Попытка Верховного тайного совета ограничить самодержавие при Анне Иоанновне оказалась бесплодной. Задуманная кружком сановников в олигархических интересах, она не встретила сочувствия среднего дворянства; низшие же классы в эту эпоху к политическим вопросам относились безразлично.
В течение всего XVIII в. покушения на ограничение верховной власти больше не повторялись; но это не значило, что идея желательности ограничения абсолютизма нисколько не подвинулась вперед в сознании по крайней мере отдельных частей населения.
Недаром Екатерина II в своем знаменитом “Наказе” сочла своей обязанностью настаивать на том, что для России наиболее соответственной формой правления является неограниченная монархия. Недаром, кроме того, в конце своего царствования она воздвигла гонение на литературу, усилила цензуру, подвергла преследованию масонство и лиц, заподозренных в принадлежности к нему.
Суровый режим в последние годы правления Екатерины II перешел в нечто мрачное в царствование императора Павла, что содействовало усилению общественного недовольства и конституционных мечтаний.
Конечно, указанные настроения по-прежнему охватывал лишь небольшие круги высшего сословия; непривилегированные массы, неся на себе главным образом всю тяжесть государственного неустройства, тем не менее еще не в состоянии были осмыслить положение вещей. Сохранились даже известия, что в то время, как офицеры ненавидели, солдаты обожали Павла.
Однако настроение либерального меньшинства после трагической смерти Павла в начале XIX в. оказалось настолько влиятельным, что им увлекся даже сам новый император Александр I.
По его поручению, наряду со многими либеральными начинаниями, известным Сперанским и приближенным государя Новосильцевым были выработаны проекты общеимперского конституционного устройства, но изменившийся образ мыслей монарха в конце царствования воспрепятствовал осуществлению этих предположений.
Неудовлетворенные ожидания, в связи с влиянием освободительных французских идей, с которыми русские гвардейские офицеры вошли в близкое соприкосновение после взятия Парижа, привели к образованию в офицерской среде политическая заговора.
Он проявился военным возмущением 14 декабря 1825 г. в Петербурге и, несколько дней спустя, в Киевской губернии. Утверждают, однако, что цель возмущения – введение конституционного образа правления – была известна только заговорщикам-офицерам; солдаты же не изменяли самодержавию, полагая, что отстаивают права на престол отрекшегося великого князя Константина.
Император Николай I, на первые дни царствования которого выпало декабрьское возмущение, решил железной рукой задавить какие бы то ни было проявления неудовольствия и конституционные стремления.
Но как одно, так и другое, при господстве крепостного права, административном и судебном неустройстве, при чудовищных злоупотреблениях должностных лиц и задавленности общества, затаившись, пошло в глубину, расширилось и коснулось средних классов.
Происходило любопытное явление. Правительство, в XVII и XVIII в. опасавшееся консервативных частей общества, теперь перенесло свое недоверие на противоположную сторону.
Произошло это оттого, что правительство выпустило из своих рук руководящую роль в деле государственного и общественного развития. В смысле понимания ширины государственных задач и нужд, образованные части общества переросли правительство, которое, под влиянием оппозиции, заняло оборонительное положение.
Вначале вопрос даже не шел о непременном юридическом ограничении абсолютизма. Целая школа убежденных сторонников реформ[1] желала только восстановления старинного московского общения власти с народом, т. е. совещательного представительства и исправления вопиющих недостатков управления.
В темных же народных массах самодержавие еще пользовалось по-прежнему громадным обаянием. Но когда на путь возвращения доверия земским чинам пожелал стать император Александр II, соответственный момент уже был пропущен.
Реформы царя-Освободителя были горячо приветствуемы; введение законосовещательного представительства увенчало бы их, но император медлил. Из нескольких в этом смысле представленных проектов – графа Валуева, великого князя Константина Николаевича и Лорис-Меликова – он утвердил в конце своего царствования, 17 февраля 1881 г., последний; но мученическая смерть императора воспрепятствовала обнародование нового закона, который еще мог бы примирить общество с властью.
Императору Александру III предстояло выполнить эту великую задачу, и, как говорят, он лично не был против этого, но кружок доверенных лиц повлиял на него в противоположном направлении. Осуществления не получил не только проект Лорис-Меликова, но и предложение о собрании земского собора графа Игнатьева.
Мало того, Александр III, к сожалению, не только не обновил России, чего жаждали образованные классы общества, но даже сократил объем реформ своего предшественника в области городского, земского и крестьянского самоуправления, суда; почти все внимание правительства во внутренних делах было обращено на борьбу с деятельностью тайных союзов и конституционными стремлениями общества. Между тем не находивший себе выхода яд раздражения отравлял общественный организм.
Наступление царствования императора Николая II пробудило надежды на лучшее будущее, но теперь вопрос удовлетворения общественных желаний стоял более остро.
Поэтому в высшей степени серьезные начинания правительства, как, напр., организация совещаний о нуждах сельскохозяйственной промышленности 1902 г., для пересмотра крестьянского законодательства 1904 г., Манифест о предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка, встречены были холодно. Только указ 12 декабря 1904 г. вызвал интерес. Этот указ намечал целую программу реформ в области управления и указывал намерение правительства стать на новую дорогу.
Во главу угла ставилось улучшение положения крестьянского сословия; затем следовало обещание принять меры к охранению полной силы закона; предоставить земским и городским учреждениям возможно широкое участие в заведывании различными сторонами местного благоустройства; внести единство в устройство судебных установлений империи и обеспечить им необходимую самостоятельность; ввести государственное страхование рабочих; пересмотреть стеснительные исключительные положения, которыми богато русское законодательство; устранить правовые стеснения так называемых старообрядцев, иноверцев и диссидентов; пересмотреть узаконения, ограничивающие права некоренного населения империи, и, наконец, освободить печать от излишних стеснений.
Некоторые из этих предначертаний даже были осуществлены в самом непродолжительном времени. Так, напр., высочайше утвержденным положением Комитета министров 21 января 1905 г. были сокращены административно-карательные права в отношении печати; 17 апреля того же года последовало допущение почти полной свободы исповедания и проч. Ряд совещаний между тем работал над другими вопросами, намеченными упомянутым Указом 12 декабря.
К сожалению, реформаторская деятельность правительства совпала с усилением волнений, последовавших за неудачами русского оружия в Японской войне. Столетиями копившееся массовое неудовольствие сконцентрировалось и вырвалось наружу. Вместе с тем, мыслящие круги понимали, что без гарантий в виде народного представительства никакие реформы не будут прочны и потрясенное государство не получит успокоения.
В феврале 1905 года было объявлено о намерении императора призвать народных представителей к участию в законодательстве, но на условиях простой совещательности. 6 августа того же года последовало обнародование закона о правах народного представительства и порядке выборов; закон этот был выработан особым совещанием под председательством, бывшего министра внутренних дел Булыгина.
Закон 6 августа, помимо того что учреждал лишь совещательное народное представительство, отводил ему роль менее значительную, нежели Государственному совету.
Предусматривалась возможность представления законопроектов на утверждение монарха даже без заключений Думы. В отношении министров народное представительство становилось в неестественное, зависимое положение.
Самый состав Думы в значительной степени определялся экономическим принципом. Выборы являлись косвенными; выборщики разделялись на сословные курии, причем число выборщиков от крестьян превышало количество таковых от землевладельцев.
Государственная дума 6 августа 1905 года не вошла в жизнь. Реформа, подобного рода произведенная в минуту крайнего народного возбуждения, не могла удовлетворить общественных запросов, хотя немного ранее она, быть может, могла бы явиться венцом желаний большинства; начавшиеся крупные беспорядки и, наконец, громадная неслыханная стачка, грозившая остановить всю жизнь империи, вызвали к жизни знаменательный манифест 17 октября 1905 г., выведший Россию на новый государственный путь.
Условия, при которых появился Манифест, запечатленные во вводной части манифеста, несколько омрачили великий акт, но не подорвали его громадного значения.
23 апреля 1906 года последовало издание новых “Основных законов”, в которых реформационные начала 17 октября получают дальнейшее развитие и приводятся в систему.
Называя эти законы новыми, приходится, однако, оговориться, что в некоторых частях они сохраняют правоположения, содержащиеся в старых “Основных законах”, не имевших, несмотря на свое название, никакого конституционного значения. Старые основные законы, как теперь новые, составляли 1-ю часть I тома Свода законов.
[1] Славянофилы
