Итоги исторического очерка гражданского права

Мы кончили наш исторический очерк, из которого видно, что длинный исторический процесс движения идей гражданского правоведения, – процесс, развитие которого прослежено нами во всех его важнейших фазисах, – достигает теперь своего поворотного пункта. Состояние исключительно прикладного знания для юриспруденции оканчивается; начинается состояние науки, проникающее в прикладное знание.

Правильно поставленная задача, разделяющая теоретическое и практическое правоведение, утверждение связи между тем и другим как с отдельными конкретными общественными науками, так и с общей абстрактной наукой об обществе, и, наконец, широкое применение сравнительно-исторического метода – составляют залог успеха. Необходимые средства для установления теоретического гражданского правоведения постепенно накапливаются.

Они доставляются, главным образом, историей права, распространяемой от немногих достаточно обследованных систем его на все большее и большее число народов, системы, права которых дополняют друг друга и дают богатый запас фактов, на котором здание науки гражданского права, если ее и не воздвигнуто, то обещает быть воздвигнутым уже в недалеком будущем.

Знакомство с этой наукой, даже в ее не вполне сложившемся виде, с ее задачами, методами и результатами решительно необходимо для всякого юриста. Оно необходимо для юриста-теоретика, принимающегося за какое-либо юридическое исследование, которое нельзя вести научными способами, не выясняя предварительно вопросов о задаче, методе и добытых уже результатах в той отрасли знания, которой принадлежит предпринимаемое исследование.

Оно необходимо и для практика-юриста, так как ни систематическое изучение, ни применение действующего права не может быть оторвано, с одной стороны, от его общих принципов или философии, и с другой – от его истории. Философия права, как это превосходно показано Меркелем в одной из его лучших статей, уже цитированной нами[1], не противополагается действующему, или положительному, праву, а сливается с ним в одно целое.

Право, действующее только в данном месте и в данное время и рассматриваемое вне непрерывно продолжающегося процесса развития, не может быть предметом ни особой дисциплины знания, ни вообще научного рассмотрения. Это убеждение было не чуждо и господствующей юриспруденции, которая еще со времени исторической школы признала объектом научного изучения права не современное его состояние, а его историческое развитие.

И как в этом последнем случае дело идет не о внешнем сопоставлении различных фактов и состояний, а об их причинной связи, так и при изучении действующего права мы должны не изолировать и не сопоставлять только внешним образом различные определения права, а искать их внутреннюю связь, их причины, последствия, отношение к целому, – друг к другу и к будущему.

Это само собой исключает возможность отделения и догматического изучения права как от исторического, так и от философского: вне связи с прошлым было бы непонятно и настоящее, а без общих оснований или принципов права мы были бы не в состоянии представить себе научным образом содержание ни одного из действующих и в данный момент положения права.

Все юридические нормы связаны между собой и могут быть поняты только в своей внутренней связи. Лежащие в их основании идеи часто не формулированы или недостаточно выражены в наличных источниках права, но они не перестают от этого быть правом и входить составной частью в действующий правопорядок, оказывая особенно ценные услуги при пополнении пробелов в специальных определениях законов.

Отвлекаться от этих идей и довольствоваться изучением частностей действующего правопорядка – значит не приближаться к его пониманию, а удаляться от него. Сама практика требует доктрины, способной ориентировать ее и дать общее понимание права, представляющего собой не сумму изолированных друг от друга приказов и запретов, а одно целое, состоящее из связанных между собой определений и норм.

Понимание внутренней связи между юридическими нормами имеет большое значение и для однообразного, свободного от противоречий, применения права, и это дало повод одному немецкому юристу (Л. Шмиту) сказать: “Чем более правоведение будет философским, тем более оно будет и практическим”.

Таким образом, если основной задачей догматики права является изучение действующего права с целью облегчить и усовершенствовать его применение, то это действующее право служит не всем ее объектом, а только частью этого объекта.

Настоящий объект догматического правоведения составляет вся совокупность права, рассматриваемого как в его настоящем, так и в связи этого настоящего с прошлым и будущим, как в его практических, так и идеальных функциях, как в его отдельных нормах, так и общих принципах.

Следовательно, догма права связана теснейшим образом не только с историей и философией, но и с политикой права, состоящей в указаниях на отношение настоящего права к будущему, в критике действующего и создания нового права.

Если господствующий взгляд исключает такую политику из области юриспруденции, то о неправильности этого исключения и о принадлежности вопроса о дальнейшем развитии права к области именно прикладного, или догматического, а не исторического правоведения, мы уже достаточно говорили как в самом начале нашего курса, так и при изложении теории исторической школы, для того, чтобы не возвращаться более к этому вопросу.

Укажем снова лишь на капитальное различие между догмой гражданского права, которой будет посвящен наш курс, и сравнительной историей права, на которую догма может только опираться, не смешиваясь с ней.

Отличительная черта догматического курса заключается в его задаче, совпадающей в конечном результате с задачей сравнительной истории права, но и резко расходящейся с ней как в средствах получения этого результата, так и в соответствующей ему постановке своей ближайшей цели. Различие обусловливается общим отношением между теоретическим и практическим знанием.

То и другое служит одинаково удовлетворению человеческих потребностей и вне этого служения не имеет значения. Но практика предшествует теории и стоит, так сказать, у ее колыбели; теория, в свою очередь, продолжает практику и ее же имеет своей целью. Для достижения этой цели теория и отделяется от практики, отыскивая истину независимо от вопроса об ее непосредственном применении и оценке: этот способ отыскивания истины приводит лучше всего к цели.

Следовательно, теория отделяется от практики лишь временно и лишь для того, чтобы, в конце концов, слиться с ней. Что касается практики, то она отправляется от теории, если эта последняя уже сложилась, но служит непосредственно удовлетворению тех или других практических потребностей. И именно такой постановкой своей задачи она отличается от теории, которая отрешается от практики ради самой практики и этим самым устраняет в корне вопрос о противоречии с ней.

Перенося приведенное рассуждение на отношение между догматическим и теоретическим, или сравнительно-историческим, правоведением, мы можем сказать, что если это последнее направлено на исследование законов развития права, действующих на всем пространстве истории и во всей бесконечности времени, независимо от желательности или нежелательности того или другого права, то задача догматики права, с одной стороны, теснее, а с другой – шире.

Она состоит в систематическом изучении права одного лишь народа и в один период его исторической жизни – с целью, во-первых, облегчить посредством такого изучения возможность применения данного права на практике, во-вторых, удовлетворить путем усовершенствования существующих и формулирования новых положений права постоянно изменяющимся и возникающим вновь потребностям жизни.

Второй частью своей задачи, обращенной к тому, что должно быть, догматическое направление захватывает политику права и выходит далеко за пределы исторического правоведения, имеющего дело только с тем, что было, а не с тем, что будет и должно быть[2].

Из этого различия в задачах исторического и догматического изучения права не следует, однако, чтобы последнее могло быть вполне отрешено от первого и достигать своих целей независимо от средств и результатов исторического правоведения.

Такое отрешение догмы от сравнительной истории права практиковалось и практикуется до сих пор формально-логическим направлением в юриспруденции, и в нем лежит, как мы это видели, объяснение того печального в научном и практическом смысле положения, в котором юриспруденция находится еще в наши дни.

И могла ли она двигаться вперед, когда вся литература гражданского права не заключала в себе до последнего времени и следа той борьбы, которая ведется в целом мире, с самого установления человеческих обществ, за основные учреждения гражданского права?

Могла ли преуспевать догма, когда юристы не касались ее отношения к жизни, не рассуждали ни об основании, ни о функциях, ни о цели учреждений гражданского римского права, ни об их соотношении между собой и с другими общественными учреждениями, а ограничивались передачей мертвого материала римских правоположений, располагаемых ими в известную систему, которая в руках мастеров, каким был, напр., Пухта, получала прекрасную форму, удовлетворяла эстетическому чувству, но оставалась все неподвижной и мертвой формой, изменяющей свой внешний образ, но не принимающей и не выделяющей из себя ничего нового?

Понятно, что в таких условиях юриспруденция была осуждена на застой и начала возрождаться лишь после того, как ее стали касаться освежающие влияния философского, исторического и социологического направлений.

Эти влияния были влияниями научного характера и дали в результате “критико-созидающую” догму, которая, преследуя практические цели, опирается, тем не менее, на результаты научных изысканий и следует строго научным приемам, поддерживая, таким образом, постоянную связь как с историческим правоведением, так и с другими общественными науками.

Мы будем держаться в нашем курсе этого самого направления и обратимся теперь, в заключение общего введения в курсе, к вопросу о системе, которая будет положена в его основание.


[1] Ueber das Verhaltniss der Rechtsphilosophie zur positiven Rechtswissenschaft.

[2] В нашей юридической литературе имеется интересная брошюра О. А. Муромцева, озаглавленная “Что такое догма права?” В этой брошюре догма права противополагается науке права и определяется как искусство, имеющее дело только с применением права или с той практической деятельностью человека, которая обнимается понятием права, тогда как наукой права автор брошюры считает исключительно раскрытие законов или постоянства отношений правовых явлений.

Такое противоположение догматического правоведения научному исходит отчасти из установленного позитивизмом и пользующегося теперь достаточным признанием различия между теоретическим и прикладным знанием, и насколько оно исходит из этого различия, настолько его можно считать правильным. Но против формы, данной этому различию в брошюре Муромцева, поднимаются следующие возражения.

Во-первых, если верно, что право есть предмет не только знания, но и применения, то отсюда еще не следует, чтобы изучение действующего права, составляющее предмет догматического правоведения, имело дело только с применением и практикой, и чтобы уже поэтому оно представляло собой искусство.

Догматическое правоведение учит праву, а не применяет его, подобно тому, как патология учит медицине, а не лечит больных. Искусством лечения можно называть только практику врача, а не лежащее в основании этой практики знание.

Точно так же и догма права есть не применение, и даже не школа применения права, а только изучение действующего права, которое если и имеет задачей применение его на практике, то находит свою характеристику в познавательной, а не практической деятельности.

Поэтому уже нельзя признать удачной и квалификацию догмы права словом “искусство”, несмотря на то, что эту квалификацию дает ей не только Муромцев, но и много других юристов, как, напр., Schlossmann, List и другие.

Не говоря о противоречии этого слова в применении к праву с обычным словоупотреблением, которому неизвестны названия “искусство права” и “артистов” в этой области, мы укажем, что понятием искусства выражается, как это замечено еще Миллем, “поэтическая сторона вещей, в противоположность научной стороне”, и предполагается ловкость, умение и навыки, воплощенные в дело, – все такие черты, которые вовсе не характеризуют собой догматического правоведения.

Это последнее оперирует источниками права и логическим мышлением, к которому до сих пор, по крайней мере, не применялось название искусства. Единственно подходящая для догмы права квалификация есть квалификация ее понятием прикладного знания, стоящего к историческому правоведению в таком же отношении, в каком, напр., агрономическая или технологическая химия стоит к чистой химии, машиноведение к механике и т. д.

Во-вторых, против проводимого в брошюре Муромцева разграничения научного и догматического правоведения следует еще сказать, что оно основано на слишком тесном представлении о науке, ограничивающем ее задачи наследованием законов явлений и исключающем на этом основании научный характер догмы права.

Общепризнанное понятие науки заключает в себе только сведенное в единство знание изучаемого предмета, совокупность однородных и расположенных систематически, на основании избранной точки зрения, знаний о данном предмете или данной группе предметов.

При таком понимании науки, которое можно считать не менее правильным, чем более тесное определение ее философией позитивизма, нельзя оспаривать характера науки и за систематическим изложением действующего права, составляющем предмет догматического правоведения. Это последнее не исчерпывается, как нам известно, одним толкованием действующего права и находится в связи со всем общественным знанием.

Соединяя вместе то, что логически связано, разъединяя различное, вырабатывая юридические понятия на почве существующих социальных отношений, догматическое правоведение исполняет чисто научные функции, не только содействуя усвоению изучаемого материала, но и облегчая понимание существа как всего права, так и его отдельных институтов.

Вот почему мы не видим основания отрицать значение научной дисциплины и за догмой права, которая должна быть отличена от так назыв. “научного правоведения” не тем, что она ненаучна или менее научна, чем эта последняя, а также не предметом изучения, которым в обеих дисциплинах служат одни и те же явления права, а только задачей в разъясненном выше смысле.

Научный характер не составляет ни отличительного признака, ни монополии теоретического правоведения, которое и следует поэтому называть не “научным”, а сравнительно-историческим, или “историей развития права”, как это и делает, в своем посмертном произведении – “Entwicklungsgeschichte des romischen Rechts” – Иеринг, за которым следует в этом отношении и Neukamp, выпустивший уже лет 15 тому назад не получающее до сих пор продолжения сочинение под заглавием “Einleitung in eine Entwicklungsgsechichte des Rechts”.

Задачу “истории развития права” составляет, по мнению приведенных сейчас авторов, изучение права в причинной связи его явлений и раскрытие законов этой причинной связи.

Такой задачей “история развития права” отличается как от догматического правоведения, изучающего право только в логической связи его понятий, так и от истории права каждого отдельного народа, имеющей в виду не причинную связь явлений права вообще, а лишь преемственную смену их в жизни данного народа, почему такая история права и представляет собой, по меткому замечанию Иеринга, скорее “преемственную догматику” (successive Dogmatik), чем историю.

Отсюда, т. е. из указанного различия в задачах, понятно само собою и более позднее появление научной “истории развития права” сравнительно с его догмой, которая, как и всякое прикладное значение, предшествует теоретическому, и, идя на встречу насущным потребностям жизни, складывается в особую науку задолго до самой постановки вопроса об историческом правоведении.

Постановка этого вопроса сделалась возможной, как мы это видели, лишь в половине XIX столетия с утверждением мысли о законах, управляющих жизнью человеческих обществ, и признанием особой науки об обществе, или социологии, изучающей эти законы.

Юрий Гамбаров https://ru.wikipedia.org/wiki/Гамбаров,_Юрий_Степанович

Русский юрист-правовед армянского происхождения, профессор Московского университета, учёный-цивилист (специалист по гражданскому праву). Первый ректор Ереванского государственного университета

You May Also Like

More From Author