В каком виде представляется нам юридический быт в начальную эпоху русской истории? Возможно утверждать, что в эту пору и до московской централизации, для образования общих юридических норм в какой бы то ни было сфере права было также мало условий формального их единства, как и на Западе во время господства так называемых личных или племенных прав.
Определяющая бытовая основа этого явления есть, конечно, тут и там одна и та же, т.е. сперва господство, потом обилие непостоянных, бродячих элементов населения, уступающих на Западе скоро, у нас, по особенности нашего географического положения, крайне медленно иным, высшим формам общественности.
В то время когда там, на Западе, уже образовались значительные элементы территориального господства, здесь в старейших письменных памятниках права удерживаются еще такие свежие следы племенной розни, такая непостоянная связь населения с землей, такое обилие племенных элементов, что население волостей можно по справедливости назвать не сложившимся в новое целое, удерживающим на своем составе ясные признаки прежних форм общежития, племенного, а не последующих, территориального, волостного.
Особенность нашего исторического процесса в целом заключается в том, что, одолев эту первоначальную племенную рознь, русское государство продолжает и ныне включать в себя, наряду с господствующим коренным русским населением, обилие новых племенных, особных, инородных единиц, коих внутренняя жизнь определяет собой и посейчас особый состав разных инородческих прав, иной, чем в общем русском праве, хотя последнее обыкновенно доступно и для инородцев, если к этому нет других, кроме племенной особности, препятствий.
Таким образом, самый состав нашего населения не есть замкнутый, окончательно определившийся и исключающий вступление в него элементов новых в смысле племенном. Наша жизнь дает нам явление не только ассимилирования низших форм быта высшими, внутри одной нации, но и длящееся обновление самих племенных ее элементов.
Мы будем иметь случай позже, трактуя вопрос правоспособности лиц, раскрыть содержание действующих норм, определяющих общую и особенную цивильную правоспособность наших инородцев.
Что касается состояния права на этих ступенях развития, в быте племенном старой России и в соответствующих ему формах современного племенного быта инородцев, то его правильно характеризовать признаком субъективности правосознания. О каких-либо началах права общего на этих ступенях культуры не может быть речи.
Формы и способы защиты права условлены здесь не столько высшей целью правосудия, единообразного и постоянного, сколько низшей – удовлетворения раздраженного чувства обиды.
Признаки этого быта, обращенные к прошлому (месть, безразличие органов и способов воздействия за правонарушения, какого бы рода они ни было, и проч.), ясно видны на первых страницах русской истории.
Такое право не может выйти из границ тесного круга лиц, связанных кровной близостью или насущными интересами совершенно примитивного свойства. При одинаковых потребностях разных племен между их юридическим бытом может быть близость типа, значительные черты сходства, но это не общность правосознания.
Задачи законодательства и управления по отношению к этим элементам русского населения заключались и заключаются до сего времени в регулировании их внутреннего быта и в охранительных мерах против бесправия и опасностей для соседей.
Где нет этих опасностей, там переход к высшим формам быта, развитие элементов общения юридического условлены для инородцев предшествующим освоением ими элементов русской культуры, русской речи, школы, христианского вероучения.
Так, направленными усилиями русского государства и церкви наполнены не только страницы старых русских летописей, но памятники законодательства и управления прошлого века и ныне действующие нормы.
