Соглашение 1842 г., очевидно, могло иметь лишь временной, паллиативный характер. Ибо оно хотя и достигало своей непосредственной цели, но очень дорогой ценой. Можно утверждать, что это соглашение совершенно обесценивало те патенты, которые продолжали выдаваться в отдельных государствах Zollverein’a.
В самом деле, какой был смысл брать патент для Рейсс-Шлейтца, если конкурент мог рядом, в Рейсс-Грейтце, фабриковать для ввоза в Шлейтц тот же самый продукт? Некоторое, более или менее полное, обеспечение прав могло быть, правда, достигнуто испрашиванием патентов во всех государствах Zollverein’a: но это было сопряжено с величайшими трудностями[1] и с порядочными расходами.
А между тем достаточно было почему-либо остаться без патента в одном единственном государстве Verein’a – для того чтобы совершенно лишить себя защиты: все контрафакторы получали неограниченное и ничем не стесняемое право фабриковать данное изобретение именно в этом государстве – и развозить фабрикаты по всей территории Cоюза.
Соглашение 1842 г. могло бы иметь некоторое жизненное значение, если бы оно – в виде эквивалента за отнятое право исключительного ввоза – устраивало изобретателям какие-нибудь облегчения в процедуре выдачи патентов: например, если бы оно постановляло, что изобретатель, получивший патент в одном из государств Verein’a, пользуется в остальных льготными сроками или какими-нибудь льготными пошлинами.
Но ничего подобного в соглашении 1842 г. не имелось. Наоборот, оно даже подчеркивало противоположную тенденцию. Статья V, например, гласила: “Выдача патента в одном из союзных государств ни в коем случае не должна быть рассматриваема как довод в пользу права патентодержателя получить привилегию и в других государствах”.
При таком враждебном отношении к изобретателям соглашение 1842 г. не могло дать плодотворных результатов: оно являлось чистым Zwangmittel’eм и должно было или уничтожить патенты, или само погибнуть в борьбе с ними. История остановилась, в конце концов, на втором решении.
Но общественное правовоззрение, – раньше чем высказаться по вопросу о значении международного оборота для защиты изобретений и раньше чем окончательно стать на сторону изобретателей и против неограниченной свободы ввоза, – должно было разобраться, предварительно, в вопросе о самом существе патентного права.
Справедливо ли защищать изобретателей? Нужны ли патенты? Нельзя ли заменить их чем-либо другим? Все эти вопросы, составляющие сущность изображенной выше (глава I, IV) Antipatentbewegung, должны были быть рассмотрены и решены раньше, чем можно было обсуждать контроверзу о ввозе.
И только тогда, когда эти преюдициальные вопросы были решены в положительном смысле – только тогда и началась серьезная разработка международно-правовых контроверз.
Этим объясняется, между прочим, почему оказались столь безрезультатными все те попытки решить вопрос о международной защите патентов, которые сделаны были до 70-х гг.
Как ни талантливы были эти предложения [напр., у Моhl’я[2], у Jаger’a[3], y Weinlig’a[4]], – большая публика не могла на них откликнуться до тех пор, пока она не отдавала себе ясного отчета по более принципиальному вопросу: не лучше ли вовсе отменить все вообще патенты?
В 1862 г. (24 июля) Сеймом была даже назначена особая комиссия, которая должна была разработать вопрос о выдаче патентов на всю территорию Германии сразу[5]. Ни к каким результатам работы этой комиссии не привели, да и привести не могли.
Решение же противопатентной контроверзы решило само собой и вопрос о невозможности сохранить принципы соглашения 1842 г.
[1] Во многих из государств Zollverein’a не существовало никаких законов о порядке выдачи патентов. Некоторые авторы утверждают, что к 1877 г. в Германии имелось двадцать девять сепаратных законов о патентах. Эту легенду повторяют даже такие солидные писатели, как Bojanowski (Die Entwickelung etc., стр. 4) и Gareis (Das Patentgesetz etc., стр. 5).
Насколько мне удалось установить, патентные законы были изданы лишь в пяти (!) государствах, а именно: Пруссия, 14 октября 1815 г., Бавария, 11 сентября 1825 г. и 10 февраля 1842 г., Саксония, 20 января 1853 г. (у Schmid, Gesetze etc., стр. 21, опечатка 1843), Ганновер, 1 августа 1847 г., Вюртемберг, 5 августа 1836 г.
В остальных немецких государствах никаких специальных законов о патентах никогда издаваемо не было. Ср. Р. Schmid, Die Gesetze zum Schutze des gewerblichen Eigenthums, который все-таки перечисляет еще Кургессен, Баден, Гессен и Брауншвейг, см. стр. 50-54.
[2] R. V. Mohl, Englische und beigische Patentgesetzgebung, в Krit Zeit, XXV, стр. 150-151.
[3] С. Fr. Jager, Die Erfindungspatente (Diss), Tubingen, 1840, § 12.
[4] A. Weinlig, Ueber Erfindungspatente mit besonderer Rucksicht etc., в Arch. der polit. Oec., I, стр. 252 и cл.
[5] Ср. v. Meyer, Corpus juris Confoederationis Germanicae, III Theil, стр. 430, Klostermann (Patentgesetz, стр. 105, пp. 1) указывает как на результат работ этой комиссии, на брошюру F. Bitzer, Vorschlage fur ein deutsches Patentgesetz, beantragt durch die von der hohen Bundesversammlung durch den Beschluss vom 24 Juh 1862 einberufene Kommission etc.; этой брошюры в Королевской библиотеке я найти не мог.
