Против факультативности привилегий XVII и XVIII веков можно было бы спорить (как и делают иногда), ссылаясь на английский Закон 1623 г. (Stat. 21, Jac. I), регулировавший выдачу привилегий на изобретения.
Неопытному глазу может показаться, что издание общего закона само собою исключает идею факультативности: закон должен, по-видимому, указывать общие условия, когда защита должна быть гарантирована; субъект, ссылающийся на закон, по-видимому, ищет не благодеяния, а своего права; законы ведь не издаются о том, когда нужно давать милостыню.
Но точный анализ показывает, что и Закон 1623 г. не находится ни в малейшем противоречии с выставленным мною тезисом: и после его издания английские привилегии долгое время сохраняют характер факультативности.
Объясняется это самой сущностью указанного закона и историей его происхождения. Начиная с Эдмунда III английские монархи выдавали большое количество монополий в силу предоставленной им прерогативы. Монополии эти выдавались без разбора и изобретателям, и купцам, и просто фаворитам – вне всяких услуг со стороны последних.
Общественное мнение долго и глухо протестовало против злоупотреблений монополистов, поднимавших цены на продукты нередко в 12 и более раз (соль продавалась за 16 шиллингов бушель, вместо 16 пенсов!).
При Елизавете, по перечислению Юма, было монополизировано не менее 38 продуктов и в том числе такие предметы первой необходимости, как соль, железо, уксус, сталь, селитра, свинец, щетки, горшки, бутылки, бумага, медь и т. д.[1]
Когда полный список монополизированных продуктов был однажды прочитан в парламенте, то один из коммонеров закричал: “Вы забыли хлеб!”, и на всеобщее отрицательное движение возразил замечанием: “Я уверяю вас, что если дело будет идти тем же порядком, то хлеб будет монополизирован before next Parliament [2]“.
Долго боролось паллиативными мерами общественное мнение со всеми этими монополиями: парламент не мог объявить недействительными монополии (проявление королевской прерогативы!), и поэтому судьи наказывали[3]” тех, кто владел монополиями, по фикции: король не выдал бы такой вредной для народа привилегии, если бы он не был введен в обман данным индивидом!
Но наконец, терпение англичан истощилось, и в 1601 г. в парламент был внесен билль, который должен был заставить королеву отказаться от этой части ее прерогативы. Во время обсуждения билля спикер был извещен, что королева соглашается proprio motu уничтожить большую часть вредных монополий: билль был отложен.
Однако Иаков I, нуждаясь в деньгах, возобновил раздачу исключительных прав; тогда, в 1623 г., и был окончательно издан статут, которым объявлялись ничтожными все ранее выданные монополии и уничтожалось право короля впредь выдавать новые монополии; одно единственное исключение было сделано в пользу “true and first inventors of new manufactures”.
Таким образом, стоит прочитать подлинный текст закона[4], чтобы убедиться, что в нем идет речь, в сущности, не о патентах на изобретения, а об объеме королевской прерогативы. Статут перечисляет случаи, когда король может и когда – не может выдавать монополии, и указывает, какие из монополий отныне “shall be utterly void, and in no wise to be put in use or execution”.
В параграфе VI действительно сделано proviso (исключение) для патентов на изобретения (указано, какие). Но этот параграф нужно понимать буквально: он указывает, что монополии на новые изобретения если король будет их выдавать – не будут utterly void. Но он нисколько не касается вопроса о том, будет ли или не будет король выдавать привилегии на изобретения: эта часть прерогативы не нуждалась в законодательной регламентации, как и все вообще содержание прерогативы.
После издания Закона 1623 г., так же как и до этого момента, английский король остался вольным выдавать изобретателям привилегии по своему благоусмотрению. Закон 1623 г. давал не изобретателю права требовать выдачи патента, а всем вообще английским гражданам право требовать уничтожения привилегий, выданных не на новые изобретения[5].
Закон 1623 г. не противоречит моменту факультативности. Поэтому, между прочим, я и не считаю нужным выделять его на первый план как особенно важный момент в истории патентного права. Обыкновенно в истории законодательства о патентах авторы начинают особый период именно с 1623 г. (даже Kohler).
Я считал бы это ненаучным: 1623 г. действительно есть тот момент, когда в общем законе впервые упомянуто о патентах на изобретения; но это есть чисто внешнее явление, не оказавшее никакого влияния на эволюцию принципов. Закон 1623 г. не внес никакой новой идеи в разбираемый нами институт[6], и поэтому к нему невозможно приурочивать начала особого периода.
[1] Цит. у L. Edmunds, The law and practice of letters patent etc., 2 ed., London, 1897, стр. 11, прим. s.
[2] Ibidem
[3] Ibidem, стр. 6 Бэкон “The persons procuring such grants are said to be punishable by fine and imprisonment
[4] Текст статута, см. Ibidem, стр. 11-17
[5] Ср. Robinson, loc. cit., стр. 14-15
[6] Англичане говорят: “The Statute of Monopolies is declaratory of Common Law”.- “The Statute of James I gives no right to the inventor”, Johnson, Loc. cit., cтp. 3
