После разделения империи Карла Великого во всех государствах, на которые она распалась, обнаружилось неудержимое стремление к разложению и локализации верховной государственной власти.
Во Франции, в которой уже в X столетии насчитывалось свыше 55 различных провинций, пользовавшихся значительной независимостью от центрального правительства, разделение государственной территории все более усиливалось. То же самое замечается в Италии, где процесс обособления отдельных частей государства привел к образованию большого числа самостоятельных городовых республик.
Но ни в одной стране политическое раздробление не приняло таких размеров, как в Германии: здесь не только провинции и города сделались суверенными, но и каждый замок, каждый барон стремился уйти от подчинения общей государственной власти и получить независимое политическое существование.
Под влиянием этих центробежных стремлений на Западе Европы вырабатывается феодальный порядок. В основании его лежит то начало, что каждое лицо, обладающее достаточными материальными силами, чтобы поддерживать свои права, есть вместе с тем представитель политической власти, – государь, которому должны подчиняться все другие лица, такими силами не располагающие.
Личная зависимость слабых от сильных составляет отличительную черту всего феодального строя. Мера этой зависимости определяла общественное положение и права человека, не находившего защиты в авторитете правительства, которого не существовало в феодальное время. Таким образом, каждое лицо должно было рассчитывать только на себя и свои силы.
Только в своем доме, замке, семье и в кругу близких сподвижников была обеспеченность прав и интересов. Все отношения становятся в эту эпоху личными, непосредственными, вассальными. Вассал был обязан в отношении своего сюзерена и знал только его. Основание же вассальности – владение землей и вытекающие отсюда отношения подчиненности[1].
Во главе феодального общества стояла военная и земледельческая аристократия, члены которой присвоили себе все прерогативы верховной государственной власти. Каждый феодальный сеньор пользовался в пределах своих владений исключительным правом издания законов и сбора податей; ему принадлежали судебная власть и монетная регалия; он по своему усмотрению объявлял войну и заключал мир[2].
Остальное население западноевропейских государств составляли в значительном числе лица, номинально свободные, но фактически лишенные возможности осуществлять свои права, и преобладающее по своему многолюдству сословие крепостных, которыми неограниченно распоряжались феодальные владельцы.
При таких обстоятельствах аристократия феодалов, благодаря отсутствию твердой центральной государственной власти, сделалась в рассматриваемую эпоху правительствующим классом, в зависимости от которого находились все другие сословия, исключая только отчасти сословия духовенства.
Нетрудно понять, какие внутренние порядки установились в Западной Европе под влиянием этого обстоятельства. Имея своим основанием силу, господство феодалов было отрицанием всякой устроенной государственной жизни, юридического порядка и законности.
Ни один феодал не обращался к верховной власти, чтобы получить удовлетворение за причиненную ему обиду, но вел на собственный страх войну и входил в соглашение со своим обидчиком.
Вся история государственной жизни в средние века есть непрерывный ряд частных войн, которые предпринимали феодалы друг против друга не только для разрешения взаимных недоразумений и споров, но и для удовлетворения страсти к войне, которая, как говорит Лоран, составляла «поэзию существования народов» во времена феодализма[3].
Право частной войны, которое принадлежало в средние века каждому физическому и юридическому лицу, вносило анархию во внутреннюю жизнь западноевропейских народов и должно было привести к огрублению нравов, к царству кулачного права (Faustrecht, droit du poing), которое явилось высшим выражением господствовавшего в феодальное время принципа личности, индивидуальной силы, возведенного в право и закон.
Крайнее развитие этого начала имело то благотворное последствие для средневековых общественных отношений, что убедило те лица, которые не видели в кулаке основания права или, по недостатку силы, не могли рассчитывать на это средство самообороны, в необходимости соглашения и союза друг с другом, чтобы общими силами преследовать свои интересы и обеспечивать свои права.
По мере распространения в обществе сознания солидарности духовных и материальных интересов отдельных лиц и необходимости защиты их против феодалов соединенными силами всех заинтересованных, средневековые государства разделяются на множество отдельных социальных групп: на городские общины, корпорации, гильдии, цехи, связанные одинаковыми имущественными интересами участников, общими целями промышленности или торговли.
Общественный и государственный строй западноевропейских народов феодальной эпохи оказал существенное влияние на международные отношения в средние века.
Если феодальный быт в Западной Европе характеризует упадок правительственной власти и обособление различных общественных классов и групп в самостоятельные враждебные друг другу политические организмы, то и средневековые международные сношения как отдельных лиц, так и независимых общин и государств запечатлены отсутствием порядка и законности и преобладающим значением грубой физической силы.
Как и внутри феодальных государств, между средневековыми народами шла непрерывная война. Мирные их сношения составляли редкое исключение, и если поддерживались, то благодаря почину и заботам отдельных частных лиц или общественных классов, но не покровительству государственной власти.
Торговым сношениям в это время препятствовали столько же войны, которые вели феодальные господа, сколько и разбойничество рыцарей, для защиты от которых торговые люди должны были составлять из себя вооруженные отряды или нанимать войска.
Необеспеченность мирных международных сношений в средние века видна, между прочим, из того тяжелого положения, в котором находились иностранцы в феодальной Европе: их жизнь и свобода вполне зависели от усмотрения тех владетелей, на земле которых они находились.
По средневековым обычаям, феодальный господин считался единственным наследником всего имущества умершего иностранца, которое оставалось на территории феодала. Это право, известное под именем droit d’aubaine, просуществовало в Западной Европе, впрочем, в значительно смягченном виде, до XIX столетия[4].
Варварству феодального быта западноевропейские государства были обязаны и другим бесчеловечным обычаем, долго сохранявшим свою силу, – береговым правом (droit de naufrage).
По общему убеждению, господствовавшему в средние века, все, что выбрасывало море на землю прибрежных владельцев, составляло законную их добычу. Поэтому мореходцы, потерпевшие кораблекрушение, захватывались местными сеньорами и не только лишались остатков своей собственности, но часто теряли свободу и жизнь. Такое вопиющее злоупотребление силой вызывало протесты уже в средние века.
Несмотря на запрещения пап и соборов, равно как и распоряжения правительства, береговое право de facto осуществлялось еще в XVIII в. и уничтожилось только тогда, когда в морских государствах установился твердый правительственный порядок, обеспечивавший точное соблюдение законов[5].
Произвол и насилия, отличавшие средневековую частную и общественную жизнь, особенно резко проявлялись во время войн, которые в этот период непрерывно вели между собой как частные лица, владельцы замков, так и государства.
Войны, происходившие в средние века, представляют ряд всевозможных жестокостей и зверств, которые объясняются не только варварством феодалов, страстью необразованных и воинственных людей к пролитию крови и разрушению, но и самим характером феодальных столкновений: обыкновенно это были пограничные столкновения, которые вызывались личными счетами и соперничеством соседей, ожесточавшими борьбу и придававшими ей оттенок личной мести.
Феодальное рыцарство не останавливалось ни перед какими насилиями во время своих распрей и не признавало никаких законов и обычаев, которые ограничивали бы применение силы; оно не считало даже обязанностью точное исполнение данного врагу слова: вероломство было одним из употребительнейших средств ведения борьбы, к которому нередко прибегали сами государи.
[1] Срав. Guizot. Histoire de la civilisation en Europe, p. 81, 92. Brougham. Monarchical government, p. 271 etc. Laurent. Histoire, t. Y, p. 228.
[2] Taine. Les origines de la France contemporaine, t. I, p. 9. „Dans la langue du temps, le noble est l’homme de guerre, le soldat (miles), et c’est lui qui pose la seconde assisse de la société moderne”.
[3] Laurent. Histoire, t. VII, р. XI, 178 et suiv.
[4] Срав. Montesquieu. Esprit des lois, liv. XXI, chap. XVII. Berner в Bluntschli’s Deutsches Staatswörterbuch, Bd. V, S. 86 flg.
[5] Pütter. Beiträge zur Völkerrechtsgeschichte, S. 120 flg. – Wheaton. Histoire t. I, p. 89 et suiv.
