В рассматриваемую эпоху крестьяне[1] делились на несколько разрядов. Так, были крестьяне черносошные, жившие как на своих землях, так и на чужих на условиях половничества, однодворцы, экономические крестьяне, дворцовые, посессионные и, наконец, крепостные.
А. Государственные черносошные крестьяне[2], являясь потомками черносошных Московского государства, в изучаемую эпоху находились только на севере России (в Архангельской, Вологодской, Олонецкой, Вятской, Пермской и Казанской губ.) и в Сибири, где, вследствие отдаленности от центра государства, успели сохранить свою независимость.
В 1763 году их было до 600 тысяч душ мужского пола. Среди них, как теперь точно установлено в науке, господствовало общинное землевладение, но без переделов, как в остальной России, причем одновременно с общинами-деревнями существовали и общины-волости, пользовавшиеся общинными выгонами, лесами и рыбными ловлями, а иногда и пахотными и сенокосными землями.
“Которые наши земли пахотные и сенокосные, – читаем, например, в наказе Ленской волости Яренского уезда, поданном в комиссию 1767 года, – находятся в смежности Наволоцкой волости крестьян с землями ж, тем быть, как издревле, в общем владении”.
Однако общинное землевладение не исключало частной собственности, объектом которой являлись пашни и части покосов, так называемые повытки, по отношению к которым крестьяне пользовались правом распоряжения, т.е. могли их продавать, отдавать в приданое, закладывать и т.п.
Результатом такого порядка вещей было большое имущественное неравенство среди крестьян и появление так называемых “деревенских владельцев” из купцов, приказных служителей и духовенства, в качестве собственников крестьянских участков[3]. Об этом свидетельствует, например, архангельский губернатор Головцын в своем заявлении от 1767 года.
“Купцы, – гласит заявление, – имеют в уездах за собой во владении немалое число государственных черносошных земель”, так что “мысли их купеческие больше деревенским обрядам, нежели к распространению коммерции, подвижны бывают”; многие из них, “оставя город, живут по деревням своим и, покинув купецкую торговлю, упражняются в земледельчестве”.
На подобное положение дел обратила внимание еще межевая инструкция 1754 года, воспретив продажу крестьянских участков всем лицам, не положенным в подушный оклад, и предписав отобрать обратно земли у “деревенских владельцев”.
Точно так же и межевая инструкция 1766 года запретила продажу крестьянских участков как посторонним лицам, так и между крестьянами, лишив последних вообще права распоряжения своими землями (“крестьянам имеющихся за ними недвижимых имений никому, как посторонним, так и между собою, не продавать, и не закладывать, и в иски, также по векселям и за долги не отдавать”).
Однако эти две меры явно радикального характера не были приведены в исполнение, по всей вероятности, вследствие своего радикализма. Тогда, желая уничтожить имущественное неравенство, правительство указом 1781 года ввело переделы, предписав “между крестьянами земли и все угодья смешав, разделить порядочно на тяглы по душам и по имуществу, а с того уже быть как раскладкам подушного платежа, так всем службам и работам”.
Переделы, равно как и раскладка податей и повинностей, сделались функцией “мира”, причем правительство требовало только, чтоб “общее мирское уравнение делалось всегда правильно, без малейшего друг друга отягощения”.
Одновременно с этим правительство подтвердило постановления межевых инструкций о воспрещении крестьянам распоряжаться своими землями и об отобрании у деревенских владельцев крестьянских земель[4].
Однако на практике многое осталось по-прежнему, и переделы далеко не повсюду были осуществлены, в силу чего явилась необходимость в новом распоряжении правительства в 1829 году об обязательном введении переделов среди крестьян Архангельской губ[5].
Среди черносошных крестьян, как результат безоземеления, возникшего вследствие права распоряжения крестьянскими участками, образовался особый общественный класс, получивший название половников[6].
К категории последних причислялись крестьяне, лишившиеся своих участков и поселившиеся на землях “деревенских владельцев” (у некоторых было от 20 до 70 и более половников) или в духовных вотчинах. Отношения их между собой были договорные.
“Владельцы” платили за половников подати, ссужали их семенами, а иногда оказывали им вспомоществование при первом обзаведении. Взамен этого половники отдавали владельцам половину своего урожая (отсюда и название: “половник”) и исполняли на них разные работы, например, косили и убирали сено, рубили лес, доставляли дрова, занимались постройкой разных строений, пасли скот, служили в доме и т.п.
Половники пользовались правом перехода от одного владельца к другому, но только в пределах одного уезда и по уплате владельцу “пожилых денег”. Положение рассматриваемого класса было крайне тяжелое, о чем свидетельствуют его наказы, а также вышеупомянутое заявление губернатора Головцына.
По словам последнего, “купцы над половниками во всем власть свою распространяют, и как мужеск, так и женск пол на них купцов всякую работу исправляют, отчего для своего пропитания лишаются удобного к посеву, также и к сенокосу и к жатве времени”, что, конечно, в высшей степени вредно отражается на их материальном благосостоянии.
По словам наказов, владельцы половников неоднократно “безвинно бьют, стегают без указанного суда и увечат занапрасно самоуправством своим”; также “который половник против прихоти владельца, хотя мало в чем не услужит, того в рекруты и отдает, не рассуждая и не сожалея, очередь ли ему или нет”.
Ввиду такого положения вещей правительство указом 1827 г. решило до известной степени урегулировать отношения между половниками и владельцами, предписав им заключать между собой договоры сроком от шести до 20 лет с обязательством предупреждать друг друга за год о своем намерении прекращать договорные отношения.
[1] Беляев. Крестьяне на Руси; Победоносцев. Исторические исследования и статьи; Романович-Славатинский. Дворянство в России (Гл. IV “Крепостное право”); Вешняков. Крестьяне-собственники в России; Энгельман. История крепостного права в России; Семевский. Крестьяне в царствование Екатерины П. Т. I и II, а также Крестьянский вопрос в России в XVIII и в первой половине XIX века;
Игнатович. Помещичьи крестьяне накануне освобождения (Русск. богатство. 1900. Кн. 9-12). Многочисленные статьи г. Семевского по истории разных разрядов крестьян, вошедшие в состав второго тома его исследования о крестьянах в царствование Екатерины II (изд. 1901 г.), будут указаны в своем месте.
[2] Семевский. Казенные крестьяне при Екатерине II (Черносошные крестьяне), см. “Русскую старину” 1879 года. Т. XXIV; Щепотьев. К истории разрушения сложных форм общинного землевладения на севере (Русск. мысль. 1883. Кн. 12) и Законодательство и старинные формы землевладения на севере (Сев. вестн. 1886. Кн. 2).
[3] Деревенские владельцы существовали на севере России не только среди черносошных крестьян, но также и среди дворцовых, что побудило дворцовую канцелярию предписать 20 дек. 1745 г. земли, состоящие в Важских дворцовых волостях за монастырями, попами, посадскими и другими владельцами, “отобрать и разделить крестьянам” (см.: Семевский. Очерки из истории крестьянского землевладения на севере России в XVIII в. в “Русск. богатстве”. 1901. Кн. 1).
[4] В основу указа 1781 г. лег экстракт, представленный Сенату в 1771 г. комиссией, посланной для усмирения волнения крестьян Олонецкой губ. (см. назв. ст. Семевского в “Русск. богатстве”. 1901. Кн. 2).
[5] Это распоряжение состоялось в форме циркуляра министра финансов казенным палатам, причем министр предписал, “чтобы земли, принадлежащие каждому казенному селению, разделяемы были между поселянами оного для обрабатывания и платежа податей, на основании мирского приговора, по тяглам”.
[6] Ефименко. Крестьянское землевладение на Крайнем Севере (в сборнике “Исследования народной жизни”); Семевский. Казенные крестьяне при Екатерине II (Половники), см. “Русскую старину”. 1879. Т. XXIV.
