У Анатоля Франса есть любопытная символическая сказка. Для того чтобы спасти от медленного вымирания деревню, постоянно страдающую от недостатка орошения, один молодой, вдохновенный крестьянин продает свою душу злому духу в обмен за обещание провести через деревню многоводную реку. Дух предлагает ему идти через деревенские поля и самому указывать направление первым волнам потока.
Вдохновенный радетель общего блага отправляется в путь, стараясь выбирать наименее плодородные нивы своих собратьев: но у каждого клочка земли он встречает негодующего собственника, не соглашающегося пожертвовать своим полем для русла реки.
В конце концов, один из жителей деревни, не находя другого способа спасти свою жатву, убивает вдохновенного новатора. Но поток уже не может остановиться: как новая идея, завоевывающая мир, победно проносится он вперед, на первых волнах унося к океану обезображенный труп своего творца…
К счастью для нас, к счастью для будущего нашей культуры, эта сказка-символ более уже не соответствует действительности. Прошли те времена, когда творец новых экономических благ встречал только вражду и гонения, когда вдохновенный изобретатель падал первый жертвой своего изобретения.
С одной стороны, знание дало нам силу, так что мы умеем бороться против необузданности даже исключительно сильной творческой мысли; а с другой стороны, и самая система нашей экономической жизни пережила за последнее столетие столько потрясений, что по необходимости она потеряла прежнюю свою инертность, сделалась более пластичной и стала легче впитывать в себя новые экономические факторы.
В трудном искусстве подчиняться новым изобретениям мы сделали за последние сто лет колоссальные успехи; и за уроки этого искусства мы дорого заплатили.
Можно с уверенностью сказать, что в настоящее время изобретатель-мученик отошел в область преданий. Конечно, и теперь еще по сырым подвалам можно найти не одну сотню несчастных мечтателей, день и ночь работающих над никому не понятными чертежами.
Но эти люди, без знаний и подготовки, все работают или над “машиной, двигающейся без помощи пара и воды и без какой бы то ни было другой силы”, или над “воздушным управляемым кораблем”, или над “системой рычагов, увеличивающей силу вращения”, или над “предупредителем столкновений судов в открытом море”. Изобретателям этой категории действительно очень часто приходится умирать с голоду, проклиная тупость и неотзывчивость своих современников.
Но совсем иным является положение изобретателя серьезного: того, который знает, что для “изобретателя” недостаточно только неопределенного позыва и фанатической веры в свою провиденциальность; того, который развивает свои способности многолетней учебой и упорным трудом и потом изобретает “втулку для земледельческих орудий”, “пигмент, окрашивающий шерсть в черный цвет без протравы”, “линотипную машину” или “новые производные β-ионона”.
Такому изобретателю платят, и платят широко. Какая-нибудь Badische Anilin & Soda-Fabrik тратит сотни тысяч марок на устройство образцовых лабораторий и на привлечение лучших научных сил, способных всецело посвятить себя “изобретайте”. Да и публика к серьезному изобретателю относится ныне совсем не так, как прежде: Эдисон имеет свой культ.
Объясняется это явление тем, что в современной жизни технические изобретения играют совершенно исключительную по своему значению роль, прогрессировавшую за последние сто лет как никогда прежде.
