Общее понятие о государстве. Государство есть союз лиц занимающих определенную территорию и управляемых одной верховной властью.
Территория
1. Элементы, из которых составилось русское государство, суть те первобытные общества, которые ему предшествовали. Такие общества могут быть основаны или на кровной (родственной) связи членов, или на сожительстве их на одной территории, или на том и другом вместе.
Кровные и территориальные общества, несмотря на кажущуюся противоположность друг другу, состоят в генетической связи между собой: чистые родовые формы возможны лишь в кочевом быту; осевший род составляет сначала задругу, в которой кровные начала еще преобладают над территориальными; задруга, разложившаяся на отдельные жилища, составляет общину.
Родовой характер первобытных общин отмечается повсюду; у славян на это указывают родовые окончания названий общин (уветичи, дедогостичи, дедичи и пр.). Однако с переходом рода в общину родственные (естественные) связи общества слабеют; усвоение чужеродцев (возможное и в родовом быту) облегчается и совершается через простое вселение; власть родоначальника заменяется выборной. Община, из которой вышли колонии – меньшие общины, составляет с ними новый более обширный союз – волость.
В истории, как и в природе, ничто полностью не исчезает: более примитивные формы, переходя в другие, новые, остаются заметными и в последующем быту. Все названные элементы государства (в последовательном порядке) несомненно пережиты древними восточными славянами до образования государства, так как присутствие их видно в последующем государственном быту, с заметным преобладанием территориальных начал над кровными.
2. Понятие о древнерусском государстве и термины, обозначающие это понятие. Форма общества, составляющая государство в течение всего первого периода, есть форма высшая среди всех упомянутых, – земля как союз волостей и пригородов под властью старшего города[1].
Основанием древнерусского государства служат не княжеские (теория Соловьева) и не племенные отношения (теория Костомарова), а территориальные. Ближе к истине (в некоторых своих сочинениях) стоял Н.И. Костомаров, теорию которого иногда прямо называют земской; но, по его мысли, в основе земской организации лежит племенное начало (см. “Истор. моногр. и исследов.”, т. I, стр. 34, 277), с которым начало территориальное во многих отношениях противоположно.
3. Время образования государства-земли и дальнейшее развитие государственной территории в 1-м периоде.
а) Время происхождения земского государства должно быть отнесено к эпохе доисторической. Начальная летопись перечисляет земли-княжения (большей частью, какие мы находим в XI и XII вв.). Славянские племена уже тогда (до начала летописных сказаний) перешли от чисто племенного быта к быту государственному, земскому, т.е. образовали княжения – зе́мли, пределы которых не всегда совпадали с границами племени[2].
Летописец, рассказав о мифических трех братьях – киевских князьях, продолжает: “И по сих братьи держати почаща род их (потомство) княженье в Полях; а в Деревлях (было) свое (княжение), а Дреговичи – свое, а Словени – свое в Новгороде, а другое (княжение) на Полоти, иже Полочане”.
Несколько менее ясно выражается летопись о кривичах смоленских и северянах; о первых она говорит, что их общественная жизнь сосредоточивалась в “граде Смоленьске”. В доисторическое время существовали уже старшие города каждой земли: Киев, Новгород, Полоцк, Смоленск, Чернигов, Ростов.
Летописный рассказ о призвании варяжских князей может иметь исторический смысл только при том предположении, что это был обычный призыв князей Великим Новгородом с его владениями в северной части Кривичей (где Изброск, впоследствии – Псков) и с его колониями среди Веси (Белоозеро) и Мери (Ростов); в этих пределах разместились потом братья Рюрика и его мужи.
Отдельное упоминание об участии (в призвании) этих пригородов и колоний объясняется тем, что уже тогда они начали отлагаться от Новгорода и были полунезависимы. – Дальнейшие завоевания варяжских князей совершаются посредством покорения одного центрального города каждой земли: “Олег прия град Смоленск и посади в нем муж свои” (882), между тем покорялась вся страна кривичей.
Древлянская земля с ее княжеской властью, вечевым устройством и городами (как подробно описывается в летописи по поводу рассказа о мести Ольги под 946 г.), конечно, не могла образоваться после пришествия Олега в Киев, когда этот князь и его преемник Игорь “примучивали” древлян. Князья-варяги застали везде готовый государственный строй.
б) Прибытие и распространение власти династии Рюриковичей в IX и X в. не изменило вполне прежнего быта (отдельного существования земель – княжений): при Олеге в каждой земле остаются “под рукою его князья светлые”. Договор Олега с греками 911 г. заключен “по воле и повелению наших князей”. Олег ручается в договоре, что мир не будет нарушен по вине “сущих под рукою наших князь светлых”.
Греки обязываются хранить любовь “к князем светлым нашим рускым”. Дань, которую условились платить греки, делится между Киевом, Черниговом, Переяславлем, Полоцком, Ростовом, Любечем и другими городами, ибо “по тем городом седяху князи, под Ольгом суще”. Зависимость местных князей от киевского состояла только в уплате дани (военные походы совершались добровольно, ради добычи).
Князья русских земель были или племенные славянские (князь Мал в земле Древлянской), или иноземные – пришлые (Роговольд Полоцкий). Лишь некоторые земли вскоре полностью потеряли свою самобытность (Древлянская земля в пол. X в.); другие же и при потере местной княжеской власти сохранили свою отдельность: в 970 г. пришли в Киев “люди новгородские, прося князя себе и говоря: если не пойдете к нам, то найдем князя себе.
И сказал им Святослав: “Да пойдет ли кто к вам?” Они взяли себе Владимира. Мнимое единодержавие X в. (Олега, Игоря, Святослава и Владимира) не разрушает самобытности земель.
в) Династия Рюриковичей положила первое основание к сближению между отдельными землями, на что указывает уже дань, платимая местными князьями в Киев, и вообще нахождение их “под рукою” князя Киевского.
С конца X в., т.е. со времен Владимира Святого и в продолжение XI в. связь эта усиливается тем, что местные князья заменяются младшими членами рода Рюриковичей (начало этого положено упомянутым призванием Владимира в Новгород) сыновья Владимира разместились не по провинциям, искусственно выделенным из состава единого государства, а по готовым государствам – землям (сам Владимир – в Киеве, Ярослав – в Новгороде, Станислав – в Смоленске, Изяслав – в Полоцке, Святополк – в Турове, Святослав – в земле Древлянской, Всеволод – в земле Волынской, Борис – в Ростове, Глеб – в Муроме). Таким образом, удельная система повела не к раздроблению мнимого единства государства, а к большему слиянию прежних раздельных земель.
г) В XII в. от местных князей Рюриковичей образовались в каждой земле особые линии княжеского рода, претендовавшие на исключительное обладание своей землей как наследственным достоянием; в связи с этим произошло кажущееся усиление дробности государственной территории.
В действительности же заметно усиливаются начала будущего государственного единства (которые будут указаны ниже в своем месте). Каждая земля делится, в свою очередь, на множество княжений (по числу членов своей линии княжеского рода); но эти княжения отнюдь не новые государственные единицы: князья пригородов заменяют лишь посадников; внутреннее единство земли не нарушается; во внешней политической деятельности выступают не отдельные княжения, а целые земли.
Так, послы в чужие государства отправляются не от каждого из князей в отдельности, а от каждой из русских земель: когда в 1164 г. суздальский епископ Леон вел прения о посте в Греции перед императором Мануилом, то это происходило в присутствии всех бывших у царя (русских) послов: “Кыевьскый Сол, и Суждальскый Илья, и Переяславьскый и Черниговскый” (Лавр, лет.).; между тем в то время был не один князь киевский, черниговский и пр., а в каждой из своих земель было множество князей.
Внутренние войны того времени возникают не только из вражды князей между собой (их родовых счетов), но главным образом из соперничества одной земли в отношении к другим; при этом войны ведутся от лица целых земель в интересах последних[3].
Сохранение внутренней целостности земель в конце XII в. засвидетельствовано летописцем в знаменитой формуле: “Изначала новгородцы, смоляне, кьяне, полочане и все власти на веча сходятся, и на чем старейшие порешат, тому следуют и пригороды”.
Из этого места следует, что в конце XII в., по сознанию тогдашнего населения, государственное устройство состоит не в княжеских отношениях, а в земских (старших городов к пригородам, о чем ниже) и самое понятие государства приурочивается не к княжениям, а к тем землям, которые здесь перечислены, и к подобным, о которых летописец недоговорил (Черниговской, Галицкой, Волынской).
В начале XIII в., когда дробление княжеств достигло крайней степени, в сознании современников Русь представлялась, однако, не как пестрая сеть этих княжений, а как союз тех же земель, которые существовали с IX в.: в 1216 г., перед знаменитой Липецкою битвой, один из бояр князя Юрия говорил князьям:
“Не было того ни при прадедах, ни при делех, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь вошел ратью в сильную землю Суздальскую и вышел бы цел; и вся Русская земля: и Галицкая, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская – никак против такой силы не успеют” (Троицк. лет.).
Тогда же князья Суздальской земли, не сомневаясь в победе, заключили между собой письменный договор о разделе Русской земли; грамота после поражения их новгородцами и смолянами была найдена в лагере князя Ярослава Тверского; в ней, в частности, сказано: “Мне (кн. Юрию) Володимирская земля и Ростовская, а тебе (Ярославу) Новгород, а Смоленск брату нашему Святославу, а Киев дай Черниговским князьям, а Галич – нам же”.
Вообще смысл истории так называемого удельного периода заключается не в междукняжеских, а в междуземских отношениях; если княжеские отношения влияли на отношения земель между собою, то в большей степени замечается и обратное влияние.
д) С конца XII в. соседние земли начинают группироваться в более крупные государственные единицы: северо-восточную, центральным зерном которой стала земля Суздальская, и юго-западную, в центре которой стоит Галицкая земля, что и послужило переходом к образованию в следующем периоде двух больших государств: Московского и Литовско-Русского[4].
Не довольствуясь расширением своей власти над Северной Русью, Всеволод III сделал преждевременную попытку к утверждению общерусского единодержавия: в 1195 г. он возобновил старый опорный пункт суздальских князей на юге – город Городец на Остре: “послал тиуна своего Юрия с людьми в Русь и создал град на Городце, обновил свою отчину”.
В том же году, когда умер киевский князь Святослав Ольгович, “послал великий князь Всеволод мужей своих в Киев и посадил в Киеве Рюрика Ростиславича” (там же). В 1201 г. “послал князь великий Всеволод Юрьевич сына своего Ярослава в Переяславль Русский (южный) княжить” (там же).
Такое распоряжение княжескими столами в чужих землях является абсолютной новостью: прежде ни киевские князья, ни другие не распоряжались столами в Черниговской, Полоцкой или других землях.
Мы назвали такое стремление преждевременным. Действительно, одновременно с образованием первого зерна будущего северорусского единодержавия на крайнем юго-западе закладываются основы другого русского государства. Современник Всеволода Роман Волынский имел здесь точно такое же значение, как Всеволод на севере.
Роман соединил под своей властью две большие и сильные земли – Волынь и Галицию. Центром этого нового государства могла стать именно Волынь, как по своему положению, так и по могуществу; но Роман сделал ошибку, перенеся центр в пограничную Галицию, что повело к вмешательству в судьбу этого государства иноземцев – мадьяр и ляхов.
Во всяком случае при Романе государство его было настолько могущественным, что южнорусский летописец титулует его так же, как северорусский Всеволода, т.е. самодержцем и царем. Образование сильного государства повело и здесь к стремлению расширить его влияние на соседей, именно на Киевскую и Черниговскую земли[5].
Около двух больших политических тел прочие начинают вращаться, как их спутники; впрочем, судьба их еще колеблется, факты недостаточно определены, чтобы решить, в сферу какого из двух названных светил попадут эти спутники. Такое неопределенное положение занимают Киевская и Черниговская земли.
Но со 2-й половины XIII в. сын и преемник Романа, знаменитый Даниил Галицкий, распространил свою власть и на Киевскую землю, создав из южнорусских земель могущественное и обширное государство. На севере продолжателем дел Всеволода явился Александр Невский, современник Даниила.
Таким образом, дело основания единодержавия начато задолго до татар.
Вообще развитие государственной русской территории в 1-м периоде идет от меньших единиц к более крупным (а не наоборот).
4. Число и внешний состав древнерусских земель не могли оставаться вполне неизменными в течение долгого периода, при постоянных, большей частью враждебных столкновениях между ними и с соседями-кочевниками (выше сказано о слиянии Древлянской земли с Киевской).
К той же Киевской земле присоединилась часть земли дреговичей (Турово-Пинской); другие части ее вошли в состав земель Полоцкой и Черниговской. Ростовско-Суздальская земля, несомненно составлявшая вначале колонию Великого Новгорода, наконец достигла полной самостоятельности.
Новгородская земля, лишившись таким образом владений на средней Волге, вознаградила себя громадным протяжением в бассейне Северного Ледовитого океана до Уральского хребта.
Отделившийся от нее Псков до самого падения Новгорода не мог достигнуть полной самостоятельности (например, в церковном отношении). Из колоний славянского племени вятичей среди финского племени муромы, в правой половине бассейна Оки, образовалась новая земля – Муромо-Рязанская.
Северская земля, выдвинувшая в древности свои колонии через Дон до Кубани (Тмутаракань), приведена обратными движениями степных варваров в сравнительно тесные пределы бассейна р. Десны и Сулы; но и эта центральная часть Северской земли была еще слишком велика, и потому намечалось ее раздвоение по двум главным системам названных рек, территория по р. Суле образовала особую землю – Переяславскую; но эта земля никогда не достигала полной самобытности и играла межеумочную роль между Северской и Киевской землями.
Северская земля долго владела и землей вятичей. Самая обособленная в этнографическом и географическом отношениях Полоцкая, или Кривская земля (между Припятью и Западной Двиной) была в доисторическое время в некоторой связи с землей Новгородской (Рюрик посадил там своего “мужа”); но уже в начале X в. она является самостоятельной и ведет постоянную борьбу с Новгородской и Смоленской землями. Последняя прежде простирала свои пределы далеко в бассейн Волги, но в XII в. должна была уступить восточные владения Суздальской земле.
Начальная летопись в числе первобытных княжений не упоминает Волынь и Галицию (называя дулебов или волынян и бужан лишь в числе племен); но относительно Волыни не может быть сомнения в ее доисторическом бытии в качестве земли: новый центр ее – княжеский город Владимир – возник близ древнего города Волыни.
Таким образом, после различных изменений окончательно утвердилось десять самобытных государственных единиц, которые и в следующий период, войдя в состав государств Московского и Литовского, продолжали в них свое бытие в качестве отдельных провинций.
5. Внутренний состав земли. Каждая земля состоит из старшего города, пригородов и волостей (другие подразделения земли будут указаны в истории местного управления).
Городом (“градом”) называется в широком смысле всякое укрепленное место (населенное и ненаселенное, временное или постоянное); в более узком смысле – всякое укрепленное поселение; в самом узком и собственном смысле – центральная община, владеющая землей (и, конечно, наиболее укрепленная). Были ли города-общины в начале русской истории (IX и X вв.)? Спор об этом между Д.Я. Самоквасовым и Ф.И. Леонтовичем приводит к утвердительному ответу.
Конечно, могли быть и пустые острожки и укрепленные села, но свидетельства о населенности некоторых городов (иногда очень значительной) начинаются с первых времен исторической жизни (после прибытия варягов); таковы свидетельство договора Олега 907 г. о купцах из Киева, Чернигова, Переяславля и других городов; сказание первоначальной летописи о соборной церкви в Киеве при Игоре; сказание о посольстве древлян в Киев, причем замечено: “на Подольи не седяху людье, но на горе”; сказание о мести Ольги, которая сожгла Искоростень: “и не бе двора, идеже не горяше, и не бе льзе гасити, вси бо двори возгорешася”; сказание об осаде Киева печенегами (968), когда “нельзя было войти в Киев, ни выйти из него”, а между тем в городе томились голодом осажденные люди; свидетельство о том, что союзники Владимира – варяги, взяв Киев (980) требовали выкупа с жителей города по 2 гривны с человека; сказание об убиении в жертву богам толпой граждан сына варяга, у которого “бе двор, идеже есть церкви Св. Богородица”; сказание Дитмара о Киеве: “Киев чрезвычайно велик… в этом большом городе, который служит столицею того царства, 8 рынков и народа бесчисленное множество” (Chron; XVI); рассказ летописи о том, что Владимир велел развозить по городу для больных съестные припасы; история крещения народа, состоявшегося на другой день после приказа о том Владимира: “и сънидеся безъ числа людей”; сказание Иоакимовской летописи о крещении Новгорода, когда новгородский тысяцкий ездил по городу и убеждал граждан стоять за старых богов. Такая населенность города не могла образоваться в первые 50 или сто лет по прибытии варяжских князей.
Город старший в каждой земле есть община управляющая: “Новгородцы бо изначала и смоляне, и кыяне, и половчане и вся власти, якоже на думу, на веча сходятся: на чтоже старейшин сдумают, на том же пригороди станут” (лет. под 1176 г.). Когда летопись говорит: “Кривичи… их же град есть Смоленск”, то это не означает, что у кривичей был один только город, а указывает на их политическое средоточие.
Племенные названия земель (Поляне, Словене, Кривичи) весьма рано заменились названиями по имени старшего города (Кияне, Новгородцы, Смольняне). “Се буди мати градом русским”, – говорит Олег о Киеве. Позднейший быт Новгорода и Пскова есть более ясное выражение общерусского быта.
Пригороды (младшие города) существуют в каждой земле с древнейших времен; так, в Новгородской земле старший князь Рюрик сел в Новгороде, младшие (подручные) – в Изборске и Белоозере. В Древлянской земле, кроме старшего города – Искоростеня, было несколько других: “вси гради ваши предашася мне”, – говорит Ольга осажденным искоростенцам.
В XII в. летописи указывают по несколько пригородов в каждой земле (например, в Чернигово-Северской до 70, в Киевской, Волынской и Галицкой в каждой около 40, в Суздальской около 20, в Полоцкой около 15, в Рязанской столько же, в Смоленской до 8; нет сомнения, что в том числе следует разуметь и отдельные острожки – укрепления, не имеющие значения пригородов).
Волость есть округ, подчиненный каждому пригороду в отдельности; она заключает в себе укрепленные и неукрепленные сельские общины.
Отношение старшего города к пригородам и волостям в определенной степени основано на колонизации, исходившей из центра к окраинам земли, на что указывают термины: “старший”, “младший” и “мать городов”, а также и то, что население старших городов считается лучшим – боярским; “то суть наши холопе”, говорят ростовцы о владимирцах; жители Ростова именуются “старшею дружиною” (“болярами”).
Иногда основанием власти старшего города является большая сила центральной общины, которая покоряет себе пригороды войной (города Древлянской земли обращены в пригороды киевские); но это обстоятельство не есть первоначальный источник государственной связи, а явление, возникающее при борьбе уже сложившихся земель[6]; значение силы заключается в том, что главная община дает пригородам защиту у себя во время военной опастности; когда в 1147 г. город Черниговской земли Всеволож был взят киевским князем Изяславом, то, услышав об этом, другие города: “Уневеж, Беловежа, Бохмач, побежали и иные грады многие бежали” в Чернигов (Ипат. лет.).
Третье основание власти старшего города религиозное: в языческую эпоху в стенах старшего города заключалась обыкновенно природная святыня целого племени (священный холм или роща), а потом и искусственная – капище: “Quot regiones sunt in his partibus, tot templa habentur”, – говорит Дитмар о балтийских славянах.
В христианскую эпоху языческие капища заменяются центральными общеземскими храмами; новгородцы, желая утвердить власть над пригородом Торжком, говорили: “Не будет Новый Торг Новым Городом, ни Новгород Торжком, но где св. Софья, там и Великий Новгород”.
Иногда отдельные части территории делились между концами (частями) старшего города и отдавались в непосредственное управление последних: “Весь Псков поделиша на два пригорода на все концы, коему же концу к старым пригородам новые жеребьем делили, ималь жеребей князь Василий, князя Феодора Юрьевича сын, с престола” (под 1468 г. Слич. устав мостовых в Русской Правде[7]).
Отношения старшего города к пригородам были весьма устойчивы и большей частью сохранялись неизменно со времен доисторических до XV в., когда древнерусские земли в прежнем своем составе вошли в государства Московское и Литовское в качестве провинций.
Однако иногда власть старшего города над пригородами претерпевала изменения; при равенстве силы старшего города и пригорода одна земля делилась на две самостоятельные (пример – выделение Псковской земли). Если сила пригорода перевешивала, то он становился главным городом, а старший – пригородом (пример – перенесение власти из Ростова в Суздаль и затем во Владимир).
К такому результату вела не столько потеря материальной силы старшим городом, сколько потеря им права старшинства; он терял это право, если отказывался защищать пригороды: так, владимирцы считают себя вправе не подчиняться Ростову, когда он не хотел защищать землю от насилия князей Ростиславичей; тогда ростовцы, по мнению владимирцев, сделались “мнимыми старейшинами”.
К тому же результату вело и то обстоятельство, если в пригороде возникала религиозная святыня, превосходившая своим значением святыню старшего города (победу владимирцев над ростовцами летописец объясняет влиянием “чюдной Матери Божией Володимерской”).
Летописец так заключает свой рассказ о борьбе пригорода Владимира со старшим городом Ростовом: “Извека повелось правило: на чем старшие города положат, тому должны повиноваться и пригороды, но здесь старый город Ростов и Суздаль, и все бояре, стремясь свою правду поставить, не хотели сотворить правды Божией, и сказали: как нам любо, так и сделаем; Владимир наш пригород.
Как в евангелии сказано, что Господь утаил (откровение) от премудрых и разумных и открыл его младенцам; так и здесь: не умели исправить правду Божию ростовцы и суздальцы, давние, выдающие себя за старейшин, а новые люди, меньшие – володимерцы, уразумевши, взялись за правду крепко”.
Таким образом, летописец, стоящий за интересы пригорода, не отрицает нимало в принципе власти старших городов, а только полагает, что в данном случае своими проступками старшие города потеряли свое достоинство старейшинства.
Мнение о том, что отношения старшего города к пригородам определялись только пропорцией сил того и других (без всяких правомерных оснований), не может быть принято.
На отношениях старшего города к пригородам и пригородов к волостям основывается весь древний изначальный государственный строй, который, не завися от междукняжеских отношений, во многом определяет последние.
[1] Для выражения тогдашнего понятия о “государстве” (термин, образовавшийся во втором периоде) памятники первого периода употребляли несколько терминов. Так, они именовали его иногда “княжением” и “волостью”; последнее есть метафора, переносящая понятие об одном элементе государства, т.е. власти, на два других, т.е. территорию и население; проф. Сергеевич говорит:
“Слово волость означает собственно всякую область, состоящую под одною властью, а потому одинаково употребляется как для обозначения целого государства, так и его административных делений” (Юрид. древн., I, 1).
Главное значение слова “волость” есть именно часть государства, провинция. Для обозначения целого государства это слово употребляется в сравнительно редких случаях. Термин “волость (власть”) имеет ближайшее отношение к слову “княжение” и означает территорию, принадлежащую тому или другому князю: “А ныне поедита в свои волости”, говорят киевляне князьям Волынскому и Смоленскому (1149); “Святослав… пойде на Ольга и пожъже волость его” (1174); “Всеволод посла мужи своя к Ярославу и умолви с ним про волость свою” (1196).
Поэтому “волоститься” означает вести споры из-за княжений. Княжением же именуется всякая область (провинция или целая земля), управляемая князем. Признать государством всякое княжение (и, следовательно, волость) – значит утратить вовсе твердое представление о государственном строе Древней Руси, ибо пределы и состав княжений изменялись чуть не ежегодно.
Были князья Друцкий, Белогородские, Бужские, Трубчевские и пр.; но никто не утверждает, что были государства Друцкое, Белогородское, Трубчевское и т.д. Один князь мог владеть временно несколькими землями.
Термин “земля” (составляющий также метафору с перенесением значения территории на другие два элемента государства: власть и население) точнее обозначает как объем тогдашних русских государств, так и внутренний их характер. Он употребляется в памятниках для обозначения государства постоянно.
Для юридического значения всего важнее знать, как называют государство люди того времени в трактатах, заключенных между двумя государствами. В договоре Олега трактующие выражаются так: если греческий корабль потерпит крушение, то русские обязаны проводить его “в землю крестьянскую” (что однозначно с “христианским царством”, ст. 14), а если крушение случится близ земли русской, то “да проводим ю в Рускую землю”.
Когда послы Олега возвратились в Киев, то “поведаша Олегу вся речи обою царю, како сотвориша мир и уряд положиша межю Грецькою землею и Рускою” (первон. лет.). Святослав в своем договоре обязывался не воевать с Византиею и не нападать на ее провинции и выразил это так: “ни на власть Корсуньскую”.
В 1229 г. смоленский князь заключает договор с Ригой и Ганзейскими городами; между прочим, договаривающиеся выражаются так: “Аже латинескни гость биеться мьжю собою оу Роуской земли… князю то не надобе…” (ст. 16); “Роусиноу не звати латина на поле биться оу Роуской земли, а латининоу не звати роусина на поле биться оу Ризе и на Готском березе” (ст. 15).
Когда новгородцы заключили договор свел. кн. Литовским Казимиром и при этом стремились удержать свою государственную самобытность, то стороны условились: “А послом и гостем на обе половины путь им чист – по Литовской земли и по Новгородской” (ст. 28).
Для точного выражения понятия о государстве важны общие законодательные памятники. В Русской Правде читаем: “Правда оуставлена Роуской земли”. Действие уголовного и гражданского закона ограничивается пределами государства, а потому в Русской Правде находим “а ис своего города в чужю землю извода нет” (Кар., 26). Привилегии при конкурсном взыскании даются чужеземцам (иностранцам) (Дог. 1229 г., си. 11) и гражданам другой русской земли: “Аще кто многым должен будет, а пришел гость из иного города, или чюжоземец”… (Рус. Пр. Кар. 69).
Показания международных договоров и внутренних законодательных памятников (достаточные для цели сами по себе) дополняются многочисленными показаниями бытовых источников; из них приведем лишь несколько таких, в которых летописец стремился выразить именно идею государства.
Первоначальный летописец целью всей своей “повести” ставит показать: “откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первое княжити и откуда Руская земля стала есть”; конечно, он понимал под этим не географическое пространство, а употребил метафору для означения государственной жизни и государственного союза, созданного русской нацией.
Тем же термином летопись обозначает соседние иностранные государства (что. конечно, не значит, что эти иноземные государства имеют такой же внутренний характер, как и русское): когда угры, победив славян, основали свое государство, то “оттоле прозвася земля угорьская.
Князья Моравские прислали к византийскому императору просьбу дать нм учителя христианской веры и говорили так: “земля наше крещена, и несть у нас учителя”. Население, подвластное уграм, есть государство Венгерское; страна, управляемая тремя князьями Моравскими, есть государство Моравское.
Игорь, помирившись с греками, “повелел печенегам воевати Болгарьску землю”, т.е. государство, враждебное Византии”. В Польском королевстве по смерти Болеслава Великого возник мятеж; об этом наш летописец говорит так: “Умре Болеслав великий в Лясех и бысть мятеж в земли Лядьске” (Лавр. лет. под 1030 г.).
Когда Святослав задумал основать свое новое государство на Дунае, то киевляне послали сказать ему: “Ты, княже, чюжее земли ищеши и блюдешн. а своея ея охабив”. Возвратившись в Киев, он не мог усидеть тут и заявил: “Хочу жити в Пореясловци на Дунай, яко то есть среда в земли моей”, т.е. основанного им государства.
По поводу рассказа о злодеяниях Святополка наш летописец занимается вопросом о взаимном отношении двух главных элементов государства – власти и населения – и говорит:
“Аще бо кая земля управится пред Богом, поставляет ей царя или князя праведна, любяща суд и правду, и властителя устрояет и судью правящего суд. Аще бо князи правьдиви бывают в земли, то многа отдаются согрешения земли; аще ли зли и лукави бывают, то больше зло наводит Бог на землю, понеже то глава есть земли; тако бо Иеня рече: “согрешнша от главы и до ногу, еже есть от царя и до простых людей” (Лавр. лет. 1015 г.).
Здесь под землей подразумевается союз управляемых одною властью, причем обозначаются и функции этой власти – правительственная и судебная.
Не умножая дальнейших примеров, упомянем, что летопись термином земля означает не только государство в целом, но и отдельные элементы государства, а именно: территорию, население и власть.
В 1187 г. умирающий князь Ярослав говорит: “Се аз одиною своею худою головою ходя, ударжал всю Галичкую землю”, т.е. сохранил все части ее территории. В 1097 г. Олег “перея всю землю Муромскую и Ростовскую” (овладел территорией этих земель).
Под 1145 г. летописец говорит: “ходнша вся Руська земля (Киевская) на Галичъ”, т.е. население Киевской земли пошло войною на Галицию. В 1069 г. киевляне говорят: “ее ведет (Изяслав Ярославнч) на ны землю Лядскую”, т.е. войско польское. Древлянские послы говорит Ольге: “посланы Деревская земля”, т.е. впасть, управлявшая этою землею.
Древние памятники недаром обозначают тогдашнее государство термином земля: в нем выражены существенные особенности этого типа государства, совершенно неуловимые из терминов “княжение” и “волость”.
Он означает, что древнее государство есть государство вечевое; если летопись (1190 г.) говорит, что Киевский князь тягался (спорил) со смоленскими князьями и “Смоленскою землею”, то, значит, в этом государстве была другая власть, кроме княжеской.
Вообще, в чем заключаются особенности земского государства, или государства в форме земли, – это объясняется всем последующим изложением государственного права 1 -го периода. Здесь достаточно заметить, что в государстве такого типа преобладающим элементом служит территориальный; государство есть союз общин; старшая община правит другими общинами; сама община состоит из союза соседей.
Государства других типов могут быть союзом сословий (феодальное общество), или лиц (ордена), или родов (колен Израилевых, улусов татарских). Государство может именоваться монархией Александра Македонского, которому повиновались греки, персы, иудеи, египтяне, сирийцы и туранцы, не имея между собой никакой связи – ни племенной, ни территориальной, а только одну власть царя. “Государства вообще”, как известно, не существует (см. доп. Б.).
[2] С.М. Соловьев говорит; “Первоначально границы волостей соответствовали границам племен” (II. Р. III, 24); это не соответствует сведениям летописи о племенных княжениях, которые уже заключали в себе части других племен (см. ниже этнограф, состав населения). Проф. Сергеевич приписывает мысль Соловьева и нам (см. доп. В.).
[3] Приведем следующие примеры: со времени древнейшего (может быть с отторжения Ростова — колонии Великого Новгорода — от своей метрополии) идет постоянная вражда новгородцев с ростовцами; в XII в. ее отголоски выражаются так: под 1135 г. летопись рассказывает: «Тоеже зимы бишася Новгородци с Росторци, и победиша Ростовци Новгородце, и побиша множество их, и воротишася Ростовци с победою великою» (Лавр. лет.).
В нижеприводимых фактах борьбы Новгорода с Суздалем при Андрее Б., Всеволоде III, Юрии, особенно же в истории похода 1216 г. (окончившегося Липецкой битвой) совершенно ясно, что борьба идет не между князьями, а между землями.
Подобные же земские счеты имели полоцкая и смоленская земли с новгородской: в 1137 г. «не бе (у новгородцев) мира с ними (псковичами), ни с сужъдальци, ни с смоляны, ни с полоцяны, ни с кыяны» (Новг. 1-я лет.).
Междуземские отношения обрисовываются весьма ясным образом в следующем факте: в 1180 г. Мстислав (Храбрый) пошел с новгородцами на Полоцк на зятя своего Всеслава, «ибо дед его (Всеслава) ходил на Новгород и взял Иерусалим церковный и сосуды богослужебные и погост один (новгородский) завел за Полоцк.
Мстислав хотел оправить все это — новгородскую волость (территориальный ущерб) и обиду»; но брат его Роман Смоленский помирил воюющих без битвы (Новг. 4-я лет.).
Здесь князь, связанный с другим близкими узами свойства, идет на него войной не по княжеским счетам, а за отторжение одного погоста управляемой им земли, что совершено было более столетия тому назад (Всеслав Полоцкий напал на Новгород в 1066 г.; Погодин относит факт обиды новгородцев ко временам полоцкого князя Брячислава, т. е. к началу XI в., что едва ли верно).
Вообще Великий Новгород с давних времен враждовал с Полоцком (поход Брячислава Полоцкого 1021 г.), чем и пользовались соседние князья, которые никогда не нашли бы средств для своих усобиц, если бы не было готового материала в соперничестве управляемых ими земель.
Особенно этим средством пользовался знаменитый Андрей Боголюбский: в 1167 г. «сложился на Новгород Андрей Боголюбский с смолянами и с полочанами». В 1169 г. «пришли под Новгород суждальцы с Андреевичем (сыном кн. Андрея Б.) и Мьстислав с смольянами и с торопчанами, муромцы и рязанцы с двумя князьями, Полоцкий князь с полочанами и вся земля просто русская.
Новгородцы противостали твердо с князем своим Романом» (Новг. 1-я лет.). В 1186 г. мы застаем опять Новгород в войне с полоцкой землей, причем, впрочем, новгородцы были лишь союзниками смольян. Две Кривские земли (смоленская и полоцкая) также враждовали между собой издавна, вследствие пограничных счетов (главным образом за Витебск и Дрютск).
В 1186 г. смоленский князь Давид Ростиславич, воспользовавшись тем, что сын его Мстислав княжил в Великом Новгороде, составил союз смоленской и новгородской земель против полоцкой; союзники двинулись в поход; «слышаша Полочане, и сдумаша рекуще: не можем мы стати противу новгородцем и смольняном»; если мы впустим их в свою землю, то хотя бы и заключили с ними мир, много зла нам сотворят, опустошат нашу землю, идучи на нас; пойдем к ним на сумежье.
«И собрашася вси и идоша к ним, и сретоша я на межах с поклоном и с честью… и разидошася в страны своя каждо их» (Лавр. лет. под 1186 г.). Этот факт показывает, что границы между землями были постоянны и устойчивы, несмотря на изменчивость состава княжений.
Отношения новгородской и полоцкой земель не всегда были, однако, враждебны; иногда между ними устанавливался союз против общих врагов, какими были Литва и Чудь: в 1191 г. князь Новгородский Ярослав ездил в Луки (новгородский пригород), будучи вызван туда полоцкой «княжьею» (князьями) и полочанами, с ним была и новгородская передняя дружина; новгородцы и полочане «снялись на рубеже, положили между собой любовь, и условились, чтобы на зиму сойтись в общий поход либо на Литву, либо на Чудь» (Новг. 1-я лет.).
Но этот мир между соседними землями длился недолго: в 1198 г. «на осень придоша Полочане с Литвою на Лукы»; зимой того же года князь Новгородский «с новгородцами, псковичами, новоторжцами, ладожанами и со всей областью Новгородской ходил к Полоцку, и усретоша Полочане с пколоном на озере на Касъпле, и възьмъше мир, възвратишася Новугороду» (Новг. 1-я лет.).
Такой же земский характер (а не характер княжеских усобиц) имеют отношения смоленской земли к черниговской: в 1195 г. «бишася смоляне с черниговци и поможе Бог Цьрниговьцем и яша князя Бориса Романовиця и не бяше мира межи ими» (там же).
То же видно и в отношениях Киевской земли к Черниговской, Галицкой, Полоцкой и другим соседним: в 1135 г. новгородский посадник Мирослав «ходил мирить киян с черниговцами и возвратился без всякого успеха» (Новг. 1-я лет.); тогда же зимою «пошел в Русь (южную) новгородский архиепископ Нифонт с лучшими мужами и застал киян и черниговцев, стоящими друг против друга, но Божиею волею помирились» (там же).
В 1145 г. «ходиша вся Русьска земля (киевская) на Галиць и много попустиша область их; ходиша же из Новгорода помочь Кыяном» (там же).
[4] На севере начались попытки к сплочению в одно политическое тело земель Суздальской, Рязанской, Новгородской и отчасти Черниговской. Такая попытка принадлежит Андрею Юрьевичу и знаменитому брату его Всеволоду III — Суздальскому.
Победив рязанцев (1177) и пленив князей их, Всеволод обратил этих последних в своих подручников; они титулуют Всеволода своим «господином и отцом» (1180 и 1186 г. Лавр. лет.), призывают его сами к установлению «порядка» в их земле: «Поряд створив всей братьи, раздав им волость комуждо по старейшиньству, възвратися в Володимерь» (1180 г. Лавр.).
Суздальский князь забирает непослушных рязанских князей и отсылает в заключение во Владимир (там же). Он сам без вызова усмиряет распри между рязанскими князьями (1186).
Рязанские князья следуют за Всеволодом в военные походы, например, на болгар (1184 г.), на Черниговскую землю (1196 г.). В тесной связи с Суздалем стоит и Смоленская земля; князья ее также послушно идут по приказанию Всеволода на Чернигов (там же).
Великий Новгород, после нескольких поражений от суздальских войск, наконец покорился князю Суздальскому, прося у него сына себе в князья в таких выражениях: «Ты господин князь великий Всеволод Гюргевич, просим у тобе сына княжить Новугороду, зане тобе отчина и дедина Новъгород» (Лавр. лет. 1200).
Когда в 1206 г. Всеволод послал на княжение в Новгород другого своего сына — Константина, то суздальский летописец увидел и приветствовал в этом явные признаки наступления единодержавия в целой русской земле: «Не токмо Бог положил на тебе старейшиньство во всей братии твоей (говорит отец Константину), но и в всей русской земли» (Лавр. лет.).
По этому поводу суздальский летописец излагает целую теорию самодержавной власти, ясно предвидя будущую тесную связь между единодержавием (т.е. образованием цельной территории большого государства) и неограниченностию самодержавной власти.
Во всем этом движении одной земли к преобладанию над другими действует не только личное властолюбие Всеволода, но и стремление самого народа Суздальской земли к утверждению своей гегемонии над соседями; в 1178 г. во время похода на Новгород, Суздальская дружина, видя нерешительность своего князя, говорит ему:
«Мы не целовать их приехали, они, князь, Богу лгут и тебе; и, сказавши это, ударили по коням и взяли город (Торжок), мужей повязали, а жен, детей и товары взяли на щит и город сожгли весь за новгородскую неправду» (Лавр. лет.).
В 1181 г., когда черниговцы в союзе с новгородцами пришли ратью на Суздальскую землю, то «дружина Всеволода хотела крепко ехать на них; но Всеволод, будучи благосерд, не желая крови проливать, не ехал на них» (Лавр. лет.).
[5] Мы упомянули, что в 1195 г. Всеволод посадил своего подручника на киевский стол, именно Рюрика. Хотя Рюрик заявил попытку соединить силы Черниговской земли с киевскими и таким образом удержать самостоятельную роль между двумя самодержцами, но дело кончилось для него печально: «Роман, скопя полки Галицкие и Владимирские, въехал в Русскую (т.е. Киевскую) землю»; одно прибытие его произвело здесь полный переворот: местные князья, подчиненные князю Киевскому, тотчас отъехали к Роману, изо всех городов русских (киевских) люди поехали к нему же; когда он прибыл к Киеву, то отворили ему кияне ворота подольские; он въехал в Подолье и послал на Гору (в старый Киев) к Рюрику и Ольговичам, которые и принуждены были исполнить его волю.
Факт, доказывающий, что и на юге население принимает жизненное участие в процессе образования нового единодержавного государства, но в ином смысле, чем на севере. Рюрик отправился княжить в пригород Овруч, а Ольговичи восвояси — в Чернигов (Лавр. лет.).
Суздальский летописец рассказывает, что после этого в Киеве посажен княжить Ингварь Ярославич от руки великого кн. Всеволода и Романа. Очень может быть, что в отношении в киевской земле оба русских самодержца пришли к компромиссу, т. е. установили обоюдное влияние на эту страну.
Когда Рюрик снова овладел Киевом, то Роман, явившись опять для восстановления своей единичной власти над Киевом и Черниговской землей, принужден был снова поделить ее со Всеволодом; по словам Суздальского летописца, он предложил послать к Всеволоду своих послов вместе с послами Рюрика, «абы ти дал Киев опять».
Черниговские Ольговичи целовали крест «великим князьям Всеволоду и Роману». Но такой компромисс, очевидно, удержаться не мог; в 1205 г. Роман, во время общего похода на половцев, схватил Рюрика и постриг его в Киеве в чернцы и захватил в плен сына и брата его.
«И услышав то вел. кн. Всеволод, печален бысть очень… и вложил ему Бог в сердце опечалится русскою землею, он мог за это мстить, но ради христиан отложил месть», — говорит Суздальский летописец; на самом же деле он очень желал мстить, но не мог; он удовольствовался соглашением с Романом, по которому сын Рюрика был выпущен и сделан Киевским князем с очевидной зависимостью от Романа.
Это очевидно из того, что, когда в том же году Роман погиб в сражении с ляхами, то «Рюрик, услышав о том, сбросил с себя чернеческие одежды и сел на столе в Киеве». Так Роману не удалось окончательно слить под своей властью Киевскую землю с Волынью и Галицией, и одной из главных причин этой неудачи было соперничество Всеволода Суздальского.
После Романа дело его взялись было продолжать в свою пользу Ольговичи Черниговские, именно Всеволод Чермный. Ольговичи успели было овладеть, кроме своей наследственной Черниговской земли, Киевом, Галичем и Волынью (1207). Даже Рязань склонилась на сторону этого союза. Но против них явился тот же Всеволод Суздальский, ибо его многолетним усилиям угрожала окончательная гибель даже на севере.
Его победоносный поход на Рязань, когда он захватил в плен и отвез во Владимир всех рязанских князей, произвел реакцию и в Киеве; его подручник Рюрик опять явился в Киев и выгнал оттуда Всеволода Чермного. Таким образом Киев остался в сфере влияния Суздальского князя; после нашествия татар Киевом управлял наместник этого князя.
[6] “Процесс возникновения первоначальных волостей совершался, надо думать… не мирно, а с оружием в руках. Города строились не целым племенем, а группами предприимчивых люден… Жители таких укрепленных пунктов… могли… захватывать чужие земли” (В.И. Сергеевич; юрид. древн., 1. 10).
Но летопись говорит: “Кривичи, их же град есть Смоленск…”, “нарицахуся поляне, от них же есть поляне и до сего дне в Киеве”; “словени (основали) свое (княжение) в Новегороде”; “А перьвии населнищи в Новегороде словене, Подольске – кривичи”.
Гельмольд говорит о князе поморян: “Convocavit universam gentem suat et coepit aedificare castrum Dobin, ut esset populo refugium in tempore necesstiatis”. Мысль проф. Сергеевича не согласуется с полной самостоятельностью пригородов.
[7] См. доп. Г.
