В заключение настоящей, критической, части моего изложения мне остается показать, почему я считаю столь необходимым допущение иска о признании неновизны изобретения не только после, но еще и до выдачи патента.
Я отстаиваю принцип предварительного рассмотрения исключительно с точки зрения практических удобств, представляемых “рассмотренным” патентом как для его собственника, так и для третьих лиц.
Не буду говорить о стеснениях, создаваемых промышленности массою патентов, выданных на несомненно непатентоспособные изобретения. Отмечу, впрочем, что защитники явочной системы обыкновенно аргументируют в этом случае ошибочно:
“Патенты, – говорят они, – взятые недобросовестными людьми на заведомые пустяки, не могут мешать промышленности, ибо их собственники уклоняются от предъявления исков о контрафакции”.
Я утверждаю, что зло было бы гораздо меньшим, если бы эти недобросовестные люди старались мешать промышленности: тогда против их исков можно было бы бороться эксцепциями о ничтожности патентов и т. д.
Зло заключается именно в том, что выставляется в виде достоинства явочной системы: в невчинании исков, в уклонении от преследований, в запугивании из-за угла, в расчете на уступчивость малосведущего или малохраброго конкурента.
Но самый главный недостаток явочной системы заключается не в том, что явочная система пропускает – как только что указано – некоторое количество заведомо ничтожных патентов, а в том, что все вообще явочные патенты неточно редактированы.
Может показаться, что несколько большая точность редакции патентов не может составить столь уж большого преимущества рассмотрительной системы. Я возражу на это:
1) что я и раньше настаивал на том, что вся контроверза лишена принципиального характера и сводится к количественному вопросу большего и меньшего удобства;
2) что люди практики, сжившиеся с патентным делом, знают, какое громадное значение имеет большая или меньшая точность патентных описаний и “формул”; практики признают, что всякий малейший шаг вперед в этом направлении должен быть приветствуем, как благодеяние для промышленности.
Позволю себе остановиться на некоторых деталях, может быть, неизвестных теоретикам. Явочный патент не гарантирует в сущности права за изобретателем: как справедливо выразился один немец, явочный (французский) патент “ist eine Erlaubniss Processe zu fiihren”.
Это разрешение вести против кого угодно процессы о контрафакции выдается государством “sans examen” тому, кто уплатит 100 франков (вроде как плитка шоколада выпадает тому, кто положит “penny in the slot”). При таком положении очевидно, что изобретатель будет инстинктивно стремиться к тому, чтобы включить в свой “патент” возможно большее количество технических приспособлений.
Этим путем он может только выиграть: если сравнить французский патент с рыболовной снастью, которую приобретает изобретатель для того, чтобы ловить рыбу в океане промышленности, то очевидно, что ему желательно иметь эту снасть с возможно большим количеством крючков: больше шансов, что на который-нибудь зацепится глупая рыбка-конкурент.
Нельзя поэтому винить французских изобретателей в том, что они, заботясь о своих интересах, следуют мудрой традиции: “Бери всех, в участке разберут!” И действительно, явочные патенты налагают на судей невероятно трудную задачу “разбирать”.
Англичане, как практические люди, дорожащие престижем судов, вышли из затруднения простым, но драконовским приемом: английский патент должен “stand or fall” целиком; т. е. судье достаточно указать малейшие две строчки, описывающие неновый или непатентоспособный предмет, для того чтобы отказать в иске по всему патенту[1].
Во Франции до такого радикализма не дошли, и потому обязанность французских судей приводится к тому, чтобы в каждом патенте отличить новое от ненового. Другими словами: если в куче навоза есть жемчужное зерно, то судья должен до тех пор в ней рыться, пока он этого зерна не найдет![2].
Система предварительного рассмотрения с ее сложным механизмом сводится именно к стремлению во всяком выдаваемом патенте, с одной стороны, элиминировать части очевидно непатентоспособные, а с другой стороны, возможно точнее определить объем патентоспособных частей.
И можно сказать, что американская, русская и в особенности немецкая практики достигли в этом направлении ощутительных и высокоценных результатов. Долголетним опытом эти страны выработали традиции[3] в деле редактирования описаний и создали ту незаменимую часть всякого современного патента, которая называется его “формулой”.
Учение о патентной формуле (см. кн. III, гл. 2) создалось главным образом под влиянием рассмотрительной системы. Французы признают всю ту пользу, которую могло бы принести введение обязательной формулы; но они бессильны требовать ее включения в свои явочные патенты[4].
А один из них даже выставляет как недостаток рассмотрительной системы такое ее свойство, которое я должен причислить к ее достоинствам. А именно, он жалуется на необходимость редактировать описания для Америки не так, как для Германии, а для Германии – не так, как для России и т. д.: “У каждого Патентамта есть свои традиции, и изобретатель почему-то принужден им подчиняться”.
В этом подчинении местным приемам редактирования нужно видеть залог всякого прогресса патентного дела: эти традиции уничтожают, в пределах возможного, субъективизм, которым пестрят описания, составленные “каждым изобретателем, как ему угодно”.
Только тогда, когда все изобретения будут описываться по одним и тем же правилам, суды будут в состоянии выработать установившуюся практику в той трудной их задаче, которая заключается в сопоставлении слов описания с вещественными предметами внешнего мира.
Итак, главное преимущество системы предварительного рассмотрения заключается в том, что она элиминирует очевидно неновые части описания, а признанное новым описывает[5] по установившимся, более или менее объективным, правилам[6].
Мотивы русского Положения поэтому схватили самую сущность дела, когда аргументировали в пользу системы предварительного рассмотрения следующим образом[7]:
“Права изобретателей могут быть обеспечены в надлежащей степени лишь при точном установлении новизны частей привилегируемого предмета, ибо только при соблюдении этого условия устранятся как многочисленные жалобы собственников привилегий на то, что права их свободно нарушаются посторонними лицами, при невозможности их преследования, так и заявления промышленников, не решающихся пользоваться или применять какое-либо изобретение или усовершенствование, сходное в известных уже частях с привилегированным, из опасения преследования за подделку или нарушение”.
И далее[8]: “При выдаче привилегий по предварительном их рассмотрении необходимо строго определять границы прав изобретателей в каждом случае путем определения или точного указания в каждой привилегии тех новых частей, которые только и отличают данное изобретение от других с ним сходных”.
[1] Lloyd Wise: “There are plenty of unprincipled people, who, in that state of law [т. е. если бы не было взаимозависимости кляймов] would make all kinds of grasping claims, just for the purpose of terrorising weaker manufacturers”, в Proceedings etc., XI, cтp. 46.
[2] То есть делать то, что справедливо порицает Reichsgericht “Dagegen ist das Patent nicht so zu verstehen, dass er nur auf diejenigen Bestandtheile der Maschine ertheilt sei, welche sich bei spaterer Prufung als neu herausstellen wurden”. 22 мая 1880 г., Carets, II, стр. 43.
[3] См. von Bojanowsky, Ueber die Entwickelung des deutschen Patentwesens etc., Leipzig, 1889, стр. 77-79; см. Ch. Laboulaye, Dictionnaire des arts et manufactures, vol. III, стр. 88.
[4] Мainie, I, стр. 278.
[5] Практики единогласно жалуются на невозможность работать с французскими патентными описаниями. Mewbum: “His experience of specifications that come from France…was that they were often very unsufficient, and there was very great difficulty to ascertaining what an invention really was”. Proceedings etc., VIII, стр. 98.
Siemens: “Aus seiner Praxis konne er versichem, dass es fur Erfinder und Industrie keine grossere Plage gebe, wie Patente fur einen nicht genau beschriebenen Gegenstand. Das seien lauter Fussungen fur arglose Wanderer und dazu werden sie auch gebraucht”. Анкета 1877 г., Berichte etc., стр. 44.
Даже такой противник предварительного рассмотрения, как Spence, требует создания Court of Construction of Claims! Proceedings etc., VI, стр. 220.
[6] За последнее время противники системы предварительного рассмотрения, чувствуя необходимость сделать уступки надвигающимся отовсюду протестам против чистого Anmeldesystem, стали говорить о возможности допустить, в крайнем случае, “examen prealable facultatif”.
То есть они желают, чтобы правительство сообщало изобретателю сведения найденных экспертами антериоритетах, – но не имело бы права ни отказывать в выдаче патента, ни изменять редакцию описания.
Отзыв эксперта принимался бы изобретателем к сведению (Sic Boult, в Proceedings etc., VIII, стр. 105; Carpmael, Ibidem, X, стр. 105; Abel, Ibidem, XI, стр. 199; Chapelle, на Конгрессе 1878 г., Proces-verbaux etc., стр. 566; т. д.). То есть эта система превратила бы патентамты в бесшатные справочные конторы для изобретателей!
Я думаю, что, если уж выбирать – лучше остановиться на чисто явочной системе: она дешевле обходится… В общем же идея о необходимости выдавать патенты не иначе как после предварительного рассмотрения повсеместно завоевывает себе все новых и новых сторонников.
В моей брошюре (Examen prealable etc., стр. 16) приведено очень много соответствующих имен французских и английских практиков. Добавлю здесь, что система предварительного рассмотрения принята в новом болгарском проекте, см. Рrор г. Ind., XIV, стр. 95, и рекомендована Шеффильдской торговой палатой, Ibidem, стр. 163.
[7] Представление N 5641, стр. 121
[8] Ibidem, стр. 122.