Объектом гражданского права, т.е. предметом власти, предоставленной отдельному лицу в его частной жизни, может быть: 1) чужая личность, 2) чужое действие и 3) физическая вещь.
Человеческая личность бывает предметом частного господства в те эпохи, когда существует рабство. Современные цивилизованные государства уничтожили это учреждение и признали правоспособность за всеми людьми, а потому в настоящее время человек может быть только субъектом, но не объектом права.
Чужие действия составляют предмет тех прав, которые носят название обязательственных, и вследствие этого будут рассмотрены в отделе, посвященном обязательствам.
Напротив, физические вещи, служа непосредственно объектом вещных прав (права собственности, сервитутов), бывают косвенным образом предметом и обязательственных (напр., займа, залога, аренды и пр.). Относясь, таким образом, к обоим родам прав, вещи должны быть, во избежание лишних повторений, рассмотрены в общей части.
Вещи и их виды
Вещами в юридическом смысле называются: 1) неодушевленные предметы, 2) одушевленные существа за исключением человека (т.е. животные).
Вещи распадаются по естественным своим свойствам на различные группы. Но не все такие различия имеют юридическое значение. Так, напр., деление вещей на твердые и мягкие, прозрачные и непрозрачные, гладкие и шероховатые не представляет для юриспруденции никакого интереса.
Для нее важны только такие качества вещей, которые отражаются на праве, т.е. влияют на объем власти, предоставляемой над вещами частным лицам. С этой точки зрения юриспруденция различает вещи по их способности быть предметами частных прав (состоять в обороте), перемещаться, раздробляться, потребляться, заменять друг друга и пр.
Состоящие в обороте и не состоящие. Не всякая вещь состоит в гражданском обороте, т.е. способна подлежать власти частных лиц. Существует целый ряд предметов, над которыми человек физически не может проявить какого бы то ни было господства. Таковы, напр., небесные светила, воздух, воды океана.
Помимо того, государственная власть нередко по разным политическим, общественным и религиозно-нравственным соображениям не допускает частного обладания известными видами вещей. Так, по нашему праву, изъяты из гражданского оборота крепости, гавани, публичные памятники, пути сообщения (дороги, судоходные реки, мосты и пр.; см. уст. пут. сообщ.), общественные кладбища, церковные строения (кроме домашних церквей) и т.п.
Кроме вещей, совершенно изъятых из оборота, существуют еще такие, обладание и пользование которыми ограничено для частных лиц в том или ином отношении. Сюда принадлежат, напр., иконы, которые не продаются с публичного торга (уст. гр. суд., 1043) и не могут состоять в собственности у нехристиан (Х, 1188, 1189); оружие, патроны, мины, порох (уст. о промышл., 176, 273) и т.п. Все эти и подобные им ограничения излагаются в специальных уставах и рассматриваются в полицейском праве.
Таким образом, способность вещей состоять в обороте походит на способность лиц вступать в юридические отношения. Потому-то некоторые писатели разделяют правоспособность на активную (лиц) и пассивную (вещей).
Телесные и бестелесные. Римское право придавало термину “вещь” (res) более широкое значение, чем делается в настоящее время, и делило вещи на телесные и бестелесные, понимая под первыми физические, осязаемые предметы, а под вторыми – права. Это деление удержалось в некоторых кодексах (австр., 292; бав., II, 9).
Но большинство оставило его ввиду того, что оно не имеет практического значения и может только вести к недоразумениям, побуждая применять нормы, касающиеся вещей, к правам, которые требуют совсем иных норм.
В нашем законодательстве этого деления нет, но зато есть другое, почти одинаковое с ним, именно деление имуществ на наличные и долговые. Под первыми разумеются все действительно принадлежащие лицу вещи (Х, 416: “все, что владельцу укреплено, передано или им самим произведено и за ним состоит”), а под вторыми – обязательства других лиц в его пользу (Х, 418: “все, что принадлежит по договорам, заемным письмам, векселям и всякого рода обязательствам”).
Кроме того, к наличным имуществам относятся производимые в судах тяжбы, т.е. требования, основанные на вещных правах (Х, 417), а к долговым – иски, т.е. требования, вытекающие из обязательств (Х, 419). Но ни это различие вообще, ни сделанное в законе разграничение между тяжбами и исками, отсутствующее в уст. гр. суд., не имеет никакого значения на практике.
Движимые и недвижимые. В основе этого деления вещей лежит способность к перемещению. Рассматривая предметы с такой точки зрения, можно заметить, что они разделяются на две группы: одни могут быть легко и без всякого вреда переносимы с места на место (напр., мебель, домашние принадлежности); другие либо вовсе не допускают перемещения (поле, луг), либо подвергаются при нем таким изменениям, что теряют свой первоначальный характер (лес обращается в дрова, дом – в груду строительного материала).
Первые заслуживают названия движимых, а вторые – недвижимых. Таким образом, к недвижимым принадлежит земля и все, что тесно прикреплено к ней (растения, здания), а к движимым – остальные предметы. Так и постановлено во всех законодательствах (фр., 518 и сл., австр., 293 и сл.; сакс., 57, 60; прус., II, 6, ит., 406 и сл.; исп., 333; пр. герм., 781).
Юридическое значение этого различия вещей очень важно. Во 1-х, господство человека над землей, т.е. частью обитаемой планеты, физически не может быть таким полным и обширным, как господство над каким-нибудь стулом или палкой (Гирке). Во 2-х, земля – часть государственной территории; поэтому государство не может допустить, чтобы ею бесконтрольно и неограниченно распоряжались частные лица.
В 3-х, постоянно находясь на одном и том же месте и постоянно сохраняя свою ценность, недвижимость служит наилучшим средством обеспечения кредита. Вследствие этих особенностей правоотношения частных лиц к недвижимым вещам подвергаются таким ограничениям и формальностям, каких нет причины устанавливать для движимостей.
Надо заметить также, что практическая важность этого деления вещей возрастает все более и более с развитием цивилизации и экономического оборота. В то время как римское право по отношению к движимостям и недвижимостям применяло почти одинаковые нормы, в современных законодательствах каждому из этих видов вещей посвящены особые, во многом отличные друг от друга постановления.
Так, для недвижимости существуют ипотечные (вотчинные) уставы, определяющие особый порядок приобретения и прекращения права собственности, залога и пр.; для движимости, наоборот, сделаны исключения из общих правил о владении, давности и т.д.
Обращаясь к более подробному обозрению постановлений русского законодательства, следует заметить, что редакция статей, касающихся различия движимых и недвижимых вещей, весьма неудачна. Вместо того чтобы дать общее определение, закон вдается в подробное перечисление вещей, которые следует признавать недвижимыми (Х, 384) и движимыми (Х, 401-403).
В результате оказывается, что некоторые предметы упущены из виду и не попали ни в одну, ни в другую группу, как, напр., передвижные и плавучие строения, домашние и дикие животные, срубленный лес, разобранные дома и мн. др. Такой пробел в законе может быть восполнен только путем аналогии.
Применяя ее и анализируя содержание ст. 384, 401 и 402, легко убедиться, что в основе их лежит следующий вполне правильный принцип: недвижимостью считается земля и все, что тесно связано с нею (Х, 384); если же предмет, хотя бы и тесно связанный с землей, будет отделен, то он становится движимостью (Х, 401: “хлеб, сжатый и молотый, выработанные в заводах наличные руды, металлы и минералы, и все то, что из земли извлечено”).
Согласно с этим принципом, срубленный лес и разобранные дома должны быть признаваемы движимостью, то же самое следует сказать о домашних и диких животных, передвижных и плавучих строениях, так как по своему существу все они не допускают прочного прикрепления к земле (75/703).
Деление вещей на движимые и недвижимые относится естественным образом к телесным вещам. Но практическая необходимость побудила юриспруденцию прибегнуть к фикции и распространить это деление и на бестелесные вещи, т.е. права. Дело в том, что многие лица, завещая свое имущество, употребляют выражение “все мое движимое и недвижимое имущество завещаю тому-то” или “движимое – одному, а недвижимое – другому”.
Между тем, кроме движимых и недвижимых вещей завещателю принадлежат и права (напр., арендное право на чужое имение, закладное – на чужую вещь, обязательственное, наследственное, исковое).
К кому же должны они перейти? Чтобы решить этот вопрос, нужно употребить искусственный прием и разделить права на движимые и недвижимые. Но какой признак поставить в основу классификации? Способность к перемещению? О ней нельзя даже говорить в применении к правам как предметам мысленным и физически не существующим.
Остается, следовательно, обратить внимание на объект права и считать права на недвижимость недвижимыми, а права на движимость и на действия других лиц – движимыми. Так и поступают европейские кодексы (фр., 526, 529; ит., 415, 418; сакс., 59, 60; прус. I, II, 7-9; исп., 334, п. 10, 336; порт. 375, п. 2; 376).
В нашем законодательстве имеется по этому вопросу две статьи: 402, по которой “заемные письма, векселя, закладные и обязательства всякого рода принадлежат к имуществам движимым”, и 403, причисляющая к движимости право золотопромышленников на прииски, находящиеся в казенной земле. Эти постановления страдают двумя основными недостатками. Во 1-х, закон упускает из виду некоторые права (арендное, исковое).
Во 2-х, он не обращает внимания на объект права, одинаково относя к движимости все закладные и обязательства, хотя бы предметом их была недвижимость. Таким образом, в основе ст. 402 и 403 лежит ошибочное начало, что объект права не оказывает влияние на право. Применяя их по аналогии к другим видам прав, нужно будет заключить, что все они, по нашему праву, движимость. Так признал и сенат относительно арендного права (86/67, 81/45).
Делимые и неделимые. Вопрос о делимости вещей можно рассматривать с нескольких точек зрения. Так, по основному положению физики все тела делимы до бесконечности. Поэтому физик признает это свойство и за картиной, и за статуей, и за живой лошадью.
В другом свете представится вопрос, если на него взглянуть со стороны экономической. В этом отношении делимыми окажутся только те вещи, которые могут быть раздроблены без вреда для своего хозяйственного назначения и без несоразмерного понижения ценности.
Так, земельный участок или глыбу железа можно делить сколько угодно, и в результате получатся все-таки участки земли и куски железа, хотя меньшие по объему и пропорционально удешевленные. Но если разрезать на несколько частей картину, статую или лошадь, то из них выйдут почти ничего не стоящие лоскутки полотна, осколки гипса и куски несъедобного мяса.
Экономическая делимость вещей имеет важное значение для гражданского права, главной задачей которого является нормирование имущественных отношений между гражданами. В жизни нередко случается, что несколько лиц приобретают по наследству или по договору в собственность одну и ту же вещь. Как же быть, если они пожелают разделиться?
Тут-то выступает наружу различие между экономически делимыми и неделимыми вещами: первые могут быть реально разделены; для раздела вторых приходится прибегать к искусственным приемам (напр., делить их денежную стоимость).
Наконец, делимость вещей можно рассматривать со специально юридической точки зрения. Хотя каждое имущество может составлять предмет права нескольких лиц, однако законодательства иногда по особым соображениям не допускают общей собственности на некоторые вещи. В таком случае они становятся юридически неделимыми.
Иностранные кодексы (кроме прусского, I, II, 41) совершенно умалчивают о различии вещей делимых и неделимых, предоставляя установление его науке и практике.
Наш закон дает крайне неудовлетворительные постановления на этот счет. Во 1-х, он приурочивает понятие делимости только к недвижимым вещам и совершенно умалчивает о движимых. Во 2-х, он предписывает считать “раздельными” недвижимые имущества, “когда они могут быть разделены на особые части таким образом, что каждая может составлять отдельное владение” (Х, 393).
Но с такой точки зрения всякое имущество окажется делимым. Даже лошадь можно разрезать на части и предоставить владение ими разным лицам.
Сознавая неточность определения, составитель свода счел нужным перечислить те имущества, которые должны во всяком случае считаться нераздельными, и назвал заповедные имения (Х, 395), фабрики, заводы, лавки, железные дороги, майораты, золотые прииски, аренды (казенные имения, жалуемые в частное пользование в западных и прибалтийских губ.), участки земли бывших государственных крестьян, отведенные им по правилам 1803 г., и участки малоимущих дворян, отведенные по правилам 1848 г. (Х, 394).
Но какой смысл имеет в применении ко всем этим видам имуществ слово “нераздельный”? Понимать ли его в значении экономической или юридической неделимости или, быть может, той и другой вместе? Справка с историческими источниками и другими статьями свода законов[1] показывает, что законодатель имел в виду третье значение.
Все перечисленные имущества не только не могут быть раздробляемы, но и не подлежат общей собственности, а всегда должны иметь одного хозяина. Они, таким образом, неделимы ни экономически, ни юридически.
Однако кроме имуществ, указанных в ст. 394, существует еще целый ряд других, признаваемых нераздельными в таком же точно смысле на основании узаконений, рассеянных в разных томах свода законов. Таковы наследственные семейные участки государственных крестьян (уст. сельск. благоустр., 104, 107, 113, 115), участки, отводимые в пользование колонистам (уст. колон., 170), заложенные в кредитных установлениях имения (уст. кред. обществ) и др.
В примеч. к ст. 394 Х т. назван еще один вид нераздельных имуществ – дворы, хотя тут же прибавлены оговорки, “что обывателям городов дозволено разделять обширные места и дворы на части для продажи без всякого стеснения относительно меры сих частей, с той только на случай пожаров осторожностью, какую надлежит наблюдать, чтобы тесноты между строениями не было”.
Из этих слов видно, что дворы делимы, но делимы условно, именно с соблюдением противопожарных предосторожностей. Между тем сенат дал по этому поводу такое разъяснение: “двор, пока он не разделен, признается юридически нераздельным имуществом” (69/1330; 89/40). Другими словами, двор способен к разделу только тогда, когда уже раздел совершен. Это все равно, что сказать: съедобными вещами называются те, которые уже съедены.
Простые, составные и совокупные. Каждая вещь может быть разделена на части. С этой физической точки зрения все вещи представляются составными. Но в некоторых вещах части так тесно связаны между собой, что совершенно теряют отдельное физическое существование и сливаются в одно непрерывное, однородное целое (напр., растение, животное, статуя, картина, сплав металлов и пр.).
Другие вещи, наоборот, состоят из механически связанных, но разнородных, не утративших физического существования частей (напр., строения, корабли, мебель и др.). Наконец, есть еще третья группа вещей, которые представляют собой совокупность однородных, совершенно самостоятельных предметов, мысленно рассматриваемых как одно целое (стадо, библиотека, аптека).
В первом случае вещи наз. простыми (res unitae), во втором – составными (res compositae, universitates rerum cohaerentium), в третьем – совокупными (universitates rerum distantium).
Юридическое значение этого деления состоит в следующем. Иметь право на вещь – значит иметь его на каждую ее часть. Поэтому кому принадлежит лошадь, дом или библиотека, тому принадлежат ноги лошади, стены дома, книги библиотеки. Но может ли случиться так, чтобы вещь как целое принадлежала одному лицу, а части ее – другим? Здесь сказывается различие между простыми, составными и совокупными вещами.
В простых вещах это совершенно невозможно. Если кто-либо имеет дерево, лошадь или картину, то другой не может приобрести права собственности на ветки этого дерева, ноги лошади или краску картины, а третий – на листья дерева, мясо лошади и полотно картины. В противном случае каждый собственник, осуществляя свое право, лишил бы другого собственника возможности осуществить свое.
С составными вещами дело обстоит несколько иначе. Здесь во многих случаях целое и части могут быть предметом отдельных прав. Так, напр., одному лицу принадлежит корабль, а другому – паруса на этом корабле; одному – фабрика, другому – находящиеся в ней машины.
Что касается совокупных вещей, то все части их (каждое животное стада, каждая книга библиотеки и т.п.) легко выделимы из целого и доступны юридическому господству различных лиц.
Наше законодательство, подобно большинству европейских, не упоминает об этом делении вещей.
Главные, придаточные и принадлежностные. Нередко вещи соединяются физически с другими вещами и, делаясь их частью, теряют свою самостоятельность (растение, посаженное в земле; крыша, устроенная на здании).
В таком случае они носят название придаточных (res accessoriae), а те, с которыми они связаны, – главных (res principales). Связь между вещами может быть органической (растения с землей, плода с растением), механической (здания с землей, дверей и окон с домом, замков с дверьми) и химической (краски с сукном).
Придаточная вещь, являясь частью главной, следует ее юридической судьбе (res accessoria cedit principali). Из этого основного начала вытекают следующие последствия:
1) если главная вещь – недвижимость, то и придаточная считается недвижимостью, пока связана с нею;
2) кто владеет главной, тот владеет и придаточной; отдельное владение одною придаточной невозможно, так как она часть главной;
3) собственник главной считается собственником придаточной, пока она не отделена;
4) отчуждение главной является вместе с тем отчуждением придаточной;
5) залог главной влечет за собой залог придаточных, и притом не только существующих в момент сделки, но и могущих возникнуть позже (напр., растений, выросших на заложенном участке; земли, примытой к нему речной водой, и пр.).
Среди придаточных вещей особенно важное значение имеют приращения и плоды.
Приращениями называются вещи, случайно присоединившиеся к другой вещи. Таковы, напр., частицы земли, примытые водой к берегу, остров, возникший среди реки или озера, русло, оставленное рекой, и т.п.
Плодами в естественном смысле слова являются органические произведения растений. Но юриспруденция, расширив обыденное значение этого слова, понимает под плодами всякую экономическую выгоду, приносимую вещью, и делит плоды на естественные, созданные силами природы (фрукты, хлеба, приплод животных, минеральные произведения), и гражданские (civiles), извлекаемые из вещи в гражданском обороте (арендная и наемная плата за пользование домом, проценты на занятый капитал).
Плоды, еще не отделенные или не полученные о вещи, наз. висячими (pendentes), отделенные и полученные – снятыми (percepti); плоды, которые могли быть получены, но на самом деле не получены, – упущенными (percipiendi). Из этих трех видов плодов только первый имеет значение придаточных вещей, так как висячие плоды органически связаны с главной вещью.
Будучи отделены, они становятся самостоятельным предметом экономического оборота. Однако и снятые, и упущенные плоды в некоторых случаях рассматриваются как придаточные вещи. Подробности об этом см. в особенной части.
От придаточных вещей нужно отличать принадлежностные, или принадлежности (pertinentia). Под ними разумеются те вещи, которые, не теряя своей самостоятельности и не становясь частью главной вещи, делают возможным пользование ею или служат к ее украшению, хранению и т.п.
Так, ключ – принадлежность замка, футляр – ожерелья, звонок – квартиры и т.п. Сходство между придаточными вещами и принадлежностями состоит в том, что и те и другие играют по отношению к главным вещам подчиненную, вспомогательную роль.
Разница между ними обусловливается характером их связи с главными: придаточные соединены прочно и более или менее постоянно; принадлежности или совсем не прикреплены, или связаны временно и легко отделимы (громоотвод на доме, зеркала на стенах). Сообразно с этим юридическое положение тех и других, с одной стороны, сходно, с другой – должно быть различно.
Именно к принадлежностям, как и к придаточным вещам, применяется правило: побочная вещь следует за главной. Но из этого правила сделан для принадлежностей, ввиду менее тесной связи между ними и главными, ряд исключений.
Так, 1) если главная вещь – недвижимость, то движимая принадлежность хотя и разделяет судьбу главной, следуя за нею при отчуждении, залоге и др. сделках, однако не перестает считаться движимостью;
2) главная вещь (напр., дом) и принадлежность (напр., громоотвод) могут быть предметом отдельного владения разных лиц;
3) равным образом они могут быть предметом отдельного права собственности;
4) отчуждение и залог главной вещи распространяется только на принадлежности, существующие в момент сделки.
Таково, в общих чертах, выработанное теорией деление вещей на главные, придаточные и принадлежностные.
Положительные законодательства еще не успели стать на высоту теории. Французский, итальянский, испанский и португальский кодексы совсем умалчивают о рассматриваемом делении; австрийский (294-297), прусский (I, II, 42-108) и саксонский (65-71) не проводят должного различия между придаточными вещами и принадлежностями. Только проект общегерманского уложения (782-792) стал на более правильный путь.
Постановления нашего законодательства крайне неудовлетворительны[2]. Во 1, оно смешивает придаточные вещи с принадлежностями, называя те и другие одинаково “принадлежностями”. Вследствие этого юридическое положение обоих этих видов вещей приходится считать по нашему праву одинаковым.
Во 2, в законе говорится только о недвижимости, словно движимость не может иметь принадлежностей. В 3, закон не дает общих правил, а старается – и по обыкновению неудачно – перечислить частные случаи. В 4, он впадает в противоречие с самим собой. Так, по ст. 386 фабрика, в качестве строения, – принадлежность земли, а по ст. 388 земля – принадлежность фабрики.
Применять такие постановления по их буквальному смыслу значило бы запутаться в нелепостях и противоречиях. Необходимо поэтому прибегнуть к логическому толкованию и аналогии.
Рассматривая ст. 386-392, а также 424-431 Х т. и принимая в соображение ст. 973-975 уст. гр. суд., в которых тоже указаны некоторые виды принадлежностей, можно убедиться, что наше законодательство, как было уже указано (см. введ., стр. 78), считает принадлежностями такие вещи, которые находятся в тесной органической, механической, юридической или экономической (хозяйственной) связи с главной вещью (84/75).
В силу этого следует признать принадлежностями имения “экономический рогатый и домашний скот, запасы семян, продовольствие для экономий, машины и пр., в той мере, в какой это необходимо для правильной эксплуатации имения” (84/75). Наоборот, не имеет характера принадлежности товар в лавке, на фабрике, на базаре (71/597).
Закон не упоминает о принадлежностях движимости. Но принцип, лежащий в основе деления вещей на главные и принадлежностные, не зависит от их способности к перемещению: между движимыми вещами тоже может быть связь органическая (растение и вазон), механическая (скрипка и струны), юридическая (корабль и корабельная крепость; этот случай указан даже в законе: уст. торг., 166, 167) и хозяйственная (ключ и замок, швейная машина и иголки к ней).
Следовательно, постановления закона о принадлежностях должны быть распространены по аналогии и на движимости.
Юридическое положение принадлежностей определяется по нашему праву положением главной вещи. Так, если земля родовая, то и выстроенное на ней здание становится родовым (Х, 399, п. 4); чья главная вещь, того и принадлежность (Х, 424 – 431); незаконный владелец, возвращая имение настоящему собственнику, обязан возвратить и все принадлежности, приращения и доходы (Х, 620, 622 и сл.).
На этом же основании нужно признать, что здания, лес, стоящий на корню урожай и все иные принадлежности земли считаются собственностью хозяина, пока противное не доказано особыми актами (81/113; 80/192; 74/136; 76/150; 73/1180 и 1387 и др.); что неуказание в описи построек, возведенных на продаваемой с публичного торга земле, не исключает права собственности покупателя на эти постройки (80/192); что движимые принадлежности считаются недвижимостью, пока не отделены от главной вещи (82/59, 80/265, 78/216); что полы, двери, окна, печи и пр. составляют, в качестве принадлежностей, собственность хозяина дома, если по судебному приговору или по договору не признаны собственностью другого лица (89/65); что строения, находящиеся на заложенной земле, считаются, в качестве ее принадлежности, обеспечением закладной (92/54).
Индивидуально-определенные и заменимые. Заключая сделку относительно какой-либо вещи, можно определить последнюю либо по ее родовым признакам (напр., дом, лошадь), либо по индивидуальным (именно данный дом, данная лошадь). В первом случае вещь наз. родовой или заменимой, т.е. допускающей замену другим экземпляром того же рода, а во втором – индивидуально-определенной.
Каждой почти вещи, за редкими исключениями, может быть придано по желанию сторон значение индивидуальной или заменимой. Однако некоторые виды вещей обыкновенно употребляются в гражданском обороте в качестве заменимых. Таковы все предметы, определяемые весом, мерой и числом (напр., мука, материи, жидкости, деньги). Их индивидуальность не имеет никакого значения.
Кто покупает голову сахара, тому неважно, чтобы ему прислали именно ту, которую он видел в лавке; он согласится принять любую, лишь бы она была требуемого веса и качества. Поэтому, если кто-либо желает придать подобной заменимой вещи значение индивидуальной, он должен это особо оговорить при сделке. Иначе, а также в случае сомнения ее следует считать заменимой ввиду ее обычного свойства в обороте.
Юридическое значение заменимости вещей состоит в следующем:
1) Предметом вещных прав могут быть только вещи индивидуально-определенные, предметом же обязательств – и родовые. Так, нельзя иметь права собственности на лошадь вообще, но можно обязаться доставить другому лицу лошадь, не определяя, какую именно.
2) Различие между незаменимыми и заменимыми вещами обусловливает разницу между договорами ссуды и займа: первый возможен относительно индивидуально-определенных вещей, второй – относительно родовых.
3) Если предмет сделки уничтожается, то юридические последствия будут неодинаковы, смотря по тому, была ли предметом вещь заменимая или незаменимая, так как первую можно заменить другим экземпляром того же рода, а вторую нельзя. Это правило выражается афоризмом: род не может погибнуть (genus perire non potest).
Русское законодательство не упоминает об этом делении вещей, хотя косвенно признает его (в постановлениях о договоре займа, Х, 2013 и сл.).
Потребляемые и непотребляемые. Если хозяйственное назначение вещи состоит в ее уничтожении, то она называется потребляемой; если же в чем-либо другом, то непотребляемой. Так, съестные припасы, топливо, свечи могут удовлетворить потребностям, для которых существуют только путем своего уничтожения.
Наоборот, посуда, мебель, платья хотя с течением времени изнашиваются и стираются, однако тем более ценятся, чем большей прочностью обладают. Таким образом, уничтожаемость для потребляемых вещей – существенное качество (несъедобное кушанье или не горящее топливо – абсурд), для непотребляемых – побочный результат, необходимое зло, уменьшающееся с прогрессом промышленности.
Потребляемости вещей не следует смешивать с заменимостью. Хотя оба этих свойства часто совпадают (напр., плоды, хлеб, сахар), однако многие заменимые вещи непотребляемы (деньги, булавки, гвозди).
Юридическое значение этого различия выражается в том, что сделки, направленные на пользование вещью без ее уничтожения (узуфрукт, ссуда, наем), невозможны относительно потребляемых вещей, так как пользование ими заключается в их уничтожении.
Наше законодательство, подобно многим другим, не упоминает об этом делении.
Тленные и нетленные[3]. Все, что существует, тленно. Но одни вещи подлежат очень скорой порче (некоторые съестные припасы, меха); другие легко могут быть сохраняемы в течение долгого времени. В этом смысле первые могут быть названы по преимуществу тленными, а вторые – нетленными.
Иностранные кодексы не упоминают об этом делении. Наше законодательство (Х, 405) не только не обошло его, но даже попыталось поименно перечислить, какие имущества считаются тленными (“жемчуг (?), меховые и другие платья, съестные и всякие припасы, подвергнутые скорой порче”), а какие – нетленными (“золото, серебро, каменья, всякая посуда, галантерейные вещи”), причем, по обыкновению, упустило из виду некоторые разряды вещей, напр. мебель, книги, домашний скот.
Этот пробел можно восполнить путем аналогии. Так как мебель, книги и скот не подлежат скорой порче, служащей основным принципом рассматриваемого деления, то они должны быть признаны нетленными.
Различие между тленными и нетленными вещами имеет по нашему праву значение для опеки (опекун может продавать подлежащие скорой порче вещи, не спрашивая разрешения высших опекунских органов, Х, 277), для конкурса (аналогичное постановление для попечителей, уст. суд. торг., 522), при наложении ареста на движимость (тленные вещи не подлежат ему, уст. гр. суд., 625) и при закладе в некоторых банках и кредитных учреждениях (нетленные принимаются преимущественно).
Родовые и благоприобретенные. Это деление[4], чуждое как теории права, так и иностранным кодексам и принятое только нашим законодательством, представляет собой “плод недоразумения и неправильного обобщения составителями 1 ч. Х тома отдельных и притом разрозненных указов” (Змирлов).
Дело в том, что до издания свода законов понятие родовых имуществ приурочивалось только к вотчинам, т.е. к имениям, принадлежавшим лицам, на которых лежала обязанность нести государственную службу (“служилым людям”, а впоследствии – потомственному дворянству).
Служащий класс населения пользовался в старое время многими привилегиями: только он мог обладать недвижимостью на праве полной собственности, только ему дозволялось иметь населенные крепостными людьми имения; только на него возлагалась обязанность нести службу царю и государству.
Так как эта обязанность была наследственной и переходила из рода в род, то правительство, заботясь о надлежащем отправлении службы и материальном благосостоянии своих чиновников, ограничивало их в праве распоряжаться своим имуществом и запрещало отчуждать вотчины лицам, принадлежавшим к другим родам.
Так возникло понятие о родовых имуществах. Несомненно, что при указанных условиях древнерусской жизни оно имело разумное основание и было целесообразным. Между тем составители свода законов не только упустили из виду, что в настоящее время уже нет налицо этих условий, но еще расширили понятие родовых имуществ за пределы вотчин и “искусственно навязали его всем остальным недвижимым имениям” (Змирлов).
Обращаясь к рассмотрению действующего права, нужно заметить, что это деление вещей касается только недвижимости, так что все “движимые имущества и денежные капиталы почитаются благоприобретенными, и о родовом происхождении их никакой спор не приемлется” (Х, 398). Однако если движимая вещь играет роль принадлежности недвижимой, то и она, по общему правилу, должна получать родовой характер, пока не будет совершенно выделена (84/75).
По ст. 399 родовыми имуществами считаются: 1) дошедшие по праву законного наследования; 2) дошедшие по духовному завещанию, но к такому лицу, которое имело по закону право наследования (т.е. было ближайшим наследником в момент открытия наследства, 67/144; 79/58); 3) купленные у родственников, к которым дошли по наследству из того же рода, и 4) постройки, возведенные владельцем на родовой земле.
О последнем случае закону не следовало бы и упоминать, так как он сам собой вытекает из того положения, что принадлежность (в данном случае – постройка) следует судьбе главной вещи (Любавский).
Наоборот, необходимо было указать, когда считаются родовыми имущества, переходящие от одного лица к другому безмездными способами (по выделу, в приданое, в дар) и в порядке понудительного отчуждения (экспроприации, продажи с публичного торга). Между тем об этих случаях в законе нет постановления.
Благоприобретенными имуществами, согласно ст. 397, считаются: 1) выслуженные или пожалованные; 2) доставшиеся каким бы то ни было образом из чужого рода; 3) купленные отцом у сына, которому достались от матери; 4) родовые, которые были проданы чужеродцу и обратно от него куплены (но не по праву выкупа, Х, 1348); 5) купленные у родственника, у которого были благоприобретенными; 6) полученные по смерти супруга в указную часть и 7) собственным трудом и промыслом нажитые.
Эта статья вследствие неудачной редакции полна противоречий, излишних повторений и пробелов. Так, пункты 4 и 5 излишни, ибо один представляет собой частный случай п. 2 той же статьи, а другой – логическое следствие п. 3 ст. 399.
Затем пункт 1 различает имущество выслуженное от пожалованного, тогда как закон знает одно пожалование (Х, 934), для которого выслуга является только поводом. Наконец, п. 7 противоречит п. 3 и 4 ст. 399, так как указанные в нем имущества тоже могут быть нажиты собственным трудом и промыслом, а между тем считаются родовыми. К довершению всего ст. 399 забывает упомянуть о безмездных и понудительных способах перехода имуществ.
Устранить все эти противоречия и пробелы можно путем логического толкования и аналогии.
Из приведенных статей видно, что наш закон в основу деления имуществ на родные и благоприобретенные ставит способ их приобретения данным лицом. “Поэтому вопрос: родовое ли такое-то имение? – не имеет смысла безусловного и в безусловном виде разрешен быть не может. Он получает смысл только в таком виде: такое-то имение в такую-то минуту у такого-то лица должно ли считаться родовым или благоприобретенным?” (Победоносцев).
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассмотреть, каким путем перешло данное имение к данному лицу. Наш закон знает следующие способы перехода недвижимых имуществ: наследование по закону, наследование по завещанию, приобретение в указную долю от супруга, купля, выкуп, пожалование, выдел, дарение, приданое, давность и понудительное отчуждение.
1) Наследование по закону всегда придает имуществу характер родового (399, п. 1).
2) Наследование по завещанию делает имущество родовым только в том случае, если оно переходит к лицу, которое и без завещания получило бы его в порядке законного наследования (399, п. 2). Поэтому если данному лицу завещано больше имущества, чем сколько бы пришлось на его долю по закону, то родовой характер приобретает только та часть, которая следовала этому лицу по закону (79/3).
3) Приобретение в указную долю от супруга придает имуществу значение благоприобретенного (399, п. 6).
4) Купля сохраняет за имуществом характер родового, если оно приобретено от родственника, которому досталось “по наследству из того же рода” (399, п. 3), т.е. из того рода, к которому принадлежит покупатель, так как только в таком случае имение не выйдет из пределов своего рода. Потому-то имение, купленное отцом у сына, которому досталось в наследство от матери, становится для отца благоприобретенным (397, п. 3), хотя было родовым у сына: покупатель (отец) не принадлежит к материнскому роду, из которого вышло имение.
Таким образом, для того, чтобы родовое имущество при купле осталось родовым, необходимо, чтобы покупатель, продавец и наследодатель продавца принадлежали к одному и тому же роду. В остальных случаях купля придает имуществу характер благоприобретенного.
5) Выкуп для того и установлен, чтобы родовые имущества не теряли своего характера (Х, 1346).
6) Пожалование делает имущество благоприобретенным (397, п. 1).
7) Выдел не упомянут в законе. Этот пробел должен быть восполнен по аналогии, а потому необходимо рассмотреть, к какому из указанных в законе способов перехода имуществ наиболее подходит выдел.
Стоит прочесть ст. 994 (“родители и восходящие родственники властны выделять детей своих и потомков, назначая им часть из своего имущества”), чтобы убедиться, что выдел представляет собой “предваренное наследование” (Победоносцев), так как производится лицам, имеющим право наследовать (“детям и потомкам”). Рассматривая следующие статьи (996-998), можно заметить, что в них проводится различие между родовыми и благоприобретенными имуществами.
Именно из родового имущества может быть выделена данному нисходящему родственнику только та часть, которую он должен получить в наследство по закону (996). Эта часть впоследствии зачитывается ему при разделе наследства (997, 1068). Отсюда видно, что выдел родового имущества представляет собой предваренное наследование по закону, а потому должен вести к одинаковым последствиям с ним.
В другом положении находятся благоприобретенные имущества. Из них можно выделить нисходящим родственникам какую угодно часть (996), и эта часть не зачитывается при разделе родового имущества (998). Так как подобное же правило имеет силу и для завещаний (1067, 1068), то выдел благоприобретенного имущества аналогичен наследованию по завещанию.
Итак, если имущество получено по выделу, то надо посмотреть, было ли оно у выделившего родовым или благоприобретенным. Если оно было родовым, то надо его считать полученным в наследство по закону (т.е. родовым); если же оно было благоприобретенным, то надо применить правило о наследовании по завещанию.
8) Дарение тоже не предусмотрено в законе. Обращаясь к аналогии и рассматривая статьи, посвященные дарению, легко заметить, что дарение родового имущества является, подобно выделу, предваренным наследованием по закону, так как может быть совершаемо только в пользу “ближайших наследников” (967).
Что же касается дарения благоприобретенного имущества, то оно ничем не ограничено (967), так что дарить можно и чужеродцам. Ввиду этого его нельзя уподобить наследованию, а нужно считать самостоятельным способом перехода права собственности, относящимся, как и купля, к так наз. сделкам между живыми.
Таким образом, дарение родового имущества равносильно наследованию по закону, а дарение благоприобретенного – купле.
9) Приданое. И об этом способе перехода имуществ в законе нет постановления. Приданым называется “выдел дочерей и родственниц по случаю замужества” (1001). Полученная в приданое доля зачитывается при разделе наследства (1003).
Из этого видно, что приданое, с одной стороны, походит на выдел в том случае, если касается дочерей и нисходящих родственниц, имеющих право наследования, а с другой – приближается к дарению, если касается боковых родственниц. Поэтому в первом случае к приданому должны быть применены правила о выделе, а во втором – правила о дарении.
10) Давность является первоначальным способом приобретения права собственности: при ней имущество не переходит непосредственно от одного лица к другому, а на мгновение делается бесхозяйным. Поэтому для приобретателя оно не может быть ни в каком случае родовым.
11) Понудительное отчуждение (экспроприация и продажа с публичного торга). Сущность понудительного отчуждения заключается в том, что государство отнимает право собственности у одного лица и передает его другому.
В этом случае, следовательно, имущество переходит на время к государству, а затем от него – к приобретателю. Но государство не принадлежит ни к какому роду, а потому приобретенное от него имущество не может быть родовым, а всегда будет благоприобретенным (89/83: о продаже с публичного торга).
В самом общем и простом виде различие между родовыми и благоприобретенными имуществами может быть выражено таким образом: каждое благоприобретенное недвижимое имущество становится родовым, если переходит от одного лица к другому: 1) в наследство по закону и 2) в наследство по завещанию или в форме выдела или приданого, но только при том условии, когда приобретатель все равно унаследовал бы его по закону.
Раз сделавшись родовым, имущество сохраняет это свойство при всех переходах, пока не будет продано лицу, не принадлежащему к одному роду с наследодателем продавца, или отчуждено понудительным путем. Тогда оно снова обращается в благоприобретенное, если не вернется до истечения трех лет в прежний род по праву выкупа.
Сенат, толкуя ст. 397-399, пришел в своих решениях к таким же выводам (77/168, 79/58, 88/74), с тою только разницей, что ошибочно признал во 1, будто благоприобретенное имущество, полученное дочерью от отца в приданое[5], должно оставаться благоприобретенным, и во 2, будто родовое имущество, покупаемое родственником, всегда будет родовым, а не в одном том случае, когда покупатель принадлежит к тому же роду, как и наследодатель продавца.
Практическое значение деления имуществ на родовые и благоприобретенные важно и в то же время вредно. Благоприобретенным имуществом собственник может распоряжаться по своему произволу; родовое же допускает только продажу, но не подлежит завещанию (Х, 1068), может быть даримо не иначе как прямым наследникам (Х, 967), и назначаемо по выделу или в приданое в размере, не превышающем наследственной доли, которая указана в законе для данного лица (Х, 996).
Такое потерявшее в настоящее время всякий смысл ограничение прав собственника ведет к обходам закона: желая обратить родовое имущество в благоприобретенное, собственники фиктивно продают его другому лицу, а затем покупают обратно, неся расходы по крепостным пошлинам в размере 4%. Вследствие этого выходит, что “всякий, уплативший 4% с цены своего имущества, может превратить его в благоприобретенное” (Любавский).
С другой стороны, иной раз случается, что собственник, не знающий законов, завещает перед смертью свое родовое имение жене или иным близким и дорогим лицам, а впоследствии является какой-нибудь дальний родич, завещание признается недействительным, и имущество переходит к лицу, которого, быть может, завещатель никогда не знал и знать не хотел.
Заповедные и майоратные имущества составляют особый вид родовых. Заповедными называются имения потомственных дворян (Х, 478), объявленные с Высочайшего разрешения неделимыми (Х, 395,467), неотчуждаемыми (485) и переходящими только по наследству в особом порядке (ст. Х, 468, 1192-1213).
Майоратные имения, существующие в западном крае, отличаются от заповедных тем, что 1) они жалуются из казны (Х, 494) и отбираются назад по прекращении наследников (499), 2) что владельцы их обязаны производить некоторые платежи (506) и 3) что надзор за этим и вообще за целостью имений принадлежит управлениям государственных имуществ (511, 512).
Государственные, удельные, общественные, частные. Это деление (Х, 406-415) основано не на различии объектов права, а на различии субъектов. Поэтому его следует рассматривать в учении о субъекте права, что и было сделано.
Имущество как целое. Наше законодательство употребляет слово “имущество” вместо слова “вещь”. Но в теории права под имуществом (Vermögen, Gut) понимается: во 1) совокупность всех имущественных прав, принадлежащих данному лицу, т.е. прав собственности на разные вещи, прав на чужие вещи и действия (актив, активное имущество), и обязательств, лежащих на данном лице (пассив), и во 2) наличные права за вычетом долгов (актив без пассива).
Первый смысл должен быть придаваем слову “имущество” в сделках на случай смерти (при завещании) ввиду того, что наследник является полным представителем личности наследодателя в ее имущественных отношениях.
Второй смысл имущество имеет, по общему правилу, в сделках между живыми (при дарении, купле и пр.), так как нельзя предполагать, чтобы каждый вступающий в сделку (одаренный, покупатель) соглашался без особой оговорки принять на себя долги своего контрагента. Поэтому если в дарственной записи или завещании просто сказано “дарю или завещаю все мое имущество такому-то”, то при дарении это означает “весь актив без пассива”, а при завещании – “актив и пассив”.
Наше законодательство косвенным образом признает это различие, обязывая наследника во всяком случае отвечать за долги наследодателя (Х, 1259).
Деньги[6]. Среди движимых вещей особенно важное значение для гражданского оборота имеют деньги. Употребление их вызвано необходимостью облегчить экономический обмен ценностей. Ввиду неудобств, сопряженных с непосредственной меной одного товара на другой, пришлось избрать какой-либо третий товар, которым можно было бы измерять и заменять ценность всех остальных.
Таким мерилом ценностей, меновым посредником или, выражаясь иначе, общим знаменателем, к которому приводятся все ценности, служат деньги, т.е. монеты и бумажные знаки.
Экономический характер денег, как орудия обмена, отражается на их юридическом значении: они считаются законным средством платежа при всяких расчетах и по всяким сделкам, служат выразителем ценности имущества (при разделе, конкурсе и пр.), с помощью их определяется цена иска (уст. гр. суд., 55), сумма вознаграждения за вред и убытки, неустойки, штрафы и проч., благодаря им возможно страхование имущества; они являются предметом некоторых специальных правоотношений (займа, податей, налогов) и т.п.
По нашему праву, все денежные счеты должны производиться на русскую серебряную монету (уст. счет., 2, 3; Х, 1464, 1540, 1542, 2013 и др.). Это значит, что никто не обязан принимать в уплату какие-либо другие деньги и что все платежи казне, определение вексельных курсов, цен на публичных торгах и пр., должны производиться на нашу серебряную монету (89/116; 68/740; 75/106; 88/37).
В гражданском праве деньги рассматриваются в двух отделах особенной части: в вещном праве, как предмет вещных прав, и в обязательственном, как предмет и элемент обязательств.
[1] Они сведены Победоносцевым (Курс, т. I, § 11).
[2] Историко-догматический анализ их сделал г. Савельев (“Юрид. Вестн.”, 1877, N 11–12).
[3] Любавский. Юридич. моногр. и исслед., т. III, 1875, 386.
[4] Ввиду своего важного практического значения оно не раз подвергалось подробному обсуждению в печати. Лучший догматический анализ его сделан К.П. Победоносцевым (в I т. его курса), а наиболее обстоятельная критика представлена Любавским (“Юрид. монографии и исследования, 1875, т. III) и К.П. Змирловым (в “Жур. гр. и уг. пр.”, 1881, N 5; 1883, N 3).
Попытка г. Брандта доказать полезность этого деления и необходимость удержать его на будущее время с некоторыми поправками (“Жур. гр. и уг. пр.”, 1888, N 6 и 7) разобрана г. Змирловым (там же, 1889, N 3).
[5] Раньше сенат то же самое говорил о выделе (77/168), но потом изменил мнение (88/74). Старое мнение сената о выделе защищал г. Давнор-Запольский (в “Жур. гр. и уг. пр.”, 1880, N 3).
[6] Цитович. Деньги в области гражд. права, 1873; Литовченко. Деньги в гражд. праве, 1887. Обе брошюры не исчерпывают вполне вопроса, которому посвящены.
