Первая половина 19 столетия – судьба французского ипотечного права

I. Как ни велико было общее обаяние Наполеонова кодекса во Франции и далеко за ее пределами, доказательством чего служит уже широкое распространение кодекса в Европе, тем не менее на утро же после издания его в самой Франции начинается движение, враждебное ипотечному режиму кодекса.

“С самого 1804 г. это разнородное по составу, темное по духу и крайне усложненное законодательство не перестало обсуждаться и осуждаться. Тысячи судебных решений, пытавшиеся согласить правосудие с текстом закона, самым своим разнообразием и противоречиями представляют импозантный и неопровержимый комментарий недостатков и пробелов кодекса[1].

В 1812 г. адвокат Anthoine, a в 1819 г. Jourdan высказывают в периодической прессе резкие порицания ипотечному режиму кодекса за “ses éléments, ses dispositions inapplicables, ses antinomies insolubles, ne produisant que tourments pour les interprétes et procés pour les justiciables”[2].

И чем дальше кодекс действует, тем сильнее становится реакция к нему. В 1826 г. Казимир Перье объявляет конкурс для научных работ на тему: “Какие недостатки и пробелы замечаются во французском праве – законодательстве и административных распоряжениях, – регулирующем заем под ипотеку?

Какие существуют препятствия приливу капиталов к этому виду сделок? Наконец, на каких основаниях лучше всего можно было бы организовать ипотечный режим, чтобы он оказался совершенным и внес гармонию в соотношение интересов фиска, заемщиков и ссужателей, которые вправе требовать надежных гарантий для открываемого ими кредита?”[3]

Конкурс К. Перье встретил живейший отклик среди французских юристов, особенно практиков, втайне питавших недовольство к кодексу и только сдерживавшихся перед высоким его авторитетом.

На заданную тему последовал ряд интереснейших и отчасти своеобразных работ, послуживших, в свою очередь, поводом к живому литературному обмену мнениями и ожесточенным спорам разных направлений юридической мысли, так что отголоски споров были слышны уже долго спустя после назначения конкурса Перье.

Мы наметим лишь наиболее характерные направления мысли этой эпохи. Их было три: 1) одно направление представляли работы Decourdemаnche[4], Loreau[5] и Hébert[6]; 2) другое направление представлено работой Anthoine de Saint-Joseph[7]; 3) третье направление принял Alban d’Hauthuille[8].

Все эти группы юристов сходятся в том, что ипотечный режим кодекса неудовлетворителен и нуждается в изменениях, но в указании усовершенствований ипотечного режима все эти три группы сильно расходятся друг с другом.

1) Первое направление получило название у самих французов имматрикуляционной системы[9]. Представители его предлагают утвердить кредит на личном начале, где обеспечением кредита служила бы вся совокупность имущественных отношений, группирующихся около известного лица, и всю эту совокупность отношений они предлагают подчинить началу публицитета путем имматрикуляции в известные реестры всей судьбы лица и его имущественных отношений.

Это начало проводится 3 представителями имматрикуляционного направления не с одинаковой энергией. Наиболее утопичную систему рисует De-courdemаnche, наиболее сдержанную – Lеreau; срединное положение занимает Hébert.

Насколько предложение имматрикуляционистов, представленное в общей формуле, еще может быть признано заслуживающим хотя некоторого внимания, настолько же детальное развитие его оказывается у творцов имматрикуляционной системы невозможно слабым.

И если я остановлюсь на деталях, то лишь для того, чтобы показать, до какого безвкусия доходила иногда французская юридическая мысль в разрешении строго практических вопросов права.

Необходима, по мысли имматрикуляционистов, для развития кредита опись в особых ипотечных реестрах всех граждан с их имуществом. Hébert требует записи в реестре всех граждан с самого момента рождения их и всех приобретаемых гражданами предметов, движимых и недвижимых. Lеreau ограничивает требование записью всех граждан, владеющих недвижимостями.

По предложению Lеreau, наиболее умеренного, под именами граждан вносятся в реестр прежде всего все права собственности на недвижимости. Последние отмечаются в реестре согласно кадастру, составленному в целях взимания налогов. Отчуждения и приобретения поземельной собственности записываются там с указанием актов, по которым они последовали.

В этих же реестрах указываются и все те события, которые влияют на дееспособность лица, и вытекающие отсюда перемены для права лица вступать в обязательства и распоряжаться недвижимостью, как-то: возраст лица, лишение его дееспособности, запрещение и снятие запрещений, лишение гражданских прав и т.п. с указанием оснований ко всем этим изменениям в положении лица; далее, туда же заносятся: открытие несостоятельности и реабилитация лица, декларация об отсутствии, брак, брачные договоры, раздельное жительство супругов и раздельное имущество; акты товарищества и прекращение последнего; наконец, все ипотеки – договорная, судебная, законная и арест недвижимости.

Туда же заносится факт смерти лица, принятие или отклонение наследства, оставленного им, и т.д. и т.д. Decourdemаnche, наиболее утопический, насчитывает до 50 видов различных актов, которые должны подлежать записи в реестре, и еще, по неосмотрительности, многие забывает.

Коренное начало имматрикуляционной системы, конечно, составляет определение домицилия лица. Первоначальным домицилием служит место рождения лица. При перемене же домицилия лицо заявляет о том как в месте, откуда оно выбывает, так и в месте, куда оно прибыло. Иностранцы имеют домицилий в Париже.

Обязанности заботиться о публицитете Decourdemаnche и Hébert распределяют между разными административными и судебными учреждениями по принадлежности, действующими иногда по просьбе сторон, иногда же ex officio, – и ипотечными чиновниками; Lеreau же все возлагает и соединяет в руках одних ипотечных чиновников, устанавливая деятельную связь их со всеми административными и судебными органами.

Для удобств акты содержатся в ипотечных бюро в подвижных папках.

Акты, совершенные лицом не в месте его домицилия пересылаются в учреждение по месту домицилия. Lеreau хочет добиться этим путем двойного публицитета и рекомендует еще сообщение актов, совершенных по месту положения недвижимости, в место домицилия и обратно.

Но для пересылки чиновники должны знать домицилий лиц. Для этого стороны обязуются осведомлять чиновников, предъявляя особый сертификат, выправленный ими из установления, заведующего гражданским состоянием лиц.

Наконец, чтобы система действовала надежно, прожектеры обставляют каждый шаг лица и каждое действие его требованием акта в автентической форме.

На очерченной формально-правовой базе, по мысли Decourde-mаnche, должен был быть построен реальный кредит на начале генеральной ипотеки и облеченный в форму, аналогичную, по мобилизационной способности, cédules hypothécaires декрета 9 messidor.

Громоздкость имматрикуляционной системы и ненадежность ее, особенно как базы для мобилизации кредита, так очевидны, что система не заслуживает и обстоятельной критики. Она может быть сколько-нибудь оправданной только во Франции, так как выражает собой коренную идею французского права, проникнутого началом личности как основы всех отношений, и генеральной ипотеки как основы кредита[10].

2. Второе направление может быть названо германистическим. Представитель его, Anthoine de Saint-Joseph, привлекая историю права и сравнивая французское право с германским того времени, высказывается за усвоение начал германского типа, т.е. реальной системы, внутреннего публицитета и полного специалитета ипотек всякого рода. История стояла за это направление, но современники автора возражали ему, указывая на непрактичность его предложений и несогласие его с духом французского права.

Непрактичность мотивировалась крайней парцелляцией французского землевладения, вследствие чего германская система причинила бы много хлопот и письменности, и тормозила бы движение собственности; несоответствие же германской системы духу французского права видели в том, что французам противна опека власти над подданными, воплощенная в начале легалитета, дороги молчаливые, законные ипотеки и дороги еще больше того идеи естественного права и справедливости, не укладывающиеся ни в какую практическую систему[11].

3. Третье направление, представленное Alban d’Hauthuille, сводится к удержанию коренных устоев ипотечного режима кодекса, но только с изменениями второстепенного значения, которые бы устранили обнаруживавшиеся на практике неудобства. Предлагаемые изменения так незначительны, что не заслуживают и развития.

II. 1. Как бы то ни было, но вопрос о реформе ипотечного режима кодекса, настойчиво поставленный и в различных направлениях освещаемый литературными работами юристов и публицистов, не замедлил появиться и на трибуне политических собраний и законодательных учреждений[12].

В период с 1830 и до 1843 г. двадцать девять conseils généraux выражали и возобновляли голоса, благоприятствующие ревизии ипотечного права кодекса. В заседании 16 апреля 1836 г. член палаты депутатов Laville заявил, что ревизия ипотечного права, требуемая экономическими интересами Франции, не может и не должна иметь иной базы, как только полное и безусловное признание принципа публицитета.

“Публицитет есть первое условие всякого ипотечного режима, говорил депутат, но он является иллюзией и даже опасным учреждением при наличности института тайных ипотек жен и подопечных”.

И президент палаты Dupin, участвовавший в прениях, констатировал, что в ипотечном праве Наполеонова кодекса содержится внутреннее противоречие, опасное как для реального кредита, так и вообще для оборота недвижимостей имений.

Послужившая поводом к прениям петиция была направлена к хранителю печатей, и министр финансов заявил, что правительство воспользуется парламентскими вакациями для изготовления проекта закона об ипотеках.

2. Непосредственного результата от этого не получилось. Но вот через 5 лет после того выходят два закона: 1) об экспроприации недвижимостей в государственных нуждах и 2) о принудительном отчуждении недвижимостей. Издание этих законов ввиду близкого соприкосновения их с ипотечным режимом дало новый толчок назревшему вопросу о реформе ипотечного режима.

Правительство, сознавая родственность вопросов, решило приступить и к исследованию вопроса о коренной реформе ипотечного права. Циркуляром министра юстиции от 7 мая 1841 г. приглашались кассационный суд, апелляционные суды и юридические факультеты высказать мотивированное мнение о тех условиях, которым должна удовлетворить ревизия ипотечного права.

Призыв был не только услышан, но и встречен живым откликом разнообразных установлений. В результате получился блестящий свод материалов в 3 томах, содержащий лучшее исследование Наполеонова кодекса и его ипотечного режима. Анкета 1841 г. поставила вопрос о коренной реформе института на твердую почву, какой он раньше и не имел еще[13].

Подводя итоги анкете, мы получаем следующие данные. В то время как в замечаниях на проект ипотечного режима Наполеонова кодекса только лучшие трибуналы высказывались за публицитет, большинство же высказывалось за негласность ипотек, теперь, через 40 лет, уже большинство судов стоит за публицитет закона VII г., и не только за публицитет ипотек, но и за публицитет других вещных прав, особенно же переходов собственности.

Лишь в подробностях суды расходятся. Одни предлагают распространить публицитет и на случаи перехода собственности по сделкам mortis c., другие считают это излишним. Одни предлагают распространить публицитет на все вещные права – собственность, сервитут, ипотеку, – другие же ограничиваются важнейшими и чаще всего составляющими предмет оборота вещными правами, как собственность и ипотека; некоторые ограничивались, впрочем, одной ипотекой.

Колебались и по вопросу о том, установить ли связь ипотечной системы с кадастром, и если установить, то в какое соотношение поставить обе системы. Колебания встречаются и во взгляде на организацию самой записи, именно установить ли запись экстрактивную или дословную актов сделок.

Большинство судов высказывалось за запись переходов собственности с таким значением, чтобы публицитет записи действовал только в отношении третьих лиц, являясь средством для третьих лиц распознать собственника, как это имело место в германском типе того времени, но не являясь бесповоротным установительным актом собственности, против которого не допускался бы никакой спор; таким образом, по мысли судов, установительный акт может быть оспариваем и по записи, но только в отношениях первых контрагентов передаточной сделки.

Напротив, публицитет ипотеки большинство предлагает сделать абсолютным. Рекомендовались разные меры к урегулированию судебной ипотеки в сторону ее упразднения или ограничения как института нецелесообразного и неправомерного. Действительно, судебная ипотека служит наградой личному кредитору, который предупредит других кредиторов предъявлением взыскания к должнику.

Услуга небольшая перед обществом, награждать которую во вред другим кредиторам неправомерно. Лучше – запрещение, которое служит на пользу всем личным кредиторам. Комиссия, назначенная министром исследовать документы, приготовила проект ипотечного режима в духе анкеты. Но февральская революция прервала работы.

3. Президент республики в своем Arrêté от 15 июня 1849 г. одобрил образование новой комиссии с той же целью. Эта комиссия выработала новый проект, который и был направлен в Государственный Совет декретом 27 декабря 1849 г.

По обсуждении в Государственном Совете проект был направлен в Национальное собрание 4 апреля 1850 г. Национальное собрание передало его в парламентскую комиссию, уже занимавшуюся реформой.

Проект носит название “проекта 1850 г.”. После некоторых изменений в разных законодательных комиссиях и учреждениях проект покоился на следующих основных началах.

Вещные права всякого рода – собственность, сервитут, ипотека и т.д. – возникают, переходят из рук в руки и прекращаются по сделкам, подлежащим публицитету, достигаемому записью их в ипотечные книги. Публицитет и специалитет ипотек полный; ипотека признается неоспоримой даже в руках первого приобретателя.

Не составляют исключения из общего начала и легальные ипотеки жен и подопечных. Круг привилегий ограничивается. Ипотека действительна со дня записи. Она получает точный специалитет в отношении суммы и предмета. Будущие приобретения ни в каком случае не могут быть заранее обременены ипотекой.

Так как ипотеки жен и подопечных подлежат записи на общем основании, то принимаются еще более суровые меры к тому, чтобы они неукоснительно записывались и чтобы интересы беззащитных, таким образом, не страдали от принципа публицитета. Публицитет собственности, выражающийся в транскрипции, ограничивается, по традиции закона VII г., интересами трертьих лиц, но всех третьих, а не только ипотечных кредиторов.

Таким образом, в отношениях отчуждателя и приобретателя записанное приобретение может быть оспорено, но третьим записанным приобретателям и ипотечным кредиторам ревиндикация и резолюция не причиняют ущерба, так как для них содержание книги – истина; разве что о ревикции была совершена отметка в реестре, тогда последующие за отметкой записи гаснут, если ревикция или резолюция удалась[14].

Проект допускает индоссамент для ипотечных требований, изменяет форму записи, продляет ее действие. Таким проект был после первого чтения.

Но вот во втором чтении проект претерпевает значительные изменения. Устанавливается обратное действие резолюции, т.е. прекращения собственности наличного владельца с возвращением ее предшественнику по праву в силу известных условий (С. С. nit. 1654).

Публицитет ипотек усваивается опять ограниченный, законные ипотеки жен и подопечных признаются опять тайными и генеральными, и только предоставили жене право отказываться от ипотеки в брачном договоре да возложили обязанность на овдовевших жен и созрелых подопечных записывать ипотеку в течение 1 года по отпадении недееспособности.

Третье чтение не успело завершиться, как последовал coup d’État со стороны Наполеона III, что повлекло падение самой законодательной ассамблеи.

4. Новое правительство не могло забыть ипотечной реформы, столь тесно связанной с экономическими потребностями времени. Но, с другой стороны, Наполеон III, сознавая непрочность своего положения и не обладая личными качествами, могущими внушить авторитет, нуждался в опоре постороннего авторитета.

Таким был культ его предка Наполеона I. Воскресить память этого предка значило, в частности, возвеличить его кодекс и провозгласить последний совершенством законодательной мудрости, недоступным упрекам и не подлежащим никакой, хотя бы частичной, переделке. За сотрудниками дело не стало. “La vérité juridique n’était pas le souci dominant des hommes d’État de 1855”[15].

Ввиду этих-то противоположных тенденций правительство Наполеона III и находит выход из затруднительного положения, издав два специальных законодательных акта, имеющих генетическую связь с реформационным движением 50-х годов, именно:

1) специального декрета от 28 февраля 1852 г. и в дополнение к нему закона от 10 июля 1853 г., организовавших crédit foncier, и

2) закона 23 марта 1855 г., содержавшего право транскрипции.

Издавая специальный декрет 28 февраля 1852 г. о crédit foncier и закон 10 июля 1853 г. о том же, правительство внесло в них лучшие черты проекта 1850 г., желая этим внести суррогат общей неудовлетворительной постановке ипотечного режима Наполеонова кодекса и облегчить участь сельского хозяйства, хотя отчасти.

При этом правительство хотело первоначально учредить посреднические общества между сельскими хозяевами, нуждающимися в кредите, и капиталистами, ищущими помещения своих капиталов под верные гарантии, представляемые ипотекой, к общей пользе обеих сторон.

Но после некоторого опыта решили централизовать все это дело в руках одного учреждения, именно Сrédit foncier de France, что и осуществили в декрете 6 июля 1854 г. Это учреждение оказалось обладателем монопольных прав и важных привилегий, покровительствующих ему в его операциях и облегчающих реализацию ссуд и экзекуцию.

Так, запись ипотеки, совершаемая Сrédit f. de France, освобождается от возобновления каждые 10 лет и сохраняет силу на все времена займа.

Чтобы обеспечить учреждению приоритет его ипотек, ему предоставили право и вменили в обязанность очистку законных ипотек, каковое право не принадлежало вовсе ссужателям, а только приобретателям недвижимости. Производство очистки упростили до такой степени, что издержки его удешевились в 10 раз сравнительно с издержками на производство очистки, совершаемой другими лицами.

А закон 10 июля 1853 г., изменяя декрет 1852 г. 28 февраля, обострил еще больше привилегию, предоставив факультативную очистку и сократив процедуру, вместе же с тем подчеркнул монопольный характер привилегии, заявив, что эти очистки, совершаемые Сrédit f. de France, не служат на пользу другим кредиторам, которые по-прежнему подчиняются правилам об очистке, установленным Кодексом Наполеона.

Таким образом, то, что следовало бы сделать общей нормой для всех граждан, провели в виде специального закона, даже в виде привилегии одного кредитного учреждения.

От этого получилась несправедливая привилегия, осуждаемая многими юристами за то, что она не оправдывается каким-либо общественным интересом и целится дать исключительные выгоды единичным частным личностям, спекулирующим на наживу, отчего эта привилегия и становится ненавистной формой монополии[16].

В конце концов учреждение Сrédit f. de France внесло только новые осложнения и несообразности в общее право ипотеки кодекса.

Но и учреждение Сrédit f. со всеми его привилегиями имело все еще ахиллесову пяту в виде негласности и необеспеченности переходов права собственности. Что мог Сrédit f. поделать в том случае, когда обремененное его ипотекой имение виндицируется или когда происходит резолюция собственности в силу art. 1654 C. c. по случаю неуплаты цены.

Ничего! Пока переход собственности не основан на публицитете, хотя бы только в интересах ипотечного оборота, ипотечный кредитор обеспечен публицитетом ипотеки только наполовину. Частной мере организации Сrédit f. должен был бы предшествовать общий закон о публицитете переходов собственности.

Такой-то общий закон и последовал после частной меры – это именно закон 23 марта 1855 г. о транскрипции. Этот закон опять воспроизводит проект 1850 г. во 2-м чтении, но только не в целом, а в части, касающейся вещных прав, исключая ипотеки, и менее всего встретивший возражений в свое время, так как начала ее были скромны и сводились к реставрации публицитета закона VII г.

Сущность права закона 1855 г. следующая. Подлежат транскрипции в бюро хранения ипотек, по месту нахождения недвижимостей:

1) всякая сделка между живыми о переходе как собственности на недвижимости, так и других вещных прав, способных быть предметом ипотеки;

2) всякий акт, содержащий отказ от таких прав;

3) всякий судебный приговор, провозглашающий существование словесного соглашения вышеуказанного содержания;

4) всякий приговор, присуждающий недвижимость, кроме приговоров о разделе наследства или общей недвижимости.

Далее, подлежит транскрипции:

1) всякий акт, которым устанавливается антихреза, сервитут, usus, habitatio;

2) акты, содержащие отказ от этих прав;

3) судебный приговор, провозглашающий существование этих прав в силу словесного соглашения;

4) аренда на срок свыше 18 лет;

5) акты и судебные приговоры, коими признается даже при более краткосрочной аренде квитанция или цессия в сумме, равной уплате аренды за 3 неистекших года.

Действие транскрипции прежде всего характеризуется отрицательно. До совершения ее права, вытекающие из сделок и судебных приговоров, выше перечисленных, не могут быть противопоставлены третьим лицам, имеющим права на те же недвижимости и обеспечившим себя транскрипцией их, инскрипцией и т.п. законными мерами.

Таким образом, транскрипция ничего не изменяет в отношении непосредственных контрагентов, да, кажется, и не даст ничего; но она делает отношение публичным для третьих лиц, и для этих третьих лиц запись создает veritas, которой в обороте и в отношениях к записанным в книгу управомоченным третьи лица и могут доверяться.

Всякий судебный приговор, провозглашающий отмену, ничтожность или прекращение акта о переходе собственности, подлежит в месячный срок, с момента вступления его в законную силу, отметке на поле реестра, против транскрипции. И представитель тяжущейся стороны, выигравшей процесс об отмене приобретательного акта (avoué), обязуется, под штрафом в 100 фр., совершить такую отметку.

Но затем действие транскрипции и положительное. Начиная с транскрипций, кредиторы, имеющие титулы привилегий и ипотек, судебных и договорных против прежнего собственника, уже не могут совершить запись против нового собственника. О законных ипотеках не говорится, так как они действуют по кодексу и без записи, и без записи же бремя их переходит вместе с недвижимостью на нового приобретателя.

Кроме того, продавец и соучастник в недвижимости могут записать свои привилегии в течение 45 дней со дня совершения акта отчуждения или раздельного акта, невзирая на транскрипцию каких-либо актов, совершенных за этот период, и, очевидно, с действием к моменту возникновения их привилегии.

Резолюция акта приобретения, установленная в art. 1654 C. с. в пользу прежнего собственника на случай неуплаты цены, прекращается, раз только право резолюции не записано своевременно, т.е. в течение 45 дней; право это превращается в простой титул ипотеки, действительность коей начинается с момента записи ее; но право резолюции прекращает свое действие только в ущерб третьим лицам, приобретшим на недвижимость права от приобретателя и принявшим меры к их сохранению, т.е. записавшим их.

Это означает, с одной стороны, публицитет транскрипций для третьих лиц, а с другой – ограничение его случаями погашения привилегии, так что в случае своевременной записи привилегии продавца право резолюции сохраняется и осуществление этого права все равно влечет уничтожение всех записанных против нового приобретателя ипотек и привилегий.

Вдовы, созрелые малолетние и освобожденные от состояния интердикции лица, как равно их наследники и репрезентанты, не предпринявшие записи в течение 1 года с момента прекращения их состояния беззащитности, сохраняют ипотеку действительной в отношении третьих лиц не иначе как только со дня записи, если не предпримут последнюю в течение указанного 1 года.

В случаях, когда жены могут цедировать свои легальные ипотеки или отказываться от них, эта цессия и отказ облекаются в автентическую форму; цессионарии сохраняют действительными эти ипотеки в отношении третьих лиц не иначе как только в силу записи их или в силу отметки сукцессии ипотек на поле ипотечного реестра против прежней записи. Даты записей и отметок и определяют порядок ипотек в отношении прочих ипотек и привилегий.

Переходное право регулируется в общем духе закона нерешительно, казуистично, слабо, вяло. Прежние сделки не подлежат гласности; тем менее законодатель хочет одновременного подчинения гласности всех поземельных владений.

Подводя итоги этому праву закона 23 марта 1855 г., нельзя не согласиться во многом с суровой критикой его, данной Besson[17]. В итоге, говорит Besson, все новшества, которые бы реагировали на Кодекс Наполеона, были выпущены, например запись законных ипотек. Публицитет был сведен к “timide paraphrase” закона VII г.

Не хотели ни углубиться в историю, ни заглянуть в другие законодательства; не хотели даже устранить беспорядки, вошедшие в формальное ипотечное право закона 21 ventôse an VII. Оставили прежнюю систему ведения ипотечных книг по лицам собственников, а не недвижимостям, нисколько даже не подозревая превосходства организации, имеющей базой самую землю.

С другой стороны, законодатель лишь с крайней сдержанностью и как бы сожалением развивает применение начала публицитета, прибегая к ограничительному перечислению актов и множество их освобождая от действия публицитета. Самая редакция статей закона наводит на такое подозрение.

Закон сверх того беспринципен, казуистичен и в нескольких артиклах пытается замазать дыры существующего строя, слабого во всех отношениях. Исключения, отступления от общего правила еще более продырявили начало публицитета.

Но что особенно странно в этом законе, так это то, что закон не затронул публицитета ипотек, т.е. защиты третьего приобретателя ипотеки против оспаривания последней из материальных оснований. И тут закон верен своему прообразу. В конце концов, публицитет этого закона так же, как и прежнего права, сам по себе и без помощи давности бессилен дать полную обеспеченность приобретения собственности и ипотеки.

Но закон 1855 г. все же кое-что сделал, именно – внес обеспеченность приобретения со стороны третьих лиц и устранил возможность гибели ипотек в случае эвикции, но, к сожалению, удержал резолюцию все еще в пределах, опасных для реального кредита.

5. Самое больное место французского ипотечного режима, именно, негласные законные ипотеки жен и подопечных, и после закона 1855 г. не перестают беспокоить оборот и законодателя. Последний все еще не решается подчинить их общему началу публицитета и по-прежнему придумывает паллиативы к обезврежению их в интересах оборота. Таково именно значение закона 13-15 февраля 1889 г.

Закон не заступает места art. 9 закона 23 марта 1855 г. о цессии или отказ жены от ее законной ипотеки, а лишь дополняет его в следующем: отказ жены от ее законной ипотеки в пользу приобретателя недвижимости, принадлежащей мужу, влечет прекращение ипотеки и равносилен очистке ее, начиная или с момента транскрипции акта приобретения, если отказ от ипотеки содержится в акте, или же с момента совершения отметки об отказе от ипотеки на поле ипотечного реестра против транскрипции приобретательного акта, если отказ от ипотеки был совершен в особом автентическом акте.

Во всяком случае, отказ не имеет силы и не влечет только что указанных последствий, если он не совершен в автентической форме. Если нет открытого соглашения насчет отказа жены от ее ипотеки, такой отказ не может вытекать и из участия жены при совершении акта отчуждения обремененной ее ипотекой недвижимости, разве что она участвует в роли сопродавца, поручителя за мужа и т.п.

Жена сохраняет все же право предпочтения на цену отчуждаемой недвижимости; но это право она утрачивает, если приобретатель с ее согласия выплатил цену; далее, жена не имеет такого права, если осуществление его причиняет ущерб другим ипотечным кредиторам.

Участие жены при отчуждении или согласие, данное ею в акте отчуждения, указывающем и полную уплату цены за недвижимость, равно наличность позднее выданной приобретателю квитанции в уплате им цены за недвижимость, влекут сукцессию (subrogation) законной ипотеки жены на проданную недвижимость в пользу приобретателя, действующую и против других ипотечных кредиторов, с низшими рангами, т.е. ипотеку собственника; но эта скуцессия не действует в ущерб третьим лицам, являющимся цессионариями законной ипотеки жены, обременяющей другие недвижимости мужа, по крайней мере когда приобретатель не совершит транскрипции акта приобретения или отметки об акте, содержащих отказ жены от ее ипотеки и влекущих очистку ее.

Таким образом, новая подробность, новая оговорка, вносящая новые усложнения в оборот недвижимостей и только делающая еще более необходимой общую реформу ипотечного режима[18].


[1] Flour de Saint-Genis, стр. 3.

[2] Besson, стр. 108; Flour de Saint-Genis, стр. 3.

[3] Передаю по труду Hebert. De quelques modifications importantes a introduire dans le régime hyp. Paris–Rouen, 1841, стр. 3.

[4] Du danger de préter sur hyp. Paris, 1830.

[5] Du сrédit foncier et des moyens de le fonder. Paris, 1841.

[6] De quelques modifications importantes a introduire dans le régime hyp. Paris–Rouen, 1841.

[7] Concordance entre les lois hyp. étrangéres et francaises. Paris, 1847.

[8] De la révision du régime hyp. Paris 1893. – Перечень других работ см. у Besson, 110.

[9] Alban d’Hautuille стр. 55.

[10]  См. однако, критику его у Alban d’Hanthuille, 62–79, и отчасти у Troplong. De priv. et. hyp. Paris, 1854, введ. стр. VII–VIII.

[11] См. Alban d’Hanthuille, eod. стр. 35 и след.

[12]  См. к дальнейшему изложению Besson, 110; Flour de Saint-Ge­nis, стр. 4 и след.; Rondel, гл. III § 1, 2 и 3.

[13] Анкета носит название: Documents relatifs au régime hypothécaire et aux réformes qui ont éte proposées, publiés par ordre du garde des sceaux. Paris, 1844.

[14] Не могу не отметить, что юристы усматривали внутреннее противоречие в неодинаковом отношении проекта к случаю, когда оспаривается право у непосредственного приобретателя, и к случаю, когда оно оспаривается у третьего обладателя его.

Юристы предпочитают лучше вовсе отказаться от publica f. книги, чем так различать отношения. См. Besson, 117, 114 и др. Такое непонимание практических целей организации, очевидно заимствованной у немцев.

[15] Besson, 121.

[16]  См. Besson, 120; Flour de Saint-Genis, 28; Rondel, 206 и след.

[17] Стр. 121 и след., ср. также Flour de Saint-Genis, стр. 31.

[18] Besson, 123; Flour de Saint-Genis, 31. Другие меры от того же пе­риода, см. у Duvergier, разные тома, и Tripier, отчасти в приложении, отчасти в примечаниях к т. XVIII, кн. III.

Иван Базанов

Русский учёный-юрист, профессор и ректор Императорского Томского университета.

You May Also Like

More From Author