Законодательство периода Российской Империи

1) Единственным источником права XVIII в. окончательно признан закон, который по содержанию своему (в то время) большей частью был противоположен прежнему обычному праву, т. е. имел характер вполне реформаторский. Лишь во 2-й половине XVIII в., при Екатерине II, старались возвратиться к примирению закона с «народным умствованием».

Наказ Екатерины рекомендует «воздержаться от узаконений, с общим народа умствованием невместных» (VI, 56), «…ибо мы ничего лучше не делаем, как то, что делаем вольно, непринужденно и следуя природной нашей склонности» (Там же. 57).

Однако, и Екатерина (согласно с учением философии XVIII в.) стремится к установлению в народе новых правовых понятий посредством лучших законов (т. е. считаем закон не выражением сознания народа, а только понятий и воли законодателя): по ее словам, за отговоркой, что умы еще не приготовлены, «нельзя установить и самого полезнейшего дела» (Там же. 58).

2) Сообразно с этим установляется и понятие о законе, способах его возникновения и силе действия. В период империи установилось понятие о законе, как о воле государя, правильно объявленной. Так как ни сенат, ни другие учреждения не имели уже прежнего законодательного значения думы, то старинная формула «государь указал, и бояре приговорили» исчезла во времена Петра I.

Также не удержалась и замена ее, установленная в XIX в. при учреждении государственного совета: «вняв мнению государственного совета…»[1]. Хотя Петр I выразил, что «словесные указы никогда отправляемы быть не подлежат», но в действительности он сам давал и потом словесные указы при всяких обстоятельствах, например в 1723 г. в Св. Синоде был записан именной указ следующим образом:

«Его Императорское величество, будучи в саду ее величества… государыни императрицы сентября 5 дня, рассуждая о сумасбродных и под видом изумления бываемых… таковых отныне посылать (в монастыри) отрек», т. е. запретил.

При императрице Екатерине I словесные указы получили силу закона, лишь бы они переданы были (объявлены) через определенное лицо; император Петр III в 1762 г. указал, что такое объявление возлагается на сенаторов, генерал-прокурора и президентов 3-х государственных коллегий.

По указу 10 июня 1721 г., все акты, которые имеют действительный характер законов, а именно те, которые изданы в дополнение к регламентам и Уложению, должны быть представляемы в Сенат «на апробацию», хотя бы эти указы были именные; Сенат должен утвердить их своей подписью, и затем уже они могут быть опубликованы. Печатание законов, как постоянное условие публикации, утверждено указом 16 марта 1714 г.: «Указы… для всенародного объявления велеть печатать и продавать всем».

Меры публикации усиливаются по степени удаления закона от народного сознания о праве; обыкновенно указы прочитываемы были в церквах монастырских и приходских и по ярмаркам в торговые дни, а также списки их были прибиваемы в видных местах; закон вменил в обязанность всем посещать церковь сколько ради богослужения, столько же для ознакомления с указами; не ходящих в церковь велено ловить, как воров и разбойников, почитая их «недобрыми людьми» (Указ 30 октября 1718 г.).

Иногда повелеваемо было переписывать бывших в церкви при слушании указа (указ 23 февраля 1721 г.); некоторые, особенно важные указы (например, указ 19 марта 1719 г. об искоренении беглых солдат) велено прочитывать всякий праздник в церквах. Иногда один и тот же закон нарочно повторяли несколько раз только для того, чтобы сделать его общеизвестным (4 декабря 1719 г. и 28 января 1720 г.).

Правило, что неведением закона никто не может отговариваться, повторялось при публикации почти каждого нового закона, пока не выражено было в общей формуле в указе 22 января 1722 г. с применением, впрочем, только к лицам, облеченным властью.

Что касается до силы действия закона, то правило «закон обратного действия не имеет» выражено в указе о единонаследии (23 марта 1714 г.), но тут же сделано и важное исключение из него: «…сей указ не на прошедшие времена, но с сего 1714 г. действо свое имеет.

И хотя в прошедшие два месяца какие разделы (имений) и сделаны, то оные переделать по сему указу» (по объяснению Татищева, многие, прослышав о готовящемся законе, совершили много сделок вопреки ему).

В том же 1714 г. (указ июня 15), когда были отменены все новоуказные статьи и указы, противоречащие Уложению ц. Ал. Мих., дозволено было просить о перевершении всех дел, решенных уже на основании этих узаконений. — Толкование закона (указ 17 апреля 1722 г.) предоставлено Сенату, но лишь в исключительных случаях (при отсутствии государя) и лишь в применении к данному делу, а не в общеобязательной форме.

Вообще требовалось, чтобы законы имели столь ясную форму, чтобы не было нужды в особой интерпретации их, и чтобы сам законодатель, где нужно, присоединял от себя толкование к закону; так поступал Петр Великий в воинских уставах и регламентах, так рекомендует и Екатерина в Наказе (XIX, 448) и указывает на возможность для той же цели и присоединения мотивов к закону (Там же. 451).

Несмотря на то, законы XVIII в., часто переводные с немецкого и шведского и иногда изданные на двух языках, отличались наименьшей ясностью и языком, чуждым народу, и далеко уступали в этом отношении Уложению ц. Ал. Мих., которое Екатерина ставит в образец ясности для своей комиссии (Наказ XIX, 457).

3) Формы закона. Благодаря новому (реформаторскому) характеру закона, являются новые его формы. Екатерина II хотела установить теоретически три формы законов:

а) законы в собственном смысле, т. е. «те установления, которые ни в какое время не могут перемениться» (чего, конечно, в действительности не бывает и чего в особенности не встречаем в XVIII в., когда изменчивая воля законодателя соделала закон явлением весьма неустойчивым и меняла установленные нормы так часто, что сознание о праве и уважение к закону ослабело в умах населения);

б) «временные учреждения» (наказы и уставы);

в) «указы» — законы частные (Наказ XIX, 444–446).

Исторически сложились следующие формы:

а) Уставы. Под именем уставов разумеются специальные узаконения для известного ведомства или какой-либо части материального права. Таковы возникшие при Петре и его ближайших преемниках: устав воинский 1716 г., устав морской 1720 г., устав о векселях 1729 г. и явившиеся при Екатерине II и Александре I устав благочиния 1782 г. и устав о банкротах 1800 г.

Воинский устав содержит в себе, кроме учредительной части, военно-уголовные законы, так называемые артикулы (отд. 2) и военно-судный устав (отд. 3). Источником этих законов (по исследованию г. Бобровского) послужили военные артикулы Густава-Адольфа 1621–1632 гг., по редакции их 1683 г., сделанной при Карле XI.

Наши артикулы составляют буквальный перевод шведских, за исключением немногих из этих последних, очевидно неприменимых у нас, например, «о призвании и должности военного пастора»; изложены они в том же порядке, как и шведские. Но в русских артикулах есть и лишние против шведских (в русском кодексе 208 ст., в шведском только 145).

Эти добавочные статьи русский компилятор брал из разных источников, как то: законов императора Леопольда I, из датских Христиана V и французских ордонансов и регламентов. Источники процессуальной части неизвестны. Схема наказаний, присоединенная к процессам, есть буквальный перевод VII датской «инструкции военным судьям». Кодекс издан (и вошел в П. С. З.) на двух языках: русском и немецком.

Уголовные законы артикулов не согласованы с действовавшими тогда общими уголовными законами (Улож. и новоук. ст.); с другой стороны, им противоречат уголовные законы морского устава, несмотря на то, что оба устава (особенно воинский) при самом Петре получили общее применение и в гражданских судах: например, по воинскому уставу за лжеприсягу полагается отсечение двух пальцев, а по морскому — вырезание ноздрей и вечная каторга; за убавку веса у монеты по воинскому уставу — лишение чести, а по морскому — вечная ссылка на галеры.

Кроме того, в переводном кодексе встречаются законы, совершенно неприменимые в России: так, по воинскому уставу (гл. 1, арт. 1), если в войсках найдется идолопоклонник, то его сжечь; в шведской армии идолопоклонников не было, но в русской армии обязаны были быть в большом числе язычники из северных финнов, сибирских инородцев и калмыков. Уголовные наказания уставов (благодаря военному характеру узаконений) отличаются чрезмерной жестокостью.

Для истории гражданского права важнейшее значение имеет вексельный устав Петра II, изданный (в П. С. З., № 5410) на немецком и русском языках и составленный (по преданию) одним из профессоров Лейпцигского университета[2], с буквальным заимствованием из тогдашних немецких вексельных уставов. Законодатель делит векселя (по двум главам устава) на купеческие и казенные.

б) Регламенты и учреждения суть учредительные акты для тех или других ветвей управления. При основании коллегий Петром I, каждая из них получила свой отдельный регламент, а именно: регламент штатс-конторы 13 февраля 1719 г., регламент коммерц-коллегии 3 марта 1719 г., камер-коллегии 11 декабря 1719 г., регламент главного магистрата 15 февраля 1721 г., генеральный регламент 28 февраля 1720 г. и духовный регламент 25 января 1721 г. Последний есть учредительный акт Св. Синода.

Духовный регламент, составленный Феофаном Прокоповичем (рассмотренный в Сенате), наиболее замечателен; он, кроме главного содержания, заключает в себе устав духовных училищ, устав о церковной проповеди и церковные постановления административного и судебного характера, а потому он заменял собой отчасти свод церковных законов.

Таким образом, регламенты иногда выходили за пределы учредительных постановлений и касались материального права. Из времен Екатерины II важнейший закон этого же рода есть Учреждение о губерниях 1775 г.

в) Указы — форма законов наиболее обильная и важная; в них преимущественно отражаются все свойства законодательства XVIII в. (неустойчивость, многочисленность и противоречивость законов, а равно смешение распоряжений, иногда весьма незначительных, с законами).

Некоторые из них дают новые и существенно важные узаконения уголовного или гражданского характера: таковы, например, указ 1714 г. о единонаследии, Табель о рангах 1722 г., указ 1723 г. о форме суда и указ 1781 г. «О суде и наказании за воровство разных родов и о заведении рабочих домов» (П. С. З., № 15147) и т. п.

Сюда же относятся инструкции при ревизиях и т. п. и манифесты, через которые совершались важнейшие преобразования в области государственного права (например, отмена обязательной службы дворян, секуляризация церковных имуществ и т. п.). Вообще указами изменено все содержание Уложения царя Алексея Михайловича и новоуказных статей, хотя эти кодексы продолжали считаться действующими.

г) Кодификация. Накопление нового законодательного материала, изменяющего и дополняющего Уложение, уже в начале XVIII в. было столь значительно, что вызвало мысль об издании нового полного кодекса; к этому приступлено с 1700 г., но так как в то же время следовали постоянно новые реформаторские узаконения, изменявшие в существе прежние нормы права, то попытки кодификации не могли достигнуть цели: самая жизнь правовая еще не улеглась в спокойные формы, не ассимилировала еще новое со старым.

Кодификация XVIII в. существенно отличается от кодификации московской тем, что в XVIII в. законодатель требовал не одного сведения в кодекс туземного законодательного материала, но большей частью образования нового кодекса по образцу западноевропейских.

Кодификация при Петре I. 18 февраля 1700 г. (П. С. З., № 1765) велено было согласить Уложение с новоуказными статьями и боярскими приговорами; выработка проекта кодекса была поручена комиссии из членов боярской думы и простых стольников (всего 71 человек), которая именуется палатой о Уложении; заседания палаты продолжались до 1703 г., и ею была составлена полная «Новоуложенная книга», которая, однако, не обнародована и не утверждена.

В 1714 г. законодатель, отменив все новоуказные статьи и указы, противоречащие Уложению, повелел из остальных и Уложения составить новый проект кодекса; канцелярия земских дел и поместный приказ, которым была поручена эта работа, приготовили в 1718 г. часть «Сводного уложения», также не получившего утверждения.

В 1719 г. Петр принял другую систему кодификации — заимствование целиком чужих кодексов: Сенату велено слушать шведское уложение, а из своего выбрать только некоторые постановления, которые лучше шведских; для поместного права приказано заимствовать законы эстляндские и лифляндские; работу велено окончить к октябрю 1720 г. с угрозами жестоких наказаний; но работа, порученная Сенатом особой комиссии из немцев и русских, продолжалась даже при Екатерине I; тогда велено было «быть у сочинения Уложения духовным, гражданским, воинским чинам и из купечества по два человека»; но при переводе чужого кодекса народные депутаты мало могли оказать помощи, и дело кончилось ничем.

Кодификация при преемниках Петра. 14 мая 1728 г. велено заняться сводом отечественных источников права и для этого «выслать к Москве из офицеров и из дворян добрых и знающих людей из каждой губернии по 5 человек за выбором от шляхетства».

Выборные не явились; власти, в наказание за то, брали у них дворовых людей и жен и сажали под караул; к ноябрю собралось 24 человека (не доставало 16), но и те оказались негодными; велено (16 мая 1729 г.) их отпустить домой, а выбрать других — лучших — от губерний по 2 человека. Дело кончилось ничем.

В 1730 г. учреждена «уложенная комиссия», которая закрылась в 40-х годах без результатов. Тогда же (т. е. в 1728 г.) учреждены были специальные комиссии для составления особых уложений Лифляндии и Малороссии; последняя, заседавшая большей частью в Глухове, выработала (из статута и др. источников) к 1744 г. полный свод («Права, по которым судится малороссийский народ»), который был тогда же представлен в Сенат, но не получил утверждения.

Императрица Елизавета, оставив попытки свода, возвратилась к мысли составить новые законы и установила (1754 г.) «комиссию о сочинении Уложения», которая была плодотворнее: она составила к 1755 г. части судную и криминальную, но утверждение их замедлялось, и работы комиссии прекратились до преобразования ее в 1759 г.

В 1761 г. велено собрать депутатов от каждой провинции по 2 от дворян и по 1 от купцов для участия в законодательных работах; прочие сословия не были призваны, а так как дворян (при обязательной службе) было мало в провинциях, а купцов в некоторых провинциях вовсе не было, то неудивительно, что депутаты собраны с трудом и не в полном числе: многие оказались «стары и хворы» и их заменяли новыми, но тем не менее ими были рассмотрены уже 1, 2 и 3-я части Уложения, т. е. о суде, о розыскных делах и о состояниях подданных вообще; в последней совершенно ясны следы влияния сословных депутатов дворян и купечества[3].

Комиссия продолжала существовать и по смерти императрицы Елизаветы, при Петре III и Екатерине II до 1767 г. (депутаты распущены еще в 1763 г.). Из результатов ее деятельности ныне напечатаны: «Проекты уголовного Уложения 1754–1756 гг.», СПб. (1882 г.) по двум текстам — первоначальному и комиссии 1760 г. и «Проект нового уложения, ч. 3-я» под ред. В. Н. Латкина, 1893. — Кодификация при Екатерине II.

О знаменитой Екатерининской комиссии 1767–68 гг., о ее заслуге и причине неудач было сказано нами выше (см. с. 290, 291); здесь предстоит сказать о важнейшем акте, вызванном ею — Наказе Екатерины II. Наказ не есть закон, хотя и в последующих узаконениях делаются ссылки на него.

Содержание его взято императрицей из сочинения Монтескье «De l’esprit de lois» и отчасти Беккариа; выдержки из первого большей частью буквальны; но много статей составлено самой императрицей. Наказ состоит из 655 статей, разделенных на 22 главы; 21 и 22-я — добавочные главы.

Все они посвящены определению общих свойств законодательства (гл. IV, VI и XIX), государства (гл. I, II, III, V), сословий (XV, XVI, XVII), судопроизводства (IX), уголовного права (VII, VIII, X, XX), гражданского права (XVIII), народной экономии (XII, XIII), народного просвещения (XIV), полиции (XXI) и финансов (XXII).

Статьи Наказа имеют научный (философский) характер и по содержанию проникнуты человеколюбивыми началами: императрица вооружается против жестокости наказаний, против пытки, против расширения понятия о политических преступлениях. Наказ встречен в Европе с изумлением перед смелостью законодательницы и, несомненно, имел влияние на дух законодательства в России.

В 1768 г. Екатерина дала комиссии программу законов — «Начертание к окончанию комиссии о составлении проекта нового Уложения». — В 1796 г. император Павел назначил опять комиссию для составления законов, которая также не имела результатов.

Кодификация в XIX в. и издание свода. Император Александр I составил комиссию, как особое учреждение, при Министерстве юстиции, а с 1810 г. при государственном совете; главным деятелем в ней был сначала барона Розенкампф, а с 1809 г. — Сперанский.

Тогда составлен был проект гражданского уложения 1809 г. и внесен в Государственный совет; он есть переделка французского côde civile как по системе, так и по некоторым подробностям.

Государственный совет рассмотрел и утвердил первые две части проекта (о лицах и имуществах); но в 1812 г., с падением Сперанского, когда комиссия была составлена из новых лиц, ими было найдено, что следует пересмотреть всю работу с начала, ибо кодексу заимствованному следует во всяком случае предпочесть свод отечественного права.

Однако, в 1814 г. внесена в Государственный совет 3-я часть проекта гражданского уложения. В то же время рассматривали и проект торгового уложения, составленный также по французскому подлиннику. Тогда же был составлен и проект уголовного уложения.

С 1826 г. дело кодификации передано императором Николаем I опять в руки Сперанского; создано, вместо комиссии, новое учреждение — II отдел собственной Его Величества канцелярии.

Так как (по мысли самого государя) решено было издать кодекс не в виде нового уложения, а свода, то приступлено к собранию всех прежних узаконений, начиная с Уложения царя Алексея Михайловича. Гигантский труд такого собрания отчасти облегчен был тем, что комиссии XVIII в. собирали узаконения и составляли указатели к ним.

Полное собрание законов, составленное Сперанским, в свою очередь также не обнимает всех узаконений, несмотря на свою громадность. Оно было разделено на две части: 1-е полное собрание, доведенное до царствования императора Николая (12 декабря 1825 г.), и 2-е полное собрание, продолжавшееся с того времени[4].

Из такого исторического материала, но с сильным влиянием французского кодекса (в гражданском уложении, т. е. том Х его) составлен свод законов Российской империи, в первый раз изданный в 1832 г., но начавший свое действие с 1 января 1835 г.[5]


[1] Такая формула, применявшаяся в царствование императора Александра I и затем исчезнувшая, возбуждала с самого начала своего появления недоразумения. Карамзин, хотя и знал, что это не более, как перевод французской формы: «Le conseil d’etat entendu» (которая вовсе не имела значения ограничительного для верховной власти), тем не менее признавал ее не согласной с идеей русского самодержавия.

Некоторые русские ученые новейшего времени понимают ее в том смысле, что государь признает и санкционирует только такую норму, которая одобрена большинством государственного совета. Напротив, проф. Коркунов и проф. Латкин не усматривают в ней этого значения, однако не объясняют, для чего она была установлена и почему уничтожена потом.

Полагаем, что анализируемая формула есть выражение того начала, на котором образован русский государственный совет, именно: водворить закон твердый и постоянный и прекратить прежний порядок, когда «законы издавались втайне, без всякого публичного и единообразного их уважения», т. е. обсуждения (слова «записки» Сперанского).

Таким образом формула, о которой идет речь, означает, что известный закон дается после надлежащего зрелого рассмотрения его компетентным учреждением. Здесь, как и в самом установлении государственного совета, говоря словами Сперанского, «сделан шаг от самовластия к истинным формам монархическим». (Бар. Корф. «Жизнь гр. Сперанского». II, 120).

[2] Это не противоречит тому, что составление устава было поручено комиссии о коммерции, учрежденной Екатериной I: комиссия должна была прибегнуть к содействию науки, иначе трудно объяснить, зачем устав написан на немецком языке.

[3] См. наши замечания на сочинение В.Н.Латкина: «Законодательные комиссии в России в XVIII в.» в Унив. известиях, 1888.

[4] С 1 марта 1881 г., т. е. со вступления на престол императора Александра III, начато 3-е полное собрание законов.

[5] В заседании Государственного совета 19 января 1833 г. лично присутствовавший император Николай Павлович поставил вопрос: признавать ли действующим правом полное собрание законов (а свод лишь вспомогательным средством при толковании) или обратно?

Было принято (после долгих прений) признать свод «законом, коим должно руководствоваться исключительно». В недавнее время, однако, проф. Коркунов поднял тот же вопрос и полагал, что и ныне свод не имеет характера закона, а лишь значение аутентичного толкования прежних законов. Но смысл решения Государственного совета 19 января 1833 г. совершенно ясен.

Михаил Владимирский-Буданов https://ru.wikipedia.org/wiki/Владимирский-Буданов,_Михаил_Флегонтович

Российский историк, доктор русской истории, ординарный профессор истории русского права в Киевском университете Св. Владимира. Представитель российской школы государствоведения.

You May Also Like

More From Author