1. Так как никто не может передать другому такого права, какого не имеет[1], то отчуждение вещи обладает юридической силой только в том случае, когда оно совершено ее собственником. Напротив, если вещь отчуждена другим лицом, помимо разрешения собственника, то последний вправе потребовать ее возвращения от всякого, у кого ее найдет (Х, 690).
2. Римское право проводило это положение со строгой последовательностью.
Как показал Карлин, мнение глоссаторов, повторяемое и современными романистами, будто из этого принципа допускался целый ряд изъятий, совершенно ошибочно[2]. Напротив, при ближайшем исследовании оказывается, что, по классическому праву, передавать право собственности мог только сам собственник.
Если же вещь переходила помимо его воли к другому лицу, то она могла быть отнята во всякое время. “Где я нахожу мою вещь, там и беру ее”, – говорит римский юрист (ubi rem meam invenio, ibi vindico).
3. Но уже в древней Германии это право собственника подверглось ограничению.
Именно, в тех случаях, когда собственник лишался вещи против своей воли (путем кражи, потери), за ним сохранялось право отнимать ее от каждого, у кого она окажется; напротив, если вещь была передана самим собственником другому лицу (в залог, напрокат, для поклажи) и если это лицо продало вещь, то покупатель получал на нее право собственности, а первоначальный хозяин мог только требовать вознаграждения с того, кто самовольно распорядился вещью[3].
Выработанное древнегерманским правом начало было сохранено и развито партикулярными кодексами и перешло в современное законодательство цивилизованных государств Западной Европы.
Саксонское уложение (295-297, 315) в принципе держится римской точки зрения, но допускает ряд отступлений от нее. Так, иск о праве собственности на деньги и безыменные бумаги не может быть направлен против лица, добросовестно приобревшего их от несобственника.
Что касается остальных движимых вещей, то лица, приобревшие их с публичного торга или от профессионального продавца, могут требовать, чтобы собственник, отнимающий у них вещь, возместил им уплаченную за нее цену.
Такие же приблизительно правила установлены и в прусском законодательстве (I, XV, 42-53), с той разницей, что вещи, приобретенные с публичного торга и от казны, во всяком случае остаются за покупателем и не могут быть требуемы даже за вознаграждение и что деньги на предъявителя должны быть приобретены не только добросовестно, но и возмездно.
Австрийское уложение (366-368, 371) отличается от прусского в трех пунктах: 1) оно не допускает отнятия вещей, купленных не только с публичного торга, но и на рынке, 2) не упоминает о казне и 3) сохраняет приведенное выше постановление древне-германского права, требуя, однако, чтобы чужая вещь была приобретена добросовестно и за вознаграждение, а не безвозмездно.
Французское законодательство (2279-2280) мало чем отличается от германских. Если собрать вместе случаи, когда оно запрещает собственнику отнимать свою вещь, то получится следующее положение: все вещи подлежат отобранию, кроме:
1) бумаг на предъявителя,
2) вещей, купленных с публичного торга или на рынке (за исключением потерянных или украденных, которые возвращаются за вознаграждение),
3) приобретенных добросовестно от лица, которому были вверены самим собственником, и
4) утраченных или украденных по истечении трех лет со времени потери или похищения.
Постановления французского права приняты также с незначительными изменениями итальянским (707-709, 2146), испанским, португальским, швейцарским, бельгийским, голландским и многими южно-американскими кодексами[4]. Английское право пришло самостоятельным путем приблизительно к тем же выводам, как и континентальные законодательства[5].
4. Таким образом, все законодательства стремятся оградить в большей или меньшей степени интересы лиц, добросовестно приобретающих движимые вещи от несобственников.
В основе этой тенденции лежат следующие соображения. Движимости легко переходят из рук в руки. Поэтому чрезвычайно трудно и зачастую даже невозможно определить с достоверностью, кто собственник данной вещи.
Единственным объективным признаком права данной собственности является в большинстве случаев фактическое владение ею: кто владеет вещью, тот предполагается собственником, пока не доказано противное (Х, 534).
Следовательно, если третье лицо приобретает вещь от фактического владельца, добросовестно приняв его за собственника, то справедливо и целесообразно признать право собственности за ним, предоставив прежнему собственнику требовать вознаграждения с владельца, самовольно распорядившегося его вещью.
5. С введением регистрации вещных прав возникла настоятельная потребность в подобном же ограждении интересов лиц, которые приобретают недвижимые имущества, добросовестно полагаясь на поземельные книги. Эта потребность тоже удовлетворена современными законодательствами: ради нее, главным образом, установлен принцип публичности.
6. Юридическая конструкция указанных случаев передачи права собственности помимо воли собственника весьма спорна в литературе.
В данном случае возникает следующая задача. С одной стороны, основной принцип гражданского права гласит: “никто не может передать другому такого права, какого сам не имеет”. Отсюда следует, что только собственник в состоянии передать право собственности на свою вещь и что если вещь попала в руки постороннего лица помимо согласия собственника, то он вправе отнять ее.
С другой стороны, законодательства, под влиянием настоятельных потребностей гражданского оборота, запрещают во многих случаях отнимать вещи у лиц, добросовестно приобревших их от несобственников. Как примерить и объяснить такое резкое противоречие?
По взгляду некоторых авторов[6] и законодательств[7], право собственности остается за прежним собственником, который, однако, лишается права предъявлять к добросовестному приобретателю иск о возвращении вещи (виндикацию). Таким образом, все дело сводится к простому ограничению виндикации.
Это объяснение противоречит фактам, так как в разбираемых случаях собственник действительно лишается права собственности, которое всецело и бесповоротно переходит к добросовестному приобретателю.
По другому мнению[8], добросовестный приобретатель получает право собственности путем передачи, вопреки принципу “никто не может передать и пр.”. Но этот принцип вытекает из самого понятия гражданских прав и не допускает никаких изъятий.
Третья группа писателей видит в данном случае особый вид давности. Именно, в лице добросовестного приобретателя соединяются три условия, необходимые для давности: владение, добросовестность и законный способ приобретения. Недостает только истечения времени: срок доведен до нуля, до мгновения. Следовательно, в данном случае имеется мгновенная давность[9].
Но понятие мгновенной давности заключает в себе глубокое внутреннее противоречие. Истечение определенного времени служит одним из основных признаков давности, и уничтожить его – значит разрушить самое понятие давности. Мгновенная давность столь же немыслима, как безвозмездная купля, бесцветная желтизна, беззвучная мелодия.
Наиболее правильное воззрение состоит в том, что добросовестный приобретатель получает право собственности в силу особого, неизвестного римскому праву способа[10], которому можно дать название “квалифицированного овладения”[11] ввиду того, что он состоит в приобретении владения вещью, обставленном некоторыми условиями (квалифицированном), как-то: добросовестностью, возмездностью (по некоторым кодексам) и пр.
По отношению к недвижимости квалифицированное завладение заменяется квалифицированной записью в поземельную книгу.
Квалифицированное завладение относится к первоначальным способам приобретения права собственности. В силу его у добросовестного приобретателя вещи возникает право собственности.
В тот же момент прекращается право собственности прежнего хозяина, так как, по общему началу, двух прав собственности на один предмет не может быть. Ближе всего квалифицированное овладение подходит к давности, отличаясь от нее, главным образом, отсутствием требования срока.
7. Наш закон не упоминает о квалифицированном овладении. Но на самом деле оно ему известно.
Так, по ст. 1061 гр. суд., движимые вещи, проданные с публичного торга, “во всяком случае оставляются за покупщиком”. Это значит, что лицо, купившее движимость с публичного торга, приобретает на нее право собственности безразлично, принадлежала ли данная вещь должнику или нет.
Поэтому если за долг одного лица продано движимое имущество другого, то прежний собственник не может требовать возвращения этого имущества, а имеет право взыскивать его стоимость с должника или взыскателя, к которому поступила вырученная от продажи цена (76/348; 76/6; 81/93).
Точно так же по ст. 1301 Х т., если имущество будет продано наследниками по закону до открытия спора о наследстве, то продажа остается действительной, хотя бы суд признал собственниками имущества наследников по завещанию.
Сенат применил эту статью к однородным случаям, когда имущество продано наследником по завещанию или душеприказчиком до открытия спора со стороны законных наследников (91/105; 90/43; 80/101; 76/46).
Наконец, третий случай указан в ст. 569 уст. суд. торг. Согласно ей, несостоятельный должник, который самовольно продал товары, вверенные ему другим лицом для отправления в место их назначения, предается суду, но товары остаются в собственности покупателя, если только последний действовал добросовестно.
Судебная практика распространила эту статью по аналогии на всех, кто добросовестно приобретает движимость от лица, которому она вручена собственником на сохранение, в виде залога и пр. (84/6; 80/291, 302, 303; 78/25).
Исключение составляют вещи, вышедшие из рук собственника путем преступления: они подлежат отобранию даже от добросовестных приобретателей и возвращаются законному собственнику (78/181; 68/803).
Вопрос о пределах допустимости виндикации движимых вещей от их добросовестных приобретателей крайне спорен в нашей литературе[12].
Правильное мнение состоит в следующем. По общему принятому нашим законом началу, каждый собственник имеет право отыскивать свое имущество из чужого неправильного владения (Х, 691), все равно, добросовестно ли оно или нет (Х, 609). Отсюда следует, что как недобросовестный, так и добросовестный приобретатель движимости от несобственника обязаны возвратить ее настоящему собственнику.
Из этого общего правила сделано несколько изъятий (в ст. 1301 Х т., 1061 уст. гр. суд. и 569 уст. суд. торг.), которые, будучи установлены для специальных случаев, не подлежат применению по аналогии.
Что касается ст. 612, 613, 615, 634 и 640 Х т., предоставляющих законному собственнику имущества требовать с владельца вознаграждение за все отчужденные последним части и принадлежности этого имущества, то их нужно понимать не в том смысле, будто отчужденные вещи остаются бесповоротно за приобретателем их, а в том смысле, что собственнику предоставляется на выбор: либо на основании ст. 609 и 691 потребовать возвращения своих вещей натурою от добросовестного приобретателя, либо взыскивать с незаконного владельца стоимость этих вещей.
Это правило должно иметь силу как для движимостей, так и для недвижимостей[13]. Но сенат применяет его только к недвижимостям (82/65; 80/272), распространяя на все движимости правила квалифицированного овладения.
[1] Пестржецкий (“Журн. Мин. Юст.”, 1860, кн. 1); Окс. Виндикация (“Журн. гр. и уг. пр.”, 1874, кн. 2 и 3); Люстих (там же, 1878, кн. 3, проток.); Лыкошин (там же, 1888, кн. 4); Щегловитов (там же, 1890, кн. 2); Елеонский (там же, 1893, кн. 1); Загоровский (“Юр. Вестн.”, 1890, кн. 7–8); Перевощиков (там же, 1886, N 6–7); Васьковский (“Журн. Мин. Юст.”, 1895, кн. 1).
Carlin. Niemand kann auf einen Andern mehr Recht ubertragen, als er selbst hat, 1882; Randa, #13.
[2] Carlin, 39–42.
[3] Это постановление, встречающееся во всех древнегерманских законах, было даже выражено народом в целом ряде поговорок: “Trau schau wem”, “Hand wahre Hand” и др. Carlin, 43, 44.
[4] Codigo civ. espagn., art 464; Codigo civ. portug., art. 534; Das Schweizerische Obligationenrecht, art. 205, 206, 207, 213, 218; Code civ. belge, art. 2279, 2280; Carlin. I. c., 58, Anm. 192, 78 ff.
[5] Stephen. New commentaries, II, 52, 72, ss.; Smith. A manual of Common Law, 1887, 245–248, 318, 558 ets.
[6] В нашей литературе его приняли Окс, Щегловитов, Перевощиков, Анненков и др.
[7] Именно, прусского, саксонского, французского, итальянского, испанского и пр.
[8] Азаревич. Система рим. пр., 384; Загоровский. Ук. ст.
[9] Теория “мгновенной давности” (prescription instantanée) выставлена и развита французской юриспруденцией. Carlin, 103–109; Laurent. Princ. du dr. civ., t., XXXII, 554 ss.
[10] Exner, 58–72, Laurent, I. c., 554–560; Carlin, I. c. и др.
[11] Это название предложил Carlin (qualificirte Besitzerlangung).
[12] Обзор мнений сделан г. Анненковым (284–297).
[13] Анненков, 299–300.
