A. По времени.
Статьи закона не только составляют для судьи правила, по которым он должен исполнять карательную власть, но он вместе с тем заключают в себе повеление или запрещение, имеющие обязательную силу для всех подданных государства.
Если б закон был только правилом для судьи, судья должен бы был применять его ко всяким поступкам, несмотря на то, когда они совершены. Но закон вместе с тем есть публичное запрещение, которое может быть нарушено только тогда, когда оно существовало во время совершения противозаконного деяния.
Обязательная сила закона начинается со времени обнародования его, и сохраняется пока закон не будет отменен. Обыкновенно законодатель объявляет день публикации закона как время, с которого начинается его обязательная сила.
Деяние может быть наказано, насколько оно нарушает закон, существующий во время его совершения; и тогда оно влечет за собою наказание, этим законом определенное. Из такого правила делается изъятие в случае, когда до окончательного приговора за данное деяние состоится новый закон, признающий безнаказанными известные деяния, дотоле наказываемые, или определяющий менее строгое наказание.
Ученые согласны в том, что в этом случае должен быть применяем новый закон. Если государство признало в этом законе более соответственным но наказывать известные дотоле наказываемые деяния, или наказывать оные легче; то оно действовало бы вопреки своему убеждению и пользе, и напрасно уменьшало бы располагаемые им индивидуальные силы, если б оно к этим деяниям, совершенным во время действия прежнего закона, но применяло нового закона.
Это начало признано по большей части германскими кодексами и итальянским уложением 1861 г. (ст. 3). В противном же случае, т. е. когда новый закон подвергает наказанию деяния, прежде не наказываемые, или определяет более строгие против прежних наказание, закон не может иметь обратного действия, ибо это было бы несогласно со справедливостью.
Если в первом случае обратное действие имеет характер помилования, то во втором оно было бы жестокостью. Это начало признано новейшими законодательствами. В первой половине текущего столетия в науке, законодательстве и практике упрочено правило, что всегда надобно применять тот закон, который мягче, не смотря на то, позднее он или ранее другого.
Напротив того в древнем римском праве для наказания достаточно было того, чтоб деяние было наказуемо: обратное действие закона было правилом (срав. Seeger, Ruckwirk. Kraft neuer Strafgesetze, Tubing., 1862, §§ l, 22).
В применении этих начал об обратном действии законов рождаются два вопроса: во-первых, который из двух изданных законов надобно считать мягче?, во-вторых, когда, в каком периоде процесса, выше показанные начала применимы?
Относительно 1-го вопроса, следует применять прежний закон:
когда новый закон считает преступлением деяние, дотоле дозволенное;
когда он прежнее наказание усиливает по качеству или количеству;
когда признает увеличивающим вину обстоятельство, прежде не имевшее значение;
когда устраняет обстоятельство, которое дотоле уменьшало вину;
когда отменяет давность или назначает ей более продолжительный срок;
когда приказывает преследовать официально преступление, наказывавшееся прежде только по частной жалобе, и проч.
Наоборот следует применять новый закон: когда он наказывавшееся прежде деяние не подвергает наказанию, когда уменьшает наказание за данное преступление; когда отменяет обстоятельства, отягчающие вину; когда определяет новые смягчающие обстоятельства; когда сокращает срок давности.
Относительно 2-го вопроса, выше указанные начала о применении менее строгого закона должны иметь влияние не только во время произнесения приговора, но и при исполнении его, если наказание может быть уменьшено, или же если идет дело об устранении добавочного наказания (напр. лишение известных прав) и проч.
Б. По отношению к миру и лицам.
Может ли государство наказывать преступление, содеянные кем-либо в его пределах? Может ли оно взыскивать со своих подданных за преступление, совершенные за границею? Может ли оно за такие преступление подвергать наказанию иностранцев? Вот вопросы, которые здесь следует разрешить.
Предмет этот принадлежит к науке международного уголовного права, которое объясняет: какие пределы законодательной деятельности известного государства полагают законодательства других государств, и определяет вообще международные отношения уголовно-законодательной власти разных государств.
Однако ж мы должны здесь, разрешить эти вопросы для полноты воззрений для определения объема карательной власти государства.
Общность прав единиц имеет две основы: народность, – которая составляла исключительное начало, связывающее людей до образования государства, когда они вели кочевую жизнь, – и территориальность, которая служит основанием подчинения лиц в образованном государстве.
На основании последнего принципа все пребывающие в пределах государства подлежат его законам. Из этого исторического различия выводятся две главные, противоположные системы международного уголовного права: система территориальная и система личная, т. е. система личного подчинения.
По территориальной системе, имеющей перевес в английской юриспруденции и в Северо-Американских Штатах, уголовный закон распространяет свою силу только на территорию, для которой он установлен; деяние же, совершенные за границею, не подлежат его действию.
Система личная, принятая с некоторым ограничением во Франции, полагает, что закон уголовный не только распространяется внутри государства на всех, даже временно в нем пребывающих, но он нераздельно связан с личностью подданного, который должен быть подчинен ему даже и вне пределов своего государства.
Ни первое, ни второе начало, как увидим, не может быть проведено исключительно. Третья система, признавая за государством право наказывать все преступления, содеянные подданными на его территории, или вне ее пределов, полагает что, кроме того государство имеет право защищать себя и своих подданных, и следовательно может наказывать даже деяние иностранцев, хотя бы и вне его границ против него направленные.
С этим согласно действующее законодательство и по большей части германские кодексы. Четвертая система требует наказания всех, внутри или вне государства содеянных преступлений, даже и в том случае, когда дело идет о наказании находящегося в пределах государства преступника, который во время нахождения в другом государстве нарушил права третьего.
Эту систему оправдывали теориею предупреждения. Новейшие писатели, как напр. Moль (Staatsrecht, Volkerrecht…. I, 647), исходя из космополитической точки зрения и смешивая право с нравственностью, в защиту этой системы говорят:
„существо уголовной неправды, не смотря на место её совершения, везде одинаково и осуществление права не может быть ограничено пределами одного государства; во всех образованных государствах известные деяния, как убийство и разбой, составляют тяжкие преступления, т. е. так называемые преступления повсеместные (delicta juris gentium, naturliche Verbrechen) в противоположность местным преступлениям (delicta juris civilis) т. е. таким деяниям, которые только в известных государствах считаются преступлениями.»
По таковому воззрению государство наказывает, и даже, как полагает Schmid (Lehrb. d. Staatsrechts, §§ 87, 88), обязано наказывать содеянное за границею (повсеместное) преступление, как нарушение законного порядка, в котором заинтересованы все государства.
Таким образом, говорит Bar (Internationale Privat-und Strafrecht, Hannov., 1862, § 135), государство подводит под свой уголовный закон все на земном шаре содеянные преступления.
Разрешение упомянутых вопросов состоит в тесной связи с существом наказания, преимущественно же с карательной властью. Из существа её истекают пределы.
I. Преступление внутри государства.
В воззрении нашем на существо наказания и карательной власти мы не основывались на территории, но на вине, на восстании единичной воли против воли общественной, которой представитель – государство. Такое восстание единичной воли может быть совершено лишь подданным, ибо только он обязан повиноваться государственной власти.
Государство наказывает преступление, содеянное внутри его пределов, не потому, что преступление совершено на его территории, a потому что виновник – его подданный. Иностранец, временно пребывающий в пределах государства, считается временным подданным; туземное право, оказывая ему покровительство, вместе с тем обязывает его.
Начало, что всякое преступление, совершенное им в пределах государства, подведомственно его судам, признано законодательствами. Из этого правила исключаются: глава правительства, так как он не может подлежать власти, которой он представитель; иностранные монархи; посланники с их семействами и их свита; также консулы на Востоке, которые по началу внеземельности (exterritorialite) считаются пребывающими постоянно в своем государстве.
Должно ли государство взыскивать за преступления, совершенные в его пределах и направленные против другого государства. Древнее государство считало себя замкнутым, самому себе удовлетворяющим миром, другие же государства чем-то случайным. Оно полагало, что исполняет свою задачу, когда печется о порядке внутри своих пределов.
Новейшие образованные государства находятся между собою в беспрерывных разнородных соотношениях одно не может равнодушно смотреть на нарушение прав другого, содеянное в его пределах, в особенности, когда оба находятся в дружественных отношениях. В таком случае некоторые немецкие кодексы определяют наказание.
Хотя по отношению к преступлениям, совершенным на территории государства, нет существенной разницы между туземцами и иностранцами; однако ж есть преступления, которые могут быть совершаемы только туземцами (как напр. государственная измена) или только иностранцами (как напр. возвращение после высылки за границу).
II. Преступления туземцев за границей.
Из нашего понятия о преступлении (п. 39, 40) истекает, что восстание единичной воли против воли общественной есть преступление, несмотря на место его совершения. Обязанности по отношению к государству лежат на подданных независимо от места их пребывания. Власть государства распространяется на все, хотя и содеянные за границей, поступки подданных, запрещенные под страхом наказания.
Взыскание за такие деяния не составляет нисколько вмешательства в права государства, в котором содеяно преступление: нельзя отказывать государству в праве предпринимать меры, которые оно считает соответственными для сохранения общественного порядка. Эти меры не могут быть поставляемы в зависимость от того, что существует другое государство, которое считает данное деяние тоже нарушением своего внутреннего порядка.
Если б придерживаться с точностью территориального начала, то мои любые европейские государства наказывают в своих африканских колониях преступления, совершенные вне их пределов среди варварских племен. Может ли быть дозволено подданным совершать вне пределов государства преступление против него и против других его подданных?
Даже и те государства, которые придерживаются территориального начала, делают здесь некоторые исключение. И так они признают правило, освященное в международном праве: что преступления, содеянные на кораблях в открытом море, считаются совершенными в государстве, которому корабль принадлежит.
Это основано на фикции, по которой корабли считаются подвижною участию территории, военные же корабли – плавучими крепостями. Но это собственно должно быть основываемо на том, что обязанности подданных в отношении к их государству сопряжены с ними неразрывно, несмотря на место их пребывания.
Здесь надобно прибавить, что Англия, хотя она и следует территориальному началу, наказывает на Востоке преступление своих подданных, и что адмиралтейский суд в Лондоне судит преступление английских моряков, не смотря на место совершения.
Согласно указанному понятию о преступлениях, содеянных за границею, обстоятельство, – направлены ли они против своего государства и его подданных, или против другого государства и его подданных, – не имеет решительного значения: ибо главным образом дело в том, противно ли деяние целям государства или нет.
Современные законодательства обыкновенно наказывают преступления, совершенные за границей против государства или его подданных. Некоторые делают это с известным ограничением: так Французское законодательство взыскивает только за преступление (crimes), a прусское за преступление и проступки (Verbrechen und Vergehen).
Это сделано по поводу трудностей, с которыми сопряжено преследование преступника в таких случаях. Кроме того такие менее важные правонарушения могут быть дозволены в том крае, где они совершены.
В таких случаях безусловное связывание подданных отечественными законами было бы, как говорит Льюис (Lewis, Onforeign jurisdiction…, London, 1859), набрасыванием петли на шею подданных, стесняющим их свободную деятельность за границею.
Французское уголовное судопроизводство (art. 5,7), и по примеру его прусское уложение 1851 (ст. 4), по практическим причинам, определяют притом, что в упомянутом случае туземцы могут быть привлекаемы к ответственности: ибо почин зависит от возможности собрать доказательства, от международных отношений и проч.
Французское право не наказывает преступлений, совершаемых за границей против другого государства или его подданных; противоположного начала придерживаются германские кодексы и действующее законодательство (ст. 174 ул. Имп.; ст. 181 ул. Ц. П.). Государства, следующие территориальной системе, выдают таких преступников. Но вопрос о выдаче преступников принадлежит к уголовному судопроизводству.
Из вышесказанного о том, – что государство имеет право наказывать нарушения его законов за границей, несмотря на то, что и другое государство усматривает в этом же деянии нарушение его порядка, – следует, что так называемое в международном уголовном праве предупреждение (praeventio), т. е. прежнее взыскание другим государством, не должно иметь никакого влияния на ответственность подданного за те же деяния пред его собственным государством.
Одним и тем же деянием мы можем нарушить законы двух держав, одной как временные, другой как постоянные подданные. Если деяние, учиненное за границей, есть преступление, то государство должно взыскать за него безусловно. Для государства безразлично как смотрит на это деяние другое государство, в котором оно было совершено.
Нарушены ли права государства, и если они нарушены, то каким образом оно должно противодействовать нарушению, – решение всех этих вопросов принадлежит исключительно государству и не может подлежать иностранной власти.
От этих правил законодательства отступают в видах полезности:
одни из них, как прусское (§ 4), и баденское 1845 г. (§ 8), освобождают от ответственности, если преступник наказан, помилован или – окончательным решением освобожден от наказания в другом государстве;
другие кодексы предписывают применять законы того государства, где учинено деяние, если эти законы менее строги (к. вюртемб. 1839 г., § 5);
иные применяют менее строгие законы в том случае, когда деяние направлено против иностранной державы, или её подданных (улож. Имн. и Ц. П., в. п. м.; ганновер. код. 1840, ст. 2);
наконец некоторые кодексы (австрий. 1852 г., ст. 36; бавар. 1861 г., ст. 13), вычитают наказание, претерпенное за границею.
Итальянский кодекс (ст. 6) и кодексы некоторых германских государств следуют началу реторсии, т. е, взаимности, таким образом:
итальянский наказывает преступление подданных, совершенные за границею против иностранцев, если иностранное государство наказывает своих подданных за такое же преступление против итальянцев;
некоторые же германские кодексы, как напр. бавар. (ст. 14), в таких случаях взыскивают не строже взысканий, налагаемых соответственным государством на его подданных в подобных случаях.
Такая реторсия не имеет никакой связи с началами уголовного права и основана на внешних политических отношениях.
Исполнение в данном государстве приговоров иностранных судов, состоявшихся против его подданных, было бы оскорбительно для его верховности; поэтому по правилу, общепринятому в международном праве, такие приговоры не имеют никакого значения. Впрочем этот вопрос, наравне с выдачей преступников, касается судопроизводства.
III. Преступление иностранцев за границей.
Согласно нашему воззрению на основание наказания и карательную власть (п. 39, 40), государство не имеет права взыскивать, когда иностранец совершает преступление за границей.
Ссылка на то, – что все государства составляют одно великое целое, что ко всякому внутри его нарушению ни одно государство не может быть равнодушно, – есть фикция, ведущая к признанию всех людей земного шара подданными каждого государства. Однако ж, так как иностранец может действовать за границей во вред интересам государства, то оно в виде исключения может в таких случаях определять наказание и иностранцам.
Но здесь вина иностранца несравненно менее вины туземца, который нарушает обязанности свои относительно государства. Притом было бы несправедливо наказывать иностранца за поступок, запрещенный только законами обиженного государства, о противозаконности которого иностранец, живя в другом крае, мог не иметь никакого понятия.
Рассматриваемый нами случай имеет практическое применение, когда преступник выдан; но очень редко может случиться, чтоб иностранец, совершив преступление против известного государства, явился в его пределах.
Кодексы итальянский (ст. 8), австрийский (ст. 38), и действующее законодательство (ст. 172 ул. Имп.; 179 ул. Ц. П.) в таком случае наказывают иностранца. Кодексы французский (Code, d’instr. crim., art. 7) и прусский (S 4) определяют, что он может быть предан суду. Англия и Северо-Американские Штаты, с некоторым исключением, придерживаются территориального начала, и в этом случае не наказывают.
Когда преступник, совершив в одном государстве преступление против другого, бежит в третье; тогда последует выдача на основании трактатов, и даже без таковых, если дело идет о преступлении, подлежащем наказанию по законам всех образованных государств. Англия и Северо-Американские Штаты не выдают такого преступника, если на это нет трактата.
