Мы видели выше, что давностные владельцы, несмотря на “превращение их владения в право собственности”, хотя защищались давностью владения против исков, но фактически были ограничены в распоряжении своим имуществом отчуждением и закладыванием.
Будучи, по словам закона, собственниками, они на самом деле были только владельцами, и притом ограниченными. Тут сказывался порок их владения: от давностного владельца по Своду Законов не требовалось ни добросовестности, ни непротивозаконного основания.
Конечно, против добросовестного владельца, владеющего на основании justus titulus, это была вопиющая несправедливость, которую следовало устранить дополнением закона, определением как качества владения, так и способа “превращения в собственность”.
Но, несмотря на то, что эти пороки давности владения были всем известны и на них указывали и в ученых исследованиях и журнальных статьях, что они сознавались и органами законодательства, исправление их откладывалось – до составления гражданского уложения.
Наконец, сама жизнь выдвинула этот вопрос на первый план и принудила наше высшее судебное учреждение разрешить его, насколько это было в его власти, указывая на порядок осуществления ст. 533, т.е. приобретения на самом деле права собственности давностью владения.
Выше указано на то, что по судебной практике дореформенного времени ввод во владение совершался исключительно при приобретении населенных имений.
Другие же недвижимые имения, домы, лавки, ненаселенные земли передавались по актам укрепления без ввода во владение, и ст. 991 т. Х, ч. 1, оставалась относительно их без применения[1].
Дел же о вводе во владение населенными имуществами по давности владения в прежней практике “крепостных дел”, состоявших при дореформенных судах, не встречалось: всякому известно было, что это не допускалось.
Когда же встретилось на практике такое дело, подлежащее разрешению на основании Литовского Статута, то Сенат отменил произведенный ввод во владение, объясняя, что “передавать укрепление на недвижимое имение наши законы дозволяют не иначе, как письменными актами, как-то: купчими крепостями, дарственными, меновыми, раздельными записями и т.п., и по сим только актам, законно совершенным, производится ввод во владение[2].
Со введением в действие судебных уставов 20 ноября 1864 года и нотариального положения 1866 года прежнее сомнение относительно момента перехода права собственности было устранено. По ним отмеченный в крепостном реестре день ввода во владение считался началом действительного приобретения и укрепления права собственности.
Устраняя прежнюю неопределенность момента укрепления права собственности и приурочивая его ко дню совершения ввода во владение, Судебные Уставы придали последнему преобладающее значение при приобретении всякого рода недвижимых имуществ.
При новых условиях стало обнаруживаться, что многие владеют недвижимыми имуществами по одним крепостным актам, без окончательного укрепления права собственности вводом во владение. Передача права собственности на эти имения стала теперь невозможна.
Давностные владельцы как населенных, так и ненаселенных имений и городских домов и дворов, владеющие без ввода во владение и не имеющие крепостных актов, были в таком же положении, потому что закон не указывал, когда, чем и каким образом происходит превращение давностного владения в право собственности.
Недоставало в законе самого важного в практическом отношении постановления об осуществлении нормы 533-й статьи о порядке приобретения на самом деле права собственности по давности владения.
В этом затруднительном положении лица, владевшие недвижимыми имуществами по дарственным записям, по наследству и т.д. уже более 10 лет, решались воспользоваться давностью владения и требовать ввода во владение на ее основании.
Но и новые судебные места в первое время держались буквального смысла Свода Законов 1857 года, требовавшего для ввода во владение актов укрепления, и отказывали в этом домогательстве, объясняя, что давностные владельцы по закону не имеют права просить о вводе во владение.
Первое из таких дел было известное дело Керст. По этому делу Санкт-Петербургский окружный суд определением от 10 ноября 1867 го-да[3] в ходатайстве о вводе во владение домом, на который владелица будто бы приобрела право собственности, отказал, потому что по буквальному смыслу 925-й и последующих статей ч. 1 т. Х и 1424-й и следующих статей Уст. Гражд. Судопр. ввод во владение может быть произведен только по представлении установленного акта укрепления, удостоверяющего переход к просителю права на недвижимое имение; что, следовательно, ввод во владение установлен только для случаев перехода имущества от одного лица к другому по актам укрепления, что, между тем, отличительным признаком приобретения прав на имение по давности владения служит именно отсутствие надлежащего акта укрепления, доказывающего принадлежность имения владельцу, и что за сим ввод во владение не может быть допущен в случаях приобретения имущества по праву земской давности.
Хотя соображения суда односторонни, но в сущности определение соответствует постановлениям закона. По напечатании этого решения в “Судебном Вестнике” появилась передовая статья[4], в которой указывается на неосновательность мотивов определения СПб. о. с. и приводятся другие, действительно оправдывающие отказ, и затем автор статьи продолжает:
“Изложенные доводы доказывают, однако, только, что ввод во владение на основании давности не должен быть совершаем по односторонней просьбе владельца, без вызова противной стороны и без исследования дела в порядке тяжебного судопроизводства и что желательна возможно большая осторожность суда при разрешении дел этого рода. Но они не в силах безусловно опровергнуть самую возможность ввода во владение по давности.
Если ввод во владение есть способ укрепления приобретенного права собственности на недвижимость, то, с другой стороны, как бы ни смотрели на существующую в нашей правовой системе давность владения, исковая ли она или приобретательная, во всяком случае исполнение десятилетнего срока иску собственника и владению давностного владельца есть фактическое основание превращения давностного владения в право собственности, основание, установленное самим законом (ст. 533 ч. 1 т. Х) и имеющее право на судебное признание.
Наша земская давность в применении к вотчинным искам сопровождается потерей не только искового права, но и материального, т.е. самого права собственности.
Вследствие того по наступлении срока владение давностного владельца становится по русскому законодательству исключительным в том смысле, что ему не противостоит никакое право собственности другого лица на то имущество.
Эта исключительность владения возвышает его на степень настоящего права собственности, хотя вытекающего из оснований, не констатированных еще судом, и еще не укрепленного, но заключающего уже в себе само право на судебное признание и укрепление, коль скоро предположение о превращении владения в право собственности подтвердится судебным исследованием.
Право, основывающееся на земской давности, есть во всяком случае право гражданское, всякий спор о котором, вызываемый лицами, до коих дело то касается, подлежит разрешению судебных установлений”.
Затем в статье “Судебного Вестника” доказывается возможность тяжебного производства о вводе во владение на основании давности[5]:
“Укрепление права собственности за давностным владельцем, доказавшим свое владение, есть только логическое последствие признания в законе наступления давностного срока условием превращения владения в право.
Конечно, доказать при заочном разбирательстве дела исполнение исковой давности весьма трудно и, по всей вероятности, в большинстве случаев этого рода суду придется решить дело отказом давностному владельцу в признании его права; однако в принципе отрицать возможность такого признания нельзя. Признание прав истца здесь настолько же сомнительно, как и вообще при заочных решениях”.
Главная мысль, на которой автор основывает свои выводы, это – то, что каждый признается способным отыскивать и защищать на суде свои права.
“Основываясь на факте, с коим закон связывает приобретение права собственности, давностный владелец может быть и истцом по предмету этого права, коль скоро кто-либо мешает его осуществлению.
В данном случае прежний собственник имущества препятствует владельцу осуществлять приобретенное по давности право, потому что, если владение его не основывается на крепостном акте, он не может без судебного признания и укрепления его права ни продать, ни заложить своего имущества (ст. 1429, 1627 ч. 1 т. Х)”.
Весьма вероятно, что статья эта повлияла на СПб. судебную палату, которая утвердила определение об отказе просительнице в охранительном порядке, объясняя, что давностный владелец для ввода во владение имением, которое он приобрел по давности, должен обратиться в суд исковым порядком для присуждения ему права собственности.
В том же году 26 октября Ржевский окружный суд постановил сходное определение[6]. Суд исходит из той мысли, что по действующему закону давность владения не есть способ приобретения права собственности, а только доказательство, значение которого должно быть определено судом в исковом порядке.
Когда дело Керст поступило в Сенат, последний признал[7], что “СПб. судебная палата допустила неправильное толкование 533 ст., которая установляет, что давностное владение превращается в право собственности, когда оно продолжается в течение установленного срока, что это превращение совершается само собой в силу закона, вследствие всех тех условий владения, которые в точности определены в законе.
Таковое владение для превращения в право собственности вовсе не нуждается в признании судебным решением, без которого оно, получив самостоятельное начало, может таким же способом и продолжаться в силу закона, без всякой обязанности владельца просить о постановлении судебного решения порядком тяжебным, пока не предъявлено против него спора, по возбуждению подобного производства никак не может быть возложено на спокойно и бесспорно владеющего своим имением”. Но этим соображениям определение СПб. судебной палаты было отменено.
Роль Сената и вообще судов в охранительном производстве иная, чем в тяжебном. В последнем существуют две стороны, и дело каждой стороны – отстаивать свои права и интересы.
Если сторона при предъявлении другой стороны чрезмерных требований их не отвергает, если стороны не пользуются известными доказательствами или ведут дело неправильно, то предполагается, что они отказываются от своих прав или от средств защиты.
В охранительном производстве существует одна только сторона, и дело суда – отклонить от себя чрезмерные требования или нецелесообразный порядок предъявления требований, но суд не должен ограничиваться простым отказом, а так как дело идет об охране бесспорного права, охране, которой суд по закону обязан содействовать, то он обязан указать правильный, целесообразный путь к достижению охраны.
На это различие в производстве Правительствующего Сената в законе не указано, и поэтому жалобы в порядке охранительного производства рассматриваются в том же порядке, как и по кассационным жалобам по делам спорным. Таким образом поступил Сенат и по делу Керст.
Он ограничился указанием на допущенное неправильное толкование, не заботясь о том, есть ли в законе прямое указание для выхода из затруднения и вправе ли суд установить новые правила по вопросам, до тех пор не возникшим в порядке охранительного производства, для которого законодатель упустил установить общие правила.
Между тем Сенат самим законом уполномочен на предание указаний о порядке исполнения законов. Не указывая того порядка, в котором должно быть удостоверяемо превращение владения давностью в право собственности, Сенат предоставил судебным палатам самим найтись в этом законом не разрешенном вопросе, причем весьма невероятно было, чтобы не возникло разногласия.
Впрочем, вряд ли Сенат при постановления решения по делу Керст (1868 г., N 449) уже имел в виду тот порядок, который он впоследствии установил в решении по делу Молошниковой.
Во всяком случае в замечательном решении Харьковской судебной палаты по делу Таранова-Белозерова[8] решение Сената по делу Керст (1868 г., N 449) понималось в совершенно другом смысле.
Судебные палаты и окружные суды, не найдя в решении Сената по делу Керст руководства к практическому разрешению вопроса, должны были руководствоваться буквальным смыслом закона, что и сделало большинство, за немногими исключениями.
Решение же вопроса, воспоследовавшее в 1872 году по делу Молошникова, подготовлено неутомимой деятельностью “Судебного Вестника”[9].
Дело Керст возбудило всеобщее внимание и вызвало целый ряд статей в юридических повременных изданиях. Редакция “Судебного Вестника”[10], обращая главное внимание на стесненное, затруднительное положение давностных владельцев и напирая на обязанность судов содействовать просителям при охране и удостоверении их прав и всячески устранять встречающиеся препятствия, в целом ряде статей[11] указывала на необходимость и возможность допущения ввода во владение по давности, доказывая, что закон (т. Х, ч. 1, ст. 1684 и т. V, Уст. о Пошл., ст. 396 по прод. 1863 г.), запрещая безактовое владение, обязывает таких владельцев обращаться в “надлежащие присутственные места” для получения владенных свидетельств, что до введения судебных уставов таковыми были суды, при которых состояли крепостные дела, а ныне прошения давностных владельцев о выдаче свидетельств о том, что владение их соответствует условиям закона, должны быть подаваемы в окружный суд, который в охранительном порядке постановляет о том, должно ли быть выдано просимое свидетельство.
На основании этого постановления старший нотариус уже выдает владенное свидетельство, на основании которого владелец получает ввод во владение.
Свою точку зрения “Судебный Вестник” старался отстаивать против всех возражений[12], указывавших на положительный закон и против решений судебных мест, основывавших свои решения, более или менее удачно, также на буквальном смысле закона.
Впрочем, бывали и решения, в которых окружные суды постановляли, что просьба о вводе во владение может быть допущена на основании судебного удостоверения, что владение соответствовало условиям закона.
Так, Симферопольский окружный суд 19 июня 1869 года[13] по просьбе Семерджиевой постановил: произвести дознание, чрез окольных людей, для удостоверения в непрерывном владении в течение трех давностей, применяя к охранительному производству правила искового о допросе свидетелей и производстве дознания.
В том же 1869 году декабря 16 Нижегородский о. с.[14], признавая, что “спокойное, бесспорное, непрерывное владение в виде собственности в течение срока давности превратилось для владельца в право собственности, что признание такого права не нуждается в особом судебном решении, пока не будет предъявлено спора, почему утверждение его права на владение сим имением по давности и равно ввод во владение могут быть производимы в охранительном порядке, и что при ходатайстве о признании права собственности по давности владения непредставление акта укрепления не может служить препятствием к удовлетворению прошения, ибо последующий акт ввода сам по себе будет служить укреплением, – определил: согласно произведенному дознанию ввести владельца во владение”.
Московская судебная палата, которой передано было Сенатом дело Керст для постановления нового решения, очевидно, убежденная в законности обжалованного определения или за неуказанием в решении Сената того порядка, каким можно было достигнуть ввода во владение по давности, нашла возможным свести это дело к вопросу о наследстве и о вызове наследников.
Против такого решения “Суд. Вестн.” указывал на то, что истица ходатайствовала о вводе во владение по давности, и этот только вопрос мог подлежать разрешению Палаты.
Определение это действительно было отменено на основании 706-й статьи Уст. Гр. Суд., и дело передано Харьковской судебной палате, которая 13 июня 1870 года[15] решила, что давностный владелец вправе просить о вводе во владение приобретенным им по давности владения имуществом, но должен при этом доказать приобретение им давностью владения права собственности.
Поэтому Палата определила: предписать СПб. о. с. допросить выставленных Керст свидетелей, действительно ли она владеет с 1855 года домом в виде собственности, и произвести по сему предмету дознание чрез окольных людей.
Таким образом, Харьковская судебная палата в этом заседании признала право давностного владельца. Но когда затем по апелляции поступило в ту же Палату подобное дело и доклад принял на себя сам председатель ее Н.Г. Принтц, выдающийся цивилист, известный в литературе весьма дельными статьями, то дело получило другой оборот. Дело было следующее:
Изюмский окружный суд 11 ноября 1869 года отказал Таранову-Белозерову в допросе окольных жителей для удостоверения действительности его владения полученным после брата по наследству имением в течение 30 лет, потому что дело шло не о споре, а об укреплении права собственности на земли, перешедшие по наследству 30 лет тому назад.
По жалобе на это определение Харьковская с. п. разрешила допросить окольных людей, предварив, однако, что этим не предрешается вопрос о применении этого доказательства к настоящему делу. Окольные люди единогласно показали о тридцатилетнем спокойном, бесспорном, непрерывном владении Таранова-Белозерова после брата.
Определение Харьковской с. п. замечательно по обстоятельности доводов и соображений[16].
“Палата находит, что по ст. 1424 Уст. Гр. Суд. и Нотариальному Положению для ввода во владение требуется акт укрепления. По ст. 9 Уст. Гр. Суд. суды обязаны решать дела по точному разуму существующего закона и только в случае неполноты, неясности или противоречия основывать решения на общем их смысле.
Ввиду точного разума ст. 1424 давностный владелец не имеет права на ввод во владение. Из сопоставления ст. 335 т. Х, ч. 1 с ст. 420, 531, 532, 557-567, 690-694, 699-707 т. Х, ч. 1, ст. 213, 214, 218, 225 т. Х, ч. 2, видно, что наши законы, ограждая всякое даже незаконное владение, установив, что владение при известных условиях превращается в право собственности, что собственник чрез известное время утрачивает свою власть, – в то же время не включили давность владения в число способов приобретения и не указывают на укрепление права на имущество. (Следует подробный разбор вышеприведенных статей.)
Законодательство наше определяет положительно лишь сроки истечения давности для начатия исков, а срок давности владения указывает отрицательно потерей настоящим собственником права на отыскивание своего имущества из неправого владения. Только после сего спокойное, непрерывное владение в виде собственности может превратиться в право собственности.
Как скоро давность владения не составляет ни способа приобретения, ни укрепления, превращение владения в право собственности возможно лишь после потери настоящим собственником права на отыскивание своего имущества, то очевидно, что всякое домогательство в законном порядке приобрести и укрепить за собой имение по давности владения не может иметь места.
Закон лишь ограждает в этих случаях наличное владение, объясняя, что при известных условиях оно превращается в право собственности, но далее этого он не идет.
В деле Керст Сенат (решение 1868 г. N 449) уже разъяснил, что превращение давностного владения в право собственности совершается само собой в силу закона и не нуждается в судебном признании, облеченном в форму судебного решения, без которого оно, получив самостоятельное начало, может таким способом и продолжаться в силу закона.
Таким образом, непринадлежность ведению судебных мест домогательств о вводе во владение по давности в порядке искового судопроизводства, до предъявления на такое владение иска, выяснено Сенатом.
В охранительном же порядке удостоверение, что владение, приобретенное вопреки установленных способов, происходило в течение земской давности, не возложено на судебные места.
Ввиду сего в назначение судебных мест не может никак входить удостоверение в охранительном порядке такого действия частного лица, в основе которого лежит во всяком случае не законность, а, быть может, насилие или подлог.
Установлять самим судом порядок подобного удостоверения нет оснований, так как в настоящем случае не усматривается ни недостатка, ни неясности, ни неполноты или противоречия законов, а обнаруживается намеренный пробел в законодательстве.
По мнению Палаты, единственный легальный для владельца по давности путь оформить свое неправое владение заключается лишь в исходатайствовании себе акта на основании примечания к ст. 1684, т. Х, ч. 1, и ст. 396, прим. 1, т. V, Уст. о Пошл. по прод. 1863 г., на что закон даже прямо обязывает таких владельцев, но порядок, в каком это должно последовать, и какие чрез то такой владелец приобретает права, составляют предмет, не подлежащий обсуждению в данном случае”.
По всем таковым основаниям признано, что давностному владельцу не принадлежит право ходатайствовать о вводе его в этом качестве во владение.
Слабая сторона этого решения состоит: 1) в том доводе, будто судебные места не могут входить в удостоверение такого действия частного лица, в основе которого лежит будто бы незаконность и, может быть, насилие или обман, между тем судебные места свидетельствуют завещания, в основании которых также иной раз может лежать насилие и обман. Палата упустила из виду, что удостоверение в охранительном порядке не пресекает иска о незаконности удостоверенного действия;
2) в том, что Палата, указав на единственный легальный путь оформить давностное владение, удержалась рассмотреть этот порядок и установить его допустимость и последствия. В исковом порядке, как выше упомянуто, она связана требованиями сторон, потому что должна решать спор.
В охранительном же порядке она обязана содействовать охранению прав просителя, и если формулировка ходатайства нецелесообразна, то указать на правильный путь. Иначе какая же будет охрана?
В своей главной части, где решение основано на положительном законе, оно неопровержимо.
Это новое решение состояло, однако, в прямом противоречии с определением по делу Керст от 13 июня 1870 года, где, как мы видели, Палата признала, что давностный владелец имеет право на ввод во владение, и предписала СПб. окружному суду удостовериться допросом свидетелей и окольных людей в действительности владения Керст.
Когда это дело воротилось в Палату, она старалась выпутаться из противоречия объяснением, что определение от 13 июня 1870 года состояло в предписании допроса, что признание права на ввод во владение было только соображением к этому определению и поэтому не могло войти в законную силу и стеснять ее при решении дела.
Затем она признала на основании вышеизложенных соображений, что давностный владелец не имеет права на ввод во владение[17]. Сенат, однако, установил, что определением Палаты от 13 июня 1870 года положительно разрешен вопрос о праве на ввод во владение по давности владения, так как сущность настоящего дела, ходатайство Керст, признано подлежащим удовлетворению.
Это определение, никем не обжалованное, не могло подлежать пересмотру. Поэтому Палата не вправе была в заседании 20 января 1871 года входить в новое обсуждение разрешенного вопроса и разрешить его вторично в противном смысле, но должна была ограничиться рассмотрением представленного окружным судом допроса свидетелей и окольных людей. Поэтому определение Палаты отменено за нарушением 706-й статьи Уст. Гражд. Суд.
После решения Харьковской судебной палаты по делу Таранова-Белозерова “Судебный Вестник” отозвался снова:
“Как ни ощутительны затруднения подобных владельцев, как ни разумно, казалось бы, примкнуть дела этого рода к охранительному судопроизводству, тем не менее предполагать в наших судебных деятелях готовность увеличить круг своих занятий, ради этих причин, но вопреки буквы закона, значило бы обличать незнание духа нашего судебного института, принадлежащего все-таки, что бы там ни говорили, к сословию чиновному и потому всегда скорее склонному избегать труда, чем заняться делом, прямо в законе не указанном.
Между тем в нашем правовом быту ввод во владение по давности должен иметь место как потому, что существуют лица, владеющие имениями на этом основании, так и потому, что без ввода немыслимо осуществление права собственности, установленного положительным законом ст. 533, т. Х, ч.1.
За неуказанием в законах порядка подобного ввода правильнейшим и наипрактичнейшим способом оказывается исходатайствование владенных свидетельств, упомянутых в примеч. к ст. 396, т. V, Уст. о Пошл. по прод. 1863 г., которые выдавались бы, так как владение должно быть не только фактическое, но и юридическое, по определению окружного суда старшими нотариусами.
Принятие предлагаемого порядка едва ли может последовать ранее дополнения соответствующих статей Уст. Гражд. Суд. в законодательном порядке”.
Вместе с тем неутомимая редакция указывала на соображения, которые при обсуждении в законодательном порядке могли иметь решающее значение. Она ставила в параллель давность владения и наследство по закону.
Здесь и там право возникает из факта в силу самого закона. Как при охранении наследственных прав, так и при признании права собственности по давности владения никто не спорит, и судебное признание в охранительном порядке не отнимает ни у кого принадлежащего ему права иска.
Затем автор цитированной статьи, указав, что в решении Харьковской судебной палаты по делу Таранова-Белозерова замечено, что единственный легальный выход из затруднительного положения состоит в исходатайствовании владенного свидетельства, заключает о необходимости дополнения судебных уставов в этом смысле.
Еще более сильное выражение получило убеждение, что по закону ввод во владение и укрепление права собственности на основании давности владения не допускаются, при обсуждении этого вопроса в Московском Юридическом Обществе.
По реферату Н.В. Баснина[18] Общество высказало, что давность владения, не будучи по нашему праву способом приобретения собственности, не дает потому и возможности санкционировать фактические отношения, из нее вытекающие, т.е. сделать на основании ее ввод во владение в порядке охранительном и исковом.
“Нельзя не сознаться, что такое положение дела сводит, к сожалению, ст. 533 т. Х, ч. 1, на мертвую букву, что несомненно отражается весьма неблагоприятно на экономических интересах страны, лишая огромную массу русских владельцев возможности распоряжаться теми имуществами, которыми они владеют из поколения в поколение (?). Dura lex sed lex.
Остается желать, чтобы применение этого положения последовало в самом законе, на потребность в котором было уже указано, но пока его нет, дело остается in statu quo – необходимо решить вопрос о допущении ввода по давности владения отрицательно”.
Лишь А.М. Фальковский и А.М. Хоткевич высказались за возможность допущения ввода во владение в охранительном порядке. В.В. Лешков был того мнения, что, так как давностный владелец в исковом порядке может доказать, что по 533-й статье он приобрел права собственности <пред судом ввиду истца, почему не может он доказать того же пред этим судом без истца, помимо истца, по собственному единоличному обращению к суду с просьбой войти в рассмотрение основания его владения?
Другими словами, думаю, что как при исковом производстве суд входит в рассмотрение давностного владения и только с признанием этого владения присуждает владельцу право собственности, так и в охранительном порядке он может войти в существо отношения владельца к объекту, и как следует присудить ему собственность, так можно и распорядиться вводом во владение”.
В том же году решением от 19 декабря 1873 года[19] Московский окружный суд высказался в том же смысле, в каком большинство членов Юридического Общества, и определил:
“В просьбе давностного владельца о выдаче ему свидетельства на владение домом, с уплатой крепостных пошлин, отказать, потому что на основании ст. 396, п. 4, т. V, Уст. о Пошл., суд может выдать лишь свидетельство об оплате их владения крепостными пошлинами, причем никакого удостоверения о действительности и принадлежности владения со стороны суда не может быть дано, подтверждением чему служит как существо самого закона, имеющего финансовую цель (ст. 396 Уст. о Пошл.), так и равно и то, что свидетельство о приеме пошлин дается на актовой крепостной бумаге и должно служить удостоверением в уплате пошлин, не касаясь правомерности этого владения, удостоверяемое актами на основании ст. 707 т. Х, ч. 1. Окр. Суд не вправе производить дознание о действительности владений, ни обсуждать права владельца, вытекающие из владения”[20].
Дело Керст обошло все судебные палаты и, кажется, в некоторые из них даже возвращалось назад по обходе остальных палат; при этом различно разрешалось разными палатами.
Причина этого разительного многообразия в разрешении такого существенного и в высшей степени важного вопроса заключается, с одной стороны, в неполноте наших законов, а с другой стороны, в непривычке еще наших новых судов пользоваться высоким правом, предоставленным им ст. 9 Уст. Гражд. Судопр.
Дело в том, что закон требует для ввода во владение представления крепостного акта на имущество, но очевидно, что при давности владения такого акта быть не может.
При таких обстоятельствах Гражданский кассационный департамент Сената усвоил себе предложенный редакцией “Судебного Вестника” порядок и, когда Московский о. с. и Московская с. п. отказали Молошниковой в вводе во владение, постановил 1872 г. N 792 решение, существенное содержание которого следующее.
Указав на кассационное решение по делу Керст, Сенат продолжает: “Владелец, приобревший право собственности давностью владения, не имеющий крепостного акта и не введенный во владение, во многих случаях стеснен в осуществлении своего права собственности, для устранения которых обращаются в Окр. Суды с ходатайством о вводе их во владение.
Некоторые О. С. удостоверяют подобные ходатайства, если представленные доказательства удостоверяют действительность владения и условий, требуемых по 533 статье Х т. 1 ч. Другие же ходатайства сии безусловно отвергают по буквальному смыслу 1424 ст. у. г. с. без указания, однако, могут ли такие акты быть получены давностными владельцами, и если могут, то в каком именно порядке.
Первого рода порядок не может быть признан согласным с законами, по которым для ввода во владение безусловно необходимо представление акта укрепления, какового акта давностный владелец, очевидно, представить не может.
Предусмотрев нормальный порядок ввода во владение, законодательство наше не дает положительного указания на то, какой акт может служить удостоверением в приобретении права собственности по давности владения.
Вместе с тем в законодательстве нашем не встречается постановлений, в чем-либо ограничивающих право собственности, приобретенной на основании давности владения.
Обращаясь вследствие сего на основании ст. 9 у. г. с., предоставляющей судам право, в случае недостатка, неполноты, неясности или противоречия в законах, руководствоваться общим их смыслом, к определению того порядка, в котором давностный владелец мог бы укрепить свое право собственности посредством исходайствования акта, необходимого для ввода во владение.
Правительствующий Сенат находит, что в примечании к статье 396, т. V, уст. о пошл. постановлено: владельцам недвижимых имуществ, не имеющих актов, совершить таковые, со взысканием пошлин: и чтобы под опасением штрафа владеющие недвижимыми имениями без документов: подали бы о таких имениях в надлежащие присутственные места объявления, с означением по совести цены… и уплатили бы в казну крепостные пошлины, в чем упомянутые присутственные места и обязаны выдать им надлежащие свидетельства на гербовой бумаге по цене имения.
Эти правила доказывают, что наше законодательство, не благоприятствуя праву собственности, не утвержденному на формальном акте, старается побудить собственников к получению подобных актов.
Имея в виду, что законы охраняют всякое право собственности, что владеющие имениями без всяких актов имеют право просить о выдаче им свидетельства на принадлежность им тех имений, что по таким свидетельствам, заменяющим акты укрепления, дозволяется ходатайствовать о вводе во владение на общем основании, как это видно из 3 прим. к статье 396 т. V, уст. о пошл., что владение без актов может иметь различное основание, в том числе и владение на праве давности, – Правительствующий Сенат находит, что те владельцы недвижимых имений, которыми право собственности приобретено на основании 533 статьи, могут обращаться в окружные суды в порядке охранительного судопроизводства с просьбами о предоставлении получить свидетельства на владеемое имущество.
При обсуждении такового ходатайства О. С., в удостоверение владения просителем указываемым им имением, в течение давности, принимает во внимание как письменные разного рода документы, так и другие доказательства, в том числе показания свидетелей и дознание чрез окольных людей.
Удостоверившись в том, что проситель приобрел по давности право на состоящее в его владении имение, О. С. постановляет определение о выдаче просителю свидетельства на владеемое им имущество и о размере крепостных пошлин, которые, в указанных законами случаях, должны быть внесены просителем.
На основании сего определения владелец, по взносе пошлин, получает от нотариуса свидетельство, и только по получении такого свидетельства, заменяющего акт укрепления, и по отметке сего свидетельства в реестре крепостных дел владелец вправе обратиться в О. С. с ходатайством о вводе его во владение.
Определение суда о выдаче свидетельства на владеемое имущество, как состоявшееся в охранительном порядке, и о вводе во владение не могут служить препятствием к предъявлению иска о признании за другим лицом права собственности на это имущество”.
Разъяснения Сената, последовавшие в кассационном порядке, обязательны только для того дела, по которому они даны, в других делах они могут служить судам только руководством (ст. 815 Уст. Гражд. Суд.), а не обязательными правилами.
Обязательными для всех судебных мест являются только те разъяснения, которые даны хотя и кассационными департаментами Сената, но не в качестве кассационного суда, а в качестве учреждения, поставленного для надзора и руководства всеми судами Империи, т.е. когда Сенат является не судом, а высшим учреждением судебной администрации.
В этом последнем характере своем кассационные департаменты Сената могут, бесспорно, давать разъяснения, подлежащие непременному исполнению, как со стороны судебных, так и всех других установлений Империи.
Разъяснение Сената о вводе во владение давностных владельцев даны Сенатом не в указанном порядке, а по частному делу, и нам неизвестно, были ли затем эти разъяснения особенно вменены судам к обязательному применению.
Невоспоследованием такого циркуляра объясняется, что и после решения Сената по делу Молошниковой Московская судебная палата постановила по делу Ф.Г. Беляева 19 декабря 1873 года определение, которым в просьбе о выдаче ему чрез старшего нотариуса, по уплате крепостных пошлин, свидетельства на владение домом, приобретенным давностью владения, отказано, так как на основании существующих законов просимое свидетельство может служить только удостоверением в уплате пошлин, не касаясь правомерности владения, которая может быть удостоверяема по ст. 707 т. Х, ч. 1, только актами, и окружной суд не вправе производить дознание о действительности владения, ни обсуждать права его, вытекающего из владения.
Это определение представляет собой последнюю попытку отстаивать буквальный смысл закона против требований практической жизни. Оно, вероятно, отменено Московской судебной палатой, но мы не нашли этого определения в “Судебном Вестнике”.
[1] <С. В.>. 1870, N 79. П. М. К вопросу о вводе во владение по давности владения.
[2] Сборник реш. Прав. Сен. II, N 321.
[3] <С. В.>. 1867, N 264.
[4] <С. В.>. 1867, N 266.
[5] Такого же мнения держался и г. Думашевский в Юридическом обозрении <Ж. М. Ю.> 1868 г. (т. I, стр. 17). Он также полагает, что истице действительно следовало отказать в ее просьбе, но не потому, что <ввод во владение не может быть допущен в случаях приобретения имущества по земской давности>, как полагает суд, а потому, что для ввода во владение требуется какое-либо законное юридическое основание (titulus).
Истица должна была прежде всего добиться от суда в исковом порядке признания за ней права собственности на дом на силе ст. 533, 557-560, 563, 667 т. Х, ч. 1, а потом на основании этого судебного признания требовать ввода во владение.
[6] <С. В.>. 1869, N 25.
[7] Реш. Гражд. касс. деп. 1868 г., N 119.
[8] <С. В.>. 1870, N 335.
[9] Благодаря <Судебному Вестнику> мы и в состоянии следить шаг за шагом за различными фазисами в решении этого вопроса.
[10] Душой которой по этому вопросу был, если не ошибаемся, А. Думашевский.
[11] <С. В.>. 1870, N 2, 9, 48.
[12] Гантовер. <С. В.>. 1870, N 30.
[13] <С. В.>. 1869, N 179.
[14] <С. В.>. 1870, N 79; 1870, N 208.
[15] <С. В.>. 1869, N 59; К.р. 1870, N 339, марта 12.
[16] <С. В.>. 1870, N 335.
[17] Определение 21 января 1871 г., касс. реш. 1872 г. N 525.
[18] <Ю. В.>. 1873, январь, Прот. М. Ю. О., стр. 1-43.
[19] <С. В.>. 1874, N 17.
[20] Определение это последовало, точно так же как рассуждение в Московском Юрид. Общ., уже после касс. реш. Правительствующего Сената по делу Молошниковой, давшее этому вопросу другой оборот, но, как видно, это касс. реш. 1872 г. N 792 появилось в печати, как свидетельствует <С.В.>, лишь в ноябре 1873 г., поэтому тогда еще не было известно и не могло быть в виду ни при рассуждениях М. Ю. О., ни при определении М. о. с.