Мы видели в двух предыдущих отделах Общей части развитие учений о лице, субъекте конкретных гражданских правоотношений, и о вещах, объектах цивильного обмена. В целях изучения мы брали оба момента гражданского правоотношения врозь. Не в этом анализе, конечно, а в живом сочетании этих элементов гражданской конструкции лежит приближение к явлениям действительности.
В дальнейшем нам надлежит рассмотреть, каким образом лица становятся в конкретном случае субъектами гражданских правоотношений, т.е. как приобретают права на вещи, на действия, на услуги других лиц, каким общим изменениям подлежат эти правоотношения в жизни, под влиянием каких факторов происходят эти изменения, в чем они состоят, в чем находит себе выражение их наличность, на чем держится их известность, как она утверждается, ослабляется, прекращается.
Наконец, ввиду общей возможности нарушения конкретных прав, нам здесь же надлежит указать и общие способы их ограждения, их восстановления фактическими и юридическими средствами.
Вместе взятые, эти общие учения составляют то, что немцы называют das Werden des subjektiven Rechts. Это, собственно, жизненные (общие) процессы, которым подлежат конкретные юридические отношения любого типа.
Латинская система не выделяла той совокупности общих учений об этих процессах, которая в теперешней систематике составляет содержание общих учений об изменениях юридических отношений.
Не менее того этот общий закон жизненных изменений правоотношений любого типа не ушел от внимания классиков, и Ульпиан дает нам очень простое, но вполне законченное обобщение этих явлений, говоря: “totum autem jus consistit aut in acqvirendo, aut in conservando, aut in minuendo; aut enim hoc agitur, qvemadmodum qvid cujusqve fiat, aut qvemandmodum qvis rem vel jus suum conservet, aut qvomodo alienet aut amittat” (I. 41 D. de leg. senat. cons. 1, 3).
Много в этих общих учениях знакомо обыкновенно из общих пандектных чтений и в отношении общего права русского не подлежит новой переработке, составляя достояние любой развитой системы гражданского права[1]. На некоторых, однако, материях необходимо остановить особое внимание.
В обоих предшествующих учениях, исходя от простого представления отдельного правоспособного человека и круга вещей, образующих условие примитивного существования и обмена, мы затем представляли себе то и другое в условиях дальнейшего развития человеческих обществ, где гражданская правоспособность отрешается от отдельного взятого волеспособного человека и становится достоянием не только людей недееспособных, но и коллективных правообладателей.
Точно так же и в учении о вещах мы выходили далеко за пределы индивидуальных потребностей людей в примитивных условиях их существования. И в этом моменте нашего анализа мы брали явления обмена развитого, идущего не только дальше личных нужд, но и за пределы потребностей локального характера, в необъятный круг интересов и задач универсального обмена.
Вместе с этим взамен простых элементов конструкции, непосредственных факторов обмена, мы видели, начиная с латинской юридической техники, такие приемы искусственной переработки простых данных первоначального быта, которые необходимы, конечно, не для примитивных нужд человека, а для известности, непрерывности, постоянства правоотношений в самых широких условиях их развития.
Та же самая юридическая переработка простых элементов, которую мы наблюдали в учении о лицах и вещах, будет составлять нашу задачу и в последующем учении, в учении об изменении правоотношений, к коему мы теперь переходим.
В этом непрестанном процессе возникновения, приобретения, прекращения конкретных правоотношений нас мало будет в условиях развитого обмена удовлетворять известность событий и характеристика действий, которую дает нам непосредственное их восприятие.
Эти события, действия, и этого мало, даже счет времени, получат, в указанных выше целях, такой определенный чекан юридического формализма, который был бы излишним в примитивных бытовых условиях и без которого нельзя обойтись в последующем их развитии.
Мы попытаем объясниться посредством некоторых примеров. Простое событие – рождение человека – в бытовых примитивных условиях не дает обыкновенно никакого повода к сомнениям о происхождении ребенка не только от матери, но и от известного отца, хотя очевидность говорит только о происхождении от известной матери.
В позднейших условиях общежития даже этот простой вопрос, вопрос о происхождении ребенка от известного отца, всего чаще вопрос о законности рождения и связанных с этим очень важных юридических последствиях, далеко не всегда подлежит решению с помощью очевидных данных.
И в этом, по-видимому, простом, чисто внешнем событии приходится прибегать к формализму, к методу юридических презумпций, которые, правда, должны всегда уступать место фактически достоверным данным, но уступают им в действительности крайне редко. Точно так же не без примеси некоторой доли юридического формализма разрешаются в развитом быту и вопросы зрелости, здоровья, дееспособности человека.
Насколько этот же элемент формализма становится преобладающим в тех событиях, коими определяется возникновение и прекращение гражданской правоспособности союзов, мы показали в подробности выше.
И не одни внешние события, образцы коих мы сейчас привели, но и общие условия их известности, способы определять их продолжительность, их начало, конец, также близко прикасаются задач юриспруденции. То же следует сказать не только по отношению к задаче измерения времени, но и к задачам определения цены вещей, их веса, меры, пространства, особенно земельных участков (межевание).
Последнее мы увидим в системе институтов права вещного по недвижимостям. Задача измерения времени теснейшим образом связана с юридической известностью любых событий, определяющих конкретные правоотношения.
В способах определять меру, вес и особенно время юриспруденция преследует свои цели, отличные от задач научных и технических. Наряду с астрономическим приемом исчисления времени (a momento ad momentum), который мы называем естественным, в юридической практике, латинской и нашей, принята так называемая computatio civilis, представляющая собой методу измерения времени, приноровленную к требованиям юридической техники.
Итак, далеко не всегда нам нужно знать последовательность двух событий в естественном порядке их наступления. В массе случаев достаточно для юридической известности события определить начальный момент его наступления и его конечный момент.
И в том и в другом случае мы вовсе не принимаем в счет мелких единиц времени и определяем наступление события тем днем, когда оно совершилось.
Таким образом, для общей проблемы определения терминов времени, начального, конечного, и сроков, которые текут от одного термина до другого, единицей измерения служит день, точнее – сутки, состоящие из 24 часов, от полуночи до следующей полуночи.
События, происшедшие в течение суток, суть в юридическом смысле одновременные, если нет особого основания точнее определять их последовательность одного за другим. Когда наступает такое основание – это видно в отдельных институтах гражданского права и процесса.
Общей разработки вопроса старое наше право не давало в составе действующего т. X, ч. 1. Некоторые детали указывались в уставах торговом и гражданского судопроизводства. Проект Гражданск. уложения ищет восполнить этот недостаток общих руководящих в гражданском праве правил счисления времени (ст. 78-85).
Сроки, установляемые законом или сделкой, исчисляются по данным им правилам. Старый и новый стиль применяются согласно закону места, где совершена сделка, если стороны не выразили иного (79). День при исчислении срока течет от полуночи до полуночи, и тот день, коим определен начальный термин, идет в счет дней, составляющих срок.
Если же начальный термин определяется не днем, а событием, то начальным термином для счета срока служит лишь следующий по наступлении события день (80). Конечный термин для сроков, определяемых не днем, а неделями, месяцами, долями года (1/4, 1/2) или целыми годами, наступает накануне дня, коим определен начальный термин (со вторника пошла неделя, – срок истекает в понедельник; с 30 июля пошел счет месяца, срок истечет 29 августа).
Если в составе месяца нет соответствующего начальному термину числа, то срок истекает в последний день месяца (82). При определении срока годами и месяцами, притом текущими не сплошь, а с перерывами, на годовой срок полагается 365 дней, на месячный – 30 дней; половину месяца составляют 15 дней, а при расчете полуторамесячном или нескольких целых месяцев с половиной месяца, – эта половина полагается на конец срока (83, 84).
Срок, истекающий в не допускающий совершения данного действия день, наступает на следующий день, когда нет означенного препятствия (85). Все эти положения составляют близкую репродукцию артиклей имперск. герм. Уложения от 186-193 (Fristen u. Termine), и если бы они представляли собой еще более точный и толковый перевод подлинника, то от этого ничего не проиграли бы в своем достоинстве.
Стремления юриспруденции направляются к тому, чтоб сделать счисление времени по возможности однообразным. Это достигается установлением общего календарного счисления времени. Стремление к однообразию идет даже дальше этого.
И для полного однообразия не только в счете дней, но и мелких единиц времени Германия ввела имперским законом 12 марта 1893 г. вместо счета времени по местному положению солнца (местный полдень) одно законное время, которое определяется по пятнадцатому градусу восточной долготы для всех случаев общего определения юридических отношений, начиная с 1 апреля 1893 г.
Мы не войдем в подробности правил календарного счета времени, полагая их известными из общих пандектных учений.
Наша цель в том только, чтоб показать присутствие элементов юридического формализма не только в способах определять известность событий, важных для права, но и в общем методе измерений, тех или других, особенно измерений времени, когда его течением определяется начало, конец или продолжительность событий, определяющих гражданские правоотношения.
Нигде, однако, в вопросах цивилистики начала юридического формализма не находят столь широкого применения, как в тех событиях, которые люди производят сами актами своей воли.
Это события, которые не суть исключительно внешние для человека; они всегда в той или другой мере связаны с внутренними скрытыми в психической природе человека процессами. Эти внутренние процессы только тогда способны обнаруживать свое влияние на правоотношения, когда становятся волеизъявлениями, деяниями людей.
Из круга актов воли, подлежащих нашему наблюдению, легко выделить такие действия, которые составляют выполнение обязательств, лежащих на лице, тоже несомненно влияющие на изменение правоотношений.
Это обыкновенно услуги, носящие характер экономических, а не юридических действий, хотя в этом кругу услуг возможны деяния и чисто юридического свойства. Такого рода деяния, составляющие выполнение лежащих на нас обязательств, связаны со специфическим свойством самого обязательства, основанного на договоре, на должности и проч., и имеют быть рассматриваемы в этой связи.
Если мы трактуем здесь, в Общей части, деяние человека как фактор изменения правоотношений, то мы касаемся не этих обязательственных действий; нашу задачу в общих учениях гражданского права составляют в особенности такие деяния, которые свободно направляются именно к цели изменения конкретных правоотношений.
Этот круг деяний современные цивилисты, следуя латинскому образцу, делят на две главные категории: а) юридических сделок и б) деликтов. Учения об этих факторах изменения правоотношений, особенно учение о юридической сделке (Rechtsgeschaft) стали вводить в систему гражданского права, именно в Общую часть, лишь в начале этого столетия, по примеру именитого немецкого профессора Hugo[2].
Примеру Гуго следовали до последнего времени почти все немецкие пандектисты, слегка видоизменяя, еще чаще осложняя состав учения о сделке, которое возрастало, таким образом, в размерах и включало массу вопросов, подлежавших более удобной обработке в связи с отдельными институтами гражданского права.
На это обстоятельство очень стоит обратить внимание, ибо с этим развитием общих учений, по нашему мнению, тесно связано и самое направление, и масса совершенно теоретических контроверз, наполняющих нынешнюю немецкую цивилистическую литературу.
В нашей учебной литературе это направление в разработке цивилистических проблем отразилось всего более на курсе Мейера, который посвящает учению о сделке в своем курсе русского гражданского права столь же широкое место, какое ему отводили немцы в своих пандектных учебниках того времени.
Составленные по плану немецких учебников новые кодексы, Саксонский 63-го года (профессором Зибенгааром) и 1-е чтение немецкого проекта (маленький Виндшейд, см. выше), держатся этого же приема систематизации. Иначе Burgerliches Gestzb. 18 авг. 1896 г., который вовсе выбросил учение о недозволенных деяниях из состава Общей части[3].
Code civ., следуя Pothier, вводит ряд общих положений для договорных сделок в tit. 3 (chap. I-VI, где ряд общ. учений обязательств, права) книги 3-й и вовсе не вырабатывает целого и общего учения для любых категорий сделок inter vivos и mortis causa, как мы это находим в новых немецких кодексах.
Таким образом, чтобы найти у французов частью те же нормы, какие находим у немцев в общей части, в учении о сделках, надо иметь дело с отдельными актами, касающимися того или другого института гражданского права, брака, завещаний, дарений, ипотек и т.п.
Внешняя, обрядовая сторона совершения сделок тоже не сведена к общим для любых сделок нормам, а или сосредоточена в общих положениях для обязательств (chap. VI титула 3 книги 3-й), или разбита на особые положения, связанные с отдельными институтами.
Том X, ч. I опять и в этом много ближе к французскому, чем к немецкому образцу. Если возможно найти обобщенные положения для целой категории сделок, то также лишь для области договорных сделок (ст. 568-574 и 1528-1553), где некоторые положения, напр., о правилах толкования, могут иметь и более широкое, чем для одного этого вида сделок, применение (ст. 1538-1539).
Затем, общие положения для всех способов приобретения прав на имущества со стороны внутренней исчерпаны в пяти, шести статьях, очень кратких, главы 2-й третьего раздела 2-й книги; а вопрос о порядке укрепления прав на имущества или об актах и способах их совершения развит широко в ст. 707-933 (гл. III до VIII того же третьего раздела 2-й кн.).
Из последнего ряда статей в изд. 1887 и 1900 гг. целая масса выделена из состава десятого тома в особое приложение к ст. 708-709 того же тома для местностей, где не введено Положение о нотариальной части, а для местностей, где оно введено, руководством в вопросах о порядке укрепления прав на имущества должно служить это Положение, а для ввода во владение Уст. гражд. судопроиз. Ст. 1424-1437.
Остзейский кодекс заключает в себе очень обширное изложение учения о юридических сделках, с внутренней и внешней стороны (т.е. со стороны способа совершения), в ряде статей от 2909-3104, совершенно в духе немецкого общего учения о сделке, независимо от того или другого ее вида, но все это изложено не в Общей части, как теперь у немцев, которой, собственно, и нет в составе Остзейск. кодекса, а как у французов, впереди учения о договорных обязательствах.
Формальная сторона совершения сделок преобразована в Прибалтийских губерниях, где с 1889 года введено Положение о нотариальной части с видоизменениями, указанными в изд. 1892 г. Ст. 271-377.
Еще ранее (1875 г.) то же Положение введено в Варшавском судебн. округе с видоизменениями по ст. 218-270 того же издания.
Вот вопрос о систематическом положении всего учения об изменении и укреплении конкретных гражданских правоотношений и о главном факторе этих изменений – о деянии.
В дальнейшем мы будем излагать это учение в порядке, принятом немецкими пандектистами, избегая, однако, повторения тех учений, которые исчерпываются в пандектных чтениях, и приближаясь к положению их в новых кодексах, в нашем действующем праве и в проекте комиссии по составл. Гражд. уложения.
Этот порядок будет такой. В главе 1 этого отделения мы изложим учение о сделках с внутренней и внешней стороны; в главе 2 рассмотрим общие основы вменения гражданского; в главе 3 охрану прав и учение об исковой давности; в гл. 4 учение об осуществлении права путем фактическим; в главе 5 о категориях гражданских правоотношений.
Внутри этих расчленений возможно, без опасения нарушить цельность изложения, производить некоторое расширение содержания соответственно существу главной материи.
Проект Гражданского улож., кн. 1 – Положения общие, распределяет эти учения по двум разделам, III разд. – Приобретение о прекращении прав (ст. 54-91), куда введена внутренняя и внешняя сторона строения сделки (принуждение, ошибка, обман, порядок совершения), а также представительство – условие, срок, законная сила сделок, и разд. IV – охранение прав (способы; исковая давность)[4].
[1] В общих учениях системы права германского нередко эти учения опускаются почти совсем. Таков, напр., Штоббе. Или же этим учениям дают небольшое развитие, как, напр., у Гирке.
[2] На это указывают многие, особенно Schlossmann. Der Vertrag. С. 131, не утверждая за Hugo, безусловно, приоритета в этом приеме; см.: Lehrbuch. v. Vangerow. § 89, 103.
[3] Burgerl. Gesetzb. f. d. konigr. Sachsen. Ст. 79-126. Имперск. нем. Улож. Ст. 104-185. Нем. Улож. порвало с латинским делением деяний на контракты и деликты окончательно. В 1-м чтении еще видно в составе Общ. части особый отдел для Rechtsgeschafte (4-й) и особый для небрежности и степеней вины в гражд. Смысле (culpa, 5-й).
Это соответствовало делению по двум факторам изменений юридических отношений у Виндшейда (Rechtsgeschaft. § 69-100 и unerlaubtes Verhalten. § 101). Теперь в Общей части Уложения 1896 г. нет учения о гражданской виновности.
И в ряду нов. учебников часто выбрасывают или перемещают отдел о гражданской виновности (см.: Эндеман. 8-е изд., даже Дернбург только вскользь упоминает об этом, относя целое учение в систему обязательств. Das burg. Recht. В. I. § 102. Пр. 7. Эндеман поставил это учение в измененном виде в отдел Общей части, Ausubung u. Schutz der Rechte. Widerrechtlichkeit, Schadenersatz, Straf. § 84b).
Другие, как, напр., Crome, Cosack, удержали оба учения, о сделке и недозволенном деянии, в составе Общей части. Наш проект, кн. 1, в этом, как и в других случаях, следует немецкому имперск. Уложению. В пользу удержания учения о небрежности в составе Общей части можно указать то обстоятельство, что все это учение тесно связано с вопросом о дееспособности лица и общих основаниях вменения недозволенных деяний.
Мы увидим дальше, что в Общей части следует касаться именно только основ учения о недозволенных деяниях, оставляя детали для системы права обязательственного, где будет виден результат вменения долозного или кульпозного деяния, составляющий обязательство вознаградить вред и убытки.
Обостренный характер принял спор об отношении обоих главных оснований возникновения обязательств (сделки и delict’a, у Гая. Inst. III. § 89, контракта и деликта) с появлением трактата Шлоссмана (Vertrag). Наряду с целью упразднить учение о юридич. сделке, о чем скажем ниже, Шлоссман доказывает, что в составе одного волеизъявления легко сочетаются признаки и сделки, и деликта.
Возможности такого сочетания никто не отвергал. Есть прямо такие деликты, которые не совершаются иначе, как в образе сделки, напр., отчуждение несостоятельным должником имущества во вред кредиторам.
Авг. Тон старался ввести наблюдение Шлоссмана в надлежащие границы, допуская, что через заключение сделки может быть совершен деликт, но отвергая безусловно, чтобы момент противоправный мог представлять собой необходимый элемент нормального состава сделки.
Регельсбергер указал, что заклад собственнику его же вещи не даст в результате юридической сделки, так же как тайное присвоение бесхозяйной вещи не образует состава деликта. Таким образом, одно и то же деяние может входить в состав и сделки, и деликта…
Но вот чего нельзя допустить, чтобы целый фактический состав сделки покрывался целым фактическим составом деликта (Pandekten. С. 476. Прим. 13 и 14). – Herm. Isay отмечает как существенное в этом анализе различение не деяний на две категории, а их фактического состава.
Для освещения вопроса о юридическом эффекте сделок с этим деликтным моментом он берет тот же пример отчуждения несостоятельным вещей во вред кредиторам. Это собственно, вопрос о применении цивильной или уголовной нормы к данному деянию, который повел немецкую юриспруденцию, теоретическую и практическую, к важным принципиальным контроверзам (Isay. Die Willenserklarung… 1899. С. 94 и след.).
Эти контроверзы вовсе, однако, не мешают противополагать общее учение о сделке (контракте, по Гаю), которой юридический эффект нормально предусматривается сторонами, и о деликте, где юридический эффект деяния наступает нормально вопреки видам делинквента.
[4] Раздел I о лицах и II имущества, в составе той же книги 1-й не могли быть в виду при IV изд. Чтений (1902 г.), ибо кн. 1-я появилась в печати в 1903 г. Вся эта книга покоится тоже на плечах немецкого кодекса 1996 г., но, к удивлению, необычайно скудна по своему содержанию и объему.
На 240 статей нем. Уложения здесь всего 124 ст., около половины статей Общей части у немцев, хотя остальные 4 части, включающие некоторые институты торгового права, много объемистее и обильнее статьями, чем то же германское Уложение.
