Если благодаря своему теократическому устройству восточные государства не могли содействовать развитию международных отношений, то, напротив, Древняя Греция представляла столько благоприятных для того условий, что, казалось бы, должна была сделаться колыбелью сознания о необходимости права, определяющего сношения народов.
Во-первых, географическое положение Древней Греции и природа ее страны были очень выгодны для внешних сношений.
Удобная для морских сообщений береговая линия, изрезанная множеством пригодных для стоянки кораблей заливов и бухт, положение на Средиземном море, вблизи таких стран, как Египет, Палестина, Малая Азия, бывших в древности главными пунктами, в которых сосредоточивалась торговля Финикиян и других коммерческих народов, наконец, естественные богатства Греции и способности, отличавшие ее население, – все это должно было способствовать стремлению к международному обмену и сношениям с иностранцами.
Затем, среди самих государств, на которые разделялся греческий народ, существовало много благоприятных социальных условий для того, чтобы греческие муниципии и колонии находились в постоянных и правильных сношениях друг с другом.
Народы Греции связывались общностью племенного происхождения, говорили на одном языке, имели более или менее сходные религиозные воззрения и учреждения, одинаковые умственные потребности и пр.
Ввиду этого, можно было бы думать, что если не вне, то внутри Греции разовьются широкие международные сношения, торговые, экономические, литературные и др., что Греки войдут в самый тесный союз между собой и установят такой порядок международный, который обеспечивал бы интересы каждого отдельного греческого государства.
Но на самом деле мы видим совершенно противоположное.
Греция, в отличие от восточных теократии, не знала кастового разделения народа: все граждане греческих муниципий по закону были равны между собою. Но как ни велик прогресс, который в этом отношении осуществила Греция, она не могла отказаться от другого источника неравенства между людьми в древние века, – от того взгляда, что гражданство, а не человеческая личность, есть основание права каждого лица.
Рабство было возведено на степень необходимого государственного учреждения. Не признавая за человеком известные неотъемлемые его права, независимо от национального его происхождения и принадлежности к тому или другому государству, Греки не могли иметь и сознания, что в сфере взаимных отношений народов должно господствовать полное равенство.
Напротив, каждое греческое государство, как бы ни было оно незначительно по объему и населению, было проникнуто убеждением в неизмеримом своем превосходстве над прочими народами и государствами.
Подобно восточным народам, греки преклонялись перед самими собой, считали себя одаренными высшими силами и способностями и относились с ненавистью ко всем народам неэллинского происхождения, которых они называли презрительным именем варваров (βαρβαροι).
Как и в восточных государствах, последние не пользовались в Греции никакими правами, на них смотрели как на врагов. Этот взгляд на иностранцев, господствовавший в древности, делал немыслимым для Греции обеспечение мира и какого-либо порядка в области внешних сношений.
Обращаясь к внутреннему строю греческих государств, к их общественной и политической жизни, мы не находим в них ни такого родства социальных интересов, которое объединяло бы их в политическом отношении, делало из Греции одно государство, ни достаточного внимания со стороны правительств к общественным нуждам народа, которое всегда является условием развития международных отношений.
Греки не знали единства внутри своих республик. Через всю их историю идет нескончаемая борьба между двумя общественными классами: между бедными и богатыми[1]. Первые составляли собственно туземное население общин, завоеванное пришельцами из других частей Греции; вторые были победители, завладевшие имуществом побежденных и вместе правительственною властью.
Обстоятельство это особенно ожесточало борьбу: к фактическому неравенству сторон оно присоединяло еще естественную ненависть побежденных к завоевателям, которые располагали всеми средствами государственной власти для угнетения своих противников.
Исход борьбы определял устройство государства. Поэтому в Греции мы встречаем в разное время и у различных народов неодинаковую форму правления: одни государства представляли аристократическое устройство, другие организовывались в виде демократий; были также государства, монархически устроенные, как, например, Спарта. Но во всех одинаково шла ожесточенная борьба общественных классов из-за политической власти[2].
Определяя собой форму правления государств, эта борьба переходила и в область международных отношений: аристократическая партия одного государства готова была помогать всеми средствами аристократам другого в борьбе их с демократами, и обратно.
Таким образом, ни внутри греческих государств, ни в их взаимных отношениях не существовало никакого единства. Рознь была до того присуща греческому народу, что в самые критические минуты его жизни, когда ему грозила опасность порабощения, только при неимоверных усилиях можно было заставить его соединиться для защиты против общего врага.
При такой прирожденной раздельности Греков понятно, что попытки Афин и Спарты объединить греческие государства под своею гегемонией должны были окончиться неудачей: успехи, одержанные то Афинами, то Спартой, могли иметь только преходящее значение[3].
Но из того несомненного факта, что древние греки ни в общественном, ни в политическом отношении не достигли единства, вовсе не следует, чтобы они не знали международных сношений. Дух разделения и борьбы, которым были запечатлены все проявления греческой жизни, в сфере международных отношений не выдерживался Греками во всей его строгости.
Последовательному и крайнему проведению его в этой области ставило неодолимую преграду то обстоятельство, что при основном различии социальных стремлений, которое разделяло общественные классы внутри греческих республик и эти последние во внешних их отношениях, существовало очень много общих жизненных и культурных интересов, которые соединяли греческие народы друг с другом, заставляли их отказываться от взаимной вражды и поддерживали между ними самые тесные связи.
Международные сношения Греков особенно развиваются после Дорийского нашествия. В это время среди населения Древней Греции впервые пробудилось сознание, что, несмотря на свою политическую раздробленность, оно все-таки составляет одну нацию, по языку, религии, правам, умственным стремлениям совершенно отличную от варваров.
Затем, свободное политическое устройство, которое приняли греческие республики после вторжения Дорян, чрезвычайно способствовало общественному и индивидуальному развитию греческих граждан, которое отразилось на международных отношениях.
С расширением умственного кругозора Греков, с нарастанием их материальных и духовных интересов, пределы и средства муниципальной жизни оказались уже недостаточными для удовлетворения новых потребностей.
Развивающиеся общественные стремления и нужды настоятельно требовали международного обмена и взаимных сношений греческих народов, которые и устанавливаются, сначала фактически, но затем признаются законодателями и делаются предметом соглашения самих государств.
Первое место между греческими республиками, которые принимали деятельное участие в международных оборотах, принадлежало Афинам. По степени своего просвещения и культуры свободное афинское население стояло выше всех других народов Греции. Вместе с тем правители и законодатели Афин хорошо понимали общественные нужды своего народа и относились к ним с полным уважением.
Поэтому нет ничего удивительного, что эта образованная республика более других греческих государств сознавала всю несправедливость и невыгоды своей изолированности и скорее их пришла к убеждению в необходимости международных сношений и терпимости к чужим народам.
В этом отношении Афины представляли полнейшую противоположность аристократической Спарте и всем тем дорическим республикам, которые находились под ее влиянием.
Между тем, как последние законодательными и правительственными мерами старались удержать старый порядок вещей, препятствовали всеми силами международным сношениям своих граждан, изгоняли из своей страны всех иноземцев, – Афиняне следовали иной политике: они видели основание своего могущества в морских сношениях и торговле; они открывали свою территорию для всех иностранцев и гордились тем, что под охраной афинских законов находили убежище и защиту все гонимые и преследуемые в других землях.
И в том, и в другом случае неодинаковый общественный и государственный строй народа обнаруживал различным образом свое влияние на условия международной жизни.
Из отдельных социальных причин, которые содействовали смягчению розни между греческими народами и служили основаниями для их сближения, укажем на следующие.
Сознание общего национального происхождения всегда является одним из тех связующих элементов в международной жизни, который пробуждает в народах чувство родства и солидарности стремлений и интересов. В Греках оно зародилось не ранее Дорийского завоевания; по крайней мере, до этого времени они не имели общего имени, которое отличало бы их от всех других народов.
Напротив, теперь все население Греции, какому бы государству – дорическому или ионическому – оно ни принадлежало, называется Эллинами. Понятно само собой, что это убеждение в национальном единстве Греции должно было сильно умерять взаимную их ненависть и вражду.
Если прежде каждое незначительное греческое поселение, организованное в виде самостоятельного государства, только себя считало избранным народом, центром, к которому должны были тяготеть все другие народы, то с развитием сознания об общности происхождения Греков это воззрение переносится уже на весь греческий народ: он выше всех других народов, а не отдельные его части.
На этом основании подданные различных греческих государств хотя и продолжают вне своего города считаться иностранцами, но в пределах родственных греческих муниципий везде находят некоторое признание своих прав.
Во всяком случае, они отличались от варваров, под именем которых Греки разумели только подданных негреческих государств и которые до конца греческой истории остаются в пределах Греции лишенными всяких прав[4].
Влияние религии в древнем мире, при господстве политеизма, было вообще одним из тех условий, которые разъединяли народы.
Однако в Греции, когда Доряне подчинили своей политической власти первоначальные се племена и наложили на них свой особенный религиозный культ, мало-помалу вырабатываются во всех государствах общие и одинаковые вероисповедные воззрения и обряды, которые получили значение факторов, сглаживающих отчужденность и неприязнь, которыми разделялись греческие народы.
Особенно сильное влияние в этом смысле оказывала религия на всю греческую жизнь через посредство двух своих могущественных органов, пользовавшихся всеобщим уважением в Древней Греции – оракула в Дельфах и Олимпийских игр[5]. Религиозное благоговение, с которым относились Греки к тому и другому учреждению, имело самые благотворные последствия для их международных отношений.
В празднествах в честь Юпитера, происходивших в Олимпии, разделенная и враждующая Греция находила единство и мир; что касается Дельфийского оракула, то его советы часто соединяли Греков в один народ для общих предприятий, смягчали варварство международных войн, наконец, содействовали распространению в Греции гостеприимства и вообще уважения к выходцам из чужих государств[6].
Одну из отличительнейших черт всего греческого народа составляла цивилизация и культура, в самом широком значении этих выражений. Она охватывала собою все части Греции и была, конечно, тем элементом общественной жизни Греков, который в особенности соединял их в одно целое.
Все греческие государства гордились своими поэтами, философами, ораторами, художниками, и эти лица пользовались почетом не только у народа, среди которого они родились или жили, но во всей стране, куда только доходили известия об их гении, уме, трудах, деятельности.
Такое повсеместное преклонение перед представителями знания и искусства служило несомненным доказательством общности культурных стремлений и интересов греческих народов, сознание которой представляло прочное основание для взаимных их связей и уважения.
Наконец, между социальными факторами, которые определяли международные отношения Греков, важную роль играла торговля[7]. Первоначально коммерческая и промышленная деятельность не находила в Греции всех условий, которые благоприятствовали бы ее развитию.
Во-первых, Греки видели в этого рода занятиях нечто унизительное, недостойное высокого звания гражданина свободной республики, и поэтому предоставляли экономические и торговые обороты исключительно низшему, порабощенному классу населения, известному под именем метеков и периэков, которые политическими правами не пользовались[8].
Во-вторых, по мнению древних Греков, единственный законный путь для торговых сношений представляла земля; напротив, море они считали естественной преградой, которую воздвигло само божество с целью предупредить всякое соприкосновение между народами.
На этом основании они долгое время чувствовали неодолимое отвращение к морским сообщениям, и торговля их зародилась не в приморских городах, но на сухопутных границах с другими государствами. Несмотря, однако, на такие стесняющие торговые сношения предрассудки, торговля Греков, к концу их истории, пришла в цветущее состояние.
Прогрессирующий рост потребностей и природное корыстолюбие оказались могущественнее всех предубеждений: они склонили греческих граждан предаться всеми своими силами увеличению имущественных своих средств именно путем морской торговли, которая, при отсутствии в древности искусственных путей сообщения, была наилучшим способом сношений с отдаленными землями[9].
В тесной связи с торговыми оборотами не только Греков, но вообще всех коммерческих народов древнего мира находится морской разбой или пиратство.
Этот факт подтверждает общее положение, что данные международные отношения всегда представляют зеркало, точно отражающее внутреннее состояние обществ в известную эпоху их существования, равно и принципов, которые лежат в основании социального и политического их строя. В древние времена руководящим принципом общественных и государственных отношений была сила.
Как всеобщее начало, сила тесно связывалась также с международными торговыми сношениями, существовавшими в древности, и мы видим, что Греки, подобно другим древним народам, признают торговлю не только орудием сближения с другими народами и мирным способом приобретения богатств, но и средством ограбления слабого, нисколько не предосудительным ни с точки зрения нравственности, ни закона.
Широкое развитие пиратства в Древней Греции, к которому нередко обращалась сама государственная власть даже такой высокообразованной и гуманной республики, как Афинская, дает нам право сказать, что если торговые интересы и вообще социальные потребности греческих народов действительно служили основанием для соединения их друг с другом, то греческие государства не находили нужным ни признавать законности этих стремлений, ни считать себя обязанными содействовать их развитию и обеспечению путем закона.
Самое большее, что делала государственная власть в Греции в их пользу, – это относилась к ним с терпимостью, вынуждаемая к тому непреодолимой силой реально существующих потребностей как самого государства, так и его граждан.
Если отношение греческих государств к законным и разумным стремлениям своих народов было фактическое, определяющееся не убеждением в их правомерности и государственной пользе, но непреложною силой данных обстоятельств, то будет совершенно понятно настоящее значение тех соглашений, трактатов, которые иногда заключались между отдельными греческими республиками по предмету взаимных их сношений.
Так, на основании договоров, специально называвшихся συμβολα, подданные различных союзных и дружественных греческих государств пользовались правом свободного пребывания в пределах территорий договаривающихся сторон, и споры, которые возникли бы между этими людьми и туземцами, разрешались в порядке, установленном теми договорами.
Подобного рода трактатов известно весьма небольшое число. Еще меньше было число трактатов, в силу которых договаривающиеся греческие республики предоставляли взаимно своим гражданам пользоваться на чужой территории не только всеми гражданскими, но, по мнению Лорана, даже политическими правами. Такой союз назывался изополитиею.
Без всякого сомнения, все эти международные обязательства не имели в виду удовлетворить общественные интересы, потребность в сношениях частных лиц, принадлежащих к различным государствам, но являлись последствием только нужды, с которой не в силах была бороться государственная власть, а не сознание о необходимости вообще международного порядка и права[10].
В этом же смысле древние греческие государства содействовали международным сношениям своих граждан и иным образом. Мы знаем уже, что вообще тяжелое положение иностранцев в древнем мире породило обычай гостеприимства, которым положение это до известной степени смягчалось.
Гостеприимство существовало и в Древней Греции: Греки признавали своей обязанностью охранять неприкосновенность жизни и собственности тех иностранцев, которые просили их о покровительстве.
Но, в отличие от восточных государств, частное гостеприимство получает в Греции характер публичного института, – обычая, охраняемого государственной властью. Мало того, с целью обеспечения прав иностранцев в греческих государствах учреждается особый разряд должностных лиц, которые назывались проксенами.
Это были лица, которые избирались первоначально инициативой самих заинтересованных, впоследствии же правительствами, для оказания покровительства и защиты не только известному гостю, но и вообще всем подданным иностранного государства, которые находятся на отечественной территории[11].
Наконец, орудием распространения мирных международных сношений Древней Греции служила также греческая колонизация.
Многочисленные колонии Греков, учрежденные в Европе, Азии и Африке, были обязаны своим возникновением преимущественно нашествию Дорян на Пелопонез и тем внутренним раздорам и политической борьбе, которые происходили между различными партиями во всех греческих республиках и которые делали неудобным или даже невозможным для побежденной стороны оставаться в пределах родины.
В политическом отношении такие колонии были вполне самостоятельны; но выселяясь из отечества, колонисты переносили в чужую страну культурные понятия своей родины, ее просвещение, богов и вводили обыкновенно здесь те самые государственные учреждения, за которые боролись в Греции.
Население греческих колоний сохраняло постоянно самые близкие связи с метрополией и, согласно с этим, не только распространяло начала греческой культуры и цивилизации между народами, но и поддерживало мирные отношения между самими греческими государствами.
Приведенные основания и условия, которые побуждали народы Древней Греции не только отказываться от своей замкнутости и вражды, но и изыскивать средства для поддержания взаимных мирных сношений, сами собой ставят вопрос: не уважали ли древние Греки известные общие принципы права во взаимных отношениях; не знали ли они международного права в смысле совокупности юридических норм, законов, определяющих порядок международных отношений?
В науке этот вопрос до настоящего времени остается спорным[12]. Но несмотря на доказательства, которые приводят некоторые ученые в пользу утвердительного его решения, большинство современных писателей поддерживают то мнение, что международное право в истинном значении этого слова не было известно ни древнему миру вообще, ни в частности Грекам[13].
Нельзя не согласиться со справедливостью такого заключения: во-первых, только что изложенный очерк международных отношений древних Греков убеждает, что сношения греческих народов существовали только в виде исключения из общего, нормального порядка вещей; во-вторых, те доводы, на которые опираются защитники противоположного взгляда, не выдерживают серьезной критики.
Остановимся на главных аргументах, приводимых в пользу существования международного права в Древней Греции.
Некоторые писатели прошлого и нынешнего столетия увлекались так называемыми Амфиктионовыми союзами, которые устраивались между греческими народами и которые, как полагали эти писатели, были политическими союзами, имевшими важное международное значение[14].
Но действительная роль подобного рода союзов была вовсе не такова. Возникновение Амфиктионий в Греции объясняется исключительно религиозными причинами.
Так назывались союзы соседних городов и государств греческих, которые на общие средства строили храм в честь того или другого божества, избирали из среды своих граждан общий совет для надзора за его постройкой и отправления в нем богослужения и взаимно обязывались охранять сокровища его и привилегии, часто весьма значительные, против всех других народов, которые посягнули бы на них.
Отсюда видно, что как основание Амфиктионова союза, так и назначение избираемого им совета заключались единственно в интересах веры, но не политики и права; самый совет, управлявший имуществом храма, произносил свои решения не во имя союзных государств, но божества, которому храм был посвящен.
С точки зрения истории международных отношений Амфиктионий имеют разве только то значение, что указывают влияние, неизбежно проявляемое религиозными воззрениями и интересами на взаимные отношения государств, ибо нельзя отрицать, что хотя эти союзы и были вызваны специально религиозными целями, но оказывали свое действие вообще на сношения между греческими государствами: подобно другим социальным факторам, они сближали народы и смягчали их замкнутость[15].
Другое доказательство, что древние греки знали международное право, усматривают некоторые писатели в том, что будто уже древнегреческие народы устраивали взаимные свои отношения на началах порядка, известного в новое время под именем системы политического равновесия государств[16]. В подтверждение этого мнения ссылаются на различные факты, представляемые историей Греции.
Так, между прочим, утверждают, что во время борьбы из-за гегемонии, которая происходила между Фивами и Спартой, Афиняне заключили союз с Фиванцами, будучи убеждены, что они слабая сторона, нуждавшаяся в помощи, но когда Эпаминонд разбил своих противников под Левктрами, те же Афиняне увидели опасность для равновесия греческих государств в могуществе Фив, и потому вышли из союза.
Однако этот факт, равно и другие факты, заимствованные из истории древней Греции, едва ли убедительны и доказывают, что греческие народы сознавали необходимость уравновешивания взаимных сил для поддержания международного порядка.
Очевидно, что союз Афин с Фивами имел своей причиной не это сознание, но был вызван силою самих обстоятельств: они ясно показывали, что если Афиняне не помогут соседним Фиванцам и последние будут побеждены, то политической независимости самих Афин будет грозить неминуемая опасность со стороны исконного их врага – Спарты.
Лучшее опровержение противного взгляда представляет другой факт из греческой истории: поведение Спарты и Афин во время войны Греков с македонским царем Филиппом. Как известно, эта борьба окончилась решительной победой македонян, благодаря совершенному отсутствию в греческих народах понимания общих политических интересов.
Если основания, на которые опираются приверженцы существования международного права в Древней Греции, ошибочны и если факторы, действительно заставлявшие греческие народы входить в сношения между собой, действовали на государства только естественной своей силой, без всякого сознания со стороны последних о необходимости этих сношений и их порядка, то мы должны сказать, что древние Греки не имели международного права.
[1] Oncken. Die Staatslehre des Aristoteles in historisch-politischen Umrissen. Lpz. 1870-75. Bd. II, S. 229 u. flg. Hellwald, Culturgeschichte in ihrer natürlichen Entwickelung. Augsburg 1875, S. 268 u. flg. L. v. Ranke. Weltgeschichte. Lpz. 1883. Bd. I, S. 157 u. flg. – Holtzendorff. Handbuch des Völkerrechts. § 49 u. flg.
[2] Cp. Schoemann. Griechische Alterthümer, Bd. I, Berlin 1871, 3-te Aufl., S. 96 u. flg. S. 195 ff. – Schneidewin. Die antike Humanität. Berlin 1897, S. 221 ff.
[3] De Maistre. Du pape, liv. IV, chap. II. Сравн. Laurent. Histoire, t. II, p. 18.
[4] Laurent. Histoire, t. II, p. 45, 103, 287 et suiv.
[5] Ibidem, t. II, p. 79 et suiv.
[6] Срав. Fustel de Сoulanges. La cité antique, Paris, 1864, Introduction, chap. XI. Срав. в особенности: Schneidewin. Die antike Humanität. Berlin 1897, S. 209 etc.
[7] Montesquieu. De l’esprit des lois, liv. XX, chap. II. „Toutes les unions sont fondées sur des devoirs mutuels. Mais si l’esprit du commerce unit les nations il n’unit pas de même les particuliers”.
[8] Schoemann. Griechische Alterthümer, Bd. I, S. 212, 329, 378 ff. Müler-Jochmus. Geschichte, §§ 49, 50.
[9] Ср. Oncken. Die Staatslehre des Aristoteles, Bd. II, S. 183. Pardessus. Collection des lois maritimes antérieures au XVIII siècle. Paris 1828, t. I, Introduction, p. VII etc.
[10] Ср. Hüllmann. Handelsgeschichte der Griechen, 1839, S. 193 fl. Laurent. Histoire, t. II, p. 114.
[11] Miltitz. Manuel des Consuls, London 1837, t. I, p. 11. Müller-Jochmus. Geschichte, § 47.
[12] Wachsmath (Jas gentium quale obtinuerit apud Graecos. Berol 1822) и Müller-Jochmus (Geschichte, S. 106) и другие стараются доказать существование у Греков международного права. Но их доводы нисколько не убедительны и становятся в разрез со всем мировоззрением народов древности. Это мнение опровергал Heffter. (De antiquo jure gentium prolusio, Bona 1823).
[13] Heffter. Europäisches Völkerrecht, § 6. Bluntschli. Modernes Völkerrecht, Einleitung S. 12. Oke Manning. Commentaries on the Law of Nations, ed. by Scheldon Amos. London, 1875, p. 9. Laurent, Histoire, t. II, p. 117.
[14] Mably. Observations sur l’histoire de la Grèce, 1723, t. V, p. 10 et suiv. Cp. Laurent. Histoire, t. II, p. 80.
[15] Срав. Bürgel. Die Pyläisch-Delphische Amphiktyonie, 1877. Max Duncker. Geschichte des Alterthums, 5-te Aufl. Berlin 1878, Nene Folge, Bd. I, S. 33 u. flg.
[16] Ср. Wheaton. Histoire des progrès du droit des gens, t. I, p. 14 et suiv. Hume’s Essays, VII. „On the balance of power”.
