Литература: Rénouard, Traité des faillites, т. I, 1842, стр. 28 и след.; Huvélin, Essai historique sur le droit des marchés et des foires, 1897, стр. 486-496; Guillon, Essai historique sur la législation française des faillites et banqueroutes avant 1673, 1904.
I. Первые меры. Под влиянием итальянских купцов, распространивших свою торговую деятельность на важнейшие города южной Франции, известные своими ярмарками, перешли в эту страну и многие положения итальянского конкурсного права.
Итальянские купцы требовали от местных властей предоставления им того же обеспечения прав, каким пользовались они на своей родине[1]. Французские государи, сильно дорожившие развитием ярмарочной торговли ввиду даваемых ею доходов, понятно, спешили удовлетворить этим требованиям иностранцев.
Предпринятые французскими королями меры против несостоятельности имели прежде всего уголовный характер. В основе законов того времени лежало предположение о злонамеренности всякой несостоятельности.
Первым законом в области конкурсного права является указ Франциска I, данный 10 октября 1536 года, который содержит следующие распоряжения. “Против банкротов должно быть строгое производство посредством расследования, призыва в суд, очной ставки со свидетелями, для раскрытия обманов и злоупотреблений, допущенных ими, их приказчиками; посредством обнаружения их образа жизни и сделок, как предшествовавших, так и позднейших; времени, когда они стали несостоятельными; вреда и убытков, какие они причинили лицам, которым обязались работать; их следует подвергнуть телесному наказанию, наложить на них ошейник и поместить у позорного столба”.
Вторым законом, относящимся к той же области, представляется указ Карла IX, изданный в 1560 году. Предписывая строгое и примерное наказание в отношении банкротов, закон предусматривает случаи подложного переукрепления имущества со стороны несостоятельного при помощи подставных лиц.
Таким банкротам, а также их соучастникам закон угрожает конфискацией имущества и членовредительством без всякого снисхождения. Указ 1579 года, изданный Генрихом III, только подтвердил эти постановления.
Интересное явление представляет распоряжение того же Генриха III, последовавшее 25 июня 1582 года и предписывавшее назначение особой комиссии из трех членов для просмотра всех дел о несостоятельности, имевших место за последние 20 лет. Необходимость этой меры объясняется во введении к закону следующими мотивами.
“Мы получили немало жалоб на дела о несостоятельности и банкротстве, которые становятся теперь более частыми в нашем государстве, чем в прежнее время; одни из них достойны сожаления, когда возникают вследствие убытков, причиненных недавними волнениями в нашей стране, или вследствие кораблекрушений, кражи или иных несчастных событий; другие достойны примерного наказания, потому что делаются со злым намерением теми, которые, не потерпев никакого ущерба, скрывают обманным образом свое имущество, обременяют его притворно залогами, перевозят его за границу, а потом и сами бегут”.
Таким образом, в этом законе мы видим различие несчастной и злостной несостоятельности. Согласно с понятиями того времени, неосторожное банкротство должно было приблизиться скорее к злостной, чем к несчастной несостоятельности.
Другой характер носит указ 1609 года, изданный при Генрихе IV. Этот закон был направлен на гражданские последствия несостоятельности, а не на уголовное преследование банкротов, как прежние указы французских королей.
“Так как в большинстве случаев банкротства производятся с целью обогащения детей и наследников, и должники, чтобы скрыть лучше свое злое намерение, совершают передачу имущества детям своим и наследникам или иным близким друзьям, ввиду этого мы объявляем ничтожными и не имеющими силы все такие передачи, продажи, дарения движимого и недвижимого имущества, совершенные непосредственно или косвенно с целью повредить кредиторам”.
В этих словах заключается признание начал, установленных в actio Pauliana. Этот закон, признавая ничтожность указанных распоряжений, в то же время угрожал штрафом всем соучастникам.
Одновременно запрещалось действительным кредиторам под страхом потери их прав вступать в какие-либо соглашения, сделки с банкротами и давать им отсрочки; предписывалось преследовать их судебным порядком с правом даже собственной силой задержать пытающихся бежать.
Снова строгие угрозы банкротам встречаются в законе 15 января 1629 года. Вместе с тем этот закон вводил положение, несколько смягчающее прежнее суровое постановление. Дело в том, что в практике давно допущена была возможность cessio bonorum.
Но к такому способу разрешения вопроса относились крайне недоверчиво. Оно было только терпимо, но не пользовалось уважением. Поэтому лица, прибегнувшие к ней, должны были подвергнуться какому-нибудь внешнему позорному клеймению.
“Их облекали в различные странные костюмы, в одном месте надевали на голову какой-нибудь цветной, чаще всего зеленый, колпак, в другом – корзину, в ином прицепляли ярлык, им клали на шею железное ожерелье, их выставляли к позорному столбу, в иных местах за ними бежали мальчишки с криком и свистом, таща пустые мешки и кошельки”[2].
Закон 1629 года освободил от подобного позора тех из уступивших добровольно свое имущество, которые стали несостоятельными по несчастному случаю и без всякого обмана.
Особенное зло для торговли, для кредита составлял в то время обычай государей предоставлять собственной властью должникам отсрочку в исполнении их обязательств[3].
Первоначально это делалось в виде общей меры по какому-нибудь особенно выдающемуся случаю; так, наприм., Филипп-Август предоставил подобную льготу всем должникам-христианам в отношении их кредиторов – евреев, точно так же Людовик Святой дал трехлетнюю отсрочку от всех должников, выступавших в крестовый поход.
Но впоследствии эта мера стала применяться и по единичным случаям, посредством выдачи особых грамот, называвшихся lettres de répit. Ввиду массы злоупотреблений, порожденных выдачей подобных грамот, знаменитый ордонанс 1667 года, не отменив их совершенно, ввел некоторый порядок в их применении.
II. Конкурсное право ордонанса 1673 года. Не менее известный ордонанс 1673 года, имевший своей задачей, подобно сейчас указанному, способствовать централизации власти путем объединения права, впервые соединил в одно отдельные, существовавшие до того времени, постановления.
Хотя он предназначался для регулирования вообще торговых отношений, но главной его целью было, как это признал сам законодатель, охранить взаимное между купцами доверие и обеспечить их от обманов.
Согласно с этим первый французский торговый кодекс, как называют ордонанс 1673 года, уделяет вопросу о несостоятельности особый раздел (XI), состоящий из 13 статей. Следует признать, однако, что постановления кодекса о несостоятельности являются крайне слабыми, не вносящими почти ничего нового сравнительно с предшествовавшими указами.
Ордонанс определял день открытия несостоятельности днем бегства должника или наложением печатей на его имущество. Должники обязывались к представлению своим кредиторам точной описи всего имущества. Следуя указу 1609 года, кодекс признавал недействительность за всеми распоряжениями, совершенными должником во вред верителей.
В собрании кредиторов большинство своим постановлением обязывало меньшинство, причем вопрос решался не числом кредиторов, а величиной принадлежащих им требований[4]. Кредиторам предоставлялось право выбора администраторов, которым вверялось имущество несостоятельного для продажи его. Ордонанс определял смертную казнь злостным банкротам и крупный денежный штраф всем его соучастникам.
Постановления о несостоятельности, содержавшиеся в ордонансе, не дают никаких указаний на то, чтобы конкурсный процесс мог быть применим только к купцам. Однако, именно потребности торгового оборота создали правила о порядке равномерного удовлетворения кредиторов несостоятельного должника.
В жизни, по-видимому, и не возбуждался вопрос о возможности распространения этих правил на лиц, не причастных к торговле, потому что действительность исходила из наиболее частых случаев[5].
Применительно к такому взгляду составителей ордонанса, практика того времени ввиду громадного фактического преобладания торговой несостоятельности над неторговой, смотрела на постановления кодекса как на относящиеся только в несостоятельности торговой[6].
III. Законодательство XVIII века. В промежутках между изданием кодекса 1673 и появлением торгового уложения 1808 года французское конкурсное право не только не остановилось в своем поступательном движении, но, напротив, выработало за это время некоторые существенно важные, основные положения в учении о несостоятельности.
В этом отношении особенный интерес представляет закон 18 ноября 1702 года. Мы видели, что первоначально в законе 1609, а потом в кодексе 1673 года была признана недействительность распоряжений, совершенных во вред кредиторам. Но вскоре на практике обнаружилась недостаточность этой меры для обеспечения прав верителей.
“Часто совершаются большие злоупотребления при несостоятельности купцов в виде передачи, переукрепления, принятия обязательств и других подложных действий при помощи стачки с некоторыми из кредиторов или совершения новых долгов или судебных решений, которые нарочно допускаются накануне несостоятельности с той целью, чтобы предоставить одним преимущества перед другими, что создает споры между прежними и новыми кредиторами, настоящими и подставными, и производит большие убытки”.
Ввиду этого закон 1702 года постановляет, что все передачи, распоряжения и сделки, а также судебные решения против должника, совершенные в течение последних 10 дней перед открытием несостоятельности, должны быть признаны недействительными. Постановление это было заимствовано из права города Лиона, куда оно проникло из Италии.
Выступая навстречу вновь обнаружившихся на практике злоупотреблений, законодатель в указе 13 сентября 1739 года предписывает, чтобы при открытии конкурсного производства не допускались требования кредитора, прежде чем они не будут проверены судом при участии сведущих в том деле купцов.
Необходимость этой меры законодатель объясняет тем, что при беспорядке в торговых книгах и неопытности судей подложные кредиторы легко добиваются допущения их требований к участию в конкурсе.
В это же время произошла передача дел о несостоятельности из общих судов специальным, коммерческим. После некоторых колебаний это положение было окончательно признано законом 10 июня 1715 года.
Исключение было сделано только для Парижа ввиду чрезвычайного обременения коммерческого суда, а потому дела о несостоятельности были поручены прэво города Парижа. Впрочем, это исключение продержалось недолго.
В течение целого столетия, в котором действовал первый кодекс, промышленность и торговля настолько ушли по пути развития, что явилась потребность в пересмотре торгового законодательства. Необходимость реформы была осознана еще в дореволюционную эпоху и почти накануне грозных событий учреждена была комиссия для просмотра торговых законов.
IV. Законодательство Наполеона I. Изменения экономического порядка, последовавшие вследствие признания новых политических начал, а также открытие новых рынков, приобретенных французским оружием, выдвинули еще более настоятельность новой кодификации торгового законодательства.
Особенно эта потребность обнаруживалась в отношении конкурсного права, как это было впоследствии признано при обсуждении проекта в государственном совете. “Необходимость новых постановлений о несостоятельности была главным мотивом, побудившим к созданию нового торгового кодекса”[7].
Действительно, новый кодекс 1807 года, содержавший в третьей книге постановления о несостоятельности, в этом отделе представляет наибольшие уклонения от прежнего права, тогда как остальные части мало отступают от кодексов 1673 и 1681 годов.
Проекту суждено было вынести много странствований, пока, наконец, те же дела о несостоятельности не ускорили его появления в форме закона. Большое число банкротств произвело значительное расстройство в торговых делах и обратило на себя внимание Наполеона, особенно по той причине, что в числе несостоятельных было немало казенных подрядчиков[8]. Предписав из-за границы ускорить движение проекта, Наполеон и сам впоследствии принял участие при обсуждении его в государственном совете.
Когда был поднят вопрос о том, должно ли предполагать в каждой несостоятельности злой умысел или нет, Наполеон высказался в положительном смысле. “При современных правах, – говорил он, – строгость представляется необходимой; банкроты составляют богатства, не теряя чести, и это-то необходимо искоренить.
Пусть банкрот не имеет победоносного вида или по крайней мере не относится к своему положению со спокойствием и полным равнодушием, пусть же хоть перед обществом он покажется удрученным, потерпевшим большое несчастье; а так как установился в жизни другой порядок, то необходимо изменить его. Такого действия можно достигнуть заключением в тюрьму.
Во всякой несостоятельности существует состав преступления, потому что банкрот причиняет вред своим кредиторам. Возможно, конечно, отсутствие злого намерения, хотя и редко, – во всяком случае несостоятельный сумеет оправдаться. Капитан, потерявший судно, хотя бы вследствие бури, заключается в тюрьму; если будет признано, что гибель судна была случайна, – его освобождают”.
Наполеон выразился также по вопросу об ответственности жены за долги мужа. “Было бы желательно, – высказался великий полководец, – чтобы жена во всех случаях разделяла несчастие мужа: так как она призвана к тому самою природою вещей, как и к участию в его удачах”. Эти взгляды императора не остались без влияния на характер кодекса.
Новый торговый кодекс внес много улучшений в существовавшее до сих пор конкурсное право, обеспечивая в большей степени интересы кредиторов. Так, признано было необходимым для избежания злоупотреблений лишить должника права распоряжения своим имуществом со времени его несостоятельности.
Основным признаком несостоятельности было признано прекращение должником платежей. Закон ввел совершенно новые постановления относительно наложения ареста на имущество должника, назначения судьи-комиссара, попечителей, поверки требований, продажи вещей, входящих в состав имущества, мировых сделок, раздела.
Вместе с тем характер нового кодекса по вопросу о несостоятельности, отражая на себе идеи Наполеона, представляется чрезмерно суровым. Закон, хотя и признает три вида несостоятельности, однако, всюду относится подозрительно к несостоятельным, предполагая везде обман.
Исходя из этого взгляда, кодекс предположил такое свойство за всеми распоряжениями должника, совершенными в последние 10 дней перед открытием конкурсного производства.
Вместе с объявлением лица несостоятельным закон предписывал немедленное заключение должника в тюрьму или домашний арест. Результатом последнего постановления было то, что несостоятельные постоянно скрывались и тем преграждали возможность к ознакомлению с положением их имущества[9].
Строгость постановлений торгового кодекса привела к самым нежелательным результатам. “Опыт обнаружил, что при господстве кодекса дела о несостоятельности возникали и оканчивались помимо закона, несмотря на потери и обманы, с какими сопряжено такое тайное производство. Законный порядок, правильно организованный, представляется гарантией прав всех лиц и равенства между кредиторами.
Вместо того, чтобы прибегать под защиту закона, лица заинтересованные бежали от него; из этого факта, действительность которого была вне сомнения, можно было извлечь заключение о неудовлетворительности закона”[10].
При установлении положений конкурсного права законодатель обязан стремиться прежде всего к равному удовлетворению всех кредиторов, к устранению всяких преимуществ, но это не должно заставлять его забывать об интересах самого должника, иногда совершенно случайно впадающего в несостоятельность. Необходимо строгое разграничение гражданских и уголовных последствий несостоятельности.
“Вопреки мнению великого государственного деятеля, с таким блеском руководившего судьбой Франции после революции, далеко не всякий несостоятельный должник может быть сравнен с капитаном, покидающим свой корабль”[11]. Это суровое отношение к должнику было главной причиной недолговечности устава о несостоятельности, содержавшегося в торговом уложении 1807 года.
Согласно с указанным выше направлением практики и многократными наблюдениями, показавшими, что несостоятельность имеет место преимущественно в торговых отношениях, новое законодательство признало только торговую несостоятельность. Лица и дела неторговые были подчинены общему исполнительному порядку.
Тем не менее в первое время по издании уложения встречаются обратные попытки практики – распространить положения о несостоятельности на лиц неторгового звания[12]. Но в 1812 году кассационный суд остановил это движение, ограничив применение положений о несостоятельности кругом торговых отношений.
Таким образом, новое французское право различает случаи несостоятельности лиц торгового звания и неторгового. Первая, называемая faillite, обусловливается неспособностью должника к платежам, которая выражается в прекращении их, вторая, называемая deconfiture, обусловливается удостоверенной недостаточностью имущества должника на покрытие всех долгов.
Неторговая несостоятельность осталась совершенно почти неразвитой и представляет совокупность положений, разрозненных и разбросанных по разным отделам законодательства
“В противоположность торговой несостоятельности, которая представляет замечательную организацию, лишающую должника владения и управления имуществом, вверяемым попечителю, в неторговой несостоятельности отсутствует всякая определенность и господствует случайность: это только отдельные аресты и отрывки какого-то смешанного производства, которые взаимно противоречат друг другу; никакого единства, никакого определенного порядка”[13].
Действие нового конкурсного права распространилось, благодаря влиянию Наполеона, на другие страны. Торговый кодекс введен был в Италии, Бельгии, Голландии, в некоторых кантонах Швейцарии, герцогстве Варшавском, городе Данциге.
V. Закон 1838 года. Суровость постановлений торгового кодекса, отсутствие санкций в некоторых из них, медленное производство, наконец масса издержек, сопряженных с ним, – все эти недостатки успели в достаточной степени обнаружиться в течение 30 лет применения нового закона.
Потребность в реформе скоро обнаружилась. Частные меры, вроде закона 24 мая 1834 года, направленного к уменьшению издержек по конкурсному производству, были недостаточны, чтобы возбудить доверие общества к закону.
Ввиду требований жизни, 13 ноября 1833 года учреждена была комиссия для просмотра конкурсного законодательства. Результатом ее трудов был новый закон о несостоятельности, получивший утверждение 28 мая 1838 года и обнародованный 8 июня[14]. Новый закон заменил собой in corpore прежнее конкурсное право, содержавшееся в торговом уложении, и вошел в состав последнего.
Сравнительно с законодательством Наполеона он внес много улучшений в конкурсное право, разъясняя вопросы, успевшие обнаружиться с течением времени при применении торгового кодекса.
Так, новый закон определил, что распоряжения своим имуществом должник лишается не с того времени, когда обнаруживается наличность признаков несостоятельности, а со времени официального признания лица несостоятельным, чем поддерживается общественный кредит.
Закон признал стремление практики остановить течение процентов по требованиям кредиторов, стремление, не имевшее до сих пор опоры в законе. Далее закон 1838 года внес порядок и большую ясность в трудный вопрос о силе сделок, заключенных должником до открытия его несостоятельности.
Порядок назначения попечителей потерпел значительные изменения: в то время как прежде кредиторы имели право предлагать суду лиц, ими избранных, с 1838 года суд не был ограничен в праве самостоятельно назначать попечителей.
Сам контингент, из числа которых могли быть избраны попечители, изменился в том отношении, что прежде они могли быть назначены из среды кредиторов, тогда как новый закон разрешил назначение посторонних лиц.
Было допущено смягчение в мерах, принимаемых относительно личности несостоятельного. Он уже не подвергался непременно личному задержанию, как прежде, но при известных условиях мог сохранить свободу. Нередко случались задержки в конкурсном производстве от недостатка сумм, необходимых для принятия первоначальных мер.
Закон 1838 года дал возможность получения этих сумм из государственной кассы. Наконец, введено было прекращение конкурсного производства вследствие обнаружившегося недостатка активной массы для покрытия конкурсных издержек. С прекращением производства каждый кредитор мог самостоятельно искать удовлетворения с должника.
Закон 1838 года является действующим законодательством для Франции. В своих основных началах оно осталось до сих пор неизмененным. Только в некоторых частях произведены были перемены и дополнения, а именно, законом 17 июля 1856 года введена мировая сделка под условием уступки всего имущества, законом 12 февраля 1872 года определены были отношения по договору имущественного найма и, наконец, законом 4 марта 1889 года учреждена была судебная ликвидация, предупреждающая несостоятельность.
VI. Новейшие течения в законодательстве. Если закон 1838 года остался неприкосновенным в своих основных началах, зато ему пришлось выдержать массу нападений самого различного характера. Впрочем, сам творец закона 1838 года, Ренуар, предсказывал наступление недовольства.
“Вопрос о несостоятельности, – говорил он, – был неудовлетворительно разрешен в законе 1673 года; он остался несовершенным в уложении 1808, он останется таким же в законе 1838 и непременно подвергнется нападениям и обвинениям в недостатках.
Самые испытанные указания практики, самые глубокие исследования теории не в состоянии устранить в этой области трудности, которые коренятся в самой природе института. Все теряют при конкурсе. Искусство законодателя состоит не в том, чтобы устранить и предупредить возможность вынужденных потерь, а в том, чтобы определить их точно и поставить в соответствие.
Упрекают закон в недостатках, которые вытекают из необходимости, подчиняющей себе сам закон, и так как никогда и нигде закон не воспрепятствует тому, чтобы несостоятельность не коренила в себе злоупотреблений, то нужно полагать – всегда и везде конкурсное законодательство будет подвергаться нападкам”[15].
Не успел еще закон укрепиться в жизни, не успели еще выясниться практические последствия его применения, как со стороны купечества поднялся первый протест. В 1853 году Наполеону III подана была петиция, скрепленная 1200 подписями выдающихся негоциантов 52 наиболее промышленных городов.
Петиция содержала требование об усилении строгости и о принятии более суровых мер в отношении несостоятельных лиц и об устранении коммерческих судов от надзора за делами конкурсными[16].
Попытка в указанном направлении осталась единичной. С конца 60-х годов начинается движение против закона 1838 года в совершенно противоположном духе. После отмены законом 22 июля 1867 года личного задержания за долги, высказывается дальнейшее требование смягчения суровых последствий несостоятельности для должника, снятия с его имени того позора, который соединяется со словом “несостоятельный”.
В 1887 и 1888 годах правительству было подано множество петиций со стороны купеческого класса, которые настоятельно требовали изменения конкурсного законодательства в указанном выше направлении. Этот вопрос стал любимым коньком, на котором выезжали перед избирателями кандидаты в палату депутатов.
Все это движение объясняется изменением экономических условий, переменой ролями со стороны кредиторов и должников, переходом законодательной власти из рук кредиторов в руки должников.
В 1871 году национальному собранию было сделано предложение Дюкюином о допущении concordats amiables. Сущность предлагаемой меры состояла в том, чтобы устранить последствия несостоятельности, если должник представлял суду мировую сделку, совершенную домашним порядком, и если суд утверждал ее. Предложение это встретило отпор со стороны комиссии, рассматривавшей проект, и осталось без последствий[17].
Особенно сильное движение против закона обнаружилось с 1877 года, когда образовался особый частный комитет, известный по имени своего главы comité Laplacette, который задался целью полного пересмотра конкурсного законодательства. Идея Дюкюина встретила поддержку в Дессо, Дотреме и Вадингтоне, которые в апреле 1879 года сделали попытку снова провести проект о concordats amiables.
Особенно интересным представляется предложение депутата С. Мартена, который внес на рассмотрение палаты депутатов 15 ноября 1881 года проект о совершенном упразднении современного конкурсного законодательства как остатка средних веков. Последствием прекращения платежей могла быть или отсрочка в платежах или мировая сделка; продажа имущества не должна иметь места.
Проект был передан для окончательного редактирования государственному совету. Но комиссия, назначенная для изучения редактированного проекта, отступила от него и выработала собственный проект, предложенный Ларозом палате депутатов 16 февраля 1884 года. Против него был выставлен 17 марта 1885 года контрпроект Леконта, близко подходящий к предложению Вадингтона, Дессо и Дотрема.
Несколько позднее, 11 декабря 1886 года, последовало предложение Палли, совпадающее в основных началах с мыслью С. Мартена. В том же духе сделано было предложение Мильрандом и Камелина 19 мая 1888 года. Через день явился новый проект Леконта. Наконец, парламентская комиссия выработала проект частичной реформы в 20 статьях, предложенный палате 19 июня 1888 года Ларозом.
Это последнее предложение было принято и обнародовано 4 марта 1890 года[18]. Таким образом закон 1838 года сохранил свою силу, допущенное изменение его является лишь некоторой уступкой общественному мнению, которое требовало установления строгого различия между честным коммерсантом, случайно подвергшимся несчастью, и купцом, стремящимся обогатиться на счет своих кредиторов.
Эта масса проектов, сменяющих друг друга, занимающая мысль стольких государственных деятелей, указывает, какой живой интерес воз-буждает конкурсное законодательство во французском обществе. Дело далеко не ограничивается проектами, кабинетной работой. Напротив, мы видим выдающихся деятелей, как Паскаль-Дюпра или Вергуэн, собирающих вокруг себя массу публики, готовой слушать их речи о злобе дня.
Мы не говорим уже о необыкновенном количестве публичных отчетов, докладов, читаемых в обществах или на собраниях. Мало того, Академия нравственных и социальных наук предлагает в конце 1883 года тему на соискание премии “об изменениях, которые могли бы быть введены во французское конкурсное законодательство”[19]. В связи с этим французская литература обогащается значительным количеством брошюр, журнальных статей, посвящаемых вопросам о несостоятельности.
Какая же причина такого необыкновенного оживления, какая мысль лежит в основе всего движения?
Вне всякого сомнения, что несостоятельность, с момента ее обнаружения, кладет пятно на имя должника, внушает предубеждение против него со стороны всего общества, подрывает доверие к нему и уважение. Между тем несостоятельность может наступить вследствие совершенно случайных обстоятельств, без всякой вины со стороны должника. За что же покрывать его позором, разрушать его кредит?
Нельзя ли предоставить возможность добросовестным должникам избегнуть тяжелых последствий несостоятельности? С этой целью сторонники рассматриваемого взгляда предлагают учреждение особой судебной ликвидации, стоящей на пороге несостоятельности.
Закон 4 марта 1889 года несомненно имел в виду освободить несчастных и добросовестных купцов от тех тяжелых последствий, какие сопряжены с объявлением лица несостоятельным. По новому закону купец, прекративший платежи, может воспользоваться льготами судебной ликвидации, если представит суду в течение 15 дней просьбу вместе с балансом и списком кредиторов.
Эти льготы состоят в том, что купец, не способный к платежам, сохраняет за собой управление своим имуществом, не подвергается ограничениям в правах, как это происходит с несостоятельным должником. Но закон 4 марта 1889 года, едва появился, вызвал сейчас же жестокую критику, не только с технической стороны, но и со стороны идеи, положенной в его основу.
Судебная ликвидация, говорят, есть льгота, которая дается не добросовестному, а более ловкому купцу. Добросовестность может выясниться только позднее. Предоставлять льготы можно только тогда, когда определится невиновность должника, а до тех пор он должен быть подвергнут общим правилам.
Не следует упускать из виду, что “рука помощи протягивается несостоятельному должнику не за то, что он прекратил свои платежи, а несмотря на то, что он их прекратил”[20].
Против этого возражают, что раз брошена тень на имя должника, она не сойдет в глазах общества. Но почему бы общество не имело доверия к решению суда, объявляющего должника несчастным несостоятельным, если оно верит первому решению, объявившему его несостоятельным?
Нередко для предупреждения позора предлагали уничтожить вовсе слово несостоятельный (failli) и заменить его каким-либо другим, напр., ликвидирующийся (liquidé), как будто дело в словах, как будто общество изменит по отношению к ликвидирующимся тот взгляд, какой оно выработало в отношении несостоятельных.
“Я не соглашусь, чтобы лишение публичных и почетных прав, поражающее несостоятельного должника, было действительной и главной причиной того отвращения, какое питают торговые должники к объявлению их несостоятельными и которое заставляет их бросаться на всевозможные средства, нередко гибельные, лишь бы устранить или по крайней мере отсрочить страшную минуту.
Истинной причиной этого отвращения является та нравственная опала, какую налагает общественное мнение на несостоятельного; в этом отношении закон бессилен, и сомнительно, чтобы предварительная сделка, устраняющая последствия несостоятельности, могла произвести серьезное влияние на мнение общества. Это чувство делает честь нашим общественным нравам и если оно представляет некоторые неудобства, оно в то же время является обеспечением торгового кредита”[21].
Другие возражения менее общего характера, но гораздо более важные, устранение которых значительно повысило бы уважение к закону, сводятся к следующему: 1) к требованию учреждения надзора за деятельностью попечителей при участии самих кредиторов; 2) к требованию ограничения возможности со стороны суда относить слишком далеко время прекращения платежей, что вредно отражается на общественном кредите.
[1] Pagano, Teorica del fallimento, I, стр. 59.
[2] Rénouard, Traité des faillites, I, стр. 50.
[3] Прием, заимствованный французскими королями от римских императоров.
[4] Это положение представляется новым и, очевидно, заимствованным из итальянского права – Pagano, Teorica del Fallimento, I, стр.70.
[5] Противоположного мнения держится большинство современных юристов, основываясь на том обстоятельстве, что ордонанс в одном месте (§ 3) дает особые еще постановления для купцов и банкиров: Esnault Traité des faillites et banqueroutes, стр. 33; Lyon Caen и Renault, Traité de droit commercial, т. VII, 1897, стр. 9; Thaller, Les faillites en droit comparé, т. I, 1887, стр. 148.
Но в последнее время обнаружилось обратное течение. Так, Percerou-Thaller, Traité général de droit commercial, Des faillites, т. I, 1907, утверждает, что согласно духу ордонанса и условиям его создания правила о несостоятельности относились только к купеческому сословию.
Соответственно, теперь оправдывается замечание Малышева, что «историческое направление французского законодательства состояло в постепенном обособлении процесса о несостоятельности как средства охранения торгового кредита» (Очерк, стр. 90).
[6] Как это можно судить по судебным решениям, приводимым Rénouard, I, стр. 93–94.
[7] Rénouard, Traité des faillites, I, стр. 138.
[8] Vincens, Exposition raisoneé de la législation commerciale, III, стр. 396.
[9] Esnault, Traité des faillites, стр. 31.
[10] Rénouard, Traité des faillites, I, стр. 191.
[11] Thaller, Des faillites, I, стр. 67.
[12] Vincens, Exposition raisonée, III, стр. 535.
[13] Montluc, De la faillite des non commercants (R. de droit intern. 1869, стр. 581).
[14] В деле создания нового закона видное участие принимал Ренуар, которого комментарий имеет еще большее значение в силу этого обстоятельства.
[15] Rènouard, Traité des faillites et banqueroutes 1844 v. I, стр. 190.
[16] Esnault, Traité des faillites et banqueroutes, стр. 2, пр. 1.
[17] Thaller, I, 70; Desjardins, 137.
[18] Lefort, La réforme de la legislation des faillites (Journal des économistes, 1889 avril–juin); Courtois, Traité thèorique et pratique de la liquidation judiciaire, 1894.
[19] Премия была присуждена Thaller за его сочинение, изданное потом (1887) под заглавием Des faillites en droit comparè.
[20] Desjardins, La loi des faillites (Revue de deux mondes, 1888, ноябрь, стр. 157).
[21] Bufnoir, Bulletin de la societé de la législation compareé, 1888, № 4, avril, стр. 375.
