Купцы и мещане

Первый законодательный памятник[1], определивший юридическое положение членов торгово-промышленного класса, был Регламент главному магистрату, изданный Петром I 16 января 1721 г. На основании его торгово-промышленный класс получил название граждан, разделенных на два разряда: регулярных и нерегулярных.

Регулярные, в свою очередь, делились на две гильдии, причем в состав первой входили: банкиры, купцы, ведшие большую торговлю, доктора, аптекари, шкипера, живописцы и др.; в состав второй – мелочные торговцы и ремесленники. Впрочем, уже инструкцией московскому магистрату 1724 г. было предписано “разобрать купечество на три части, которые имеют называться гильдиями”.

Это предписание неоднократно подтверждалось впоследствии до манифеста 17 марта 1775 г. включительно. Ремесленники делились на цехи или цунфты, причем каждое ремесло составляло особый цех[2], во главе которого стояли альдерманы, избиравшиеся членами цеха из своей среды на цеховых собраниях.

В состав цеха входили мастера, подмастерья и ученики, причем последние обязательно должны были обучаться ремеслу в течение семи лет, а затем, по выдержании экзамена, получали письменное удостоверение в знании ремесла. Становились ли они затем подмастерьями или непосредственно получали степень мастера – неизвестно. Нужно думать, что вероятнее первое предположение.

Мастера считались полноправными членами цеха и избирали альдерманов, управлявших делами последнего. Каждое произведение известного мастера должно было иметь как его печать, так и альдермана, в противном случае оно не могло поступить в продажу. Таким образом, наблюдение за доброкачественностью вещей, поступающих в продажу, и уничтожение их вследствие негодности являлось одной из функций альдерманов.

Другими функциями последних были: 1) ведение цеховой книги, куда записывались все лица, поступающие в цех (такими могли быть как русские подданные, так и иностранцы, причем из русских – лица всех сословий, кроме дворян и крепостных крестьян, раз последние не имели отпускных писем от помещиков), и 2) раскладка и сбор государственных податей и повинностей.

Поступление в цех было обязательно для ремесленников, работающих на продажу, так как, с точки зрения людей той эпохи, цехи считались необходимым условием для процветания ремесленной промышленности. Уже в предложении Салтыкова Петру (о чем было говорено выше) мы встречаемся с советом предписать “мастерам” и промышленникам, по примеру Западной Европы, записываться в цехи.

“Ежели же, – говорит Салтыков, – кто похочет в ученики какого ни есть мастерства или промысла, и ему записываться в книги и быть в том мастерстве или промысле, в учениках семь лет, а через семь лет учеников свидетельствовать мастерам и выдавать грамоту”[3]. Как известно, совет Салтыкова был принят и осуществлен на практике указом 1722 г.

Одинаково с Салтыковым смотрел на цехи и известный Посошков, видя в них причину того, что на Западе мастера “добры и похвальны”, и советуя “учинить такой же твердый гражданский союз” (т.е. цехи) в России[4].

Само правительство в этом вопросе придерживалось той же точки зрения, как то видно из мнения Сената, высказанного им в 1760 г., а именно: “коль долго ни один цех в надлежащую силу и состояние приведен не будет, до тех пор всякое о развитии ремесел прилагаемое старание было бы тщетно, и великие иждивения употреблялись бы напрасно”[5].

Как увидим ниже, та же точка зрения продолжала господствовать и в царствование Екатерины II. С другой стороны, как свидетельствует проф. Кизеветтер, имевший в своем распоряжении огромную массу архивного материала, в глазах правительства существование цехов должно было, прежде всего, обеспечить наличность ремесленников, которых можно было бы в каждый данный момент призвать к отправлению казенных работ.

Этот взгляд на цеховые союзы как на обязательных поставщиков правительству казенных мастеров также сыграл весьма важную роль в деле введения цехов в России. Недаром от поступающих в цехи требовалась подписка в том, что “они будут во всякой готовности, ежели, когда потребуются для отправления казенных работ”.

Обе гильдии пользовались известным самоуправлением, хотя Регламент главному магистрату не говорит об этом ничего, а инструкция городовым магистратам 1724 г. упоминает о самоуправлении довольно глухо. Но мы знаем, что каждая гильдия избирала несколько старшин, из которых один являлся гильдейским старостой, а остальные его товарищами.

Функции их определялись довольно неясно, а именно: “попечение и старание иметь обо всем, что до пользы граждан касается”. Гильдии имели свои гильдейские сходы, пользовавшиеся правом устанавливать разные гильдейские сборы на нужды гильдий и расходовать их по гильдейским приговорам[6].

Что касается до нерегулярных граждан, то таковыми считались так называемые “подлые” люди, т.е. чернорабочие и находившиеся в наймах. Главное различие названных разрядов друг от друга состояло в том, что регулярные граждане участвовали в городском самоуправлении путем избрания членов магистратов, в то время как нерегулярные этим правом не пользовались.

Таким образом, сословный дух времени вполне сказался в рассмотренной организации торгово-промышленного класса, который теперь стал совершенно обособленным сословием, ничего общего не имеющим с дворянством, с одной стороны, и с крестьянством, с другой.

На таком же сословном начале был организован торгово-промышленный класс и по проекту Елизаветинской комиссии. Юридическое положение его определялось по особому “праву купеческому”, сообразно с которым он разделялся на четыре разряда, а именно:

1) потомков московских гостей и купцов, плативших в течение четырех лет по 30 000 руб. пошлин ежегодно (этот разряд пользовался следующими правами: на владение населенными имениями, прежде пожалованными, т.е. до издания проекта, на ношение шпаг и на первенство “во всяких заседаниях и советах мирских”),

2) купцов 1-й гильдии (“знатное”, “богатое” купечество),

3) купцов 2-й гильдии (“средственное” купечество) и 4) купцов 3-й гильдии (“маломочное” купечество). Во главе каждого разряда стоял выборный старшина с двумя товарищами.

Сословный дух времени сказался и на стремлениях городских наказов, поданных в комиссию 1767 г. Все наказы требуют, чтобы “купеческое право” было только для купцов, причем поступление в разряд последних зависело бы исключительно от согласия магистратов, а выход из купечества был бы строго воспрещен.

С той же сословной точки зрения смотрела на этот класс и имп. Екатерина II в своем Наказе (глава XVI). “Средний род людей или мещан, – писала она, – суть те, которые обитают в городах и, не быв дворяне, ни хлебопашцы, упражняются в художествах, в науках, в мореплавании, в торговле и ремеслах”.

“Как все основание сему среднему роду людей будет иметь в предмете добронравие и трудолюбие, то, напротив того, нарушение сих правил будет служить к исключению из оного”[7]. Нужно заметить, что это определение “среднего рода людей” скорее относилось к западноевропейской буржуазии, чем к русским купцам и мещанам, однако, несмотря на это, попало в Жалованную грамоту городам 1785 г.[8]

Еще раньше оно было буквально воспроизведено в проекте, составленном частной комиссией о государственных родах в 1767-1768 гг., причем “средний род людей” был разделен на три разряда или “части”, а именно:

1) на “упражняющихся в науках и службах” (белое духовенство, ученые, “выслужившиеся”, приказные служители и художники),

2) на “торгующих” (купцы, заводчики, фабриканты и содержатели морских и речных судов) и

3) на “упражняющихся в разных, приличных мещанству, работах” (ремесленники, мещане и вольноотпущенные).

Как известно, этот проект не получил законодательной санкции, и до издания Жалованной грамоты мы встречаемся только с одним законодательным памятником, определившим юридическое положение торгово-промышленного класса, а именно, с манифестом 1775 г. о разделении купечества на гильдии.

По манифесту все лица, не обладающие капиталом свыше 500 р., были отнесены к категории мещан; лица же, обладающие капиталом от 500 до 1000 р., составляли третью гильдию, от 1000 до 10 000 руб. – вторую и, наконец, от 10 000 и свыше – первую.

Каждая гильдия избирала старшину, старосту и его товарища сроком на один год для заведования гильдейскими делами, причем старшины и старосты 3-й и 2-й гильдий подчинялись старшине 1-й гильдии. В таком же подчиненном положении к нему находился и староста со своим товарищем 1-й гильдии[9].

Что касается до Жалованной грамоты городам, то хотя она и повторяет определение “среднего рода людей”, принадлежащее Наказу (в главе XVI), но в то же время отличается резким дуализмом, проходящим через все ее определения и выражающимся в соединении постановлений относительно торгово-промышленного класса, из которых грамота создает особое сословие, с одной стороны, с постановлениями об организации городского управления как управления общественного, всесословного, с другой стороны.

Ввиду этого дуализма постановления грамоты далеко не отличаются ясностью и категоричностью, а, напротив, скорее страдают недосказанностью и нередко противоречивостью.

Так, грамота признает городских обывателей или мещан особым сословием, что явствует из многих статей грамоты[10], и, между прочим, из статьи 83, по которой “мещанские дети получают мещанское состояние наследственное”.

Затем далее следует подразделение мещан на шесть разрядов, а именно: на “настоящих городских обывателей”, на купцов, записанных в три гильдии (купцы первой гильдии могли торговать оптом и рознично как в России, так и за границей, купцы второй гильдии могли торговать только в России, купцы третьей гильдии могли торговать только в городе и уезде, где записаны), на цеховых ремесленников, на иногородних и иностранных купцов, производивших торговлю в известном городе, на “именитых граждан” и на посадских.

Таким образом, “средний род людей” или мещане состоят из шести разрядов, из которых каждому из них присущи особые права и обязанности, кроме еще общих прав и обязанностей, присущих всем разрядам, как составным элементам единого целого, т.е. мещанского сословия вообще.

Иначе говоря, сословное начало, завещанное еще петровским законодательством, проводится вполне последовательно, и мещанство трактуется законодательством только с одной этой сословной точки зрения.

И вдруг оказывается, что в один из разрядов мещанского сословия, заметим, кстати, передающегося наследственно от отца к сыну, входят “все, кои в городе дом или иное строение, или место, или землю имеют”, т.е. члены и других сословий, напр., дворянства, духовенства и т.д. (эти лица входят в состав первого разряда, т.е. “настоящих городских обывателей”).

Мало того, эти члены других сословий вносятся в одну из мещанских книг, несут известные повинности и пользуются известными правами, в числе которых есть право, дарованное только дворянам, по выражению грамоты, “ради сохранения их достоинства”, а именно, право освобождения от личных податей и служб по городскому управлению.

Наконец, в другом месте грамоты (ст. 77) понятие “городского обывателя” еще более расширяется, так как под него подводятся также и “все те, кои в том городе или старожилы, или родились, или поселились, или в оклад записаны и по тому городу носят службу или тягости”.

Такое смешение начал старого сословного и нового всесословного встречается в грамоте не раз, причем является ничем не примиренным и ни с чем не согласованным[11]. Мы уже сказали, что грамота делит “средний род людей” или мещан на шесть разрядов. Первый составляют “настоящие городские обыватели”, т.е. лица, обладающие в пределах города каким-либо недвижимым имуществом.

В состав второго входят купцы, т.е. “те, кои какого бы кто ни был рода, поколения, семьи, состояния, торговли, промысла, рукоделия или ремесла, объявили за собою установленные капиталы”. Сообразно с величиной последних, купечество делится на три гильдии: в первую входят лица, объявившие капитал в размере от 10 до 50 тысяч рублей, во вторую – от 5 до 10 тысяч и в третью – от одной и до пяти тысяч.

Купцы 1-й гильдии пользуются правом торговать оптом и рознично как в России, так и за границей, купцы 2-й гильдии – только в России, купцы 3-й гильдии – только в городе и уезде, где записаны. Третий разряд составляют цеховые ремесленники, о которых мы скажем ниже. Четвертый – иностранные и иногородние гости.cПятый – именитые граждане, состав которых довольно смешанный, а именно:

а) “те, кои, проходя по порядку службу городскую и получив уже название степенных, вторично, по выборе, отправили с похвалою службу”;

б) “ученые, кои могут предъявить академические или университетские аттестаты или письменные свидетельства о своем знании или искусстве и кои по испытаниям российских главных училищ таковыми признаны”;

в) “художники трех художеств, именно: архитекторы, живописцы, скульпторы и музыкосочинители, кои суть члены академические или имеют удостояния академические о своем знании или искусстве и по испытаниям российских главных училищ таковыми признаны”;

г) всякого звания и состояния капиталисты, кои объявят за собой капитала от 50 тысяч рублей и более”;

д) “банкиры, переводящие деньги, кои для сего звания объявят за собой капитала от 100 до 200 тысяч рублей”;

е) “те, кои торгуют оптом и не имеют лавок”;

ж) “кораблехозяева, отправляющие за море собственные корабли”.

Таким образом, именитые граждане представляли из себя аристократию ума и капитала города. Наконец, шестой разряд составляли посадские, т.е. “те из старожилов или поселившихся, или родившихся в городе, кои не внесены в других частях городовой обывательской книги и кормятся в том городе промыслом, рукоделием или работою”, иначе говоря, мещане в тесном смысле этого слова.

Все названные разряды вносились в так называемую “городовую обывательскую книгу”, делившуюся на шесть частей соответственно числу разрядов. Книга составлялась городовым “депутатским собранием”, состоявшим из городского головы и определенного количества старост и депутатов, избираемых городским обществом на три года.

Одновременно с Жалованной грамотой было издано Ремесленное положение, определившее юридическое положение цехов. Последние по-прежнему считались необходимым условием для развития промыслов, что высказала имп. Екатерина в своем Наказе.

“Бесспорно, – читаем в нем, – что для заведения мастерства цехи полезны, а бывают они вредны, когда число работающих определено, ибо сие самое препятствует размножению рукоделий. Во многих городах в Европе они сделаны свободными в том, что не ограничено число, а могут вписываться в оные по произволению, и примечено, что то служило в обогащение тех городов. В малолюдных городах полезны быть могут цехи, дабы иметь искусных людей в мастерствах”.

В том же направлении высказались и депутатские наказы. Так, петербургский наказ просил императрицу “повелеть все ремесленникам сделать обстоятельную перепись, учредить порядочные цехи и на оные их расписать с определением старшины каждому, також особых привилегий и правил”.

Кроме того, наказ ходатайствовал о запрещении ремесленникам, не записанным в цехи, “производить работу ремесла своего”. По Ремесленному положению каждое ремесло образовывало особый цех или управу, и только в том городе, в котором не имелось, по крайней мере, пяти ремесленников одного ремесла, несколько ремесел могли образовать один цех.

Поступать в цех мог каждый городской обыватель по представлении своей работы особой комиссии из мастеров и по признании ее со стороны последней удовлетворительной, причем он обязывался внести определенную сумму денег в цеховую кассу. Однако для некоторых лиц поступление в цех не было обязательно, чем екатерининские цехи отличались от петровских, имевших строго монопольный характер.

Так, по положению “дневное пропитание работника управа никому запретить не могла”; точно так же казенные и помещичьи ремесленники имели право работать на продажу без всякой записи в цех. Последние, как и в петровское время, состояли из учеников, подмастерьев и мастеров.

Ученики принимались в цех не иначе, как в присутствии двух свидетелей и с записью условий приема в особую книгу, причем на срок от трех и до пяти лет. Отношения учеников и хозяев были определены положением, а именно: первые должны были быть послушны, прилежны, верны и почтительны относительно вторых; вторые обязывались обходиться с первыми кротко, справедливо и человеколюбиво.

Впрочем, хозяева пользовались правом наказывать своих учеников, хотя осуществлять это право не могли без причины, напр., в пьяном виде “в злости” и “в глупости”. По окончании учения ученик получал письменное удостоверение в знании ремесла, что давало ему право на степень подмастерья.

Отношения между последними и мастерами также устанавливались путем договора, причем размер платы мастерам определялся на ремесленном сходе на весь год. По окончании 3-летнего срока пребывания в подмастерьях и по достижении 24 лет, а также по исполнении так называемого “управного урока”, свидетельствующего о знании ремесла, подмастерье производился в мастера и становился полноправным членом цеха.

Последний по Ремесленному положению являлся юридическим лицом, символом чего была печать, а также ремесленный значок. В качестве юридического лица цех обладал собственностью, а именно: казной, источником которой были взносы при вступлении в цех, штрафы, налагавшиеся на членов цеха, и сборы, устанавливавшиеся ремесленным сходом, в силу права самообложения.

Органами цеха были: управа и ремесленный сход. На сходе могли принимать участие только мастера, и он созывался три раза в год. Функциями его являлись: 1) избрание членов управы и 2) заведование приходом и расходом цеха, в силу чего сход имел право вотировать разные сборы, обязательные для членов цеха. Что касается до управы, то она состояла из старшины и двух его товарищей, избиравшихся сходом на год.

Функции управы были судебные и административные. В качестве судебного учреждения управа разбирала все “ссоры и споры, не превосходящие 25 руб., касательно ремесла или доверия по ремеслу или поведения ремесленников в рассуждении ремесла”.

В качестве административного учреждения управа была обязана “стараться о благоуспешном состоянии ремесла, о приращении искусства в ремесле, о добром порядке и согласии ремесленников”; она, наконец, непосредственно заведовала казнью, но без согласия схода не могла расходовать ее, вела книги и созывала сход. Управа была связана отчетностью по управлению делами цеха перед сходом.

Кроме названных должностей, существовала еще общецеховая должность ремесленного головы (одного на весь город), избиравшегося всеми цехами и утверждавшегося магистратом. В состав его юрисдикции входили споры между цехами, а также между должностными лицами и членами одного цеха. Затем он “предлагал о нуждах и недостатках” цехов думе и, наконец, ему были подчинены (“почтительны и послушны”) все цеховые должностные лица.

В положении торгово-промышленного класса после смерти Екатерины II произошло сравнительно мало изменений. Так, в 1807 г. (1 янв.) были уничтожены именитые граждане[12], и взамен их учреждено первостатейное купечество, члены которого вносились в особую “бархатную” книгу.

Последняя делилась на две части, причем в первую часть вносились непрерывные колена, а во вторую – боковые колена тех родов, дед, отец и внук которых “без явной укоризны занимали места в высшей гильдии”. Таким образом, в состав первостатейного купечества могли входить только купцы первой гильдии, притом христианского вероисповедания.

В области городского самоуправления они пользовались правом быть избираемыми только на “почетнейшие места”. Затем обладали “почестью” приезжать к императорскому двору и носить шпаги. Проект дополнительного закона о состояниях, составленный комитетом 6 дек. 1826 г., разделил все “гражданство”, т.е. городских обывателей, на четыре разряда: граждан чиновных, именитых, почетных и мещан.

Права первых трех разрядов приобретались выслугой (на военной и гражданской службе), получением известного ордена, “отличием” в науках и художествах, а также в торговле и промышленности. Купцы по проекту не составляли особого разряда, так как каждый “гражданин” (в том числе и мещане) мог записываться в гильдии и заниматься торговлей[13].

Однако, как известно, этот проект не получил законодательной санкции. 10 апреля 1832 г. первостатейное купечество было уничтожено и заменено сословием почетных граждан (потомственных и личных), существующих и по сие время. Мотивом названной реформы послужило желание правительства “новыми отличиями более привязать городских обывателей к состоянию их, от процветания коего зависят успехи торговли и промышленности”[14].

Переходим к обзору прав и обязанностей членов торгово-промышленного класса. Основным правом последних было заниматься торговлей и промышленностью, что стало с изданием Жалованных грамот 1785 г. привилегией одних купцов и мещан, так как дворяне и в особенности крестьяне могли торговать только своими деревенскими продуктами[15]; право же дворян записываться в гильдии, как мы видели, продолжалось недолго.

Купцы ревниво охраняли свои права в этом отношении и в своих наказах, поданных в законодательную комиссию 1767 г., требовали даже уничтожения торговли деревенскими продуктами со стороны дворян и крестьян, видя в ней нарушение своих интересов. “Купцам, – читаем в великолуцком наказе, – своего права не продавать и кредитов никому не давать, в отпуски с товарами не посылать и в лавки не сажать”.

“Благоучрежденный порядок во всех государствах, – гласит московский наказ, – узаконивает, чтоб всякий чин и звание известный промысел свой производил, в который бы другие чины не мешались; в уважение сего здешнее купечество всенижайше просит, чтоб им в купеческих их промыслах и торгах ни от кого никакого подрыва и помешательства не происходило”.

“Только купечеству, – заявляет архангельский наказ, – единственно пользоваться торгами, мануфактурами и фабриками с полной выключкой от сего права всех прочих чинов в государстве под конфискацией”. Почти те же стремления мы встречаем и в проекте Елизаветинской комиссии, при обсуждении которого, как известно, присутствовали и купеческие депутаты.

“Никому из разночинцев, – читаем в проекте, – без позволения купечества, и кто в оное не записан, никаких торгов и промыслов, лавок и амбаров не иметь”. На той же точке зрения стояла и частная комиссия о государственных родах, составившая в 1767-1768 гг. свой проект о среднего рода государственных жителях, постановивший, что “торги, мастерства и по оным подряды по мещанским упражнениям никому принадлежать не могут, кроме мещан”.

Торговые права купцов по Жалованной грамоте были различны и зависели от принадлежности к той или другой гильдии, как об этом было уже сказано выше. Кроме того, именитым гражданам и купцам двух первых гильдий разрешалось заводить фабрики, заводы и морские и речные суда; купцы же 3-й гильдии и посадские имели право только на заведение станов, трактиров, бань и постоялых дворов.

Затем, члены торгово-промышленного класса пользовались известными льготами в области уголовного права. Так, Жалованная грамота городам 1785 г. освободила от телесного наказания купцов двух первых гильдий и именитых граждан[16]. Далее, купцы, владевшие фабриками, пользовались правом приобретать к ним населенные имения на так называемом посессионном праве и, таким образом, эксплуатировать труд крепостных (посессионных) крестьян.

Впрочем, это право было уничтожено Екатериной II. Вообще члены торгово-промышленного класса пользовались правом на владение недвижимой собственностью. Еще наказы хлопотали о даровании горожанам прав на владение сенными покосами, выгонами, лесными угодьями и пахотными землями вблизи городов.

Однако комиссия о государственных родах в своем проекте постановила только, что мещане “имеют право владеть городскими и загородными домами и ими пользоваться”, забыв о других видах недвижимого имущества, на что указывали наказы.

Напротив, Жалованная грамота в этом вопросе стала на точку зрения наказов, разрешив горожанам “ненарушимо иметь и пользоваться мирно и вечно”, “как внутри города, так и вне оного”, землями, садами, полями, пастбищами, лугами, реками, рыбными ловлями, лесами, рощами, кустарниками, пустопорожними землями и мельницами.

Всем этим недвижимым имуществом горожане владели как члены городской общины, которой, в сущности говоря, и принадлежало право собственности на них. Но и сами по себе члены торгово-промышленного класса могли владеть домами, лавками, амбарами, фабриками и заводами, а именитые граждане – еще загородными дворами, т.е. дачами и садами.

В 1801 году купцы и мещане получили право приобретать ненаселенные имения, а в 1822 г. и дома в деревнях. С издания манифеста 1775 г. купцы были освобождены от подушной подати и рекрутской повинности, взамен чего, по указу 1776 года и по Жалованной грамоте городам, обязаны были платить особый процент с объявленного ими капитала и по 500 рублей за рекрута.

Эта льгота не распространялась на ремесленников и на “посадских”, которые с этого времени, будучи отделены от купцов в юридическом отношении, образовали мещанское сословие в современном смысле этого слова.

Наконец, купцам принадлежали некоторые почетные права, так, купцы 1-й гильдии имели право ездить в каретах, запряженных парой, купцы 2-й гильдии – в колясках парой и купцы 3-й гильдии – в экипажах в одну лошадь. По проекту нового Уложения Елизаветинской комиссии гости и купцы 1-й гильдии получили право носить шпаги, но законодательной санкции это право не получило[17].

Заканчивая изложение прав, принадлежавших членам торгово-промышленного класса, мы считаем необходимым сказать еще несколько слов об охране законом купеческой чести и достоинства. Об этом очень много хлопотали наказы, жалуясь на постоянное поругание купеческой чести.

Вот что читаем, например, в вологодском наказе по этому поводу: “бесчестье положено править посадским людям самое малое, почему не токмо имеющие офицерские чины, но и самые подлые люди посадских людей, по бессовестью своему, явно всякими ругательными и бранными словами поносят и бранят с таковым еще выговором, что де не диковинка и лучшему за побои и бесчестье заплатить, и с того купцы претерпевают себе великий стыд, а другие и побои напрасно приемлют”.

На “презрение” от высших сословий жалуется и кронштадтский наказ, свидетельствуя, что купцам нередко приходится сносить разные “поносительные” слова, вроде следующих: “пошел, мужик, покуда не бит, ведь тебя и убить, так сорок алтын бесчестья заплатить”.

Жалованная грамота приняла во внимание эти жалобы и запретила “мещанам учинять бесчестье; а кто учинит мещанину бесчестье словом или письмом, то повинен платить, сколько обиженный как казне, так и городу платит тот год; за единый же удар рукой без иного орудия обидчик обиженному повинен платить вдвое”.

Пользуясь известными правами, купцы и мещане в то же время несли и известные повинности, как денежные, так и натуральные. К числу этих последних относились разные обязательные службы у казенных сборов, например, у продажи питей, казенной соли, гербовой бумаги и др., полицейская служба, т.е. избрание из своей среды низших полицейских органов и следующие повинности: постойная, подводная, почтовая, фуражная и рекрутская, а также и подушная подать (последние две до 1775 г.).

Тяжесть этих повинностей была очень велика и невыгодно отражалась на материальном положении купечества. Об этом мы знаем благодаря наказам, поданным в законодательную комиссию в 1767 году.

Так, в наказе главного магистрата читаем: “купцам от выбора к кабацким, соляным и прочим службам происходит несносное отягощение и, можно сказать, совсем разорение и в торгах помешательство, а в коммерции подрыв; в купецких делах управляться им уже и время не дозволяет, и через то недовольно своей коммерции, но и капитала своего лишаются”.

Из архангельского наказа[18]*(254) мы знаем, что из 342 годных к службе купцов 141 служили, что, конечно, отражалось самым неблагоприятным образом на материальном благосостоянии архангельского купечества. Много данных о непосильной тяжести повинностей, ложившихся на купцов, приведено на основании архивных документов проф. Кизеветтером в его исследовании о посадской общине в России в XVIII ст. С изданием Жалованной грамоты большинство указанных повинностей было уничтожено.


[1] Пригара. Происхождение состояния городских обывателей в России и организация его при Петре Великом; Площинский. Городское или среднее состояние русского народа в его историческом развитии; Дитятин. Устройство и управление городов России. Т. I и II; мои Законодательные комиссии в России в XVIII ст. Т. I. Гл. 6: “Городские наказы”;

см. так же мое издание проекта нового Уложения. Ч. III. Гл. 23: “Право купеческое”, гл. 24: “О расписании купцов по гильдиям” и гл. 25: “О цехах”; Кизеветтер. Посадская община в России XVIII ст.; его же. Происхождение городских наказов в Екатерининской комиссии 1767 г. (Русское богатство. 1898. Кн. 11).

[2] “Каждое художество или ремесло, – гласит указ 27 апр. 1722 г., – свои особые цунфты или собрания ремесленных людей имеет”.

[3] Милюков. Государственное хозяйство России и реформа Петра Великого. С. 539.

[4] О скудости и богатстве. С. 140 (Сочинения. Т. I).

[5] Дитятин. Устройство и управление городов России. Т. I. С. 249.

[6] О гильдиях и цехах см., кроме названных сочинений Пригары, Площинского, Дитятина и Кизеветтера, Варадинова. Гильдии, историко-юридический очерк (Журн. Мин. внутр. дел. 1861. Кн. IX); Сальникова. Купеческие гильдии и мещанство (Русск. вестн. 1861. Кн. 43 и 44) и Кулишера. Цехи у нас и в Европе (Русск. мысль. 1887. Кн. 11 и 12), а также его же. Из истории цехов у нас и в Европе (Вестн. Евр. 1888. Кн. 8).

[7] Впрочем, в главе XVII Наказа императрица отступает от сословной точки зрения и дает следующее определение “среднему роду людей”: “тем, кои обязаны принимать участие в добром состоянии города, имев в нем дом и имения, дается имя мещан” (ст. 394).

[8] Стремление создать в России по примеру Западной Европы третье сословие видно также из записки “Рассуждение о третьем чине”, составленной неизвестным автором, по всей вероятности, в первую половину царствования Екатерины II.

В ней автор, определив буржуазию как “убежище наук и художеств, коммерции и мануфактуры”, старается доказать, что “всякая держава, в коей не находится третьего чина, несовершенна, сколь бы она ни сильна была”.

“Сей третий чин, – заявляет автор, – не трудно учредить и в России” и предлагает для этого следующие меры: 1) выкуп купцов и цеховых, находящихся в крепостной зависимости, 2) включение в чин лиц, получивших высшее образование, и 3) освобождение из крепостной зависимости художников “всех родов” (записка напечатана в Архиве кн. Воронцова. Т. XXVI. С. 320).

[9] Впрочем, нужно заметить, что манифест 1775 г. в отношении разделения купечества на три гильдии не создал ничего нового, но санкционировал то, что уже существовало раньше. Так, еще инструкцией Главного магистрата 19 ноября 1724 г. купечество было разделено на три “части”, “которые имеют называться гильдиями”.

То же самое было подтверждено в 1742 г. Таким образом, гильдия в широком смысле этого слова, как подразделение всего “гражданства”, модифицировалась в разряд чисто купеческий, т.е. в нашем смысле этого слова (см.: Варадинов. Гильдии в Журн. Мин. внутр. дел. 1861. Кн. 9. С. 85 и след.).

[10] Так, ст. 80, гласящая: “городских обывателей среднего рода людей или мещан название есть следствие трудолюбия и добронравия, чем и приобрели отличное состояние”, или ст. 84, 85 и 87, говорящие о сословном суде, а также ст. 86 и 91 – о сословной чести и т.д.

[11] См. мое исследование “Законодательные комиссии в России в XVIII ст.”. Т. I, а также статью Дитятина “К истории жалованных грамот 1785 года” (Русская мысль. 1885)

[12] Это звание было оставлено только ученым и художникам.

[13] Сборы. Русск. Ист. Общ. Т. ХС. С. 370 и след. Против образования особого разряда “чиновных граждан” в особенности ратовал известный Балугьянский в записке, представленной им имп. Николаю I (Там же. Т. ХС. С. 580 и след.).

[14] Подробности, касающиеся истории образования сословия почетных граждан, см. в статье проф. Коркунова “Наше законодательство о почетном гражданстве” в “Вестнике права”. 1899. Кн. IV.

[15] “Кто в городе в мещанство не записан, – гласит дворянская грамота, – мещанским промыслом да не промышляет, под опасением, что за то в законе написано”.

[16] Такого же рода льготы мы встречаем уже и в проекте Елизаветинской комиссии, а именно: “знатных из купцов, т.е. первой гильдии, также гостей ничем на теле не наказывать, а штрафовать взятием денег”. О том же просили и наказы.

[17] О почетных правах “первостатейного” купечества, на основании манифеста 1 янв. 1807 г., было уже сказано.

[18] Содержание его до его напечатания было изложено мною в “Юридическом вестнике” 1886 года.

Василий Латкин

Учёный-юрист, исследователь правовой науки, ординарный профессор Санкт-Петербургского университета.

You May Also Like

More From Author