведения” (уст. гр. суд., 204, 205). Оба этих вида местожительства могут не совпадать: лицо, приписанное в одном месте, нередко живет в другом.
В подобных случаях предпочтение отдается для одних юридических отношений фактическому местожительству (напр., для предъявления иска, заключения договора и пр., уст. гр. суд., 203; X, 1285, 103 и пр..), а для других – юридическому (напр., при определении гражд. прав лиц, Х, 1279 и сл.).
Далее, лицо может иметь несколько фактических мест жительства (уст. гр. суд., 205) и несколько юридических (напр., по 1182 и 1140 ст. IX т. дворяне и городские обыватели могут быть приписаны в нескольких губерниях и городах).
Равным образом и фактическое (уст. пасп., 1, Х, 103 и др.), и юридическое местожительство (IX, 1102, 1140, 44, 53, 367, 483 и др.) могут быть переменяемы как добровольно, так и по принуждению в указанных законом случаях (при поступлении на службу, выходе замуж, ссылке и пр.). Наконец, случается, что лицо не имеет юридического местожительства (X, 1284) или фактического (уст. гр. суд., 207) или ни того, ни другого (Х, 1284: иностранцы, проезжающие через Россию).
Какое же из этих двух видов местожительства имеется в виду при определении безвестного отсутствия? Несомненно фактическое, так как самый вопрос о безвестном отсутствии возникает только в том случае, когда кто-либо выбывает из места, где имел постоянную “оседлость и домашнее обзаведение”, оставляя свое имущество на произвол судьбы.
2) Срок. Ст. 8 тома IX устанавливает десятилетний срок, а ст. 54 Х т. и 1455 уст. гр. суд. – пятилетний. Это непримиримое противоречие приходится решить в пользу двух последних законов, так как они, относясь только к брачным и имущественным отношениям, отличаются более специальным характером и могут быть даже рассматриваемы как изъятие из общего правила, выраженного в 8 ст. IX т. и распространяющегося на все остальные права безвестно отсутствующего (семейные, наследственные).
3) Отсутствие сведений. В течение пятилетнего срока отсутствующее лицо не должно подавать о себе никакой вести. Сверх того, для окончательного удостоверения производится особое расследование.
Порядок его различен, смотря по тому, для какой цели нужно доказать безвестность отсутствия: для расторжения ли брака или для взятия имущества отсутствующего в опеку. В первом случае расследование производится по поручению епархиального начальства полицией (Х, 54-60), а во втором – по поручению окружного суда одним из его членов (уст. гр. суд., 1453-1457).
Последствия безвестного отсутствия заключаются в том, что во 1) права состояния лица, объявленного безвестно отсутствующим, приостанавливаются (IX, 8), во 2) брак его может быть расторгнут по просьбе другого супруга (Х, 54) и в 3) его имущество, по просьбе заинтересованных лиц (наследников, кредиторов) или прокурорского надзора, берется в опеку. Второй пункт ясен сам по себе. В первом пункте требует пояснения выражение “приостановка прав состояния”.
Если придать ему буквальное значение, то получится нелепость. В самом деле, мыслима ли “приостановка права”? Положим, А имеет лошадь. Можно ли приостановить его право собственности на эту лошадь? Разумеется, нет. Приостановлено может быть только действие, но не предмет: постройка дома, а не дом, пользование правом, а не само право.
Отсюда следует, что под “приостановкой прав состояния” нужно разуметь непользование этими правами. Но и в таком виде постановление закона лишено всякого смысла и значения. Кто находится в безвестном отсутствии, тот физически не в состоянии пользоваться какими бы ни было правами в том месте, из которого отлучился.
Наоборот, в другом месте, где он пребывает, не подавая о себе вести, он несомненно пользуется гражданскими правами, пока местное начальство не узнает, что он объявлен безвестно отсутствующим. Но как только это откроется, он перестает быть безвестно отсутствующим. Следовательно, ни на один момент он не перестает пользоваться правами.
Третий пункт приводит к вопросу: какова же дальнейшая судьба взятого в опеку имущества? На этот счет в нашей литературе и судебной практике господствует разногласие, причиной которого служит неудачная редакция ст. 1243 и 1244 Х т. и 1459 уст. гр. суд.
В первой статье говорится, что имущество безвестно отсутствующих берется в опеку, во второй – что безвестно отсутствующие могут в течение десяти лет отыскивать свое наследство (а не имущество), а в третьей – что имущество, взятое в опеку, подлежит возвращению в течение срока и по правилам, установленным 1244 ст.
Таким образом, выходит, что ст. 1243 имеет в виду безвестно отсутствующих собственников имущества, хотя и помещается в отделе о вызове наследников, ст. 1244 относится к безвестно отсутствующим наследникам, а 1459 весьма ясно говорит о собственниках, ссылаясь в то же время на 1244 ст., касающуюся наследников.
И вот гг. Ляпидевский, Фальковский, Любавский, Демченко, москов. юрид. общество и сенат (75/845; 90/129), толкуя эти сбивчивые постановления, пришли к тому мнению, что по истечении десятилетнего срока после первой публикации безвестно отсутствующий лишается всяких прав на свое имущество, которое переходит к законным наследникам, а если они не явились, то к казне.
Наоборот, другие (Победоносцев, Дювернуа, Анненков) высказали мнение, что указанный в ст. 1244 Х т. и 1459 уст. гр. суд. десятилетний срок относится только к безвестно отсутствующим наследникам, лишая их права на наследство; что же касается безвестно отсутствующих собственников, то они могут требовать возвращения своего имущества во всякое время, так что только после доказанной смерти их наследники могут заявить свои притязания.
Г. Анненков, развивший в недавнее время этот взгляд, выставил следующие главные доводы в его пользу:
1) по 8 ст. IX т., права состояния безвестно отсутствующего приостанавливаются, но не прекращаются; а так как под правами состояния наш закон разумеет все личные, семейные и имущественные права (ул., 25-26), то безвестное отсутствие не может прекратить права собственности на имущество;
2) по ст. 1-5 прил. к 1091 ст. Х т. 2 ч. имущество лица, оставшегося за границей свыше пяти лет после просрочки паспорта, находится в опеке до тех пор, пока не будут получены достоверные сведения о смерти этого лица, и
3) ст. 1459 уст. гр. судопр. ссылается на 1244 ст. Х т., имеющую в виду только безвестно отсутствующих наследников.
Против первого довода можно повторить то, что было выше сказано относительно “приостановки прав состояния”.
Второй довод не имеет значения, так как 2 часть Х тома, содержащая в себе гражданско-процессуальные законы, заменена в тех местностях, где введены судебные уставы 1864 г., уставом гражд. суд., а следовательно, сохраняет силу только для мест, оставшихся на старом положении (Сибири и др.). Помимо этого, статьи 2 ч. Х т. имеют в виду специальный случай безвестного отсутствия, а потому не допускают применения по аналогии.
Третий довод тоже не может быть принят. Статья 1459 постановляет следующее: “признанный безвестно отсутствующим не лишается права просить суд в срок, указанный в статье 1244 Х т., о возвращении ему его имения, согласно правилу в означенной статье изложенному”.
Подчеркнутые слова и место, занимаемое ст. 1459 в уст. гр. суд. (в главе о назначении опеки к имуществу безвестно отсутствующего), не оставляет сомнения в том, что здесь речь идет о безвестно отсутствующих собственниках, а не наследниках. Но почему же тогда в статье сделана ссылка на 1244 ст. Х т., относящуюся к наследникам?
Это противоречие между текстом и ссылкой объясняется тем, что редакторы уст. гр. суд. неправильно понимали 1244 ст. Из мотивов к 1451 ст. уст. гр. суд. видно, что редакторы ошибочно думали, будто “гражданские законы с точностью определяют последствия безвестного отсутствия”, и что им самим остается только установить порядок удостоверения в нем.
Но держаться такого мнения они могли только потому, что относили 1243 ст. Х т. (это видно из тех же мотивов) и стоящую рядом 1244 к безвестно отсутствующим собственникам, а не к наследникам. Оттого-то они и сослались на 1244 ст. как на подтверждение 1459, не заметив, что они друг другу противоречат.
Устранить это внутреннее противоречие следует не тем, чтобы, вопреки тексту ст. 1459, понимать ее в смысле 1244 ( как думает г. Анненков), а тем, чтобы придать ссылке на 1244 ст. чисто формальное значение, как указания на порядок возвращения имущества.
Тогда ст. 1459 примет такой вид: “признанный безвестно отсутствующим не лишается права просить о возвращении своего имущества в срок, указанный в ст. 1244 Х т.” (т.е. десятилетний), согласно правилу, в означенной статье изложенному (именно: имение возвращается со всеми доходами со времени взятия в казенный присмотр, за вычетом только издержек, употребленных на сохранение его, в размере, не превышающем одного процента).
При таком толковании и буквальный смысл ст. 1459 останется ненарушенным, и противоречие будет уничтожено.
Итак, в результате оказывается, что, по нашему праву, последствия безвестно отсутствующего таковы. Имущество лица, об отсутствии которого, по просьбе заинтересованных лиц или чинов прокуратуры, возбуждено расследование, берется в опеку (уст. гр. суд., 1451-1453). Через пять лет производится новое расследование и суд делает постановление о признании данного лица безвестно отсутствующим (1454-1458).
Имущество продолжает быть в опеке. Если до истечения 10 лет со дня первой публикации окружного суда т.е., говоря иначе, до истечения пяти лет после объявления лица безвестно отсутствующим, оно не заявляет своих прав, то имущество бесповоротно поступает к наследникам, а если их нет – в казну (1459, 1460).
Из сказанного видно, что наше законодательство примыкает ко второй группе европейских кодексов, отличаясь от них отсутствием ввода во временное владение и несравненно меньшею обеспеченностью прав безвестно отсутствующих лиц.
Видоизменения правоспособности. Каждый человек обладает правоспособностью, но не у всех она одинакова. Люди различаются между собой по полу, возрасту, общественному положению, религии и т.п. Все эти качества и особенности отражаются в большей или меньшей степени на юридических отношениях граждан.
Одни из них касаются только правоспособности (подданство, религия, состояние, звание и т.д.); другие – только дееспособности (расточительность, несостоятельность); третьи – и той и другой (пол, возраст). В настоящем месте речь будет идти о правоспособности; учение о дееспособности изложено ниже, в главе о юридических действиях.
Пол. По общему началу, все законы относятся одинаково как к мужчинам, так и к женщинам, хотя бы по своей грамматической форме они имели в виду только лиц мужского пола. Так, термины “покупатель”, “заимодавец” и т.п. должны быть понимаемы в смысле имен существительных общего рода, обнимающих лиц обоего пола.
Однако отсюда еще нельзя выводить заключения, что закон признает полную равноправность полов. Хотя современным законодательствам чужд тот резкий контраст, который существовал между правами мужчин и женщин в древности и в средние века, тем не менее естественное различие полов отражается на сфере семейного и наследственного права.
Так, ввиду того, что женщины физиологически развиваются скорее мужчин, для них во всех законодательствах установлен более ранний возраст брачного совершеннолетия. У нас, напр., женщины могут вступать в брак 16 лет от роду, а мужчины – 18 лет (Х, 3). Далее, для женщин создан институт приданого. Что касается наследственной правоспособности, то она для них значительно стеснена. Подробности см. в наследственном праве.
Возраст. Человек становится правоспособным с момента своего рождения. Следовательно, тот или иной возраст не имеет влияния на общую правоспособность, а может касаться только специальной. Именно, право вступать в брак, быть опекуном или поверенным, усыновлять и т.п. приобретается только с достижением возраста, указанного в законе для каждого из этих случаев.
Подданство. В прежние времена подданство было необходимым условием для пользования гражданскими правами. Но современные кодексы цивилизованных народов либо вполне уравнивают права своих подданных и иностранцев (ит., 3; исп., 27, португ., 26), либо предоставляют иностранцам пользование гражданскими правами под условием взаимности.
По ст. 11 франц. код. иностранец пользуется во Франции такими же правами, какие предоставлены французам трактатами с той нацией, к которой он принадлежит. То же самое поставлено в австр. (33), сакс. (20) и прус. (введ., 43) кодексах.
По нашему законодательству иностранцам предоставлены гражданские права русских подданных (IX, 995, 1001 и сл. 1047), за немногими изъятиями, из которых главное состоит в том, что по закону 1886 г. в 10 губерниях Царства Польского и в 11 губерниях, прилегающих к западной границе, иностранцам запрещено впредь приобретать какие бы то ни было права на недвижимость (кроме домов и дач) вне портовых и городских поселений и наследовать в таких имуществах (IX, 1003, прим.).
Кроме того, иностранцам дан меньший срок, чем русским подданным, для предъявления прав на открывшееся наследство (Х, 1247: 2 года вместо 10) и запрещено участие в некоторых предприятиях (Х, 2139, прим. 2).
Законность рождения. То или иное происхождение человека не должно было бы, собственно говоря, оказывать влияния на его правоспособность. Чем, в самом деле, виноват ребенок, что он прижит родителями вне законного брака, и на каком основании наказывать его за вину родителей?
Однако в современных кодексах удерживаются до сих пор различные ограничения правоспособности незаконнорожденных. Особенно строго относится к последним наше законодательство, лишая их почти всех семейных и наследственных прав (см. соответ. отдел в семейном праве).
Сословие. Под сословиями понимают “отдельные группы подданных, между которыми сам закон установил наследственные различия в правах и обязанностях” (Градовский). Влияние сословных различий на правоспособность – остаток прежнего времени, когда публичные и частные права граждан смешивались между собой. Иностранные кодексы с полной последовательностью проводят принцип равенства всех граждан пред законом. У нас сословные различия имеют очень небольшое значение.
Русский закон признает четыре сословия: дворянство, духовенство, городских обывателей и сельских обывателей (IX, 2). Вне сословий стоят инородцы и иностранцы (IX, 1).
Потомственным дворянам предоставлено исключительное право учреждать заповедные имения (Х, 467; IX, 325).
Духовенство ограничено в правоспособности. Черное (т.е. монашествующие) почти совсем не имеет ее и приравнивается к лишенным всех прав состояния.
Отрекшись от мира, монашествующий теряет все имущественные, семейные и наследственные права и может совершать только некоторые незначительные сделки, необходимые в обыденной жизни, как-то: продавать собственные рукоделия, ходатайствовать на суде по делам своей обители, строить и покупать внутри монастыря кельи, делать денежные вклады в кредитные установления, приобретать по завещанию иконы, кресты, книги духовного, нравственного и ученого содержания, завещать свои частные движимые имущества и т.п. (Х, 2, 37, п. 6, 1109, 1025; IX, 357, 358, 359, 361, 442, 478, 493 и др.).
Несравненно выше правоспособность белого духовенства. Ему запрещено только вступать в личные обязательства, ручаться за других в судебных местах по подрядам и др. делам, быть поверенным по чужим делам, кроме дел духовного ведомства и своих родных, обязываться векселями, заниматься винокурением и виноторговлей (IX, 379, 381, 427, 460; уст. гр. суд., 45, п. 3, 246, п. 4; уст. иностран. испов., 327; уст. век., 6).
Городские обыватели (почетные граждане, купцы, мещане, ремесленники и рабочие) пользовались в прежнее время монопольным правом торговли и промыслов. Но с провозглашением свободы этих занятий под условием уплаты определенных сборов принадлежность к сословию городских обывателей перестала оказывать всякое влияние на правоспособность.
Сельские обыватели (крестьяне) со времени уничтожения крепостничества во многих отношениях сравнялись с горожанами. Однако некоторые особенности еще остались и вряд ли будут скоро сглажены (особые суды, господство обычного права). Но они не имеют влияния на объем правоспособности.
Звание. Занятие тем или другим родом деятельности, той или иной профессией, службой и т.п. создает деление людей по званиям (напр., учителя, литераторы, купцы и пр.).
Хотя в обыденной жизни понятия сословия и звания зачастую смешиваются (одни говорят “военное, духовное, дворянское сословие”, другие – “военное, духовное, дворянское звание”), однако между ними существует важное различие: звание не переходит по наследству, а принадлежность к сословию переходит; первое каждый может переменить по своей воле; второе остается неизменным, за исключением редких случаев.
С этой точки зрения наше законодательство поступило неправильно, отнесши духовенство к сословиям, а не к званиям. В самом деле, в то время как принадлежность к дворянству или крестьянству обусловливается рождением и остается наследственной, принадлежность к духовенству зависит от пострижения, доступного почти для всякого желающего.
Из всех званий наибольшее влияние на правоспособность имеет военное. Так, военнослужащим запрещено лично заниматься торговлей и управлять своими промышленными заведениями (уст. пошл., 464, прил. 1 ст. 22, уст. воин. повин., 25, п. 3 и др.), брачное совершеннолетие для них наступает позже (23 года); для вступления в брак требуется разрешение начальства (Х, 3) и во многих случаях представление имущественного обеспечения (реверса).
Некоторые авторы относят к числу ограничений правоспособности по званию: запрещение казначеям совершать сделки по своему имуществу без дозволения начальства, акцизным чиновникам – заниматься выделкой питей, нотариусам – свидетельствовать акты в пользу свою и своих родных и тому подобные случаи, когда принятие известного звания влечет за собой обязанность не совершать определенных действий.
Однако, как справедливо заметил проф. Дювернуа, здесь имеется не ограничение гражданской правоспособности, а свободное договорное обязательство. Кто соглашается стать казначеем или акцизным чиновником, тот тем самым обязывается исполнять одни действия и воздерживаться от других.
В противном случае пришлось бы признать, что и “прелюбодеяние сводится к простому понятию ограничения гражданской правоспособности, установленного для лиц, вступивших в союз супружества” (Дювернуа).
Национальность. Если современные государства даруют пользование гражданскими правами иностранцам, невзирая на принадлежность их к другим национальностям и религиям, то тем менее могут они обращать внимание на национальные различия в среде своих подданных.
Однако исключительные обстоятельства и соображение чисто политического характера заставляют иногда законодателей отступать от этого принципа. Так, у нас в прим. 2 и 5 в ст. 698 Х т. запрещено “до окончательного устройства Западного края посредством достаточного усиления в оном числа русских землевладельцев приобретать лицам польского происхождения” права собственности и пожизненное владение на помещичьи имения.
Религия. Принципы веротерпимости и свободы совести требуют, чтобы исповедание той или иной религии не оказывало никакого влияния на правоспособность. Это начало усвоено уже европейскими кодексами, и некоторые из них сочли даже нужным прямо выразить его в тексте (сакс., 51; австр., 39). Но в нашем законодательстве остались еще некоторые следы прежних вероисповедных ограничений.
Так, лица отступившие от православия в иное христианское исповедание, подвергаются весьма невыгодным юридическим последствиям: их имения, населенные православными, берутся в опеку, им воспрещается даже жить там и т.п. (ул., 188). Если же христианин перейдет в нехристианскую веру, то сверх указанных ограничений он лишается пользования правами своего состояния (ул., 185).
Далее, браки христиан (кроме принадлежащих к евангелическому исповеданию, Х, 87) с нехристианами, а также православных с раскольниками запрещены (Х, 85 и 33).Такое же правило установлено для усыновления (Х, 148 и прим.).
Наиболее стеснены в гражданских правах евреи.
Хотя в основе этих стеснений лежат не столько религиозные, сколько культурно-по-литические тенденции, именно желание устранить племенную обособленность евреев и содействовать их слиянию с русским населением, однако законодательство, полагая, что национальные особенности евреев находятся в тесной связи с их религией и сглаживаются с переменой ее, приняло религию за единственный внешний признак принадлежности к иудейскому племени и постановило, что переход в христианство делает евреев полноправными гражданами (IX, 964).
Ограничения правоспособности евреев касаются: 1) местожительства, 2) права вступать в некоторые юридические сделки и 3) права заниматься известными профессиями.
1) Местожительство. Евреям дозволено постоянно жить только в некоторых местностях России (Царстве Польском, Западном крае, Новороссии, Малороссии, кроме г. Киева, Курляндской и отчасти Лифляндской губ.) (уст. пасп., 20), но и там, по закону 1882 г., они не имеют права селиться вновь вне городов и местечек (IX, 959, прим. 4).
В остальных губерниях евреи могут только временно пребывать по причинам, перечисленным в законе, именно для принятия наследства, ведения судебных и торговых дел и пр. (уст. пасп., 283). Исключение сделано для лиц, принадлежащих к купцам 1 гильдии, имеющих дипломы высших учебных заведений, мастеров, ремесленников, фельдшеров, акушерок и лиц, обучающихся всем этим искусствам (уст. пасп., ст. 17). Эти и другие ограничения изложены в уст. о паспортах.
2) Вступление в сделки. Главное ограничение состоит в том, что евреям временно запрещено в черте оседлости, т.е. в местностях, где они могут жить постоянно, совершать вне местечек и городов на свое имя купчие и закладные крепости, арендные контракты и доверенности на управление недвижимыми имениями (зак. 1882 г.; IX, 959, пр. 4).
3) Занятия. В своде законов разбросано немало мелких ограничений, касающихся права евреев заниматься разными промыслами в отдельных местностях, как, напр., хлебопашеством и питейной торговлей в Сибири, золотым промыслом вне черты оседлости и т.д. Подробное перечисление сделано в сборнике гг. Гожаева и Цветкова.
Родство и свойство. Родство, т.е. кровная связь между лицами, обусловленная происхождением от общего родоначальника, оказывает влияние на брачную и наследственную правоспособность. Так, браки между близкими родственниками воспрещены, а права на наследство зависят от большей или меньшей близости родства.
Свойством называется связь между родственником одного супруга и другим супругом или его родственниками. Оно имеет значение для брачной правоспособности.
Кроме кровного, или естественного, родства существует еще искусственное, разделяющееся на два вида: гражданское и духовное. Под первым разумеется связь, возникающая вследствие усыновления одного лица другим. По общему правилу, усыновленные приобретают все права законнорожденных детей усыновителя (Х, 1561).
Духовным родством наз. связь, которая, по церковным законам, соединяет младенца с крестным отцом и крестной матерью. Она оказывает влияние только на брачную правоспособность, делая невозможными браки между детьми и их крестными родителями.
Брак. Вступление в брак изменяет правоспособность женщины и создает особые (семейные, наследственные) права для обоих супругов. Подробности об этом см. в брачном праве.
Гражданская честь. Под нею разумеется признание за лицом незапятнанного достоинства, как человека и гражданина (aestimatio est dignitatis illaesae status, lrgibus ac moribus comprobatus). В Древнем Риме и в средние века пользование гражданской честью и лишение ее отражались на правоспособности. Но в современном быту юридическое значение ее крайне незначительно. У нас только ст. 256 Х т. запрещает избирать опекунами лиц, имеющих “явные и гласные пороки”.
Что же касается ст. 22 ул., где говорится о потере доброго имени, связанной с лишением всех прав состояния, и ст. 246 уст. гр. суд., по которой поверенными не могут быть лица, исключенные из духовного звания за пороки или из среды обществ и дворянских собраний по приговорам тех сословий, к которым они принадлежат, то в этих случаях потеря гражданской чести является результатом наказания и служит не причиной, а спутником ограничения правоспособности.
Уголовное наказание. В числе наказаний, принятых в современных уголовных кодексах, находится, между прочим, лишение и ограничение правоспособности. Собственно говоря, оно представляет собой не самостоятельное наказание, а законное последствие некоторых наказаний. Исследование этого вопроса относится к области уголовного права.
Наше уложение о наказаниях различает три вида ограничения правоспособности.
Первым является лишение всех прав состояния. Присужденный к нему приравнивается во многих отношениях к умершему; его имущество переходит к законным наследникам, а брачные и семейные отношения прекращаются по желанию другого супруга; он не может получать наследства и быть истцом или ответчиком в суде (ул., 23, 25-28). Тем не менее он не лишается правоспособности.
Второй вид – лишение некоторых особенных прав и преимуществ – выражается в лишении права: 1) вступать на государственную службу, 2) записываться в гильдию, 3) быть свидетелем при договорах, 4) быть избираемым в третейские судьи, 5) быть опекуном и попечителем, 6) быть поверенным по чужим делам (ул., 43).
Наконец, третий вид – лишение некоторых личных прав и преимуществ – отражается на публичных правах осужденного, но не касается частных (ул., 50).
Помимо этих трех общих видов ограничения правоспособности, существуют еще специальные, присоединяемые к некоторым наказаниям, как-то: запрещение заниматься ремеслами и торговлей (ул., 58); вступать в брак обвиненным в двоеженстве (Х, 40-42), прелюбодеям (уст. дух. конс., 253); исполнять роль поверенных и свидетелей – отлученным от церкви (уст. гр. суд., 246, п. 9; 371, п. 6) и проч.
[1] Наиболее подробно этот вопрос разобран Любовским (Юридические монографии и исследования, т. II, 1867, 361–401) и Анненковым (в “Жур. гр. и уг. пр.”, 1893, N 10). См. также реферат г. Ляпидевского в моск. юрид. общ. (“Юр. Вест.”, 1872, N 3) и соч. проф. Демченко. Существо наследства и призвание к наслед., 1877, 34–38.
