Начала, на которых основывается европейское международное право, зародились и развились под влиянием общих условий социальной жизни средневековых западноевропейских народов.
Несмотря на то, что феодальные государства Западной Европы распадались на множество независимых замков, общин, провинций, население этих земель и участков связывали одинаковые социальные потребности и стремления. Общественный строй средневековых государств, в основаниях своих, представлялся более или менее одинаковым.
Во всех феодальных землях мы видим те же самые сословия, общины, корпорации, внутренняя жизнь, стремления и интересы которых были одни и те же, как на европейском континенте, так и в Англии.
Господствующим классом во всех средневековых государствах Западной Европы была феодальная земледельческая и военная аристократия. По своему характеру она не напоминала ни индийской касты, ни римского патрициата. Организация ее имела основанием личную связь вассала со своим сюзереном.
Следовательно, принадлежность к высшему сословию в средние века зависела не столько от рождения или национального происхождения, сколько от личных способностей и достоинства человека[1].
Благодаря началу личной службы, лежащему в основании всего феодального строя, во-первых, между аристократами и членами других сословий не было такой непроходимой пропасти, как в древних восточных государствах или в Риме.
История представляет много примеров, что германские императоры и различные короли феодальных европейских государств жаловали высшие титулы и должности лицам самого низкого происхождения.
В этом отношении большое влияние на смягчение аристократического духа феодальных государств оказывала римская церковь, иерархия которой опиралась единственно на личные способности с исключением начала рождения или происхождения.
С другой стороны, одинаковая организация средневековой европейской аристократии служила связью между феодальными аристократами различных европейских государств.
Вассал французской короны не чувствовал себя чужим в пределах Германской империи или итальянских владений; личные доблести уравнивали его с феодалами этих земель; он и здесь оставался членом высшего средневекового европейского сословия, имеющего общие интересы – охранять свой авторитет, свои привилегии и независимость от посягательств королевской власти.
Космополитизм феодальной аристократии нашел свое высшее выражение в общем для всех средневековых западноевропейских народов институте рыцарства. Возникновение его объясняется указанным выше началом личной службы.
Создавая высокое общественное положение феодалов, отправление должности, службы само собой приводило к образованию в средневековых европейских государствах аристократии ума, добродетели, вообще личных способностей и сил человека.
Такую аристократию составляли рыцари, сделавшие своей обязанностью охрану церкви, защиту слабых и угнетенных, вдов и сирот повсюду, где бы ни привелось находиться рыцарю.
Эта общая цель делала всех рыцарей братьями друг друга, какого бы рождения или национального происхождения они ни были; рыцари не знали территориальных границ и были первыми провозгласителями идеи правды и справедливости в области международных сношений[2].
Другой общественный класс, существовавший в средние века, – торговое и промышленное сословие – сосредоточился во всех западноевропейских государствах в укрепленных городах или коммунах, которые защищались наемными силами или собственным оружием горожан.
При повсеместном господстве кулачного права и слабости правительственной власти городовые общины Германии, Франции, Италии взяли управление внутренними своими делами и внешними сношениями в свои руки. Подобно феодальным аристократам, они имели право объявлять войну, заключать мир, входить в переговоры и соглашения с другими автономными общинами и отдельными лицами.
Пользуясь этим правом, города вступали в союзы друг с другом для борьбы с теми элементами средневековой общественной жизни, которые отрицали необходимость мирных международных сношений, и для достижения соединенными силами общих своих промышленных и торговых целей.
На общности социальных интересов городских жителей основался в средние века знаменитый Ганзейский союз, к которому принадлежали все главнейшие торговые центры Западной Европы.
Города, составлявшие этот союз, установили самостоятельное правительство, имели свое войско, свой флот и не только охраняли свои коммерческие сношения от нападения отдельных феодалов, но и вели войны с государствами, нисколько не справляясь с мнением, интересами и желаниями подлежащих правительств[3].
Что касается крестьянского сословия, то положение его в средние века в Западной Европе также было везде, по существу, одинаковое: крестьяне находились в крепостной зависимости от тех феодальных господ, на земле которых они жили, и если уходили с этой земли и переселялись в другое государство, то и здесь не получали свободы, но становились в крепостные отношения к новым землевладельцам.
Только города мало-помалу изменили свой взгляд на крепостных и стали разрешать сельским жителям поселяться в пределах коммуны, признавая за ними полную личную свободу.
Кроме указанных общественных элементов, мирному развитию средневековых народов и установлению между ними близких культурных связей весьма содействовали римско-католическая церковь и ее представители – папы. Крестовые походы были вызваны и поддерживались духовным авторитетом церкви и ее первосвященников.
Папы неоднократно брали на себя роль третейских судей и разрешали споры между различными европейскими королями, между германским императором и имперскими городами и чинами, между вассалами с их сюзеренами.
Они созывали церковные соборы и вместе с ними много раз издавали и подтверждали постановления о Божьем мире (Treuga Dei), с целью ограничить феодальные раздоры и самоуправство. Зародыши новых лучших международных порядков видны и в тех повелениях соборов и пап, которые отменяли пользование береговым правом[4].
Наконец, неограниченное господство самоуправства внутри феодальных владений и постоянные войны и грабительства феодальных господ заставляли частные лица и общества прибегать к взаимным соглашениям, с целью лучшего обеспечения своих прав и законных интересов.
На основании договоров отдельные лица и городовые общины обязывались не пользоваться силой в случае возникновения между ними каких-либо недоразумений, но обращаться к третейским судьям для мирного улаживания спора. Частные обязательства заменяли отсутствующую правительственную власть и до некоторой степени обеспечивали порядок.
В такие соглашения иногда вступали, под давлением внешних обстоятельств, целые народы или части государства; так, например, города и владения, входившие в состав Германской империи, ввиду опасности завоевания Турками, на время отказались в XV столетии от права частных войн и признали за германским императором известную власть в пределах своих территорий[5].
Но ни зародившиеся в средние века общественные интересы и стремления, ни духовный авторитет католической церкви, ни частные договоры и временные соглашения государств не в силах были обеспечить прочный мир и порядок во взаимных сношениях средневековых европейских народов.
Необходимыми условиями правильных и мирных международных оборотов являлись единая и твердая правительственная власть и организованный юридический порядок внутри государств, гарантирующие безопасность и господство закона в пределах государственной территории. Эти условия пока не существовали на Западе Европы.
Правда, королевская власть во Франции уже в XIV столетии принимала различные меры, чтобы прекратить господство кулачного права. Так, Филипп Красивый, в 1303 г., запретил всякое самоуправство со стороны французских граждан, но этот закон мог получить обязательную силу только с уничтожением феодализма во французском королевстве[6].
В Германии кулачный порядок господствовал до XVI столетия, когда судебный поединок служил еще средством для решения гражданских и уголовных правонарушений. Только в Англии сравнительно рано установилось то правило, что король есть верховный покровитель мира и закона во всей стране и что тот, кто нарушает юридический порядок, есть оскорбитель королевского величества[7].
[1] Laurent. Histoire, t. VII, p. 334 приводит слова папы Григория VІІ, что Рим языческий и христианский побеждал потому, что „non tam generis aut patriae nobilitatem, quam animi et corporis virtutes perpendendas adjudicaverit”. Ср. также t. VII, p. 33 et suiv; p. 349 et suiv.
[2] Ср. в особенности превосходный труд бельгийского юриста. Nys. Les origines du droit international. Paris 1894. Ward. Enquiry into the foundation and history, t. II, cap. XIV: Of the influence of chivalry, p. 155 etc. – Laurent, t. VI, p. 206 et suiv. – Putter, Beiträge, S. 98 u. flg. – Бокль. История цивилизации в Англии (изд. Тиблена), т. I, стр. 457.
Случаи нарушения рыцарями данного слова и совершения бесчеловечных жестокостей против врага не опровергают, конечно, нравственного и культурного значения самого института рыцарства. Срав. также: бар. Таубе. История зарождения современного международного права (Средние века). СПб., 1894.
[3] Ср.: Бережков. О торговле Руси с Ганзою до конца XV века. СПб., 1879, гл. III и след. Pütter. Beiträge, S. 141 u. flg. – Ward. Enquiry, t. II, p. 276 etc.
[4] Ward. Enquiry, t. II, chap. XIII. – Laurent. Histoire, t. VII. p. 265, 356, 381 et suiv. – Pütter. Beiträge, S. 120 u. flg.
[5] Laurent, Histoire, t. VII, p. 185.
[6] Laurent. Histoire, t. VII, p. 181.
[7] Gneist. Selfgovernment. Communalverfassung und Verwaltungsgerichte Englands (3. Aufl. 171), S. 103, 888 ff. – Ero-же. Der Rechtsstaat, Berlin 1879, S. 38 u. flg.
