Иноземцами в Древней Руси назывались жители других русских земель, чужеземцами (теперешние иностранцы) жители стран нерусских. Права иноземцев уясняются в памятниках Новгородского права. Ст. 22-я Новгородской Судной грамоты не допускает их к свидетельству на суде, а ст. 19 Договора новгородцев с Казимиром запрещает им владеть недвижимой собственностью на новгородской территории.
Других ограничений в памятниках не встречается[1]. Что касается прав чужеземцев или иностранцев, то надо сказать, что в новой Европе вообще они не терпят столь решительных ограничений в правах, как у восточных и классических народов.
По греческому, например, понятию о гелленизме, между греками и не греками, именуемыми общим названием варварами, должна существовать постоянная война до полного истребления варваров. Впрочем, у греков отношения к иностранцам были несколько мягче, нежели у восточных народов, где всякий иностранец, попавший на чужую территорию, являлся бесправной вещью.
У греков же иностранцы только не могли приобретать недвижимой собственности на их территории и должны были иметь опекуна из граждан. Римское право тоже только путем длинных постепенных уступок провинциалам и иностранцам переродилось из узкого строго национального jus civile в jus gentium, допустив последних к полному участию в правах.
Из новейших европейских народов немцы обнаружили наибольшую строгость по отношению к иностранцам: до XVI в. у них удерживались следующие постановления, касающиеся иностранцев:
1) Wild-fangiatus, т. е. право каждого гражданина охотиться за иностранцем и в случае поимки обращать его в рабство;
2) право берегового владельца на вещи и личность иностранца, потерпевшего у его владений кораблекрушение и
3) droit d’aubain – право государства наследовать имущество после иностранца.
Славянское право в своих отношениях к иностранцам несравненно мягче. Оно не только наделяет их некоторыми гражданскими правами, но даже иногда дает им привилегии. Все иностранцы делились у нас на иностранцев – временных гостей и иностранцев оседлых. Гости, по общему праву всех первобытных народов, временно усвояются семьей, принявшей их.
Способы такого усвоения были различны; самым же обыкновенным и вместе простым способом было прикосновение гостя к семейному очагу, после чего он становился освященным членом семьи и под кровом ее считался неприкосновенным. Таким образом в основании отношений к иностранцам лежала временная натурализация в семье.
У древних же славян, по свидетельству императора Маврикия, гости получали такое временное признание прав не только в семье, но и в целом племени: «…если чужеземец подвергнется несчастью по вине того, кто должен охранять его (домохозяина), то соседи идут войною на этого последного, вменяя себе в благочестие отомстить за иностранца».
Однако, даже и в историческое время такая натурализация была недостаточна. 8-я ст. Договора Олега с греками показывает, что до заключения этого договора иностранец, потерпевший кораблекрушение у берегов, населенных славянами, подвергался возможности «убиену» или, по крайней мере, «биену быти».
Упомянутой 8-й ст. Договора эта возможность для греков уничтожена. Кроме этого «берегового права», другие немецкие постановления, как Wild-fangiatus или droit d’aubain, в славянском праве не имели места. После принятия христианства иностранцы («сторонники») отдаются под опеку церкви, и «гостиницы» и «странноприимницы» считаются церковными учреждениями.
С течением времени права, предоставлявшиеся иностранцам посредством временной натурализации, становятся недостаточными. Договорами им была предоставлена большая сумма прав, но не вся полнота их: взамен того за ними были укреплены их отечественные права.
В договоре с немцами 1229 г. (ст. 16-я) читаем: «Если латинские гости бьются между собою мечом или деревянным орудием, то князю (русскому) до того дела нет: они судятся сами между собою».
О правах их приобретать недвижимые имущества нет и не может быть речи, но ст. 30 того же договора немцам предоставлено право приобретать движимое имущество; они могут также вступать в обязательственные отношения с гражданами и в таких отношениях пользуются значительными привилегиями.
Ст. 69 Русской Правды постановляет, чтобы при конкурсном взыскании с должника из имущества его был выплачен сперва долг кредитору-гостю, если таковой, конечно, существует, и потом уже оставшееся имущество делится между «домашними» кредиторами: «…отдать прежде всего долг гостю, а домашним, что останется».
Такими же привилегиями пользовались немцы и при переходе имущества должников по наследству или в фиск: получавший «статок» (наследство) должен был выплатить долги немцу, если они были на этом наследстве; при конфискации имущества (за преступления) выплачивались долги иностранцам (Договор 1229 г., ст. 12).
Впрочем, все эти права и привилегии весьма естественно обусловливаются экономической пассивностью Древней Руси, получавшей необходимые товары из других стран при посредстве гостей-купцов.
Переходную ступень между гостями и оседлыми иностранцами составляют гостиные дворы или фактории. Это были отдельные замкнутые общины, которые иностранцы создавали для того, чтобы, при невозможности пользоваться лично, в отдельности, полными правами гражданства, пользоваться ими в совокупности – коллективно.
Такие дворы во множестве были рассеяны в Древней Руси. Южная Русь вела торговлю преимущественно с южной Германией, и потому в Киеве был двор Регенсбургских купцов. В северной Руси – Смоленске, Пскове, Полоцке и особенно в Новгороде – торговали с весьма раннего времени купцы скандинавские и преимущественно из северной Германии.
Немецкий двор в Новгороде упоминается в XII в., но, несомненно, существовал и прежде. Собственно в Новгороде было два двора – немецкий и готский, но юридически они составляли одно учреждение.
Население двора менялось два раза в год между зимними и летними гостями. Тем не менее гостиный двор, как юридическое лицо, обладал своими постоянными правами по отношению к государству, которыми гости отдельно вне его не пользовались.
Важнейшим из таких прав двора было право владения недвижимым имуществом и притом не только внутри его (домами, лавками, церковью), но даже и за его пределами, как, например, лугами. Внутренние права и вообще устройство двора были основаны на принципе полной экстерриториальности: это было как бы государство внутри другого.
Кроме иностранцев, живших в факториях, с древних времен известно и частное оседлое население городов из иностранцев. Названия «ворота лядские», «ворота жидовские» в Киеве указывают на части города, населенные иностранцами этих наций.
Особенно силен был наплыв западноевропейцев в землю Галицкую и Волынскую в XIII в., после нашествия татар: «…идяху день в день (в новоотстроенный город Холм) мастере всяци бежаху от татар, седельници и лучници и тульници и кузнеци»…
Они поселялись в особых частях города и соединялись в отдельные общины с внутренним устройством по отечественному образцу, но были подчинены общей системе податей и повинностей.
Сперва они пользовались только в высшей степени такими же правами и привилегиями, как и гости, но уже в 1-й период за ними было признано право приобретать недвижимую собственность.
Впоследствии, достигнув мало-помалу всех гражданских прав и удержав в то же время прежние привилегии, они положили основание особому классу привилегированных горожан в Литовско-русском государстве, и таким образом возникло немецкое (магдебургское и др.) право в местечках и городах всей Литвы.
Права иностранцев в Московском государстве первоначально ничем не отличаются от прав их в первом периоде: иноземные выходцы-дворяне принимаемы были охотно и получали права на службе тотчас же без всяких условий индигената (см. ч. 1, с. 152–153). Иностранцы-художники и ремесленники были вызываемы самим правительством со времени Иоанна III.
Вообще иностранцы оседлые тотчас же делались подданными государства и, следовательно, переставали быть иностранцами и пользовались всеми личными и имущественными правами. Некоторая нетерпимость к иностранцам-иноверцам замечается лишь с половины XVI в., а права их определяются законом лишь в XVII в.
В частности, права иностранцев городских жителей определены указом 1643 г. марта 2 (Ук. кн. зем. прик., ст. XXXIV), по инициативе православного духовенства, которое жаловалось, что немцы ставят свои кирхи («ропаты») близко к церквям, принимают к себе на службу русских людей и скупают дворы у русских.
Законодатель установил тогда, что немцы не могут вновь приобретать дворы у русских в Москве: в Китай-городе, Белом городе и за городом (приобретенные остаются за ними); «ропаты», стоящие близ церквей, велено сломать. Вопрос о праве иноверцев держать русскую прислугу оставлен без ответа; по указу патриарха Филарета 1628 г., было запрещено держать русских людей только некрещеным иноземцам.
Уложение ц. Ал. Мих. (XIX, 40) дополнило закон 1643 г. постановлением, что кирхи вообще не могут существовать внутри Москвы, а лишь за Земляным городом. Немцы-иноверцы сосредоточились в особой слободе за городом Москвой (П. С. З., № 386).
Точно так же права иноземцев служилых равнялись правам русских дворян и детей боярских и терпели некоторые ограничения лишь права иноверцев; в XVII в., именно в 1653 г. (П. С. З., № 103), вотчины и поместья неправославных немцев были отписаны на государя, «за утеснение крестьян в нашей православной христианской вере» («многие без отцов духовных, без покаяния помирали, и в великий пост… всякой скором с ними немцы ели…»).
Права иностранцев в собственном смысле, т. е. не русских подданных, именно торговых приезжих людей, опирались на привилегиях, дарованных англичанам в XVI в. (со времен Грозного, т. е. с открытия морского пути из Архангельска);
по правам, утвержденным за ними при Михаиле Феодоровиче, они пользовались беспошлинной торговлей по всему государству, а для производства ее приобретали оседлость во всех городах и в самой Москве.
Эти привилегии потерпели существенное ограничение лишь в 1649 г. (П. С. З., № 9), вследствие злоупотреблений со стороны самих англичан: они ввозили тайно табак и другие заповедные товары, а равно ввозили товары других наций, прикрывая их своим флагом, закупали и вывозили из Московского государства товары, прибывшие сюда с Востока, наконец, завладели и внутренней торговлей (покупая и продавая товары русским внутри государства).
В числе проступков англичан было выставлено и то, что они «всею землею учинили большое злое дело – государя своего Карлуса короля убили до смерти». Англичане были лишены права жительства в Москве и им позволено торговать только в Архангельске. Торговые права иностранцев установлены окончательно Новоторговым уставом 1667 г. (П. С. З., № 408).
В период империи уничтожаются и те немногие ограничения, которым подлежали иностранцы (иноверцы) в Московском государстве; наоборот, со времен Петра Великого, иностранцы были привлекаемы на территорию государства особыми льготами, которые усилились во времена Екатерины II в отношении к колонистам; привилегии этих последних во многом превышали права граждан.
В период империи в первый раз определены условия принятия подданства.
Принятие подданства иностранцем может или тотчас же сообщить ему все права гражданства, или иногда (для некоторых категорий лиц) дать лишь ограниченную правоспособность.
К последней категории относятся права евреев. Изгнанные в XIII, XIV и XV вв. из многих государств Западной Европы (Англии, Франции, Испании) и преследуемые в Германии, евреи постепенно подвигались к Востоку и проникали в Польшу и русские земли.
После возникновения Литовско-русского государства, они нашли здесь особое покровительство со времен Витовта (при полной свободе вероисповедания, они пользовались всеми гражданскими правами, с некоторыми привилегиями шляхетства). В Московском и Новгородском государствах до XVI в. они пользовались правом въезда; так, в Новгороде известный Схария сделался ересеначальником жидовствующих.
Но с XVI в. в Московское государство въезд евреям был воспрещен: Иовий пишет о москвитянах: «Они не впускают их (евреев) в свои пределы». В 1550 г. царь Иоанн Грозный дал такой ответ польско-литовскому королю: «Жидам ездити в Россию не пригоже».
Московские бояре, составляя известную избирательную грамоту для королевича Владислава, включили в нее следующий пункт: «Жидам в Российское государство с торгом никоторыми делы не ездити» (см. также П. С. З., № 730).
По присоединении Малороссии евреям запрещен въезд в нее; отмена этого запрещения, последовавшая в 1729 г., удержалась недолго (П. С. З., № 5324, п. 14, 5852, 6610, 6614, 6898, 7869 и 8169).
В 1743 г. сенат представил императрице Елизавете о дозволении евреям въезда в пограничные места (Малороссию и Остзейский край), но императрица дала следующую резолюцию: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли» (П. С. З., № 8840).
Екатерина II, по присоединении части Литовско-русского государства с значительным процентом еврейского населения, объявила в указе 1786 г., что позволяет новым подданным пользоваться правами «без различия закона (веры) и народа» (П. С. З., № 16391); сообразно с этим она в 1791 и 1794 гг. дозволила евреям селиться в Малороссии (в Черниговской и Новгород-Северской губерниях) и Новороссии (П. С. З., № 17006, 17224 и 17605).
Император Александр I (в положении 1804 г.) распространил район дозволенной для евреев оседлости на Астраханскую и Кавказскую губерний и разрешил им приезд во внутренние губернии по делам торговым.
В то же царствование, именно в 1813 г., состоялось узаконение о воспрещении евреям владения населенными имениями (что, как известно, предоставлено было только одним дворянам), а в 1819 г. воспрещено для них право аренды таких имений (П. С. З., № 28240, 29501, 30543).
Затем с 20-х годов текущего столетия начинается поворот к сокращению района оседлости евреев: сначала они лишены права жительства из числа городов в Киеве, Николаеве и Севастополе, а в селах вообще всех; по положению 1835 г. потеряли право жительства в Астраханской и Кавказской губерниях. При императоре Александре II права евреев расширены в некоторых отношениях (ук. 1861 г. ноября 27).
Рядом с этим идут усилия законодательства приурочить главную массу еврейского населения к сельскому состоянию, обращая их деятельность на земледельческий труд (Положение 1804 г., п. 14–18; ук. 1829 г. о еврейских колониях в Новороссии, и Общее Положение 1844 г.);
при этом колонистам были дарованы многие льготы (относительно отвода земли, путевых издержек по переселению, постройки домов и льготы от податей и рекрутства);
но зато были приняты весьма решительные меры к тому, чтобы удержать их в состоянии земледельцев: выход из состояния колонистов до 1837 г. был вовсе воспрещен, а потом дозволен с ограничениями.
Эти меры, однако, не увенчались успехом.
[1] Дебольский не согласен признать различие терминов «иноземец» и «чужеземец», несмотря на точное выражение Русской Правды: «А пришел гость из иного города, или чюжоземец».
Он не признает также особой (ограничительной или привилегированной) правоспособности за гражданами других русских земель, полагая, что, «благодаря подвижности в составе волости-княжения, то соединению нескольких волостей, то дроблению и т.д., самое понятие иностранца не могло быть применяемо к русским жителям отдельных княжений».
Автор, очевидно, находится под влиянием старых предубеждений, что всякое княжение есть земля-государство, а потому обходит без должного внимания такие твердые постановления закона: «…из своего города в чюжу землю извода нет» (Рус. Пр. Кар. 36);
он неправильно отождествляет это постановление с другим, по которому свод в одном городе отличается от свода «по землям» (по территории) того же города: в последнем случае свод идет, и даже облегчается для истца.
Прямое постановление Новг. Судн. гр. о том, что псковитяне не пользуются правом послушества в новгородских судах, Дебольский объясняет особой «враждой (новгородцев) к своему бывшему пригороду» (с. 238).
Ссылка на то, что послухами могли быть даже иностранцы других национальностей (немцы; см. Договор 1229 г., ст. 13), основана на недоразумении: дело идет о суде между русским и иностранцем, когда уже никак нельзя отказать в послушестве иностранцу. Впрочем, мысль Дебольского неясна: он говорит, между прочим:
«Несомненно, мы встречаем ряд указаний на ограничения в правах жителей иных княжений в пределах данного»;
он отмечает «повсеместное обязательство князей из одного княжения не иметь земельной собственности в пределах другого», но объясняет его «не учением об иностранном подданстве, а заботой о неприкосновенности или внутренней независимости княжеского управления в пределах своего княжения»…, а в Новгороде «неприкосновенности республиканского государственного устройства».
Но подобными государственными мотивами вообще объясняются все законы об иностранцах, а не какими-либо лично им принадлежащими дефектами.
