Записка Сперанского. Недостатки закона 1812 г.

Что касается самой записки Сперанского, то она имеет высокий интерес для всякого, изучающего историю русского патентного права. На четырех небольших страничках[1] излагается весь вопрос со свойственной Сперанскому лапидарностью стиля и с необычайной, для того времени, полнотой.

“Всякое изобретение есть собственность изобретателя, – говорит автор записки. – К удостоверению этой собственности есть два только способа: 1) тайна и 2) покровительство Правительства. Часто первый способ бывает недостаточен, а потому прибегают ко второму. Отсюда возникли привилегии”.

“Главные пользы привилегий состоят в следующем: 1) (они) служат весьма важным поощрением; 2) они освобождают изобретателя от хранения тайны, всегда трудного… и 3) они удостоверяют общество, по истечении известного срока, к пользованию изобретением”.

“Что касается порядка выдачи, то исходным принципом должно быть признаваемо начало, что Правительство не может никогда ручаться ни в первенстве изобретения, ни в пользе его, ни в успехах. Чтобы ручаться в первенстве изобретения, посему должно знать все открытия и изобретения не только доселе бывшие, но и постепенно во всей Европе открываемые; знание – почти невозможное.

В пользе и успехах изобретения Правительство также ручаться не может потому, что сие зависит от обстоятельств, ему не подвластных. Следовательно, привилегии выдаются без всякого предварительного рассмотрения”.

Из обязанностей лица, получившего привилегию, Сперанский указывает только одну – опубликование изобретения; но на этой одной обязанности он останавливается особенно подробно, как бы имея в виду компанию Герена, не желавшую сообщить свой секрет.

“Привилегии не даются на изобретения, в тайне содержимые, ибо: 1) нельзя покровительствовать того, что неизвестно; 2)…; 3) нельзя разрушать споров, не обнаружив тайны; 4) два лица могут сделать одно и то же открытие; если изобретение было в тайне, то нельзя определить первенства… и 5) привилегии на предметы тайные не имеют никакой цели: ибо, если тайна непроницаема, то нет нужды в привилегии.

Если же она может быть открыта, то привилегия не будет действительна. Открывший сию тайну всегда может доказать, что он сам собою дошел до изобретения”.

Я думаю, что и современный юрист не мог бы лучше доказывать необходимость опубликовывать описания патентуемых изобретений.

Что касается проекта статей, приложенного к “записке”, то я подробно на нем останавливаться не буду, ибо – за некоторыми незначительными редакционными изменениями – он был принят Государственным советом, утвержден Александром I и опубликован в виде “манифеста” от 17 июня 1812 г.[2].

Этим законом устанавливалась выдача привилегии на собственные и ввозимые из-за границы изобретения (brevets d’importation) на 3, 5 и 10 лет, по явочной системе, через министра внутренних дел. Приоритет был установлен с момента выдачи привилегий, а не с момента подачи прошения – но с правом доказывать на суде факт более раннего изобретения.

Выданную привилегию можно было оспаривать судом в случае отсутствия новизны. Пошлина взималась соответственно в 300, 500 и 1500 рублей. Опубликование описания должно было быть произведено самим изобретателем[3]. Последнее постановление почему-то и было введено Государственным советом, вопреки записке Сперанского, устанавливавшей публикацию ех officio.

Впрочем, неудобства системы добровольной публикации скоро обнаружились, – и уже 4 августа 1814 г. министр внутренних дел (О. Козодавлев) вошел в Государственный совет с представлением[4] о необходимости перейти к системе официальной публикации, т. е. вернуться к проекту Сперанского. Составленное в этом смысле мнение Государственного совета было утверждено 19 октября 1814 г.[5].

Если не считать только что указанного закона 19 октября 1814 г. да еще закона 11 сентября 1812 г. о порядке уплаты пошлин[6], то можно сказать, что в области русского патентного права происходит, после издания закона Сперанского, затишье вплоть до начала 30-х гг.

И действительно, опубликованные до этого периода времени законы и сохранившиеся дела Архива Государственного совета показывают нам, что в течение двадцати первых лет применение закона о привилегиях только один раз у чиновников министерства внутренних дел возникло крупное недоумение.

Громадная переписка была создана по вопросу, так никогда и не решенному окончательно и гласившему: с какой каёмкой выдавать грамоты на привилегии? Дело в том, что уже в сентябре 1812 г. на утверждение Государя был представлен рисунок грамоты[7], не понравившийся Александру I[8].

В марте 1814 г. ему представлен был новый рисунок, но “по занятию Его Императорского Величества важнейшими делами[9], разрешения на то не последовало”. А между тем министру внутренних дел надо было как-нибудь выдавать привилегии тем изобретателям, которые имели на то право и терпели от замедления убытки.

В ноябре 1813 г. Государственный совет разрешает[10] поэтому выдавать грамоты временные, без рисунка, чтобы их можно было обменять на окончательные патенты, когда будет утвержден рисунок.

Но в декабре того же года министр внутренних дел входит с новым представлением и указывает, что он затрудняется применить такой порядок делопроизводства к привилегии Фультона, “ибо возвращать из Америки патент, для перемены на другой, было бы неудобно”.

Государственный совет, видимо, признав справедливость такого замечания, предписал тогда выдавать грамоты с простой черной линией по краям[11]. Тем это удивительное “дело” и кончилось[12].

Впрочем, вполне естественно, что первые 20 лет применения русского патентного закона оставили так мало письменных следов. Закон 1812 г. был основан на системе явочной, без предварительного рассмотрения, – и поэтому очевидно, что в административных учреждениях и не могло скапливаться такого материала, которым в состоянии были бы воспользоваться впоследствии историки права.

Вся процедура была чисто формальная. Положение дела изменяется с изданием Закона 1833 г.


[1] См. то же дело Архива Госуд. совета

[2] П. С. З., N 25143

[3] Каждый из перечисленных моментов – кроме оспаривания судом – составляет отличие Манифеста 1812 г. от ныне действующего закона

[4] Дело Архива Госуд, Совета, 1814 г., N 54

[5] П. С. З., N 25711

[6] П. С. З., N 25222, а.

[7]) Я привожу этот незначительный – сам по себе – курьез для того, чтобы показать, какое важное значение приписывалось в те времена выдаче привилегий: даже рисунок грамоты шел на Высочайшее утверждение!

[8] Дело Архива Госуд. совета, 1812 г., N 87

[9] Это было за неделю до вступления союзных войск в Париж!

[10] П. С. 3., N 25476, а.

[11] П.С. 3., N 25527

[12] После смерти Александра I рисунок грамоты был найден в его кабинете в числе других старых бумаг. Статс-секретарь Муравьев запрашивал по этому поводу министра внутренних дел, в какой форме он выдает патенты.

Тот ответил, что “привилегии пишутся на большом листе пергаментном самым лучшим почерком, каким пишутся грамоты в Сенат, но по сторонам никакого украшения не делается”. Объяснение это, по-видимому, было признано удовлетворительным, а порядок делопроизводства – не требующим изменения. Дело Архива Госуд. совета, 1812 г., N 87

Александр Пиленко https://ru.wikipedia.org/wiki/Пиленко,_Александр_Александрович

Известный российский правовед, доктор международного права, специалист в области патентного и авторского права.

You May Also Like

More From Author