Наиболее выдающимися представителями реалистического направления являются немецкие юристы Зейдель и Линг, у нас – Коркунов, во Франции довольно близко подходит к этому направлению Дюги, автор известного учебника конституционного права.
Зейдель говорит, что государство, как всякое соединение людей, может возникнуть только одним путем – путем подчинения людей единой господствующей воле; государство – страна и народ, над которыми господствует высшая воля. Подобно тому, как вещь, имеющая хозяина, называется собственностью, так же и страна, и народ, когда они подчиняются единой высшей воле, называются государством.
Субъект господствующей воли, тот, чья воля господствует над страной и народом, и есть субъект государственной власти, а государство – объект ее. Господствующей волей может быть только воля физического лица, ибо мы не знаем никакой иной воли, кроме человеческой.
Поэтому субъектом государственной власти всегда является физическое лицо, но Зейдель допускает, что власть может принадлежать не только одному физическому лицу, но и нескольким вместе: в последнем случае мы имеем перед собой то, что называется “республикой”.
То лицо, чья воля господствует над государством, есть “властитель”, государь (Herrscher). Оно стоит над государством. Его воля есть источник права и потому юридически неограниченна. Но Зейдель признает, что деятельность этой воли должна иметь целью не личные интересы властителя, а общие интересы подданных.
Теория Зейделя вызвала целый ряд возражений. В самом определении государства у него есть логическая ошибка. С одной стороны, “государь”, “властитель” есть необходимый элемент государства, без него нет и государства, а с другой стороны, он стоит над государством, следовательно, вне государства.
Зейдель сравнивает государство с вещью и говорит: подобно тому, как вещь, получая хозяина, становится собственностью, так и народ, подчиняясь государю, становится государством.
Но вещь нельзя сравнивать с государством уже потому, что вещь существует и тогда, когда у нее нет хозяина, а между тем государство без властвующей воли существовать не может. Зейдель смешивает понятия вещи и собственности, что, однако, не одно и то же. На научном языке собственностью называется не вещь, а юридическое отношение собственника к другим лицам.
С точки зрения теории Зейделя, совершенно необъясним конституционный образ правления. Каким образом единая господствующая воля властителя, будучи неограниченной, в то же время может быть связана волей другого учреждения?
Говоря о республике, Зейдель признает, что несколько лиц образуют власть, но это противоречит его же исходной точке, согласно которой для образования государства необходимо подчиниться именно единой воле, а не нескольким.
Далее, стремясь объяснить не укладывающиеся в рамки его теории факты действительности, например, тот факт, что государство остается тем же, несмотря на смену правительства, и не исчезает в эпоху междуцарствий, Зейдель сам отступает от своего реализма.
Он утверждает, что государь (Herrscher) един и вечен, несмотря на смену конкретных носителей власти. Но принимая такую концепцию, он тем самым признает, что субъектом государственной власти является уже не физическое лицо, а абстрактное учреждение. С точки зрения “реализма”, это такая же “фикция”, как и юридическая личность государства.
Но самое главное возражение против теории Зейделя заключается в том, что у него совершенно извращено понятие объекта права. Сущность объекта в юридическом смысле заключается именно в том, что он служит интересам субъекта. У Зейделя же выходит как раз наоборот: субъект права (государь) служит интересам народа, составляющего объект его права.
Другой представитель реалистического учения, развивший его с логической стороны более последовательно, австрийский юрист Линг считает государство не объектом прав, а юридическим отношением. У Линга властитель стоит не над государством, а в самом государстве.
Государство, по определению Линга, есть юридическое отношение, заключающееся в подчинении оседлого народа господству одного лица. Властитель – всегда одно физическое лицо. В этом отношении Линг последовательнее Зейделя: он признает, что даже в республике господствует один человек – президент республики или председатель коллегиального правительства.
Правда, подданные подчиняются власти ради известных общих целей и, стремясь обеспечить себя против произвола властителя, с целью ограничения его воли, создают особые учреждения, как, например, парламент, но все эти учреждения, по мнению Линга, не участвуют в государственной власти, не входят в ее состав, а только ограничивают волю властителя.
Утверждая, что парламент и другие подобные учреждения сами не властвуют, а только ограничивают власть, Линг должен признать последовательно, что объем государственной власти в различных странах неодинаков: чем демократичнее форма государственного устройства, тем менее объем власти. Он весьма велик в абсолютных монархиях, менее в конституционных монархиях, еще менее в республиках и в некоторых из последних доходит до минимума.
Но именно эти последовательные выводы показывают несостоятельность рассматриваемой теории. Утверждение Линга будто бы по мере демократизации государственной власти ее объем уменьшается, явно насилует факты. Можно ли, в самом деле, утверждать, что в Англии и Франции власть слабее, чем в Марокко и Сиаме?
Далее, если мы возьмем республики и особенно те, где вовсе нет президента республики, где во главе государства стоит коллегия, то придем, следуя этой теории, к совершенно искусственному и явно несообразному выводу. В Швейцарии, например, во главе правительственной власти стоит федеральный совет, коллегиальное учреждение.
Линг, чтобы спасти свою теорию единого властителя, указывает, что во всякой коллегии есть одно лицо, которое констатирует и провозглашает решение большинства. Это лицо, т.е. председатель коллегии, и есть властитель.
Но неужели можно серьезно говорить, что председатель швейцарского федерального совета, должностное лицо, сменяющееся ежегодно и настолько мало выделяющееся из среды своих коллег, что за пределами Швейцарии немногие даже знают его имя, что это лицо есть властитель Швейцарии? Тогда бы пришлось признать, что все содержание государственной власти в Швейцарии заключается в руководстве прениями федерального совета.
В теории Линга, далее, неясно, почему именно он считает государство единым юридическим отношением. Ведь если государственная власть есть отношение физических лиц, отношение людей к людям, то в каждом государстве мы находим не одно такое отношение, а столько, сколько в нем подданных.
Каждый из них стоит в особом индивидуальном отношении к властителю. Что же объединяет все эти миллионы отношений в одно целое? Очевидно, лицо властителя. Но не вытекает ли отсюда, что раз властвующее в государстве лицо умирает, то вместе с ним уничтожается и государство как отношение определенных физических лиц, и с новым властителем является на свет и новое государство.
Линг настолько последователен, что не отступает и перед этим выводом; он говорит, что государство постоянно изменяется со сменой лиц, стоящих во главе государства. Франция теперь и 10 лет назад не то же государство; с каждым новым президентом – это новое государство.
Но такой вывод явно противоречит всему нашему представлению о государстве и заслуживает название фикции в гораздо большей мере, нежели то, что называют фикцией Зейдель и Линг.
Теории Зейделя и Линга представляют собой, в сущности, не что иное, как, модернизованный обломок далекого прошлого, отголосок идей патримониальной или вотчинной монархии Средних веков.
В Германии, благодаря долгому отсутствию национального единства, эти идеи держались гораздо долее, чем в других государствах, и пережиток их слышится в названных теориях, звучащих странным диссонансом в современной науке государственного права.
Более согласна с духом современной науки реалистическая теория, которую развивал русский ученый Коркунов.
У Коркунова, так же как у Линга, государство есть юридическое отношение, а не субъект права, но у него нет искусственного, конкретного, единственного властителя. Он говорит, что государство есть юридическое отношение между всеми лицами, живущими на государственной территории.
Объектом этого юридического отношения является государственная власть. Государственная власть есть сила, которая возникает из взаимной зависимости людей. Люди стремятся пользоваться и распоряжаться этой силой, вследствие чего и устанавливаются юридические отношения, регулирующие права пользования и распоряжения этой силой.
Права распоряжения государственной властью суть права тех лиц, которые называются органами государства. Права пользования государственной властью принадлежат в той или иной мере всем гражданам, которые осуществляют эти права, когда, например, обращаются к защите государственной власти, требуют от нее помощи и т.п.
Теория Коркунова не насилует так явно факты, как теории Зейделя и Линга, но тем не менее и с нею согласиться невозможно.
Коркунов совершенно произвольно переносит слово и понятие государственной власти на явления, которые, правда, служат основанием государственной власти, но не тождественны с нею.
В основе государственной власти, действительно, лежит сила, которая обусловливается взаимным психическим влиянием людей, но эта сила не есть государственная власть. Она существует и в таком общежитии, где нет организованной власти. Государственная власть совсем не эта сила, но то, что у Коркунова носит название “права распоряжения властью”.
Точнее говоря, власть есть право или возможность, опираясь на упомянутую психическую силу, требовать повиновения от всех отдельных членов общежития. Сила общественной зависимости есть, таким образом, основание, а не объект власти. В государственном праве объект права есть повиновение граждан государственной власти.
Помимо смещения юридических терминов Коркунов неправ и в том отношении, что, рассматривая психическую силу как объект пользования и распоряжения, он тем самым приравнивает эту силу к вещи и видит в ней как бы машину, силу слепую и бездушную.
Но эта сила слагается из психических актов людей и потому представляет собой силу живую, одушевленную. Давая опору власти тех или других лиц, она своей внутренней природой вынуждает этих лиц властвовать не в личных, а в общественных интересах. Коллективная поддержка власти, будучи первоначально стихийной, бессознательной, с течением времени осмысливается и стремится перейти в участие во власти.
Конечный идеал демократической эволюции современного государства заключается именно в том, чтобы сделать ту силу, которой Коркунов отводит роль объекта, из пассивной – активной, из бессознательной – разумной, чтобы предоставить участие в распоряжении этой силой всем участвующим в ее образовании.
