На изобретения, “уже известные в чужих землях без привилегии и даже описанные”, все-таки выдавались иногда привилегии (так называемые brevets d’importation, вводные привилегии), “только в виде изъятия, по особому уважению правительства к ожидаемой от этого пользе и потребным на введение издержкам”[1], и на сокращенный срок: не свыше шести лет[2].
Эти привилегии, выдававшиеся на заведомо чужие изобретения, представляют одно из наиболее типичных отличий разбираемого периода и вполне согласованы с “милостивым” характером патентного права вообще. Первому встречному дозволялось выписать иностранную Patentschrift и просить себе за чужое изобретение монополии в России как вознаграждения за свои “труды”.
Нужно, впрочем, отдать справедливость Совету торговли и мануфактур указанием, что за 63 года действия Положения таких вводных привилегий было выдано не больше 1% всего числа, да и те преимущественно относятся к тридцатым и сороковым годам.
Что касается дел совета, то они представляют почти сплошь борьбу против института вводных привилегий, от выдачи которых совет всячески старался уклониться, руководясь мнением, высказанным еще в 1842 г. тогдашним директором Императорской бумажной фабрики:
“Справедливо ли выдавать такие привилегии?… и не пострадают ли отечественные фабриканты от того, что они, сверх значительных издержек на выписку из чужих краев и постановку машин требующихся, должны будут платить еще за право воспользоваться этим изобретением?”[3].
Поэтому отказы в выдаче вводных привилегий чрезвычайно часты. Эрдклозеты “получили уже у нас значительную известность и по причине простого устройства означенных клозетов, на введение которых не может потребоваться больших издержек”[4], – а потому постановляется: в выдаче вводной на них привилегии отказать.
В тех случаях, когда вводная привилегия все-таки выдавалась, ее часто окружали произвольными ограничениями, напр., “чтобы такая привилегия не мешала фабрикантам, уже введшим данную машину в России или уже решившим ее ввести, – впредь пользоваться данным изобретением[5]“.
Особенно же часто приходилось просителям представлять удостоверения, что они приобрели от изобретателя право испросить привилегию в России на данное изобретение. Но такая привилегия должна, собственно, быть рассмотрена не как вводная, а как основная привилегия, испрошенная правопреемником изобретателя[6].
Вообще же вводным привилегиям оказывалось всяческое притеснение; если, напр., на одну и ту же машину два лица просили привилегию – один как на собственное изобретение, а другой – как на введение, то ст. 183 (предписывающая из двух одновременных просителей отказывать обоим) не применялась, а привилегия выдавалась подлинному изобретателю беспрепятственно[7].
При пересмотре Закона 1833 г. вводные привилегии были совершенно уничтожены, ввиду того “в настоящее время не существует условий, оправдывавших прежде необходимость этого института…
Шестьдесят лет тому назад промышленное развитие России было совершенно ничтожно; вследствие чего введение чужого изобретения в наше промышленное производство в то время, при трудных сношениях с Европой и при ничтожном распространении сведений об успехах промышленности за границей, могло быть поощряемо этим путем…
В настоящее же время всякое полезное изобретение становится у нас известным довольно скоро, и сама возможность применения его в промышленности, ввиду распространения технических знаний, уже не представляет затруднений”[8].
[1] Уст. пром., ст. 173
[2] Уст. пром., ст. 185
[3] Журнал М. С., 13 августа 1842 г.
[4] Журнал М. С., 11 марта 1868 г.
[5] Журнал М. С., 13 августа 1842 г.
[6] Журнал М. С., 26 марта 1851 г.
[7] Журнал М. С., 13 октября 1855 г.
[8] Мотивы закона 1896 г. Представление Министра Финансов 14 марта 1895 г., N 5641, стр. 118.
