Такой постановкой института качество независимости обеспечивается суду в высокой степени. Но не происходит ли от этого другое зло, а именно – раздвоение между правительственным и народным элементами суда?
Вместо того чтобы дружно идти рука об руку к одной и той же цели правосудия, не становятся ли они в положение двух враждебных лагерей, ревнующих каждый о своих прерогативах и, таким образом, вместо правосудия являющих в своей деятельности раздор и несправедливость?
Нельзя отрицать, что такая опасность весьма возможна. Франция видела у себя ее осуществление. Она бывает результатом взгляда на присяжных, как на институт всецело политический, призываемый будто бы творить в суде волю народа, от воли закона не зависимую.
Естественное стремление свести суд к деятельности подзаконной побуждает правительство сообщить коронному элементу суда присяжных значение органа закона, обязанного наблюдать, чтобы присяжные не переступали черты, им положенной.
Таким образом создается механическое разделение судебной деятельности на две области, причем органом одной признается коронный суд, органом другой – присяжные. Это повело к любопытной, доныне еще сохраняющейся теории права и факта[1], забывшей, что судебная деятельность представляет собой единое целое.
Теория эта неверна ввиду невозможности установить точные границы ведомства между присяжными заседателями, с одной стороны, и коронными судьями – с другой, так как в действительности области права и факта соприкасаются и незаметно переходят одна в другую.
Еще большее зло этой теории выразилось в том, что под влиянием ее начали устанавливаться между обоими этими одинаково необходимыми элементами суда отношения как бы двух независимых друг от друга и даже враждующих сил, из которых каждая заботилась о своей отдельной компетенции и ревниво смотрела на власть другой; коронный суд главной заботой своей ставил, чтобы присяжные заседатели не вторглись в отведенную будто бы исключительно ему область права, и для этого прибегал к чрезмерной дробности вопросов о виновности, наполняя их мелкими фактическими обстоятельствами; в свою очередь, присяжные заседатели, видя в этом посягательство на свою компетенцию, при постановлении ответов менее и менее считали себя связанными редакцией вопросов суда и видели в себе не только и даже не столько орган правосудия, подчиненный закону, сколько орган политический, стоящий независимо от суда и закона, уполномоченный карать и миловать по своему усмотрению.
Внутренняя связь между коронным и народным элементами присяжного суда стала рваться, к явному вреду для правосудия.
Стремление устранить или, по крайней мере, смягчить эти невыгодные стороны раздельности двух коллегий в суде присяжных и обеспечить главенство закона в его деятельности приводило к различным попыткам изменения самой организации этого института.
Признавая необходимыми для правосудия оба элемента суда, коронный и народный, находили нужным объединить их или соединением в одну коллегию, естественным председателем которой, конечно, признавался носитель закона, коронный судья, или, по крайней мере, подчинением решения народной коллегии более или менее глубокому контролю со стороны коронного элемента.
Попытки первого рода, очевидно, представляют собой более глубокое колебание идеи суда присяжных, чем попытки последнего рода. Те и другие в континентальной истории суда присяжных начинаются, можно сказать, с первых шагов его появления.
Так, во Франции законом 1808 г. было постановлено, что при разделении голосов присяжных поровну принимается мнение, благоприятное для подсудимого, но если осуждение состоялось по простому большинству (7 против 5), то вопрос о виновности поступал на разрешение коронных судей, голоса которых присчитывались к голосам присяжных.
Так, по прусскому законодательству, действовавшему до введения общегерманского устава 1876 г., если ответы присяжных заседателей давались простым большинством (7 против 5), то вопрос о виновности поступал на разрешение коронных судей, голоса которых присоединялись к соответствующим голосам присяжных, и вердикт получался на основании такого совместного, но последовательного голосования.
Сюда же, конечно, следует отнести институт судебных заседателей, или шеффенский в новогерманском смысле, направленный именно к устранению раздельности судебных коллегий. Законом 1 июля 1887 г. шеффенский суд введен и в Норвегии.
Новое время дало новые попытки в том же направлении. Так, по австрийскому уставу, присяжные заседатели могут пригласить в совещательную комнату председателя, которому сопутствуют обвинитель и защитник вместе с секретарем.
По закону 3 мая 1895 г., в Тессинском кантоне Швейцарии введено слияние в одно присутствие, с одной стороны, правительственных судей как элемента постоянного, с устойчивыми воззрениями на природу преступных деяний, с выработанными традициями, а с другой – присяжных заседателей как элемента, сохраняющего тесную связь с народом, впечатлительного, чуткого к требованиям правды и справедливости[2].
Таков также принятый по проекту Гальперта закон 1 октября 1890 г., вошедший в действие с начала 1891 г. в Женевском кантоне Швейцарии; на основании его при совещании присяжных относительно виновности подсудимого в совещательной комнате присутствует председательствующий судья с правом совещательного голоса, а по постановлении вердикта о виновности коронный суд в составе председателя и двух судей соединяется с присяжными заседателями для совместного обсуждения и определения наказания.
К решению, напоминающему вышеизложенные, склонилась наша комиссия 1894-1899 гг. в предположениях своих о присяжных заседателях особого состава.
Этот институт комиссия проектирует взамен сословных представителей при судебных палатах во всех случаях, кроме дел о государственных посягательствах, которые были выделены первоначальной редакцией уставов 20 ноября и для которых сословные представители сохраняются и по проекту комиссии.
От присяжных заседателей особого состава требуется повышенный образовательный и имущественный ценз. Общие и очередные списки их составляются отдельно от списков присяжных общего состава, причем в очередные списки вносятся по 18 лиц для каждого периода (ст. 90, 91 проекта УСУ). Обвинитель и обвиняемый пользуются правом отвода по два лица (ст. 642 проекта УУС).
Из числа неотведенных по жребию назначаются пять комплектных и один запасной (ст. 644 проекта УУС); комплектные составляют присутствие присяжных особого состава (ст. 648 проекта УУС); в судебном заседании и во время перерывов они, как и присяжные общего состава, помещаются отдельно от судей (ст. 572 проекта УУС), но не избирают себе старшины, для постановления же приговора соединяются с судьями и совместно с ними решают, подавая голоса первыми, как вопросы о виновности, так равным образом и вопросы об ответственности (ст. 572, 778, 781 проекта УУС); но все вопросы, касающиеся применения судопроизводственных правил, разрешаются одними судьями (ст. 578 проекта УУС).
Такие присяжные заседатели особого состава для суждения соответственных дел пополняют заседания окружного суда, судебной палаты или Сената.
Комиссия мотивировала необходимость этого института прежде всего крайними неудобствами существующей по делам такого рода юрисдикции судебных палат с сословными представителями; неудобствами, происходящими как от того, что палатам часто по делам ничтожным приходится выезжать далеко и тратить много сил и времени, так и вследствие обременения ничтожными обязанностями сословных представителей, или не являющихся вовремя, или вынужденных заменять себя лицами малоавторитетными с точки зрения интересов правосудия.
Вместе с тем комиссия еще находила, что по делам такого рода „влияние коронных судей прямо желательно, как восполняющее именно те сведения и взгляды, которых недостает гражданам для правильного обсуждения специальных или щекотливых дел”; что „присяжные, работая вместе с судьями и испытывая взаимное воздействие, конечно, менее самодеятельны”[3]; что для дел этого рода, уже выделенных из компетенции общего суда присяжных, „представлялось бы вполне последовательным испытать на опыте такую форму суда, которая в существе приближалась бы к теперешнему суду присяжных, но отличалась бы от него именно слиянием коронного и народного элементов при постановлении приговора”[4]; что, наконец, проектируемой формой суда возможно будет воспользоваться для тех окраинных местностей, где по соображениям политического, племенного или религиозного свойства или же ввиду недостаточной культурности края нельзя будет ввести суд присяжных общего состава[5].
Эта форма суда совершенно чужда идее института присяжных именно вследствие слияния в ней элементов народного и коронного. Само название, даваемое ей комиссией, неправильно; скорее следовало бы назвать ее „суд с общественными заседателями”.
Как бы то ни было, комиссия отнюдь не желала заменять ею суд присяжных как институт общий, и в трудах комиссии с этой точки зрения мы находим самую решительную критику ее[6].
[1] См.: Селитренников. О постановке вопросов присяжным заседателям. Спб., 1873.
[2] В защиту этой формы см.: Дейтрих В. Новый устав уголовного судопроизводства Тессинского кантона // ЖМЮ. 1895. № 11. Против – Случевский В.К. О суде присяжных и его противниках // ЖМЮ. 1896. № 3.
[3] Объяснит. зап. к проекту новой редакции УСУ. Т. II. С. 125.
[4] Там же. С.128.
[5] Объяснит. зап. к проекту новой редакции УСУ. Т. II. С. 129.
[6] Там же. С. 94 и сл.
