В праве римском указывалось, далее, на разделение еще вещей по соображении отношения их одной к другой, с каковой точки зрения одни вещи квалифицировались как главные или самостоятельные, а другие как только принадлежности первых, под которыми разумелись вещи, хотя сами по себе и самостоятельные, но поставленные в постоянную связь с другой вещью, чтобы сделать возможным или облегчить пользование последней, вследствие чего, и в обороте вещи эти рассматривались уже, как части последней.
Одни вещи могли относиться к другим, как принадлежности последних, как недвижимые к недвижимым, как, напр., двор или сад могли быть принадлежностями дома, или, напр., луг мог быть принадлежностью пахотного участка, так равно движимые к недвижимым, как, напр., заготовленные в имении припасы продовольствия, которые рассматривались как принадлежности имения, или же движимые к движимым, как, напр., паруса, как принадлежность корабля, клетка, как принадлежность птицы и проч.
Иногда, впрочем, некоторые вещи, предназначенные служить другим, правом римским и не считались за их принадлежности; так, напр., шкафы, назначенные для хранения книг, или бочки для хранения вина не считались их принадлежностями.
Не были относимы правом римским к разряду принадлежностей недвижимого имения также различные вещи, составляющие инвентарь имения, даже и те из них, которые были прикреплены к участку имения, вследствие чего и прикрепленность одной вещи к другой вообще не считалась необходимым признаком принадлежности.
Принадлежностные вещи могли только находиться в физической связи с главной вещью, как, напр., водопроводные трубы имения, или колья виноградника, но могли и не находиться, как, напр., запасы продовольствия в имении.
Юридическое значение этого разделения вещей проявлялось в праве римском, по объяснению Барона, в том, что принадлежность должна была следовать судьбе главной вещи — res accessorium sequitur suum principale, вследствие чего считалось, что всякое изъявление воли, относящееся до главной вещи, должно распространяться и на ее принадлежности (Pandecten § 44).
Далее, под плодами вещи или fructus в тесном смысле правом римским разумелись те органические произведения, которые дает вещь согласно своему назначению и которые составляют доход от нее. К разряду таких плодов от вещи были относимы, напр., приплод от животных, но не их шкуры, мясо и навоз, срубаемые при правильном лесном хозяйстве деревья, но не бурелом, или деревья в парках и садах, также произрастания земли и плоды деревьев в садах.
Если плоды еще не были отделены от главной вещи, то они назывались fructes pendentes, если же уже были отделены, то fructes separati, а если кроме этого уже были и собраны и взяты во владение, то fructes percepti. Затем, плоды, собранные, но находящиеся еще налицо у лица, их собравшего, назывались fructes extantes — наличные плоды; плоды же отчужденные или потребленные назывались fructes consumti.
К такого рода естественным плодам правом римским по их значению приравнивались и другие доходы, от вещи, называвшиеся плодами юридическими или гражданскими — fructes civiles, к каковым были относимы: во-1-х, вознаграждение за отдаваемую в пользование вещь, называемое арендой или наемной платой, если в пользование отдавалась вещь, не принадлежащая к категории res fungibiles; если же вещь принадлежала к категории последних вещей, то вознаграждение за пользование ею называлось процентами, и во-2-х, дичь в охотничьих участках.
Проценты за пользование известным количеством заменимых вещей подлежали по римскому праву платежу не только в силу сделки между верителем и должником, но в некоторых случаях и в силу закона, как, напр., в случаях вообще просрочки со стороны должника в исполнении обязательства, все равно, возникшего вследствие договора или же иного правоотношения, напр., назначения отказа по духовному завещанию, или обращения в свою пользу чужих денег без всякого законного основания, или оставления чужих денег без выгодного помещения, напр., со стороны опекуна, управителя и проч., а также в случае неисполнения судебного решения и проч. (Baron. Pandecten §§ 41—42).
Из новых законодательств в уложении итальянском вовсе не упоминается о разделении вещей на главные и принадлежности, а перечисляются различные движимые вещи, или прочно прикрепленные к земле или зданиям, или же хотя и не находящиеся с ними в неразрывной физической связи, но помещенные в них как вещи, необходимые для их эксплуатации, которые признаются законом вещами недвижимыми по их назначению, но которые на самом деле скорее всего могут быть квалифицируемы, как принадлежности недвижимостей.
К категории такого рода вещей уложение итальянское относит: земледельческие орудия, животных, необходимых для эксплуатации имения, запасы продовольствия в нем, семена для посева, пасеки, рыбу, находящуюся в прудах, различные машины и инструменты фабрик и заводов; а из предметов, прикрепленных прочно к недвижимости, как о такого рода вещах оно упоминает: о зеркалах, картинах, статуях и проч. (art. 413—414).
Относит уложение итальянское к категории вещей недвижимых и их плоды, пока они не сняты или не отделены от недвижимости. Так, оно говорит, что вещами недвижимыми признаются деревья, пока они не срублены, а также все произведения земли и деревья, находящиеся на корне, которые по мере снятия их или отделения от недвижимости, становятся вещами движимыми (art. 410—411).
Уложению итальянскому также известно разделение плодов на естественные и гражданские, которые оно определяет совершенно согласно с правом римским, относя к разряду плодов естественных плоды, происходящие непосредственно от имущества при содействии труда человека или без его содействия, как, напр., зерно, сено, лес, приплод животных, произведения рудников и проч., а к разряду плодов гражданских: проценты на капиталы и наемную плату за имущество (art. 444).
Уложение саксонское, напротив, подобно праву римскому, заключает в себе общие определения о вещах главных и принадлежностях, но к разряду последних оно, в отличие от права римского, относит такие вещи, которые, не будучи составными частями главной вещи, назначены к постоянному при ней употреблению, или же соединены с ней механически, или же поставлены к ней в отношение, требуемое ее употреблением, между тем как право римское к разряду принадлежностей относило и части вещи.
В частности, как на принадлежности недвижимости уложение саксонское указывает на следующие:
а) как на принадлежности земельного имущества на находящиеся в нем сооружения;
б) как на принадлежности пруда на находящуюся в нем рыбу;
в) как на принадлежности дома, на двери его, печи, ставни, зимние рамы, пожарные снаряды;
г) как на принадлежности фабрик, заводов и промышленных заведений на необходимые для производства орудия, снаряды и машины;
д) как на принадлежности имения сельскохозяйственного на рабочий в нем скот, сельскохозяйственные орудия, необходимые для заработки, сельскохозяйственные произведения, необходимые для продолжения хозяйства и проч., и
е) как на принадлежности всякого рода недвижимостей на их акты укрепления, планы, чертежи и проч.
Для примера, затем, принадлежностей движимых вещей уложение саксонское указывает на лодки, весла и мачты, как принадлежности корабля. Вещи, составляющие принадлежности другой главной, перестают быть таковыми по уложению саксонскому, коль скоро прекратилось назначение их служить к постоянному употреблению главной вещи, и когда, вследствие этого, уничтожено или соединение их с главной вещью, или же их служебное отношение к ней.
Юридические последствия квалификации вещей принадлежностями другой главной вещи определяются уложением саксонским также согласно с правом римским и заключаются в том, что законные распоряжения, касающиеся главной вещи, распространяются сами собой и на ее принадлежности, даже и на те, которые были бы присоединены к ней после воспоследования распоряжения о главной вещи, каковым постановлением выражается, конечно, то положение, что принадлежность должна следовать судьбе главной вещи.
Совершенно, затем, согласно с правом римским уложение саксонское определяет доходы и плоды вещи, которые оно, подобно праву римскому, разделяет на естественные и гражданские, разумея под первыми естественные произведения вещи, а под вторыми прочие доходы, получаемые от вещи, как, напр., арендная или наемная плата, проценты на капиталы и проч. Первые оно считает собранными по отделении их от главной вещи, а вторые по их получении.
Последствия такого разделения заключаются по уложению саксонскому в том, что кто имеет право на естественные плоды вещи до известного времени, тому должны принадлежать плоды, отделенные от главной вещи до наступления этого времени, а кто имеет право на плоды гражданские, предоставленные до известного времени, тому право на получение их принадлежит в течение всего времени существования самого этого права (§§ 65—76).
В нашем законе общих определений главных вещей и их принадлежностей нет, а также нет указаний и на признаки отличия последних от первых, а перечисляются только принадлежности различных категорий вещей недвижимых.
Несколько выше, при рассмотрении постановлений нашего закона об имуществах движимых и недвижимых, мы уже видели, какое разнообразие во взглядах на главные вещи и их принадлежности, как в нашей юридической литературе, так и судебной практике породило обстоятельство отнесения нашим законом одних и тех же недвижимых имуществ в различных случаях, то к разряду имуществ главных, то к разряду принадлежностей других недвижимых имуществ, где мы, по рассмотрении этих различных взглядов, высказали также и наше заключение о том, которое из противоположных определений, даваемых нашими цивилистами понятию принадлежности, должно считаться более соответствующим точному смыслу постановлений нашего закона, к этого рода имуществам относящихся.
Не входя поэтому здесь вновь в объяснение понятия принадлежности, мы обратимся прямо к рассмотрению тех постановлений нашего закона, в которых содержатся перечисления принадлежностей различных категорий недвижимых имуществ.
Прежде всего, в 386—387 ст. X т. указываются принадлежности земельных имуществ, причем в последней перечисляются принадлежности как имений населенных, так и ненаселенных, между тем как в первой перечисляются принадлежности имений только населенных.
Таким образом, за общее правило по отношению означения принадлежностей земельных имуществ должно быть почитаемо правило последней из этих статей, которое к разряду принадлежностей этих имуществ относит: состоящие в них реки, озера, пруды, болота, дороги, источники и другие места, им подобные; все произведения, на поверхности земли обретающиеся, и все сокровенные в недрах их металлы, минералы и другие ископаемые.
К разряду, затем, принадлежностей имений населенных, кроме только что перечисленных имуществ, правило первой из указанных статей относит еще: состоящие в них церковные и другие строения, дворы, мельницы, мосты, перевозы, плотины и гати.
В объяснение этих постановлений нельзя прежде всего но заметить, что, с одной стороны, ввиду в настоящее время исчезновения всякого различия между имениями населенными и ненаселенными, как, это было мной указано выше при рассмотрении постановлений нашего закона об имуществах недвижимых, а с другой, как это справедливо замечает Савельев в его статье „О принадлежностях недвижимых имений“, ввиду того обстоятельства, что предметы, указанные в 386 ст., как принадлежности только населенных имений, как-то: состоящие в них церковные и другие строения, дворы, мельницы, мосты, перевозы, плотины и гати, остались в этих имениях и после того, как они, по завершении операции по выкупу крестьянами их наделов, должны обратиться в разряд имений ненаселенных, должны, несомненно, уже считаться принадлежностями и имений ненаселенных (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 56), вследствие чего следует полагать, что в настоящее время правила, выраженные в 386 и 387 ст., должны быть рассматриваемы, как одно постановление, перечисляющее принадлежности вообще имуществ земельных, без всякого различия имений населенных и ненаселенных.
По рассмотрении, затем, перечня различного рода имуществ, поименованных в этих статьях, как принадлежностях земельных имений, нельзя не усмотреть, что имущества эти представляются по их природе далеко не одинаковыми и могут быть разделены на известные категории.
Хотя они все, как части земельных имений, представляются имуществами недвижимыми, но, несмотря на это, нельзя не различить в них прежде всего две главные категории: во-1-х, собственно части земельных имуществ, как пруды, болота и проч., а также и находящиеся в них строения, заведения и пути сообщения, и во-2-х, произведения или плоды земельных имений, находящиеся на их поверхности; а также сокрытые в их недрах металлы, минералы и другие ископаемые.
Что касается, прежде, предметов первой категории, как принадлежностей земельных имений, то сделанное перечисление их в законе представляется ни достаточно полным, ни достаточно определительным.
Так, во-1-х, что касается упоминания как о принадлежности земельных имений о церквах, то нельзя не согласиться с замечанием Савельева, что упоминание это представляется совершенно излишним и лишенным всякого значения, вследствие того, что церкви вообще изъяты из гражданского оборота (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 55); сделано же на них указание, как на принадлежности имения только потому, что в положении о порядке описи, оценке и публичной продаже имуществ 25 июня 1832 г., из которого это указание заимствовано, между прочим, сказано, что при каждой описи недвижимого имущества прилагаются сведения о церкви, буде она есть в описываемом имении или доме.
Помимо этого указания в 386 ст., как на принадлежности имения указывается еще на строения вообще, дворы и мельницы. Перечисление этого рода принадлежностей земельного имения представляется далеко не полным, и нельзя не согласиться с замечанием Победоносцева, что принадлежностями имения справедливо почитать не только устроенные в нем вообще хозяйственные заведения, но разного рода и другие оброчные и доходные статьи, как, напр., питейные дома, корчмы, трактиры, лавки, базарные площади и проч.; а из хозяйственных заведений даже фабрики и заводы хозяйственные, как, напр., винокуренные, если только они не составляют цельного и особого имущества, отдельного от земельного имения, как особые хозяйственные единицы (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 41).
Правильность этого положения как нельзя лучше подтверждается положениями о порядке описи, оценке и публичной продаже имущества 25 июня 1832 г. и 19 июля 1849 г., из которых заимствовано правило 386 ст. и в которых, между прочим, указано, что в опись имений вносятся показания о владельческих в них строениях, заведениях и других угодьях, каковые слова дают полное основание к отнесению к категории принадлежностей земельных имений не только мельниц, но и других находящихся в имении заведений, приносящих доход, как-то: хозяйственных, напр., винокуренных и крахмальных заводов и других угодий или оброчных статей, указанных Победоносцевым.
Сенат также относит к категории принадлежностей земельных имуществ находящиеся в них улицы и базарные площади (реш. 1870 г., № 1275 и 1886 г., № 53), несмотря на то, что о них, как о принадлежностях этих имуществ, в правилах рассматриваемых статей и не упоминается.
Далее, в правиле 386 ст. указывается как на принадлежности земельных имений на мосты, перевозы, плотины и гати, а в 387 ст. еще и на дороги. Все эти предметы представляются сходственными в том отношении, что относятся к одному разряду путей сообщения в имении.
Указание на эти предметы, как на принадлежности имений, заимствовано, во-1-х, из главы IX Уложения Алексея Михайловича „О мостах и о перевозах и о мытех“, и во-2-х, из Инструкции Межевым Губернским Канцеляриям и Провинциальным Конторам 25 мая 1766 г., из которых видно, что под мостами, перевозами, плотинами и гатями следует разуметь те из них, которые хотя и должны быть открыты для общего пользования, но которые составляют собственность владельцев имений, как пожалованные им издавна по пожалованным грамотам, а под дорогами — пролегающие через имения разные проселочные и полевые дороги, необходимые как для нужд самого имения, так и для общего пользования, которые подлежали оставлению при межевании во владении собственников тех имений, в которых они находились.
Следует, конечно, признать, что в настоящее время за принадлежности имений должны быть почитаемы не только проселочные и полевые грунтовые дороги, через имения пролегающие, но и другие искусственные пути сообщения, устроенные собственником имения для нужд имения, как-то: дороги шоссейные, железные паровые и с другими двигателями, а также паровые паромы и тому подобные сооружения, устроенные для переправ через реки и проч.
Наконец, как о принадлежностях земельных имений, из разряда предметов, составляющих их части, правило 387 ст. упоминает о реках, озерах, прудах, болотах, источниках и других местах им подобных.
По поводу указания, как на принадлежности земельных имений на состоящие в них реки и озера, Змирлов в его статье „О недостатках наших гражданских законов“ совершенно справедливо замечает, что к разряду принадлежностей земельных имуществ могут быть относимы только разве те реки и озера, которые не предоставлены в общее пользование и не отнесены правилом 406 ст. X т. к категории имуществ государственных (Жур. гр. и уг. пр., 1883 г., кн. 3, стр. 93).
Подтверждением правильности этого заключения могут служить не только слова самой 387 ст. „состоящие в них реки, озера, пруды“ и проч., вследствие того, что слова эти указывают, что к разряду принадлежностей земельных имений могут быть относимы те относительно небольшие реки и озера, подобно тому, как и пруды, которые состоят в имении, т. е. как бы всецело входят в него или заключаются в нем, но и опять постановления той же Межевой Инструкции, из которой указание на эти предметы, как на принадлежности земель, заимствовано и из которой видно, что только внутри дачи находящиеся реки и озера, подобно тому, как и находящиеся в них пруды и болота предписывалось, не полагая в число удобных земель, оставлять во владении собственников имений, а никак не большие судоходные реки, как, напр., Волга и другие, в которых предписывалось, дополнительными статьями к Межевой Инструкции 14 августа 1799 г., оставлять за владельцами берегов только право на рыбную ловлю в таких реках и озерах, но не самые реки и озера.
Согласно этому последнему указанию, большие судоходные реки и озера если и можно признавать за принадлежности земель тех владельцев, имения которых соприкасаются с берегами таких рек и озер, то разве только в смысле принадлежности им права на пользование водой и рыбной в них ловлей на пространстве берегов их имений, и сенат также утверждает, что естественные реки и озера не могут быть почитаемы за самостоятельный предмет права собственности и что право на них есть не более, как только последствие права на береговую землю, к ним прилегающую, и существует лишь в связи с правом на эту землю, что доказывается, но мнению сената, правилом 424 ст. X т., приравнивающим право на них другим принадлежностям земли, право на которые является вообще только последствием права собственности на землю (реш. 1879 г., № 281).
Затем, и по отношению, как принадлежностей земельных имуществ других малых рек, озер и прудов нельзя не заметить, что они на самом деле могут представляться принадлежностями и не одного земельного имущества, но и нескольких, если они протекают или захватывают земли нескольких имений, в каковых случаях и право на пользование находящеюся в них рыбой может также принадлежать не одному, но нескольким владельцам.
Помимо этих предметов, в правиле 387 ст. упоминается еще, как о принадлежностях недвижимых имуществ, о болотах, источниках и других им подобных местах. Под источниками, как принадлежностями этих имуществ, следует разуметь, конечно, всякие как обыкновенные родники, так равно и различные целебные или минеральные источники, а также и различные сооружения и заведения при них, устроенные с целью их эксплуатации, как-то: водопроводные трубы, водокачки, различные здания и проч.
Слова статьи: „и места им подобные“ явно указывают, что в отношении перечисления указанных в ней и только что рассмотренных предметов, как принадлежностей земельных имуществ, она не имеет исчерпывающего значения, вследствие чего и нельзя не признать совершенно справедливым замечание Победоносцева о том, что к разряду принадлежностей этих имуществ должны быть относимы также права на угодья в других имениях состоящие, но установленные на основании 452 ст. в пользу того имения, владельцы которого могут пользоваться этими правами (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 42).
Другой разряд предметов, составляющих принадлежности земельных имуществ, обнимает в силу 387 ст. все произведения, на поверхности земли находящиеся и все сокровенные в недрах земли металлы, минералы и другие ископаемые.
Этим постановлением отнесены к разряду принадлежностей земельных имуществ, как их произведения, очевидно, и естественные плоды имущества; дело только в том, что с плодами имущества в этом постановлении смешаны, как заметил Гамбаров в его статье „Вещь“ (Словарь юрид. и государ. наук, т. I, стр. 1810), как принадлежности его и другие его произведения, напр., леса, а также ископаемые, из которых правом римским последние безусловно не были почитаемы за плоды имущества, а первые относились к разряду таковых только при правильном ведении лесного хозяйства.
Основываясь на правиле 5336 ст. X т., определяющем права пожизненного владельца на пользовании лесами в имении, состоящем в его владении с целью извлечения только доходов из него, и наш сенат объяснил, что лесами возможно пользоваться, как плодами или произведениями имения, только при правильном лесном хозяйстве, когда возможно правильное возобновление леса, но никак не посредством единовременной вырубки его, ибо в таком случае будет извлекаем не доход с имения, но уничтожаема самая ценность его (реш. 1880 г., № 151).
В противоположность лесу ископаемые, как известно, вовсе не возобновляются, вследствие чего их и нельзя собственно ни в каком случае относить к плодам имения, а следует признавать за часть самого имения; по крайней мере, и сенат объяснил, что временному владельцу чужого имения с целью извлечения из него доходов не может принадлежать право на добычу ископаемых, в имении находящихся, если право это не было предоставлено ему актом установления его владения (реш. 1874 г., № 310), что и совершенно основательно.
Все эти предметы, т. е. как плоды имения, так и вообще его произведения и ископаемые сохраняют характер принадлежностей имения, по совершенно справедливому замечанию Савельева (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 50) и Победоносцева (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 43), только до тех пор, пока они не отделены от земли, вследствие того, что по их отделении они в силу 401 ст. X т. должны быть признаваемы уже за особое самостоятельное имущество движимое.
Хотя в правиле 387 ст. как о плодах имения не упоминается ни о диких животных и птице в находящихся в имении лесах, ни о рыбе и других животных, водящихся в водах, составляющих принадлежности имения, но, несмотря на это, следует признать, что дикие животные и птицы в лесах, в силу примечания к 539 ст. X т., как собственность владельца леса, должны быть относимы к этому разряду вещей, а рыба должна быть относима к этому же разряду вещей на основании несколько вышеприведенных узаконений, послуживших источником правилу 387 ст.
Кроме этих общих правил о принадлежностях земельных имуществ, в нашем законе есть еще некоторые частные постановления об этом же предмете. Так, во-1-х, в 1182 ст. X т. особо перечисляются те принадлежности, пожалованных на праве майоратов в западных губерниях имений, которые, по прекращении наследников мужеского пола, должны подлежать возвращению в казну и к категории которых относятся не только все хозяйственные строения имения, но и другие его принадлежности, как-то: домашний скот, земледельческие и другие хозяйственные орудия и необходимые для засева полей семена.
Во-2-х, в правиле 391 ст. указываются особо различные движимые вещи, могущие составлять принадлежности специально имений заповедных, к разряду каковых относятся фамильные бумаги, драгоценности или произведения искусства, собрания редкостей, книги и тому подобные в акте учреждения имения заповедным именно означенные.
Последние слова несомненно указывают на то, что вещи эти могут относиться к принадлежностям заповедных имений не вообще и не всегда, а лишь только в тех случаях, когда они квалифицированы таковыми в акте учреждения имения заповедным, или другими словами, как говорит Савельев, что назначение этих вещей принадлежностями имения совершенно произвольно, как поставленное в зависимость исключительно от воли учредителя имения заповедным, вследствие чего в их разряд могут входить и такие вещи, которые никакого отношения к самому имению, как вещи главной, и не имеют (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 61).
Кроме этого, в объяснение правила этой статьи следует еще сказать, что в нем следует видеть только дополнительное правило к общим правилам 386—387 ст., перечисляющим вообще принадлежности всяких земельных имуществ, вследствие чего поименованные в нем предметы должны несомненно считаться и принадлежностями заповедных имений.
В-3-х, в 392 ст. Х т. говорится особо о принадлежностях недвижимых имений, заложенных в кредитных и банковых установлениях, которые признаются принадлежащими к залогу и которые означены в уставах тех установлений, причем сделана ссылка на 38 ст. VIII раздела уст. кред. XI т. изд. 1887 г.
Эта последняя статья не представляет, однако же, никаких данных для выяснения самого состава таких предметов, которые должны быть признаваемы за принадлежности недвижимых имений, заложенных в Сохранной казне, а указывает только порядок описи этих имений для продажи.
Между тем, в 468 ст. прежнего издания устава кред., которая показана замененной 38 ст. в новом издании, были указаны подробно эти предметы, к категории которых были относимы: в имениях земледельческих земледельческие орудия, находившийся в них скот, хлеб и другие произведения.
Затем еще правилом 49328 ст. X т. к нераздельным принадлежностям временно-заповедных имений относится находящийся в них хозяйственный инвентарь, состоящий из земледельческих орудий, машин, инструментов и всякого рода снарядов, составляющих хозяйство имения, рабочего и домашнего скота, запасов зерна, сена, соломы и других произведений земли, необходимых для содержания в имении вещей и скота до нового урожая.
Сопоставляя эти особые правила о принадлежностях земельных имуществ с общими правилами 386—387 ст., Савельев (Юрид. Вест. 1877 г., кн. 11—12, стр. 61) и сенат (реш. 1884 г., № 75) усматривают в них выражение как бы общей мысли, присущей нашему закону, и вследствие этого признают возможным как бы дополнить ими правила общие и, затем, относить к разряду принадлежностей вообще всех земельных имуществ их инвентарь или, все равно, вещи, поименованные в 1182 ст. X т. и 468 ст. XI т. уст. кред. прежнего издания.
Против правильности этого заключения, однако же, совершенно справедливо возражает Барац в его статье „О чужеземном происхождении большинства русских гражданских законов“, говоря, что хотя отнесение предметов сельскохозяйственного инвентаря к принадлежностям земельных имений совершенно согласно с понятием принадлежности, но что, несмотря на это, отнесение их к разряду принадлежностей ввиду 401 ст. X т. нашего закона, квалифицирующей эти предметы, как-то: земледельческие орудия, скот, всякие припасы и проч. самостоятельными движимыми вещами, представляется положительно невозможным, вследствие чего представляется невозможным и обобщение и тех исключительных законов, как, напр., постановлений устава кредитного, которыми предметы эти относятся к разряду принадлежностей земельных имуществ (Жур. гр. и уг. пр., 1885 г., кн. 9, стр. 76—77).
На невозможность обобщения этих последних законов с целью определения тех предметов, которые должны быть признаваемы за принадлежности земельных имуществ, впрочем, еще гораздо ранее в нашей юридической литературе указывал Варадинов, который разделяет принадлежности этих имуществ на общие, указанные в общих правилах закона по этому предмету, и особенные, указанные как в уставе кредитном, так и в некоторых других частных узаконениях, причем он утверждает, что законы эти должны быть применяемы по их буквальному смыслу и что распространение применения по аналогии специальных или особенных узаконений по этому предмету ни в каком случае допускаемо быть не должно, ввиду их специальности и исключительности, определяющих с точностью и объем их применения (Исслед. об имущ. пр., вып. 1, стр. 141—143).
Правильность этого последнего заключения подтверждается как нельзя лучше и содержанием указа 11 октября 1762 г., показанного одним из источников правила 401 ст., в котором сказано, что хотя вотчины суть имущества недвижимые, но что в них бывает многое число движимого, как-то: лошади, скот, хлеб сжатый и молоченный, инструменты, материалы и разные припасы, то таковые следует считать имуществами движимыми, причем добавлено, что и раздел им чинить, как о движимых имуществах указано.
Последние слова уже положительно указывают на то, что инвентарь земельных имений не может быть относим к разряду их принадлежностей, так как им, по крайней мере, по отношению раздела его указываются такие последствия, которыми нарушается тот коренной принцип, в силу которого принадлежность должна следовать судьбе главного предмета и почему приходится скорее склониться к признанию правильным утверждения Гуляева, высказанным им в его статье „Крестьянский двор“, о том, что признание движимости вообще за принадлежность недвижимости чужда, по крайней мере, нашим общим законам, к этому предмету относящимся (Жур. Мин. Юст. 1899 г., кн. 4, стр. 86).
Победоносцев, по-видимому, также не решается присвоить распространительное применение специальному закону устава кредитного, указывающему принадлежности имений, заложенных в кредитных установлениях, так как он по поводу этого закона говорит только, что особый вопрос возникает о принадлежностях недвижимых имений, заложенных по частным закладным или в кредитных установлениях при описи их для продажи, в каковом случае, говорит он, закон относит к принадлежностям этих имений предметы, поименованные в уставе кредитном (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 40).
Другие частные или специальные постановления закона о принадлежностях земельных имуществ содержатся, во-1-х, в 28 ст. приложения к 23 ст. XII т. уст. сельск. хозяйст., которой к разряду принадлежностей участков казенной земли, отдаваемых в оброчное содержание, относятся: все находящиеся на них строения и плотины, деревья, семена, заборы, рабочий скот, удобрения и инструменты, необходимые для обработки земли, и во-2-х, в 22 ст. приложения к 5 ст. VIII т. 1 ч. Устава об управлении казенными имениями, которой к категории принадлежностей казенных имений отнесены различные предметы, необходимые для ведения в них хозяйства, как-то: рабочий скот, земледельческие орудия и машины, запасы хлеба и проч.
Само собой разумеется, однако же, что и эти правила, как специальные ввиду 401 ст. и в особенности только что упомянутого указа, послужившего одним из ее источников, не могут подлежать обобщению и служить основанием к заключению о возможности отнесения предметов, составляющих инвентарь земельного имения к принадлежностям его, в виде правила общего.
Не могут служить оправданием этого заключения и правила устава гражданского судопроизводства о порядке описи имуществ с целью обращения их в публичную продажу, указываемые в его подкрепление Шершеневичем (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 120) и Васьковским (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 85), вследствие того, что хотя в силу 1110 ст. этого устава при описи недвижимого имения в нее и должно быть вносимо все движимое имущество, которое не может быть отделено от него по своему назначению, или на основании законов гражданских, но затем в силу 974 ст. за неимением у должника другого имущества могут подлежать аресту особо от имения различные предметы, составляющие его инвентарь, как-то: земледельческие инструменты, орудия и машины, составляющие хозяйство имения, а также рабочий и домашний скот и проч., каковое постановление указывает, что предметы эти не относятся к неотделимым ни в каком случае от него его принадлежностям.
Ввиду этих постановлений закона, никоим образом нельзя также согласиться и с утверждением Гольмстена, высказанным им в изданных им лекциях Мейера (изд. 7, стр. 109) и основываемым им единственно на том обстоятельстве, что перечисление принадлежностей недвижимых имуществ, сделанное в относящихся к этому предмету постановлениях нашего закона, не имеет исчерпывающего значения, как перечисление только примерное, о том, что разрешение в каждом конкретном случае вопроса об отнесении тех или других вещей к разряду принадлежностей недвижимого имущества по соображении того признака — представляются ли они для него необходимыми, или нет, должно быть предоставлено усмотрению суда, вследствие того, что в некоторых случаях одни и те же вещи, как, напр., домашний скот в имении, или же имеющиеся в нем запасы хлеба и подобные предметы, могут быть относимы к числу его принадлежностей, когда они необходимы для ведения в нем хозяйства, между тем как в других нет, когда они составляют такой излишек, что могут быть свободно отделены от него.
Таким образом, в конце концов, по отношению вещей, составляющих инвентарь земельных имений, остается только признать, что наш закон в отношении их квалификации стоит на той же точке зрения, на которой стояло и право римское, не признававшее вещи эти за непременную принадлежность земельных имуществ.
Далее, в правиле 388 ст. X т. указываются принадлежности фабрик и заводов, к категории которых относятся: все заводские построения, посуда и инструменты, земли, леса, покосы, руды, соленые рассолы, трубы и все вещества ископаемые. Когда главным представляется самое земельное имущество, то строения и разные в имении находящиеся заведения, как мы только что видели, относятся законом к разряду принадлежностей земли; когда же, напротив, главным имуществом представляется фабрика или завод, то правилом только что указанной статьи, наоборот, земли, леса, покосы и другие земельные угодья относятся уже к разряду только принадлежностей фабрик и заводов.
По сравнении правила этой последней статьи с правилами статей предыдущих нельзя не усмотреть, что между ними есть довольно существенное различие, заключающееся в том, что в то время, как в этих последних статьях, как о принадлежностях собственно земельных имуществ, упоминается только о разных вещах недвижимых, в правиле рассматриваемой статьи упоминается, как совершенно справедливо заметил Савельев (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 57), не только о вещах недвижимых, но и движимых, как, напр., о посуде и инструментах.
Затем, по рассмотрении этой статьи нельзя не заметить, что и она, подобно статьям предыдущим, отличается той же неполнотой и неопределительностью. Так, прежде всего не может не показаться странным отнесение к разряду принадлежностей фабрик и заводов, всех заводских построений, т. е. построек в то время, как сами фабрики и заводы главным образом именно и состоят из этих построек.
Не указаны также достаточно определительно и те земли и угодья, которые должны быть признаваемы принадлежностями фабрик и заводов; но в этом отношении нельзя не согласиться с замечанием Савельева, который говорит, во-1-х, что под этими землями следует разуметь все то пространство земли, которое приписано или числится за известной фабрикой или заводом, и во-2-х, что под землями следует разуметь не одни земли сами по себе, но со всеми их угодьями, плодами и другими принадлежностями, поименованными в статьях предыдущих, как принадлежностями земельных имуществ.
Замечания эти представляются как нельзя более основательными, и последнее из них собственно потому, что хотя 388 ст. упоминает, как о принадлежности фабрик и заводов о земле, но ввиду того, что самые земли, приписанные к фабрике или заводу, не могут не заключать в себе те предметы, которые составляют их принадлежности, как, напр., реки, озера, пруды, дороги, произведения земли и проч., и нельзя не признать, что за принадлежности фабрик и заводов должны быть признаваемы не только предметы, указанные в 388 ст., но и разные угодья и произведения земли, перечисленные как принадлежности собственно земельных имуществ в статьях предыдущих.
Некоторые из этих последних предметов поименованы отчасти и в правиле 388 ст., как-то: руды, соленые рассолы и все вещества ископаемые; дело только в том, что указание это представляется далеко не полным и подлежит восполнению перечислением этих предметов, сделанным в статьях предыдущих.
Что касается перечисления вещей движимых, как принадлежностей фабрик и заводов, то в 388 ст. указано, как на такого рода вещи на посуду и инструменты, из каковых вещей за принадлежности фабрик и заводов следует считать, как справедливо заметил Савельев, только те из них, которые представляются необходимыми для действия фабрики или завода и пока выполняют их назначение, но не вещи излишние, или старые, для действия фабрики или завода ненужные (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 68).
Правильность этого замечания подтверждается как нельзя лучше Положением о порядке описи, оценке и публичной продажи имуществ 25 июня 1832 г., показанным в числе источников правила 388 ст., в котором, между прочим, сказано: при полном действии фабрики или завода, находящиеся в них посуда и инструменты не отделяются, но когда они уже в бездействии, то их посуда и инструменты могут быть проданы отдельно, а также могут быть продаваемы отдельно посуда и инструменты, остающиеся в излишестве или же без употребления.
Это же заключение относительно квалификации посуды, машин и инструментов, находящихся на фабриках и заводах смотря по их положению и назначению в разных случаях, высказал и сенат (реш. 1877 г., № 167).
Нельзя не согласиться и с другим замечанием Савельева о том, что предметы, перечисленные в 388 ст., как принадлежности фабрик и заводов, должны быть признаваемы принадлежностями не только собственно больших заведений, именуемых фабриками и заводами, но и других меньших, которые не подходят под понятие этих последних, как, напр., мельницы, заведения гончарные, слесарные, кирпичные и тому подобные, на том основании, что по своему назначению для переработки различных материалов и они могут быть приравнены фабрикам и заводам.
Подтверждением правильности этого заключения может служить отчасти указ 11 октября 1762 г., показанный в числе источников правила 388 ст., в котором наравне с фабриками и заводами упоминается также о мануфактурах, под понятие которых могут подходить именно разного рода другие заведения, меньшие чем фабрики и заводы, предназначенные для переработки тех или других материалов.
Но затем и по отношению квалификации тех или других движимых вещей, необходимых для эксплуатации фабрик и заводов, не может не возникнуть тот же вопрос, который возникает и по отношению квалификации вещей, составляющих инвентарь имуществ земельных, за их принадлежности, или вопрос о том — следует ли за принадлежности фабрик и заводов признавать только те движимые вещи, о которых, как о таковых, говорится в правиле 388 ст., или же и другие, как, напр., скот, необходимый для производства работ на фабрике или заводе, заготовленные для действия их материалы, как, напр., запасы топлива, а также руды и иные сырые материалы, подлежащие обработке и проч.?
Ввиду правила 401 ст., относящей все такого рода вещи к разряду самостоятельных вещей движимых, а еще более ввиду содержания неоднократно уже цитированного нами указа 11 октября 1762 г., послужившего источником как правила этой статьи, так и правила 388 ст., которым предписывается считать особым движимым имуществом скот, лошадей, инструменты, разные материалы и припасы и все другие движущиеся вещи, находящиеся одинаково как в вотчинах, т. е. земельных имуществах, так равно и при фабриках, заводах и мануфактурах и других недвижимостях, — следует и на этот вопрос, вопреки заключению Шершеневича (Учеб. рус. гр. пр. изд. 2, стр. 122), скорее дать тот же отрицательный ответ, которым разрешается и вопрос о квалификации различных вещей, составляющих инвентарь земельных имуществ, их принадлежностями.
Савельев говорит только о невозможности отнесения к категории принадлежностей фабрик и заводов тех выработанных на них товаров, а также заготовленных при них припасов, необходимых не специально для них, а вообще для жизни человека, как, напр., дров и других, каковое утверждение по отношению разрешения только что рассмотренного вопроса представляется, очевидно, далеко недостаточным.
Приблизительно те же предметы, которые поименованы как принадлежности фабрик и заводов в общем правиле 388 ст., относят к разряду принадлежностей и специальные узаконения, выраженные, во-1-х в правиле 28 ст. приложения к 23 ст. XII т. уст. о сельск. хозяйст., указывающем как на принадлежности казенных фабрик, заводов и мельниц, на все их внутреннее и наружное устройство и все строения, а также находящиеся в них недвижимые инструменты и машины, необходимые для их действия, и во-2-х, в 224 ст. VII т. уст. гор., указывающей как на принадлежности горных заводов, имеющих от казны пособие, на все приписанные к ним недвижимые имущества.
В следующей, затем, 389 ст. X т. перечисляются принадлежности домов, к разряду которых относятся части оных, составляющие внутреннюю и наружную их отделку и те украшения, которые невозможно отделить от здания без повреждения, как-то: мраморные, красного дерева и другого рода полы, мраморные, медные или чугунные камины, дорогие обои, зеркала в стенах и тому подоб.
Это перечисление принадлежностей домов заимствовано, как видно из указания на источник правила 389 ст., из Положения о порядке описи, оценки и публичной продажи имуществ; между тем из этого последнего узаконения видно, что в нем имелось в виду указать на эти принадлежности домов вообще, т. е. не только домов, составляющих принадлежность других главных имуществ, но и домов, являющихся главным или самостоятельным имуществом самих по себе, так как перечисление это заимствовано из того параграфа этого узаконения, в котором говорится, между прочим, и об описи таких домов в городах, которые представляются сами главным имуществом.
И вот ввиду этого-то указания перечисление принадлежностей домов, сделанное в правиле 389 ст. и представляется совершенно односторонним, как указывающее только принадлежности домов, как зданий и, вследствие этого, далеко неполным и недостаточным.
И Савельев (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 59—60) и сенат (реш. 1876 г., № 150) также полагают, что в правиле 389 ст. идет речь о принадлежностях вообще не только всяких домов, но и вообще всяких зданий и лавок; а если так, то нельзя не согласиться с замечанием Савельева и Шершеневича (Учеб. рус. гр. пр. изд. 2, стр. 121) о том, что кроме предметов, перечисленных в этой статье, как принадлежностях домов, к их принадлежностям следует относить и многие другие, как, напр., участок земли, принадлежащий к дому и составляющий его двор, огород и сад, а также и другие здания, составляющие надворные при доме постройки, и другие хозяйственные при нем заведения, для него необходимые, как, напр., лавки, погреба, флигели и проч., одним словом, все, что состоит при нем и составляет вместе с ним одно целое имущество.
В оправдание правильности этого заключения Савельев совершенно основательно ссылается, между прочим, на 1107—1108 ст. уст. гр. суд., определяющие порядок описи домов для публичной их продажи и в которых сказано, что при описи дома в опись вносятся и все строения, к нему принадлежащие.
Подкрепление правильности этого заключения нельзя, кроме этого, не видеть также и в 1453 ст. X т., которой предписывается в случае совершения купчей крепости на дом означать в ней, между прочим, количество земли, под домом и двором состоящее, а также и воздвигнутые на ней строения.
Ввиду этих постановлений за принадлежности домов, когда они являются самостоятельным имуществом следует необходимо считать, как другие здания, составляющие с ними одно целое имущество, так равно и участки земли, к ним принадлежащие и для них необходимые, как-то: дворы, огороды, сады, находящиеся на этой земле воды, источники и проч., подобно тому, как эти предметы были относимы к разряду принадлежностей домов и правом римским, а также и другие предметы, относимые к разряду принадлежностей земельных имуществ правилами 386 и 387 ст. X т., если они находятся на земле, к дому принадлежащей.
Что касается, затем, различных предметов, как принадлежностей домов, перечисленных в правиле 389 ст., то ввиду самых заключительных слов этой статьи „и тому подобные“, нельзя не признать, что сделанное в ней перечисление принадлежностей не имеет значения перечисления исчерпывающего, и что к разряду их могут быть относимы и другие предметы, составляющие необходимые части дома, как его отделка или украшения.
Савельев (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 59) и сенат (реш. 1875 г., № 105) в видах определения того, какой собственно признак должен быть принимаем с целью определения тех предметов, которые должны быть относимы к разряду принадлежностей домов, предлагают принимать в соображение — соединен ли тот или другой предмет, составляющий украшение дома, с ним настолько прочно, что не может быть отделен от него без повреждения или самого дома, или же того материала, из которого сделана принадлежность и, затем, квалифицировать принадлежностями дома только предметы, отделение которых от дома может влечь за собой повреждение его целости.
На этом основании они не признают возможным считать за принадлежности домов драпировки, которые легко могут быть отделены от дома без всякого его повреждения. Это последнее положение представляется совершенно правильным; но дело только в том что вряд ли указываемый ими признак принадлежностей может быть всегда принимаем во внимание при квалификации тех или других предметов принадлежностями домов, или же самостоятельными вещами движимыми.
По рассмотрении правила 389 ст. нельзя, кажется, не признать, что в ней говорится собственно не об одной, а о двух категориях предметов, относимых к разряду принадлежностей: во-1-х, о предметах, составляющих их внутреннюю и наружную отделку, и во-2-х, о предметах, составляющих только их украшения, по отношению которых в статье этой только сказано, что к разряду принадлежностей дома должны быть относимы только те украшения, которые невозможно отделить от здания без повреждения или, все равно, только те украшения, которые настолько прочно прикреплены к зданию, что не могут быть отделены от него без повреждения.
Ввиду такого указания этой последней статьи и нельзя, кажется, не признать, что по признаку прочности прикрепления тех или других предметов к зданию возможно квалифицировать принадлежности дома только те или другие предметы, составляющие его украшения, но не внутреннюю и наружную его отделку, по отношению квалификации разных предметов относящихся к разряду этой категории принадлежностей домов, следует, напротив, признать, что к разряду принадлежностей должны быть относимы и многие такие предметы, которые хотя и свободно могут быть отделяемы от здания без его повреждения, но, несмотря на это, составляют его необходимые части, в виде внутренней или наружной отделки его, как, напр., двери, ключи к дверным замкам, рамы наружные и внутренние и другие подобные предметы, без которых самое здание представляется неполным.
Иное значение для дома имеют, конечно, различные предметы составляющие только его украшения, и вот по отношению квалификации различных предметов этой категории представляется совершенно основательным принятие в соображение того признака — могут ли они быть отделены от него без повреждения, или нет, вследствие того, что все такого рода предметы, которые не прикреплены к зданию прочно и могут быть свободно отделены от него без повреждения, нет основания относить и к разряду его принадлежностей, как, напр., всякого рода предметы, повешенные на стенах для украшения дома и составляющие самостоятельные движимые вещи, подобно мебели дома и другим предметам, в нем находящимся, категории самостоятельных движимых вещей.
Самые предметы, затем, указанные в 389 ст., как принадлежности дома из разряда вещей, составляющих его украшения, перечислены в ней далеко не вполне, что доказывается заключительными словами статьи „и тому подобные“, вследствие чего нет, разумеется, основания не относить к такого рода предметам не только дорогие обои, как сказано в статье, но и всякие другие, даже самые дешевые, а также и другие предметы, как, напр., чугунные колонны здания, которые отнес к категории этих вещей сенат (реш. 1878 г., № 216).
Наш закон, как мы видели выше, относит на основании 138 ст. общ. уст. рос. жел. дорог к разряду имуществ недвижимых паровые железные дороги со всеми их принадлежностями, причем, однако, он не указывает тех предметов, которые должны быть относимы к разряду таковых.
Ввиду, однако же, того обстоятельства, что, в силу этой же статьи, присужденные с железных дорог взыскания не могут быть обращаемы ни на какие принадлежащие к железной дороге предметы, и нельзя не согласиться с замечанием Борзенко (Интерес и право, стр. 230), Квачевского (Общий уст. рос. желез. дорог, стр. 274) и Шершеневича (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 122), что к разряду принадлежностей железных дорог должны быть относимы не только различные вещи недвижимые, как, напр., различные постройки при железной дороге и сооружения, но и все вещи движимые, необходимые для эксплуатации дороги, как, напр., рельсы, локомобили, вагоны и вообще весь подвижной состав дороги, а также запасы топлива и проч.
Выше, при рассмотрении этой категории недвижимых имуществ, мы видели, что на основании позднейших узаконений к разряду имуществ недвижимых должны быть относимы не только паровые железные дороги, но и дороги с другими двигателями, механическими и живыми.
Следует, кажется, признать, что только что перечисленные предметы, как принадлежности собственно паровых железных дорог, должны быть квалифицируемы таковыми и в тех случаях, когда они принадлежат дорогам и с другими двигателями.
Сенат, впрочем, относит к принадлежностям железных дорог не только что означенные предметы, но значительно даже расширяет понятие железнодорожных принадлежностей, относя к ним также принадлежащие иногда железнодорожным обществам железные заводы и угольные копи, если только они предназначены для удовлетворения потребностей железной дороги, и потому составляют с ней одно целое, нераздельное имущество, на том основании, что государственный совет при рассмотрении 138 ст. общ. уст. рос. желез. дорог, как видно из его журналов, признавая, что железные дороги не могут владеть никакими такими имуществами, которые не составляли бы их принадлежностей и потому не были бы необходимыми для удовлетворения их потребностей по их эксплуатации (реш. 1894 г., № 7).
Если это заключение сената, ввиду приведенных им рассуждений государственного совета, быть может, и представляется правильным, но во всяком случае к руководству оно должно быть принимаемо с той оговоркой, что принадлежностью железных дорог должны быть признаваемы только те принадлежащие им копи и заводы, которые составляют действительно одно целое и нераздельное имущество с самой дорогой, но никак не те, которые по какой-либо причине, вследствие, напр., разрешения правительства были приобретены или ими устроены как особое самостоятельное имущество, хотя бы даже и предназначенное для удовлетворения потребностей дороги.
Наконец, в правиле 390 ст. X т. указываются еще, как принадлежности, по совершенно справедливому замечанию Мейера (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 131), Победоносцева (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 44), Савельева (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 60) и Шершеневича (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 122) вообще всех недвижимых имуществ, из вещей движимых: акты укрепления на владение ими как-то: владенные указы, грамоты, крепости, межевые планы, книги и прочие документы каковые слова указывают, конечно, на то, что перечисление документов на владение недвижимостью, сделанное в этой статье, представляется неполным и неимеющим, поэтому, исчерпывающего значения.
Этими постановлениями и исчерпываются правила нашего закона, перечисляющие принадлежности различных недвижимых имуществ. При рассмотрении их мы видели, что многие из них редактированы таким образом, что дают основание тому заключению что они не имеют значения исчерпывающих, в отношении сделанного в них перечисления предметов, как принадлежностей тех или других имуществ, постановлении и что, поэтому, представляется возможным и дополнение сделанного в них перечисления этих предметов и другими, в них не поименованными.
Между тем, некоторые из наших цивилистов, как, напр., Варадинов (Исслед. об имущ. правах, вып. 1, стр. 143), считают безусловно невозможным восполнение этих правил, ни в отношении их объема, ни в отношении случаев их применения, полагая, что они должны быть применяемы безусловно по их буквальному смыслу.
Победоносцев, напротив, хотя и говорит, что в правилах этих принадлежности недвижимых имуществ перечислены поименно (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 39), но в то же время считает возможным относить к разряду принадлежностей и многие такие предметы, которые в правилах этих прямо не означены.
В обстоятельстве этом нельзя, конечно, не видеть некоторой непоследовательности и противоречия им же высказанному положению о значении этих правил; но, несмотря на это, отнесение к категории принадлежностей недвижимых имуществ предметов, в законе прямо в значении таковых не означенных, представляется совершенно правильным, вследствие того, что правила эти в этом отношении не имеют на самом деле значения исчерпывающих постановлений, и ввиду чего и нельзя утверждать, что они перечисляют таковые поименно, т. е. исчерпывающим образом.
Дело только в том, что ввиду такого значения этих правил восполнение сделанного в них перечисления принадлежностей недвижимых имуществ, если и может считаться допустимым, то только предметами категории вещей, в них же указанных, как принадлежности этих имуществ, но не других, вследствие чего и представляется неправильным мнение Савельева и сената о возможности восполнения сделанного в них перечисления и вещами иных категорий, напр., различными вещами движимыми, составляющими инвентарь земельных недвижимых имуществ, относимых к категории принадлежностей этих имуществ многими специальными узаконениями, ввиду, как указал и Варадинов, невозможности распространительного применения этих последних узаконений, как узаконений частных и особенных, стоящих в противоречии с общим правилом 401 ст. X т., относящей эти вещи к разряду самостоятельных движимых вещей.
Таким образом, со стороны этого последнего утверждения и заключение Варадинова о недопустимости восполнения но аналогии этими специальными правилами закона его общих правил о принадлежностях недвижимых имуществ представляется совершенно правильным.
О принадлежностях, затем, вещей движимых закон ничего не говорит, в чем наши цивилисты: Мейер (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 132), Победоносцев (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 44), Савельев (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 50), Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 122) и Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 85) совершенно основательно видят довольно существенный пробел в нем; но, несмотря на это, Мейер, Победоносцев, Шершеневич и Васьковский утверждают, что смотря по назначению тех или других вещей движимых служить другой главной движимой вещи, многие и из вещей движимых должны быть квалифицируемы и у нас не как самостоятельные движимые вещи, но только как принадлежности других вещей этой категории имуществ, причем Победоносцев совершенно справедливо указывает, что в видах квалификации некоторых вещей, как принадлежностей других, могут иметь большое значение обычаи вследствие того, что одна и та же вещь в гражданском обороте иногда признается за принадлежность другой, а иногда нет.
Так, напр., Мейер указывает на футляр, как на принадлежность той вещи, хранилищем которой он должен служить; между тем, как по римскому праву вообще тара или помещения для упаковки вещей, как, напр., винные бочки, не считались принадлежностью.
Также точно и у нас по обычаю помещения для упаковки многих вещей нередко не считаются их принадлежностями и или оплачиваются особо при их купле-продаже, или же отпускаются вместе с вещами только по особому соглашению об этом при заключении сделки.
Кроме этих вещей, Мейер для примера принадлежностей вещей движимых указывает еще на рамы, как принадлежности вставленных в них картин, обивку, как принадлежность мебели, а Победоносцев указывает на ключ, как принадлежность замка, шомпол, как принадлежность ружья и проч.
Приводя примеры принадлежностей вещей движимых, Победоносцев, Шершеневич и Васьковский совершенно справедливо указывают, что в некоторых случаях принадлежностями этих вещей должны считаться также и акты на владение ими, когда таковые требуются или законом, как, напр., акты на владение кораблем, или обычаем, как, напр., аттестаты на заводских лошадей.
В праве римском, как на примеры принадлежностей одной движимой вещи к другой указывалось на паруса, как принадлежность корабля, на клетку, как на принадлежность птицы и проч.
Из наших коммерсиалистов Нерсесов, а также и сенат (реш. 1898 г. № 92) совершенно справедливо указывают, как на принадлежности процентных и дивидендных бумаг на выдаваемые при них талоны и купонные листы (О бумагах на предъявителя, стр. 109).
Есть, затем, указание в нашем законе, выраженное в правиле 431 ст. X т. и на естественные плоды и приращения из вещей движимых, на приплод и приращение животных, т. е. на доставляемые ими разные продукты, как, напр., шерсть, молоко, перья, яйца и проч., каковые плоды и приращения в силу этой статьи принадлежат собственнику животного; в случае же принадлежности самца и самки разным лицам, собственником приплода считается собственник самки, что совершенно согласно с правилом права римского — partus sequitur ventrem.
В чем, затем, должно заключаться собственно значение разделения вещей на главные и принадлежности по нашему праву, а равно каковы должны быть последствия этого разделения, того прямо в законе не указано. В 424 ст. X т. только сказано, что по праву полной собственности на имущество собственнику его должно принадлежать право и на все его принадлежности.
Несмотря на это обстоятельство, все наши цивилисты в отношении определения как, значения этого разделения вещей, так и его последствий единогласно выставляют те же положения, которые были выработаны в этом отношении правом римским.
Так, Морошкин говорит, что с приобретением во владение главной вещи должны поступать во владение и все ее принадлежности (О владении по начал. рос. закон., стр. 152), каковое положение выражает, очевидно, ту мысль, что принадлежность должна следовать судьбе главной вещи.
Это же положение повторяет Варадинов, утверждая, что при переуступке имущества одним лицом другому, к последнему вместе с главной вещью должны переходить и ее принадлежности, причем Варадинов прибавляет „даже в том случае, если бы в переуступочном акте о них ничего сказано не было“ (Исслед. об имущ. правах, вып. 3, стр. 49), каковое положение, очевидно, выражает собой то правило права римского, в силу которого считалось, что всякое изъявление воли относительно главной вещи должно касаться и ее принадлежностей.
Между тем, этими-то двумя положениями права римского, главным образом определялись, как значение этого разделения вещей, так и его последствия. Что эти самые положения должны быть приняты к руководству в этом отношении и у нас, то это утверждают и все наши позднейшие цивилисты, как, напр., Мейер (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 132), Думашевский (Жур. Мин. Юст., 1868 г., кн. 4, стр. 384, Юрид. Обозр.), Победоносцев (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 37), Оршанский в его обзоре кассационной практики (Жур. гр. и уг. пр., 1876 г., кн. I, стр. 135), Савельев (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 63—64), Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 118), Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 86) и Гамбаров в его статье „Вещь“ (Словарь юрид. и государ. наук, т. I, стр. 1808), а также и сенат (реш. 1887 г., № 109).
Подтверждением допустимости принятия и на самом деле к руководству у нас положений права римского, определяющих как значение разделения вещей на главные и принадлежности, так равно и последствия этого разделения могут служить некоторые данные, почерпнутые и из постановлений нашего закона.
Так, во-1-х, в Положении о порядке описи, оценки и продаже имуществ 25 июня 1832 г., показанном в числе источников действующих правил закона о принадлежностях недвижимых имуществ, сказано, что совокупно с недвижимым имением продаются и такие движимые вещи, кои без расстройства первого отделены от него быть не могут, т. е. вещи, составляющие его принадлежности, что указывает, что вещи эти при публичной продаже недвижимого имущества должны разделять его судьбу, как подлежащие продаже вместе с ним.
Во-2-х, эта же мысль проведена и в 1110 ст. нового устава гр. суд., в которой Савельев совершенно справедливо усматривает одно из оснований подтверждения того положения, что принадлежность и по нашему закону должна следовать судьбе главной вещи.
В-3-х, отчасти подкреплением правильности этого положения может служить еще и правило 399 ст. X т., в силу которого дома и всякого рода здания, воздвигнутые на родовой земле, как ее принадлежности, также должны быть квалифицируемы имуществом родовым, вследствие чего они, по совершенно справедливому замечанию Савельева (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12. стр. 63), Шершеневича (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 118), Васьковского (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 86) и сената (реш. 1884 г., № 75), должны в отношении наследования в них разделять судьбу тех земельных участков, на которых они воздвигнуты.
Сенат распространяет эти положения даже на вещи движимые, составляющие инвентарь недвижимого имущества, что, по совершенно справедливому замечанию Бараца, сделанному в его статье „О чужеземном происхождении большинства русских гражданских законов“, представляется, однако же, неправильным и недоступным, вследствие того, что вещи, составляющие инвентарь недвижимого имущества, в силу 401 ст. X т., должны быть признаваемы самостоятельными вещами движимыми, а не принадлежностями имущества недвижимого и, потому, как таковые в силу 398 ст. X т., ни в каком случае не могущие подлежать отнесению их к разряду имуществ родовых (Жур. гр. и уг. пр., 1885 г., кн. 9, стр. 79).
Ввиду приведенных постановлений нашего закона нельзя, кажется, не признать, что и ему не чужда та мысль, что значение разделения вещей на главные и принадлежности должно заключаться в том, что принадлежность должна следовать судьбе главной вещи.
В положении этом нельзя, впрочем, видеть безусловно непреложного и ни в каком случае неотменяемого правила; по крайней мере, некоторые из наших цивилистов, как, напр., Думашевский (Жур. Мин. Юст., 1868 г., кн. 4, стр. 384, Юрид. Обозрение), Оршанский (Жур. гр. и уг. пр., 1876 г., кн. 1, стр. 135), Савельев (Юрид. Вест., 1877 г., кн. 11—12, стр. 64), Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 118) и Гамбаров в его статье „Вещь“ (Словарь юрид. и государ. наук, т. 1, стр. 1808) утверждают, что принадлежность следует судьбе главной вещи в тех случаях, когда собственником ее в акте отчуждения не было оговорено противного, или же не было сделано им в отношении ее другого распоряжения.
Также сенат (реш. 1880 г., № 48 и друг.) и Микулин в его заметке по поводу дела о закладе чугунных колонн (Юрид. Вест., 1880 г., кн. 11, стр. 419) высказываются за допустимость со стороны собственника имущества распоряжения отдельно принадлежностями главной вещи, или за допустимость со стороны его отчуждения особо от принадлежностей главной вещи, или же последней без тех или других ее принадлежностей, что представляется совершенно основательным ввиду постановлений нашего закона, определяющих правомочия собственников имуществ на распоряжения ими; различие же, затем, во мнениях сената и Микулина по этому предмету заключается только в том, что они не одинаково определяют собственно тот момент, по наступлении которого в случае отдельного отчуждения какой-либо такой принадлежности недвижимого имущества, которая по отделении ее от недвижимости становится особой движимой вещью, принадлежность эта должна терять свойство принадлежности и затем, считаться особым имуществом движимым.
Именно, в то время, как по мнению сената (реш. 1877 г., № 167; 1878 г., № 216; 1880 г., № 265; 1887 г., № 109 и друг.), такого рода предметы, которые, составляя принадлежности недвижимых имуществ, могут быть отделены от них, как имущества движимые, получают значение самостоятельных движимых вещей только с момента действительного отделения их от недвижимости, по мнению Микулина, напротив, предметы эти должны почитаться за самостоятельные движимые вещи и до отделения их от недвижимости, уже в момент заключения сделки о их отдельном от недвижимости отчуждении (Юрид. Вест., 1880 г., кн. 11, стр. 409).
Из этих мнений правильным должно быть признано утверждение сената ввиду 401 ст. X т., которой только те разные произведения земли, как-то: хлеб, выработанные на заводе руды и проч. относятся к разряду самостоятельных движимых вещей, которые уже отделены от земли, каковое указание возможно по аналогии принять за руководство и по отношению вообще определения того момента, по наступлении которого и другие предметы в правиле этой статьи не поименованные, но составляющие принадлежности недвижимости, могут получать значение самостоятельных движимых вещей, за каковой момент и следует принимать именно момент их действительного отделения от недвижимости, а не момент соглашения о их отчуждении, как утверждает Микулин.
Следует, однако же, признать, что только особое распоряжение принадлежностями недвижимого имущества, отдельное от распоряжения им самим, должно быть почитаемо возможным только по отношению тех предметов, составляющих их принадлежности, которые могут иметь значение самостоятельных объектов права собственности по их отделении от недвижимостей, но не тех, которые, имея значение их принадлежностей, как, напр., большие реки и озера, к ним прилегающие, или же права угодий в чужом недвижимом имуществе, не могут иметь значения самостоятельных объектов этого права, не состоя в связи с тем имуществом, принадлежность которого они составляют, вследствие того, что по отношению распоряжения этими принадлежностями представляется совершенно немыслимым отступление от того общего принципа, в силу которого принадлежность должна следовать судьбе главного предмета.
Ввиду этого положения, и нельзя не согласиться с заключением Оршанского, высказанным им в обзоре кассационной практики сената (Жур. гр. и уг. пр., 1876 г., кн. 1, стр. 134) о том, что только те различного рода предметы, перечисленные в законе как принадлежности недвижимых имуществ, должны считаться принадлежащими собственнику их, пока противное не будет доказано, которые могут быть отделены от них и, затем, могут получить значение самостоятельных вещей движимых, так как только по отношению этих вещей представляется возможной принадлежность их другому лицу, независимо от права собственности на самую недвижимость.
Это же положение было высказано и сенатом во многих решениях, в которых он объяснил, что, напр., произведения земли, лес, а также построенные на ней здания должны считаться принадлежащими собственнику ее, пока не доказано противного, т. е. пока не доказано, что право собственности на них принадлежит другому лицу (реш. 1872 г., № 1254; 1874 г., № 136; 1885 г., № 125; 1894 г., № 76; 1896 г. № 54), причем сенат в одном из его решений даже объяснил, что решение по иску о целой вещи не может служить препятствием к предъявлению впоследствии иска о какой-либо из ее принадлежностей, напр. о построенном на отчужденной земле строении, вследствие того, что доказательство принадлежности последнего другому лицу должно считаться допустимым и после вступления в законную силу решения о целой вещи.
Только, следовательно, по отношению этих вещей, как принадлежностей недвижимых имуществ может считаться допустимым отступление от начала — принадлежность следует судьбе главного имущества, но не тех, которые не могут быть самостоятельными объектами права собственности, отдельно от того недвижимого имущества, принадлежность которого они составляют.
Уложение саксонское, как мы видели выше, распространяет действие этого принципа не только на предметы, являющиеся принадлежностью другого имущества, в момент заключения сделки о последнем, но и на те предметы, которые были бы присоединены к главной вещи, как ее принадлежность, и после заключения сделки до момента ее реализации.
Возможно, кажется, принять к руководству это положение и у нас, вследствие того, что и у нас главнейшее значение по отношению перехода прав на имущество имеет именно момент исполнения или реализации сделки, а не момент ее совершения.
Принятие к руководству этого положения может иметь в особенности весьма существенное значение по отношению определения состава принадлежностей недвижимых имуществ, переходящих по духовным завещаниям, вследствие иногда довольно значительного промежутка между моментами их совершения и приведения в исполнение, в течение которого состав принадлежностей имущества может терпеть значительные перемены, каковые, однако же, при руководстве этим положением по отношению их определения, могут и не влечь особенно невыгодных последствий для наследников.
К разряду принадлежностей недвижимых имуществ наш закон, как мы видели несколько выше, относит также и произведения, на поверхности земли обретающиеся, т. е. приносимые ею плоды, пока они не отделены от недвижимости; а как о плодах, приносимых имуществом движимым он упоминает о приплоде и приращении животных.
В отнесении собственно произведений земли, заключающихся в плодах, к разряду принадлежностей недвижимого имущества Мыш в его обзоре кассационной практики сената справедливо усматривает недопустимое смешение принадлежностей имущества и плодов его, которые составляют собственно органический продукт вещи, который вещь дает согласно ее назначению, без нарушения ее целости, и которые суть естественные ее плоды; между тем, как все другие доходы или прибыли, приносимые вещью, относятся к разряду плодов гражданских (Жур. гр. и уг. пр., 1887 г., кн. 9, стр. 27).
К разряду принадлежностей недвижимого имущества произведения земли могут быть относимы, однако же, по совершенно справедливому замечанию Победоносцева (Курс гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 43) и сената (реш. 1884 г., № 108), только до тех пор, пока они не отделены от земли, после чего они получают значение, в силу 401 ст. X т., самостоятельных вещей движимых.
Такое раздвоение в квалификации произведений земли, заключающихся в ее плодах, не может, кажется, не служить основанием тому заключению, что и по нашему закону может быть установлено, смотря по отношению плодов к недвижимости, разделение их на плоды еще не собранные или находящиеся еще в соединении с главной вещью — fructes stantes или pendentes, в каковом состоянии они квалифицируются нашим законом еще принадлежностями недвижимости, и плоды от нее отделенные или уже собранные — fructes percepti.
Затем, представляется возможным разделение плодов, собственно уже собранных, и у нас, согласно указания права римского, на плоды наличные — fructes extantes, когда они находятся еще налицо у лица, их собравшего, и плоды потребленные — fructes consumti, когда они или им потреблены, или же отчуждены.
Основанием к принятию этого последнего разделения плодов у нас могут служить отчасти,
во-1-х, правило 620 ст. X т., указывающее те предметы и доходы, которые недобросовестный владелец обязан возвратить собственнику имущества и в числе которых поименованы и произведения земли и плоды животных, которые подлежат возвращению в натуре, если они налицо, т. е. когда они еще суть fructes extantes, и
во-2-х, правило 621 ст. X т., возлагающее на обязанность недобросовестного владельца уплатить собственнику имущества стоимость тех предметов, перечисленных, между прочим, и в статье предыдущей, которые бы не оказались налицо при возвращении имущества, т. е. которые были бы уже недобросовестным владельцем потреблены или отчуждены, каковая уплата представляется, очевидно, эквивалентом плодов потребленных — fructes consumti.
Из 620 ст. нельзя, затем, не извлечь указания также и на то — какие собственно предметы должны быть почитаемы по нашему закону за естественные плоды животных, — это именно их приплод, шерсть, молоко, масло и тому подобное, так как возвращение именно этих предметов, как плодов и прибылей от животных, собственнику имущества правило этой статьи вменяет в обязанность недобросовестному владельцу его.
Какие, затем, из произведений земли следует относить к разряду собственно плодов ее, мы видели уже несколько выше, причем мы указали, что лес может быть почитаем за плоды имущества только при известных условиях, а всякие ископаемые, напротив, за плоды имущества никогда почитаемы быть не должны.
По мнению Варадинова, напротив, и эти последние произведения земли должны быть относимы, подобно плодам ее или произведениям на ее поверхности обретающимся, к разряду таких предметов, право на добывание которых, с целью извлечения от них доходов, должно принадлежать пользователю имущества, даже в том случае, когда бы актом установления его пользования ему не было предоставлено право на добычу их (Исслед. об имуществ. правах, вып. 3, стр. 55).
Утверждение это представляется, однако же, вполне неправильным ввиду невозможности относить ископаемые к разряду таких плодов земли, которые по их природе возобновляются периодически.
Впрочем, и сам Варадинов в дальнейшем изложении противоречит выставленному им заключению, утверждая, что пользователю имущества не может принадлежать право на разработку таких ископаемых, добыча которых была уже начата самим хозяином имущества, если право на их разработку не было предоставлено ему актом установления его пользования. Но какое, спрашивается, различие можно усмотреть между обоими этими случаями, которое могло бы быть обусловлено различием и в самом значении ископаемых.
С другим утверждением Варадинова, что к разряду плодов недвижимых имуществ, как их произведения, должны быть относимы также водящиеся в водах имущества рыбы и другие животные, а также находящиеся в его лесах дикие животные и птицы, напротив, нельзя не согласиться, ввиду того, что пользование этими предметами, как возобновляющимися, представляется вполне возможным, как его плодами, без нарушения целости и ценности самого имущества.
Правом римским плоды, смотря по тому — производятся ли они одними силами природы, или же с содействием человека, разделялись еще на плоды чисто естественные — fructes naturales и плоды промышленные — fructes industriales.
Согласно этому разделению их и у нас Варадинов отличает от плодов чисто естественных, только что перечисленных, плоды промышленные, к категории которых он относит произведения или изделия мануфактур, фабрик и заводов какого бы то ни было рода.
Наш закон эти вещи относит правилом 401 ст. X т. к разряду самостоятельных имуществ движимых, но несомненно, что они, как продукты заводского производства, могут быть квалифицируемы и как промышленные плоды их.
От этих плодов Варадинов, согласно праву римскому, совершенно основательно предлагает отличать и у нас плоды гражданские или доходы, которые доставляет имущество посредством гражданских сделок по поводу его, как, напр., плата, получаемая от отдачи его в наем, или проценты, получаемые от отдачи его в заем и проч. (Исслед. об имущ. правах, вып. 3, стр. 56—57).
Доказательством тому, что и наш закон отличает от плодов естественных плоды гражданские или доходы от разных сделок по имуществу, могут служить,
во-1-х, правило 425 ст. X т., которое указывает, что собственнику имущества принадлежат не только плоды его, но и доходы и разные от него прибыли;
во-2-х, правило 620 ст. X т., которое, как о таких доходах, которые недобросовестный владелец имущества обязан возвратить его собственнику, упоминает, между прочим, о получаемой им за имущество наемной плате или оброке, деньгах, получаемых за отдачу в наем домов, прибылях, полученных от принадлежащих к имуществу рыбных ловлей и проч., и
в-3-х, правило 641 ст. X т., обязывающее недобросовестного владельца капиталов при возвращении собственнику их уплачивать ему 6% за все время их удержания.
Относительно процентов, как вознаграждения за пользование или за лишение пользования известным количеством заменимых вещей, нельзя не заметить еще, что и у нас, подобно тому, как и по праву римскому, основанием их платежа могут служить или юридические сделки, или же предписания закона, доказательством правильности какового положения могут служить,
во-1-х, правило 2020 ст. X т., говорящей о договорных процентах, назначаемых к платежу за пользование чужим капиталом по договору займа;
во-2-х, правило 2022 ст. X т., которым самим законом назначается в известном размере платеж процентов в случае просрочки со стороны заимодавца в платеже полученной им по договору займа ссуды, и в-3-х, правило 641 ст., которым также самим законом назначается размер процента, следуемого к платежу со стороны недобросовестного владельца чужого капитала за лишение пользования им собственника его.
Наконец, из наших цивилистов Нерсесов (О бумагах на предъяв., стр. 143) к числу доходов, как юридические или гражданские плоды имущества, относит также выигрыши, упадающие при тиражах на билеты внутреннего с выигрышами займа, которые он считает за подобие fructes civiles последних.
Заключение это нельзя не признать совершенно правильным ввиду 425 ст. X т., предоставляющей собственнику имущества право на все приносимые им плоды, доходы и прибыли, под категорию которых могут быть подведены и выигрыши, упадающие на билеты внутренних займов, и ввиду какового правила никак нельзя согласиться с утверждением сената, чтобы по неопределительности его нельзя с точностью сказать, что̀ наш закон разумеет под доходами имущества и можно ли к категории доходов относить выигрыши, упадающие на означенные билеты, вследствие чего и определение в каждом конкретном случае — можно ли те или другие прибыли относить к разряду плодов имущества должно быть предоставлено усмотрению суда, решающего дело по существу (реш. 1879 г., № 177).
Из этого же решения сената также видно, что Казанская судебная палата выигрыш по билету не признала за такую прибыль от него, которая может быть относима к разряду доходов, во-1-х, ввиду ее случайности, и во-2-х, ввиду того, что за доходы следует будто бы признавать только периодически получаемые прибыли от имущества, обусловливаемые самим предназначением имущества к извлечению из него известного рода прибылей.
Рассуждение это представляется, однако же, вполне неосновательным ввиду правила 425 ст., нисколько не различающей прибыли случайные и периодические, вследствие чего те и другие одинаково могут быть подведены под понятие гражданских плодов имущества, коль скоро прибыли эти следуют по гражданской сделке собственнику имущества за пользование им, или же за лишение пользования им, к категории каковых прибылей не могут не быть, относимы, напр., неустойка за неисполнение обязательств, а также и разного рода премии вроде выигрышей по билетам, платежом которых был обусловлен и самый заем по ним при их выпуске.
