Милль. Система логики. I. С. 345; Eucken. Geschichte und Kritik der Grtindbegriffe der Gegenwart. 1878. S. 115; Муромцев. Очерки общей теории гражданского права. 1887. С. 85.
Всякая вообще норма, будет ли это норма юридическая или нравственная, этическая или техническая, есть правило, обусловленное определенною целью, другими словами — правило должного; этим все вообще нормы отличаются от законов в научном смысле.
Закон в научном смысле есть общая формула, выражающая подмеченное однообразие явления. Закон выражает не то, что должно быть, а то, что есть в действительности, — не должное, а сущее. Закон есть лишь обобщенное выражение действительности.
Отсюда вытекает далее то различие нормы и закона, что нормы могут быть нарушаемы; нарушить же закон невозможно. Нормы только указывают, как должно поступать для достижения определенной цели.
Но можно поступать и не так, как должно, можно и уклониться от соблюдения нормы; закон же, напротив, не зависит от чьей-либо воли, так как выражает не то, что должно быть осуществлено чьей-либо волей, а то, что, независимо от человеческой воли, существует, необходимо.
Наконец, нормы и законы различаются еще и тем, что нормы, руководя деятельностью людей, указывая им пути достижения их целей, причинным образом обусловливают поступки людей, следовательно, служат причиной явления. Законы, выражая лишь уже существующее однообразие явлений, не могут быть причиной этих явлений.
Закон объясняет нам, не почему явления совершаются, а только, как они совершаются. Не законы суть причина явлений, а другие явления же, причинным образом их обусловливающие. Так, закон тяготения не объясняет, почему тела тяготеют друг к другу, а только как они тяготеют.
Если же иногда говорят, что такое-то явление совершилось, потому что существует такой-то закон, «потому что» означает здесь не причинную, а логическую связь. Дело в том, что законами принято называть только наиболее общие формулы однообразия явлений, которые уже нельзя свести к другим, еще более общим.
Поэтому все частные обобщения представляются как бы логическими выводами из законов, как наивысших обобщений. Например, если мы скажем, движение падающего тела есть ускорительное, потому что тяготение обратно пропорционально квадрату расстояния, то первое, частное положение, есть логический вывод из второго, общего положения. Причинной же связи здесь нет.
Итак, в отличие от нормы, как правила должного, могущего быть нарушенным и служащим причиной человеческих действий, закон в научном смысле есть лишь выражение действительно существующего однообразия явлений, не допускающего отступлений, и по тому самому не может быть причиной этих явлений.
Такое понимание закона так прочно установилось в современной науке, что оно одинаково принимается и позитивистами и метафизиками. Так, Льюис[1] предостерегает от «заблуждения», будто законы управляют явлениями, между тем как на самом деле они только служат формулой для выражения явлений.
То же самое говорит и Эд. Гартман[2]. «Законы не суть какие-то витающие в воздухе существа, а лишь абстракции от сил и веществ; только потому, что данная сила и данное вещество таковы, а не иные, действуют они так, а не иначе. Это постоянство определенного действия (Constanz des So Wirkens) и есть то, что мы называем законом»[3].
Юридические нормы не выражают того, что есть, а указывают лишь, что должно быть; они могут быть нарушаемы, они вместе с тем служат причиной явлений, а именно всех тех явлений, совокупность которых образует юридический быт общества.
Поэтому юридические нормы не могут быть подводимы под понятие закона в научном смысле. Каково же их взаимное соотношение? Юридическая литература дает весьма различные ответы на этот вопрос.
Одни утверждают, что юридические нормы заменяют собою в отношении к общественной жизни действие законов в научном смысле.
Между тем, как в природе однообразный порядок установляется сам собой, в силу необходимой закономерности явлений, в человеческом обществе порядок установляется искусственно, посредством осуществляемых человеческою волею юридических норм.
Предполагается, что в общественной жизни, слагающейся из сознательных людских действий, не может иметь места действие законов в научном смысле. Это воззрение обусловлено ошибочным мнением, будто бы законы суть причины явлений — заблуждение, объясняемое тем, что слово закон употребляется не только для обозначения законов в научном смысле, но и для обозначения норм.
В этом смысле говорят о законах искусства, нравственности, о законах божественных, государственных. И первоначальное значение слова закон (lex) было именно таково. Под законом первоначально разумелось не выражение необходимого однообразия явлений, а правило, установленное чьей-либо сознательной волей.
Еще у Аристотеля не было понятия о законе в научном смысле. Только римляне начали употреблять закон для обозначения не только правил человеческой деятельности, но и необходимого порядка явлений природы. Так, у Лукреция говорится о leges naturae[4].
Если держаться первоначального значения, если понимать закон как причину явлений, если думать, что явления совершаются так, а не иначе, в силу существования в мире законов, как каких-то особых сил, принуждающих явления совершаться определенным образом, то, конечно, придется выделить в обособленную сферу область явлений, вызываемых нашею волею, так как в отношении к ним очевидно, что причина их не закон, а воля.
Но в действительности законы, как мы уже знаем, вовсе не должны быть признаваемы причинами явлений. Закон скорее результат, нежели причина. При таком правильном понимании закона нет никакого основания не распространять действия законов и на человеческую деятельность.
Наши действия вызываются сознательною волею — это бесспорно. Но это объясняет только, почему мы действуем: потому что в нас есть воля, побуждающая нас к деятельности. Но этим одним еще не объясняется, как мы действуем.
Природа всех людей представляет известные общие свойства и эта общность приводит к тому, что в деятельности замечается в общем известное однообразие. Будучи нами подмечено и формулировано, это однообразие составит закон нашей деятельности.
Таким образом, понятие закона, как подмечаемого однообразия явлений, применимо одинаково и к человеческой деятельности. Нельзя сказать, чтобы законы в отношении к ней не действовали, чтобы они должны были тут заменяться чем-либо другим.
И действительно, современной науке уже удалось доказать существование известной закономерности общественных явлений. В особенности много содействовали этому статистические исследования, указавшие на существование постоянных законов для многих явлений общественной жизни.
Делают также попытки путем историко-сравнительного изучения жизни человеческих обществ придти к установлению законов существования и развития социальных явлений. Если же раз могут быть установлены законы общественных явлений, нельзя уже считать юридические нормы заменой законов в отношении к человеческому обществу.
Прямую противоположность рассмотренному воззрению составляет такое понимание соотношения норм должного и законов, что между ними нет принципиального различия: то, что мы называем нормами должного, нравственностью, правом, есть не более, как наша догадка о тех законах, которыми с необходимостью определяется наша деятельность.
По несовершенству нашему, мы не можем достигнуть полного абсолютного знания, но бесконечно к нему приближаемся, заменяя одни догадки об управляющих нами законах другими, все более и более приближающимися к истине.
Но и такое решение вопроса, подобно выше рассмотренному, грешит грубым смешением существенно различных понятий. Как то основывалось на смешении законов явлений с их причинами, так это на игнорировании существенного принципиального различия между нормами и законами.
Различие это, совершенно не допускающее возможности видеть в праве только человеческую догадку о законах, управляющих человеческою деятельностью, сказывается, главным образом, в двух отношениях. Во-первых, право не есть, помимо воли и сознания людей, существующий порядок, людьми только подмеченный, как это имеется в отношении к законам.
Если даже признать существование абсолютного и вечного права, все-таки действительное осуществление его не совершается помимо сознания и воли людей. И абсолютное, вечное право мыслимо только, как требование соблюдения известного поведения людьми, а не как само собой установляющееся однообразие их поведения.
Составители известной декларации прав гражданина и человека, признавая свободу, равенство и братство неизменными началами права, не могли вместе с тем не признать, что забвение их людьми мешало долгое время их осуществлению. Но законы в научном смысле не зависят от того, знают ли их люди, или нет.
Они действуют одинаково и до открытия их людьми, и после. Открытие Ньютоном закона тяготения ничего не изменило в порядке явлений тяготения. И до Ньютона, и после него сила тяготения остается неизменно прямо пропорциональной массе и обратно пропорциональной квадрату расстояния.
Напротив, если сравнить общество античное, которому чужда была идея равенства, и современное общество, усвоившее эту идею, мы увидим между ними существенное различие, хотя бы в существовании рабства. Другое резкое отличие законов от права — это их неуклонное, недопускающее нарушений, действие. Закон есть необходимый порядок.
Право, напротив, непрестанно нарушается даже теми, кто знает и признает его. Поэтому нельзя сказать, чтобы право было порядком необходимым. Оно порядок обязательный, но это совсем не то, что необходимый.
Обязанности мы хотя и должны не нарушать, но все же можем нарушить. Против необходимости же мы бессильны; мы не можем не следовать необходимости. Необходимость освобождает даже от обязанности, impossibilium nulla obligatio.
Таким образом, каких бы воззрений на право мы ни держались, мы не можем не придти к тому заключению, что право не представляет главных отличительных свойств закона в научном смысле.
Вглядываясь ближе в характер юридических законов, не трудно заметить, что общность их весьма относительна и далеко не может быть отождествляема с тою общностью, какую мы приписываем законам в научном смысле. Закон в научном смысле есть общее однообразие данной группы явлений, не допускающее исключений.
Его действие не изменяется по времени и месту. Всегда и везде и для всех однородных случаев без исключений он имеет безусловную силу. Кроме того, законом в науке принято называть не всякое сколько-нибудь общее положение, а только то, которое при данных условиях есть крайний предел возможного обобщения, и не может уже быть сведено к другой более общей, более простой формуле.
Общность юридических законов, напротив, крайне условна. Он общее правило, но только для отношений, существующих в данном обществе и в данный промежуток времени, вообще довольно ограниченный. Следовательно, в различных местностях и даже в одном и том же месте в разное время действуют несколько разных законов.
При этом юридические нормы не представляют вовсе крайнего предела возможного обобщения. Выраженная в том или другом обычае или законодательном постановлении юридическая норма есть только одна из многих и разнообразных норм, существующих для регулирования отношений данного рода, и всегда может быть сведена к более общему и простому принципу.
Юридическая норма не есть поэтому выражение общего и постоянного в юридических отношениях, а представляет собою частный и изменчивый элемент юридического порядка. Нормы возникают, меняются, исчезают, влияют известным образом на склад юридических отношений, служат причиной того, что эти отношения принимают ту или другую форму.
Таким образом, они соответствуют не законам в обыкновенном научном значении, а частным явлениям, закон которых путем обобщения требуется еще установить. Да и в самом деле, если нормы юридические, как мы это показали, не могут быть ни отождествляемы с законами, ни признаны заменяющими их в нравственной области, то чем иначе им быть, как не явлениями?
Что юридические законы и закон в научном или философском смысле — понятия совершенно разнородные, на это указывал еще в самом начале настоящего столетия Густав Гуго, основатель исторической школы правоведения.
К сожалению, у ближайших его последователей эта мысль не нашла себе должного развития, и многие юристы и до сих пор продолжают, увлекаясь сходством названий, смешивать законы юридические с законами в научном смысле.
[1] Льюис (Lewes) Джорж-Генри (1817-1878) — английский философ и писатель, последователь О. Конта, автор трудов по психологии и истории философии, в которых подвергаются критике метафизические теории и обоснован позитивистский метод. Был популярен в России, многие его труды переведены на русский язык.
[2] Гартман (Hartmann) Эдуард (1842-1906) — немецкий философ, сторонник панпсихизма. Основой сущего считал абсолютное бессознательное духовное начало — мировую волю. Как и А. Шопенгауэр, разрабатывал философию пессимизма.
[3] Льюис. Вопросы о жизни и духе. 1. С. 105; Hartmann. Philosophic des Unbewussten. И. S. 96.
[4] Тит Лукреций Кар (Titus Lucretius Carus) — римский поэт и философ I в. до н. э., автор единственного сохранившегося произведения — поэмы «О природе вещей», где представлены идеи Эпикура.
