Потребность обобщенного знания.

Schelling. Vorlesungen tiber d. akad. Studium. 1802; Comte Aug. Cours de philosophic positive, tome 1 (Premiere leon).

Человеческое знание, как оно дается отдельными науками, представляется частным и разрозненным. Наблюдение само по себе не дает нам ничего общего. Мы почерпаем из него непосредственно лишь познание отдельных частных фактов.

Между тем для жизни – эту цель никогда не должна терять из виду живая наука – отрывочное знание непригодно. Жизнь, даже отдельной личности, на каждом шагу ставит самые широкие и общие вопросы, и ответы на них человек ждет именно от науки.

Для кого хотя бы один уголок раскрывающегося перед ним бытия озарился светом научного понимания, тот не легко мирится с окружающей тьмою. Нравственное удовлетворение в совершении выпавшего на его долю дела он чувствует только будучи в состоянии связать это частное дело с общими, основными вопросами жизни.

Вполне сознательный и действительно свободный труд возможен только под тем условием, если он представляется живою и необходимою частью в целом труде всего человечества. А для такого понимания своего частного дела недостаточно специально к нему относящихся знаний.

В человеке невольно сказывается стремление по возможности расширить свое знание, придать ему характер общности, так, чтобы всякий вопрос, выдвигаемый жизнью, находил себе надлежащее научное освещение и удовлетворяющее решение.

Но как достигнуть этой цели? Каким образом отрывочное знание превратить в целостное? Самым простым для этого средством, на первый взгляд, представляется расширение количества знания. Устроить дело так, чтобы я знал все, доступное знанию других, усвоить себе общее знание всего человечества, и вопрос, по-видимому, будет решен.

Если масса этого знания окажется слишком велика, свыше сил отдельного человека, можно облегчить ее тяжесть на счет качества. Хотя не полное, но глубокое, но непременно знание обо всем. Достигнув этой цели, мы получим знание всеобъемлющее, Целостное.

Решать вопросы таким образом значит искать спасения в энциклопедизме. Однако каково бы ни было значение энциклопедического знания, оно, во всяком случае, не может оправдать таких ожиданий. И энциклопедизм не может дать целостной системы знания.

Ведь отрывочным представляется не только знание отдельного человека, но и знание всего человечества. Свет науки не расстилается над нами сплошною и ровною волной. Грань, отделяющая познанное людьми от непознанного, вырезается самым вычурным узором.

Рядом с самым точным знанием самых мелких подробностей стоит полное невежество в других, часто гораздо более близких нам вопросах. Мы достигли возможности определять с помощью спектрального анализа химический состав отдаленных звезд; а сколько еще темного остается для нас в устройстве нашего собственного тела.

Сравнительное языкознание дает возможность определить степень культуры отдаленных предков арийцев, а рядом с этим вопрос о происхождении Руси остается все так же спорным и не разъясненным, как и в то время, когда о сравнительной методе не было и помину. Человеческое знание — это книга с разрозненными страницами.

Здесь, на одной странице мы прочли все на ней написанное, знаем все до последней буквы, но рядом с нею нет ни предшествующей, ни следующей за ней страницы, и прочитанное нами, оставаясь без начала и конца, только дразнит нас, как неразрешимая загадка.

Человеческое знание и в целом отрывочно. Если бы даже я знал все, что знают люди, мое знание не было бы цельной системой. И в древности, когда обилие фактического материала науки еще не было так велико, когда нередко являлись умы, обнимавшие весь наличный запас знаний человечества, разрозненность знания давала себя чувствовать.

И тогда уже работали над обобщением знания, над созданием общей целостной его системы. Но средство к этому думали найти в изменении самого метода познания. У греков именно зарождается философия как особая форма знания.

Не в расширении эмпирического знания искали греческие мыслители средства предать нашему знанию общность и целостность. Они стремились достичь этого посредством анализа обыденных понятий, какие имеются у всех людей, разлагая их на составные элементы, сводя их к более общим и создавая, таким образом, целостную систему знания, независимо от случайных рамок опытного знания.

При этом менялся самый источник знания. Наблюдение давало знание отрывочное, и потому его задумали заменить размышлением. Наблюдать я могу только доступное наблюдению; размышление же не знает внешних границ.

Предметом мышления может быть все. Мышление, отрешенное от наблюдения, может поэтому привести к построению целостной, полной системы, к построению того, что и называют философской системой.

Со времени Платона человеческая мысль выработала немало таких систем[1]. Но самая их многочисленность и невозможность найти какое-либо объективное основание для предпочтения одной из них всем другим не могли не породить сомнения в пригодности метафизического пути для получения действительного знания, а не одних только мнений.

И действительно, в позитивизме сказалось решительное отрицание всяких метафизических построений. Но и позитивисты не могут не чувствовать настоятельной потребности в обобщении того специального знания, какое дается эмпирическим путем. Сам основатель позитивизма, Огюст Конт[2], весьма обстоятельно выяснил недостаточность одного специального знания.

В первоначальном состоянии наших знаний, говорит он, не существует никакого определенного разделения интеллектуального труда; все науки разрабатываются одновременно одними и теми же лицами. Это состояние человеческого знания, сначала неизбежное, изменяется мало-помалу по мере того, как развиваются отдельные отрасли знания.

В силу закона, необходимость которого очевидна, каждая отрасль научной системы незаметно отделяется от ствола, как только достаточно расширилась, чтобы стать предметом отдельного изучения, т. е, чтобы собой одной занять деятельность нескольких умов.

Этому разделению различных категорий исследований между различными группами ученых мы обязаны тем замечательным развитием, какое обнаружилось на наших глазах в каждой отдельной отрасли знаний.

Это, очевидно, указывает на невозможность существования у современных ученых той общности изучения, которая представлялась в древности столь обыкновенным и легким делом. Одним словом, разделение труда умственного, все более и более развивающееся, есть один из характерных признаков современного развития знаний.

Но, признавая всю плодотворность результатов такого разделения, нельзя, с другой стороны, не быть пораженными капитальными неудобствами, какие оно порождает в своем настоящем состоянии: чрезмерной частностью идей, занимающих каждого отдельного исследователя.

Это неудобство до известной степени неизбежно, но мы можем устранить самую худую сторону этого, не устраняя самого разделения занятий. Средством для этого не может, очевидно, служить возвращение к прежнему отсутствию разделения занятий: это значило бы вместе с тем отказаться от дальнейшего развития наук.

Средство это, напротив, заключается в дальнейшем развитии самого разделения занятий. Стоит только сделать из изучения общих положений научных общностей (generalites scientifiques) еще новую отдельную специальность.

Пусть новый класс ученых, приготовленных для этого, не занимаясь исключительно изучением какой-нибудь отдельной из существующих наук, займется единственно исследованием современного состояния их, определением духа каждой из них, выяснением их взаимного отношения и связи, сведением, если возможно, их частных принципов к меньшему числу общих принципов, строго держась положительного метода.

Если другие ученые будут руководиться общими принципами, таким образом установляемыми, и вместе с установляющими их исследователями взаимно проверят свои результаты, – то тогда разделение труда в области научной деятельности может быть развито до крайних пределов без того, чтобы наука потерялась в частностях, деталях, без того, чтобы за деревьями мы перестали видеть лес.

При таком взгляде на дело обобщенное знание уже не отличается от специального своим источником. Оно не отрешается от данных опыта, не получает метафизического характера, не притязает на абсолютное значение.

Оно ставит себе задачей лишь высшую степень обобщения того же самого познания явлений, следовательно, познания относительного, что составляет содержание и специальных наук.

Все сказанное о знании вообще еще в большей степени приложимо в частности к изучению права. Из всех отраслей науки именно в правоведении с особенной силой чувствуется потребность в обобщающей системе. Дело в том, что мы вовсе не можем наблюдать право в его целом.

Небесный свод с его звездами или тело животного мы прежде всего воспринимаем как одно целое, и только научный анализ научает нас видеть в них сложный агрегат множества отдельных элементов. Не так в праве.

Тут непосредственному наблюдению доступны лишь отдельные законы да отдельные юридические сделки, и только с помощью научного синтеза мы соединяем эти отдельные элементы в целостное представление юридического порядка, права, как особого фактора общественной жизни.

Потому в правоведении отрывочность научного знания не находит себе противовеса в целостности непосредственного восприятия. Конечно, и отдельные юридические отношения людей находятся между собой в связи и связи тесной.

Но ни сами они, ни эта связь между ними не представляются наглядными, осязательными, и притом юрист не непосредственно изучает их. Он изучает, собственно, обычаи, законы, судебные решения, сделки частных лиц, но весь этот материал представляется на первый взгляд разрозненным, и притом, чем выше развитие общественной жизни, тем эта раздробленность больше.

Развитие общественной жизни приносит с собою все большее и большее осложнение тех разнообразных, сталкивающихся между собою человеческих интересов, разграничение которых составляет задачу права.

В сложной общественной жизни одни и те же интересы могут становиться друг к другу в самые разнообразные отношения, и каждая форма их взаимного соотношения требует для своего разграничения особой юридической нормы.

В современных законодательствах, напр, имущественные интересы частного лица не разграничиваются поэтому одним общим законом, а множеством разнообразных постановлений, содержащихся в различных отраслях законодательства.

Получить полное и целостное представление о том, как нормируются правом частные и имущественные интересы, возможно поэтому только посредством научного синтеза множества разрозненных постановлений законодательства.

Вместе с тем нет другой науки, которая бы так близко соприкасалась с непосредственными вопросами жизни. Можно, пожалуй, найти человека, во всю свою жизнь никогда не заинтересовавшегося вопросами естествознания и истории. Но прожить свой век, никогда не задаваясь вопросами права, дело совершенно немыслимое.

Каким мизантропом вы ни будьте, как ни чуждайтесь вы людей, вам не обойти вопросов о праве. По крайней мере одно право, право личной свободы, не может вас не интересовать. Чуждаясь людей, вы должны же сказать им: здесь сфера моей личности, сюда вы не имеете права вторгаться.

Таким образом, в правоведении сильнее, чем где-либо, должно было сказаться стремление к обобщенному знанию. И действительно, наряду со специальными юридическими науками существует издавна стремление создать науку, которая бы давала целостное знание о праве.

Такова, прежде всего, энциклопедия права: она идет первым из намеченных выше путей к обобщению знания, заботится о расширении количества знания, о соединении всего фактического материала в одной общей системе.

Философия права, напротив, стремится дедуктивно построить учение о праве, учение необходимо целостное по самому своему источнику. Наконец, зарождающаяся на наших глазах общая теория права ставит себе задачей извлечь общие начала права из накопленного специальными юридическими науками эмпирического материала.

Энциклопедия права и философия права включаются обыкновенно и в число предметов, преподаваемых на юридических факультетах. В Германии они преподаются оба. В Англии и Франции только философия права.

У нас теперь только энциклопедия. Но прежде, до университетского устава 1835 года, наоборот, полагалось преподавание только философии права, так что энциклопедия сменила у нас философию.

Существование нескольких наук, имеющих в существе одну и ту же цель, заставляет нас внимательно остановиться на рассмотрении каждой из них, чтобы сделать между ними сознательный выбор.


[1] Согласно философии Платона первичным и неизменным является мир абстрактных идей, а их воплощением становятся единичные и преходящие вещи. Перенося этот подход на изучение общества, Платон в таких сочинениях как «Государство» и «Законы» конструировал идеальное государство, построенное на принципах разума и возглавляемое философами, которые должны разработать совершенное законодательство.

Выводя совершенное общество из абстрактной идеи блага, Платон представлял его как закрытую, отделенную от внешнего мира, четко иерархиизированную социальную корпорацию, функционирующую на основании четко отлаженной системы административного регулирования, принуждения и контроля со стороны жестких законов.

В этом обществе реализуется принцип высшей справедливости, поскольку люди, наделенные от природы неодинаковыми способностями, будут заниматься лишь теми общественно-полезными делами, которых требует от них государство. Для идеального государства Платон считал лучшей формой правления неограниченную власть мудреца над совершенно пассивной подчиненной массой граждан.

Совершенному правлению Платон противопоставляет несовершенное, которое в свою очередь подразделяется на законное и незаконное. В соответствии с числом лиц, находящихся у власти, он выделяет следующие формы несовершенного правления: монархия, аристократия и демократия, ограниченная законом, а также их противоположности — тирания, олигархия и не ограниченная законом демократия.

Основной причиной смены форм правления Платон считает биологическую деградацию правящего класса в результате смешения его с менее достойными людьми из низких слоев общества, последовательное преобладание которых определяет направленность перемен.

Худшими формами правления являются при этом те, которые представляют крайние начала, т. е. демократия, для которой характерна острая социальная борьба различных классов населения и тирания, где господствует воля одного человека, причем они генетически связаны между собой, поскольку тирания возникает из демократии, доведенной до крайности. В идеях Платона некоторые исследователи усматривают прообраз тоталитарного государства.

[2] Конт (Comte) Огюст (1798-1857) — французский философ, один из основоположников позитивизма в социологии и праве. Основным положением его учения, изложенного в «Курсе позитивной философии» (1830-1842), является полное отрицание метафизики. Объектами науки могут служить только наблюдаемые на опыте явления и законы, которым эти явления подчинены.

Различал три стадии развития общества, соответствующие трем способам познания и объяснения мира: теологическая (когда явления природы объясняются волей сверхъестественных существ); метафизическая (когда первый тип объяснения уступает место абстрактным философским доктринам, пытающимся открыть сущность явлений) и позитивная (когда объяснение мира строится на основе проверяемых научных фактов).

На этой основе выстроил классификацию наук, исходя из их места и вклада в научное развитие человечества. В дальнейшем Конт, вопреки собственным ранним утверждениям, выдвинул новую религиозно-нравственную систему, положив в ее основание идею единого человечества, которому, под названием «Высшего существа», установил культ и признал себя его первым первосвященником.

Возникла «позитивная религия», вызвавшая раскол среди учеников Конта, одни из которых остались на позициях старой трактовки позитивизма, в то время как другие признали новую. Конт оказал чрезвычайно сильное влияние на социологию и юридическую мысль.

На основе его идей формировалась социологическая школа права, представителями которой в России могут быть признаны М. М. Ковалевский, В. И. Сергеевич, С. А. Муромцев и отчасти Н. М. Коркунов. Подробнее: Ковалевский М. М. Современные социологи. СПб., 1997; Медушевский А. Н. История русской социологии. М., 1993.

Николай Коркунов https://ru.wikipedia.org/wiki/Коркунов,_Николай_Михайлович

Николай Михайлович Коркуно́в — русский учёный-юрист, философ права. Профессор, специалист по государственному и международному праву. Преподавал в Санкт-Петербургском университете, Военно-юридической академии и других учебных заведениях. Разрабатывал социологическое направление в юриспруденции.

You May Also Like

More From Author