Исследуя разграничительный признак преступного, нельзя не обратить внимания на доктрину почтенного профессора Фойницкого о личном состоянии преступности.
Это учение явилось на свет не сразу в законченном виде, но вырабатывалось в течение долгого времени и с каждым новым появлением в печати выступало с новыми изменениями.
Первоначально почтенный профессор высказал свою доктрину весьма кратко. Он далеко не выяснил ее, но лишь наметил некоторые из ее существенных черт. Он указал, что право наказания имеет своим предметом не преступление, но личное состояние преступности, что преступление есть внешнее выражение этого состояния, а что под личным состоянием преступности разумеется физико-психическое состояние человека[1].
Это учение первоначально было провозглашено, по словам его автора[2], в первой половине семидесятых годов. По словам же Гурвича, оно было высказано Фойницким впервые в 1873 году, во вступительной лекции в Петербургском университете[3] и в том же году было напечатано[4].
Таким образом, оно появилось как раз в средине того шестилетия (1871-1876), в течение которого Ломброзо впервые печатал по частям свое исследование о преступном человеке (L’uomo delinquente) в Atti dell’Istituto Lombardo[5], и здесь впервые печатно проповедовал свою доктрину о существовании прирожденного состояния преступности.
Знал ли Фойницкий эту доктрину, когда вырабатывал свое учение о личном состоянии преступности, или теория Фойницкого сложилась безо всякого влияния со стороны Ломброзо, это – вопрос открытый[6].
Что же касается доктрины Листа о факторах или условиях преступления и средствах борьбы с ними[7], то она впервые была напечатана только в 1881-м году[8], а следовательно, долго спустя после появления теории Фойницкого.
В последнее время почтенный профессор Фойницкий вновь изложил свою теорию в двух недавних сочинениях[9]. По ним мы и передадим вкратце ее содержание.
“Причины или условия преступной деятельности[10], говорит профессор Фойницкий в своем “Учении о наказании”[11].
Космическими условиями преступлений служат: почва, климат, раса, предметы питания, пол, возраст, физическое состояние организма[12]. Как прирожденная, так и приобретенная порочная организация[13], погружающая человека в состояние невменяемости[14], не принадлежит к числу причин преступления, так как обладатель такой организации, находясь благодаря ей в состоянии невменяемости, не имеет никакой возможности учинить преступление[15].
Общественными условиями преступлений выступают: войны, революции, система правления, величина налогов, состояние путей сообщения, торговли, промыслов, цены на съестные припасы и пр.[16].
“Преступления, продолжает профессор, определяются, сверх того, условиями личными, лежащими в особом складе волевой деятельности человека. Одни и те же причины на разных людей действуют неодинаково; для того чтобы не ошибиться в них, необходимо принять во внимание волевую способность человека, которая не дает места понятию механической причинности.
Опытная разработка этого вопроса еще ждет своих деятелей; но уже в данных, которые наукой обнаружены, можно найти наглядные доказательства существования личных влияний, преступную деятельность определяющих. Так:
а) из исследований о влиянии цены съестных припасов на преступность видно, что повышение цен вызывает повышение цифр корыстных имущественных преступлений не сразу, a по истечении некоторого промежутка времени; причиною, задерживающею повышение на этот промежуток времени, не может быть никакая иная, как именно волевая деятельность человека, его способность к выбору, его внутренний отпор неблагоприятным внешним влияниям, ослабевающий по мере напряжения последних;
б) цифры личных преступлений управляются законом жарких месяцев; по мере приближения лета они увеличиваются, падая к зиме. Но чем преступление тяжелее, чем более оно предполагает самоопределения, тем на более поздний месяц приходится его максимум; и здесь силою, задерживающею влияние времен года, является личная энергия, волевая способность;
в) по данным англо-уэльской статистики, влияние времен года на покушения гораздо резче и сильнее, чем на совершения. Объясняется это тем, что покушение, т.е. неудавшееся преступление, обдумывается менее, волевая способность принимает в нем меньшее участие, чем в совершении[17].
Преступная деятельность, говорит несколько далее профессор Фойницкий[18], “определяется частью особым состоянием волевой способности деятеля, частью привычками, его характер сложившими и влияющими на волевую способность.
Особое состояние волевой способности зависит: “а) от влияния на нее страстей”… “б) от недостатка волевой энергии, апатичного состояния волевой способности”… и “в) от ложных данных, лежащих в основе волевой деятельности. Данные эти по природе своей могут относиться к области морали, правовоззрений и т. п.”
“Личные условия преступлений, рассматриваемые в их совокупности, образуют известное состояние личности. Его мы называем состоянием преступности”[19].
“Если бы преступления определялись исключительно условиями космическими и общественными, продолжает Фойницкий[20], то для борьбы с ними наказанию вовсе не было бы места, в нем не было бы и никакой надобности. Вся государственная деятельность, направленная к ограждению общества от преступлений, сводилась бы исключительно и всецело к борьбе с космическими и общественными причинами его”.
“Но одними этими мерами борьбы с преступностью ограничиться невозможно, так как преступления определяются, сверх того, условиями личными”[21]. “Эти-то личные условия, определяющие преступления, и создают необходимость такой меры борьбы с ними, которая имела бы личный характер, т.е. наказания. Наказание, поэтому, есть государственная мера борьбы с личными условиями преступлений”[22].
“Личные условия преступлений, рассматриваемые в их совокупности, образуют известное состояние личности, его мы называем состоянием преступности, которое и есть предмет наказания. Наказывать – значит бороться с состоянием преступности. Эта борьба в свою очередь должна носить личный характер, сообразно с природой причины, которая вызывает ее к жизни”[23].
“Упуская из виду субъективную сторону преступного деяния, наказание становится злом необъяснимым, никаких устоев не имеющим. Hе сдержанное объективными условиями, оно превращается в меру произвола”[24].
“Предмет государственной карательной власти, заявляет почтенный профессор Фойницкий в своем последнем произведении[25], есть не деяние, а деятель, сам человек в его психическом состоянии преступности, подпадающий карательным мерам настолько, насколько состояние это выразилось в определенных внешних проявлениях”.
“Конечно, психическое состояние преступности как предмет карательной власти должно выразиться вовне, и это внешнее его выражение и есть преступное деяние. Но последнее даже мысленно не может быть отдельно от личного психического состояния, составляя лишь внешнее выражение его, а не отдельно стоящую от него объективную величину.
В одно деяние не могут вложиться несколько личных состояний, и каждое деяние есть проявление личного состояния только одного лица. Преступное деяние – не предмет наказания, а только внешнее, хотя и крайне важное, условие применения наказания. Им установляется предел государственного вмешательства в сферу личности.
С мыслей пошлин не берут cogitationis poenam nemo patitur, и от степени интенсивности и экстенсивности этого признака, от напряжения и объема внешнего воплощения, мы заключаем о степени интенсивности и экстенсивности личного состояния преступности”.
“Очевидно, выражение “преступность”, объясняет профессор Фойницкий[26], здесь употребляется применительно к внутреннему состоянию физической личности, а не для означения состояния общества или определенной общественной среды.
Личное состояние преступности есть располагаемая человеком сумма положительных и отрицательных душевных способностей (волевых и сознавательных), заключающих в себе внутреннюю возможность преступной деятельности. Наказуемым оно становится не раньше воплощения вовне”.
Такова доктрина профессора Фойницкого о личном состоянии преступности и все содержащиеся здесь существенные черты его учения о преступлении.
Рассматривая это учение, нельзя не заметить, что почтенный автор ни разу не посвятил специально ему своего внимания. Напротив, он исследовал понятие о преступлении только мимоходом, только ради выяснения и критики других понятий, напр., понятия о наказании, понятия о соучастии.
Это обстоятельство не могло не отразиться невыгодно и на самом учении о преступлении. Теория профессора выступала в печати не во всей желательной полноте и стройности, а в разрозненных отрывках, разбросанных по разным сочинениям, с недомолвками и неясностями.
При таких условиях, желая рассмотреть, нельзя ли воспользоваться этой теорией, чтоб определить разграничительный признак преступного, мы должны предварительно изложить ее существенное содержание, концентрируя ее лучи, рассеянные по разным сочинениям автора.
Главным пунктом теории профессора Фойницкого служит положение, что преступное деяние есть внешнее выражение или проявление личного состояния преступности[27].
Эта мысль требует разъяснений.
Прежде всего, спрашивается, что следует разуметь под именем “личного состояния преступности”.
Ha этот вопрос дано почтенным профессором три значительно разнящихся ответа.
Первый из них был высказан около 20 лет тому назад. Говоря в 1873 году о личном преступном состоянии, Фойницкий дал понять, что это – физико-психическое состояние человека[28].
Едва ли нужно упоминать о неудовлетворительности этого ответа: в нем – слишком много очевидной неопределенности.
В 1889 году, в сочинении “Учение о наказании”, почтенному профессору пришлось вторично высказаться о личном состоянии преступности. И тут он не дал прямого, полного и ясного определения, но обрисовал вразбивку в разных местах своей книги различные черты, характеризующие состояние преступности[29].
Подведя им общий итог, мы получим следующее. Личное состояние преступности[30] есть совокупность условий[31], лежащих в самой личности индивидуального человека[32], пользующегося вменяемостью[33], вызывающих к преступлению[34].
Каковы – эти личные условия, уважаемый профессор не определяет прямо и точно, но, несомненно, относит сюда привычки человека[35], а главным образом “особое состояние волевой способности”[36], причем ни состоянию ума, ни состоянию чувства не придается никакого самостоятельного значения. Они принимаются в расчет только как условия, оказывающие влияния на волю[37].
Нельзя не сознаться, что это учение страдает некоторыми недостатками. Во-первых, называя личное состояние преступности совокупностью личных условий, мы вряд ли разъясняем дело, так как приписываем термину “состояние” такое значение, которого он никогда не имел и не имеет.
Во-вторых, отождествляя состояние лица с совокупностью условий, присущих этой личности, мы отождествляем положение субъекта с суммою некоторых свойств этого субъекта, что вполне неправильно. В-третьих, является неизвестным, разумеется ли под состоянием преступности только психическое состояние человека или нечто иное.
В-четвертых, остается неясным, бывает ли состояние преступности у человека в то время, когда он находится при условиях, исключающих невменяемость, а только вменение, каковы состояние крайней необходимости и состояние извинительной ошибки или заблуждения.
В-пятых, называя состояние “преступности” совокупностью личных условий, вызывающих к “преступному” деянию, мы определяем неизвестное самим же неизвестным; а это неправильно.
Наконец, в-шестых, оказывается непонятным, почему же состояние ума и состояние чувств человека не помещены в число самостоятельных личных условий преступления, между тем как такое значение признано за “состоянием волевой способности” и даже за привычками.
Нет сомнения, что люди со слабой волей легко впадают в преступления. Однако нельзя упускать из виду, что неосторожные преступления обусловливаются в сильной степени неисправным состоянием ума.
Точно так же нельзя игнорировать выдающуюся роль чувства в преступлениях, учиненных по страсти. Некоторые из этих недостатков были сознаны и исправлены впоследствии самим Фойницким, при третьем пересмотре его учения о состоянии преступности.
В 1891 году почтенный профессор напечатал статью “Уголовно-правовая доктрина о соучастии”, и здесь в третий раз дал определение состоянию преступности. “Личное состояние преступности, сказал он[38], есть располагаемая человеком сумма положительных и отрицательных душевных способностей (волевых и сознавательных), заключающих в себе внутреннюю возможность преступной деятельности”.
He ограничиваясь этим определением, он еще раз отметил в своей статье некоторые характеристические черты этого состояния. Так, он назвал его психическим[39] и заявил, что оно встречается только у индивидуального лица[40].
Вглядываясь в это учение, нельзя не заметить, что в одних отношениях оно страдает теми же недостатками, как и прежнее, в других – стоит ниже, в третьих – выше прежнего.
Прежде профессор Фойницкий прямо отмечал, что состояние преступности не встречается у людей, при наличности условий невменяемости, и умалчивал лишь о том, встречается ли это состояние при условиях, исключающих вменение. Теперь же почтенный профессор обошел молчанием и невменение, и невменяемость. Это – ухудшение теории, с точки зрения интересов ее определенности.
Называя состояние преступности человека суммой известных душевных способностей данного лица и отождествляя это состояние с этою суммой, уважаемый автор, повторяет свои прежние ошибки. Точно так же повторяет он прежнюю ошибку, когда, определяя состояние “преступности”, провозглашает, что это – сумма известных способностей, заключающих в себе внутреннюю возможность “преступной” деятельности.
Ставя состояние преступности в зависимость не только от состояния воли, но и от состояния ума, автор делает шаг вперед, но, к сожалению, не доходит до конца, так как умалчивает о значении состояния чувств. Было бы лучше, если бы он, назвав состояние преступности психическим состоянием человека, вслед за тем или вовсе умолчал об уме и воле, или же поставил бы наравне с ними и чувство.
Заканчивая обзор учений профессора Фойницкого о личном состоянии преступности, нельзя не отметить, что все они одинаково имели одно несомненное достоинство: все они указывали, что состояние преступности встречается только у человека как индивидуальной личности.
Создавать гораздо труднее, чем критиковать. Особенно трудны первые попытки к определению еще никем не формулированного понятия. Этим и объясняется, главным образом, существование недостатков в учениях Фойницкого о личном состоянии преступности. Но каковы бы ни были эти промахи, они, во всяком случае, не могут отнять у почтенного профессора честь первого научного формулирования глубокой жизненной идеи.
Отдавая должную дань справедливости заслугам профессора Фойницкого, воспользуемся его учениями, примем во внимание их достоинства, устраним недостатки и попытаемся дать новое определение понятию о личном состоянии преступности.
Наше определение можно выразить следующим образом: личное состояние преступности есть особое духовное состояние, свойственное иногда человеку как индивидуальному физическому лицу, удовлетворяющее всем условиям вменяемости и вменения, особенно недоброкачественное относительно ума, чувства, воли или по крайней мере в одном из этих отношений (жестокость, подлость, упрямство, легкомыслие), и притом особенно предосудительное для этой личности, с точки зрения правоучредителя, государства.
Сделав определение, дадим необходимые разъяснения.
О личном состоянии преступности можно думать только двояко. Вопервых, можно представлять его себе психо-физическим состоянием человека и, во-вторых, – психическим. Предполагая первое, мы становимся как раз на точку зрения нынешней уголовной антропологии. А этот взгляд, как уже указано[41], отличается несостоятельностью. Остается принять другую точку зрения и признать состояние преступности человека психическим.
Далее, цивилизованное право нашего времени, как известно[42], ставит виновность правонарушителя необходимым условием его преступности. Где нет виновности, там нет и преступления. Где есть виновность, там, при наличности прочих необходимых условий, есть и преступление. Виновность же, с правильной научной точки зрения, может быть только у индивидуального человека, находящегося в состоянии вменяемости и вменения.
Следовательно, определяя состояние преступности и в то же время принимая во внимание как неизменный принцип цивилизованного права, так и требования науки, мы должны сказать, что состояние преступности встречается только у индивидуального человека при наличности всех условий вменяемости и вменения.
Далее, нельзя упускать из виду, что состояние преступности вовсе не представляет того психического состояния, в котором обыкновенно пребывает большинство человечества. Поэтому необходимо прибавить, что состояние преступности есть особое психическое состояние.
Упомянув об особенности, следует указать ее содержание. А это ведет к подробной характеристике.
Среди преступников есть много людей, явно отличающихся недоброкачественным состоянием ума, чувства, воли или по крайней мере какой-нибудь их этих способностей. Легкомыслие, слабость воли, упрямство, жестокость, подлость и т. д. постоянно встречаются в этой среде.
При исследовании вопроса, как дошли эти лица до преступления, обыкновенно оказывается, что их неисправности в психическом отношении оказали гибельное влияние, способствовали вступлению на преступный путь. Эти обстоятельства и наводят на мысль, что особенность психического состояния преступности заключается именно в недоброкачественном состоянии ума, чувства, воли.
Недоброкачественное психическое состояние может быть предосудительно или непредосудительно для своего обладателя. Напр., состояние сумасшествия – нисколько не предосудительно для сумасшедшего, а психическое состояние разбойника по ремеслу, без сомнения, предосудительно для этой личности.
Цивилизованное право ставит виновность необходимым условием преступности. Виновность же без предосудительности невозможна. Отсюда и вытекает необходимость особого упоминания, что состояние преступности предосудительно для человека.
Но не все недоброкачественные и предосудительные состояния одинаково неудовлетворительны. На долю преступников приходятся вообще состояния, более неудовлетворительные, а на долю прочих правонарушителей с дисциплинарными во главе -менее неудовлетворительные. Ввиду этого, мы и называем личное состояние преступности особенно недоброкачественным и особенно предосудительным.
Наконец, говоря о предосудительности, нельзя не указать, кто же является судьей. Во исполнение этого требования мы и сказали, что под личным состоянием преступности разумеется состояние, особенно предосудительное, с точки зрения правоучредителя – государства. Решающее значение этой точки зрения не подлежит ни малейшему сомнению.
В самом деле, классификация правонарушений, распределение их по категориям и зачисление одних в категорию уголовных, а других – в категорию неуголовных есть дело правоучредителя, государства. Каким он признал правонарушение, таково оно и есть: признал уголовным – уголовное, признал неуголовным – неуголовное.
Ни одно правонарушение не имеет само по себе никакого специального характера: ни уголовного, ни неуголовного. Специальный характер приписывается и отвергается лишь по усмотрению и воле правоучредителя. Конечно, отсюда вовсе не следует, будто правоучредитель присваивает правонарушению тот или другой характер вполне произвольно.
Напротив, относительно каждого правонарушения существуют основания, говорящие в пользу признания за ним того или иного характера: уголовного, или гражданского, или дисциплинарного и т.д.
Руководствуясь этими основаниями, при правильном или даже иногда неправильном понимании их, правоучредитель и классифицирует правонарушения, признавая одни уголовными, а другие – неуголовными, но гражданскими, дисциплинарными, финансовыми и т.д. Эта классификация, и притом только она одна, в отличие от всяких прочих имеет обязательную правовую силу в государстве.
Определив понятие о личном состоянии преступности, мы должны тотчас перейти к вопросу, имеем ли мы основание признать, что преступное деяние есть внешнее выражение или проявление личного состояния преступности.
На этот вопрос следует ответить утвердительно. Есть веские доказательства, что личное состояние преступности действительно существует, вызывает человека к преступлению и проявляется в последнем. He вдаваясь в подробности и не перечисляя всех доказательств, укажем только некоторые самые наглядные.
Если мы возьмем любой общий годовой отчет английской тюремной администрации парламенту, начиная со 2-го и кончая 12м[43], раскроем сравнительные таблицы движения бедности и преступности в Англии и Валлисе за длинный промежуток времени с 1849 года по 1889-й, то увидим два замечательных явления.
Во-первых, с уменьшением бедности в стране число лиц, впадающих в преступления, обыкновенно уменьшается, но не тотчас, a пo истечении некоторого времени. Во-вторых, с увеличением бедности в стране число лиц, впадающих в преступления, обыкновенно увеличивается, но не тотчас, а также по истечении некоторого времени[44].
Как задержку в первом случае логически можно отнести только на счет личного состояния преступности, так задержку во втором – только на счет личного доброкачественного психического состояния.
В числе уголовных правонарушений есть множество таких, которые производятся человеком не моментально, а путем действий, требующих времени, обдуманности и настойчивости. Каждое из этих преступлений служит веским доказательством, что во все время его учинения виновник находился в личном состоянии преступности.
Среди преступников встречается немало людей, которые занимаются преступлениями в виде ремесла или промысла. А эта профессия ясно указывает, что личное состояние преступности бывает у человека не только во время учинения, но и по учинении уголовного правонарушения.
To же самое доказывают нам, хотя и не везде, но во множестве случаев, как стечение нескольких уголовных правонарушений на стороне одного и того же человека, так и рецидив, a в особенности рецидив однородного или тождественного преступления.
Наконец, некоторые длящиеся, разумно устроенные наказания исправляют большинство наказуемых ими преступников, а в особенности малолетних. Исправление же является блестящим доказательством, что у преступника до исправления было длящееся личное состояние преступности. Здорового не вылечишь.
Приведенных доказательств вполне достаточно для признания в принципе, что личное состояние преступности существует в действительности, вызывает человека к преступлению и находит в последнем свое внешнее выражение.
Принимая же во внимание, что состояние преступности встречается только у людей, удовлетворяющих условиям вменяемости и вменения, мы должны признать, что присутствие этого состояния у человека, безусловно, необходимо для обращения этой личности к учинению преступного деяния.
Если я не нахожусь в состоянии преступности, если я лично не способен к учинению преступления, то ни космические, ни социальные условия, ничто в мире не заставит меня учинить преступления.
Между преступным деянием и личным состоянием преступности существует теснейшая связь. Как без личного состояния преступности невозможно учинить преступного деяния, точно так же и преступное деяние есть единственное доказательство, по которому логически можно заключить о присутствии личного состояния преступности у человека[45].
Познакомившись с теорией почтенного профессора Фойницкого и видоизменив ее в духе устранения замеченных недостатков, посмотрим, не выясняет ли выставленная нами теория разграничительный признак преступного.
Сравнивая предложенную нами теорию с действующим правом современных просвещенных народов, мы не можем не заметить, что она соответствует обширной области разумных общих правил и противоречит узкому кругу действия отсталых исключений.
Так, вполне соглашаясь с воззрением профессора Фойницкого, с господствующим мнением ученых и постановлениями выдающихся законодательств, разбираемая теория говорит о преступном деянии. Под преступным же деянием разумеются: совершение, покушение, изредка приготовление, но никак не одно обнаружение умысла.
А между тем действующее право многих из культурных народов признает уголовным правонарушением: в виде общего правила – преступное деяние (совершение, покушение, изредка приготовление), а в виде редкого исключения – и обнаружение умысла.
Далее, разумно следуя вышеупомянутым авторитетам, интересующая нас теория признает за неизменное правило, что только индивидуальный человек, только физическая человеческая личность способна к учинению уголовного правонарушения; юридическое же лицо не обладает этой способностью.
Ввиду этого, вполне принимая удачную терминологию почтенного профессора Фойницкого, мы и говорим о личном состоянии преступности, т.е. о таком, которое свойственно только индивидуальному человеку. А между тем в кругу культурных законодательств нашего времени существует разногласие.
Одни признают способность к преступлению только за физическим лицом, за индивидуальным человеком, другие же – в виде общего правила – за физическим лицом, a в виде редкого исключения – и за юридическим.
При таких условиях нельзя не признать, что теория личного состояния преступности ни в конструкции Фойницкого, ни в нашем видоизменении, не определяет, каков разграничительный признак преступного, с точки зрения цивилизованных правоучредителей нашего времени.
[1] Boris Gurwitsch-Die strafrechtliche Doctrin der Theilmahme. Yon Dr. Prof. Dr. loh. Foinitsky. Ubersetzt von Boris Gurwitsch. Emleitende Worte des Ubersotzers. Zeitschrift fur die gesamte Strafrechtswissenschaft. Berlin 1891. Band. XII. Heft I. S. 56.
Борис Гурвич перевел для журнала Zeitschrift etc. статью профессора Фойницкого “Уголовно-правовая доктрина о соучастии”. Перед изложением перевода он поместил предисловие, в котором указал время и место первого появления, а также первоначальное содержание доктрины Фойницкого о личном состоянии преступности.
[2] Фойницкий. Учение о наказании, стр. I.
[3] Gurwitsch- Einleitende Worte Ibid. 8. 55.
[4] Gurwitsch – ibid. S. 55. Bemerk. 1. “die (т.е. лекция) damals gleich im “Gerichtsjournal” (St.-Petersburg B. 5, S. ff.) gedruckt wurde”.
[5] A. von Kirchenheim-Zur Einfurung. S. T. Der Verbrechen etc. von Cesare Lombrozo. In deutscher Bearbeitung von Dr. M.O. Fraenkel. 1887.
[6] Не имея в виду достаточно данных, мы не беремся за решение его, но не можем не заметить, что независимость теории Фойницкого от доктрины Ломброзо кажется вероятнее зависимости. Дело в том, что Ломброзо первоначально печатал своего L’uomo delinquente в Atti dell’ Institute Lombardo, а эти “Акты”, даже при самом благоприятном для них расчете, редко кому были известны в России в то время.
[7] Franz von Liszt – Lehrbuch des Deutschen Strafrechts. 2 Aufl. 1884. § 2.
[8] Эта доктрина Листа была впервые напечатана в первом издании его Lebrbuch des Deutschen Strafrechts, a оно было сделано в 1881-м году.
[9] Фойницкий. Учение о наказании. 1889. стр. 38-48. 50-51. Он же – Уголовно-правовая доктрина о соучастии. Юр. Вестн. 1891 N I. стр. 3. 10-11. 17-18. 20-21.
[10] К учению проф. Фойницкого о причинах преступления весьма близко подходит учение немецкого проф. Листа о том же предмете. Liszt – iLehrbuch. § 2. Ho проф. Фойницкий, установив свое учение о причинах преступлений, вполне воспользовался им для решения вопроса, что такое преступление.
А для профессора Листа его же собственное учение о причинах преступления осталось мертвым капиталом при определении понятия о преступлении.
[11] Фойницкий. Учение о наказании”, могут быть сведены к трем родовым группам: а) условия космические, б) условия общественные, в) условия индивидуальные.
[12] Фойницкий. ibid. стр. 40.
[13] Приобретенная вследствие болезней, алкоголизма, развратной жизни и т.д. См. Фойницкий bid. стр. 46.
[14] Фойницкий-ibid. 46.
[15] Провозглашая это, проф. Фойницкий вступает в решительное противоречие как с проф. Листом (Lehrbuch § 2), так и с представителями нынешней уголовной антропологии. Лист, следуя до некоторой степени учению последних, признает существование прирожденных преступников, “geborene Verbrecher (delinquent! nati der Italiener)”. (Lehrbuch § 2 s. 4).
Фойницкий же окончательно отрицает прирожденность преступления. Беспристрастно решая этот спор на основании имеющихся научных данных, следует признать, что правда – на стороне проф. Фойницкого. См. выше гл. VIII § 32. Стр. 152-162.
[16] Фойницкий-ibid. стр. 41.
[17] Фойницкий-ibid. стр. 41-42.
[18] Фойницкий-ibid. стр. 42-43.
[19] Фойницкий-ibid. стр. 42.
[20] Фойницкий-ibid. стр. 41.
[21] Фойницкий-ibid. стр. 41.
[22] Фойницкий-ibid. стр. 42.
[23] Фойницкий-ibid. стр. 42.
[24] Фойницкий-ibid. стр. 51.
[25] Фойницкий. Уголовно-правовая доктрина о соучастии.
[26] Фойницкий. Доктрина о соучастии. Примечание 7.
[27] Gurwitsch – Die strafrechtliche Doctrin der Theilnahme. Einleitende Worte. Zeitschrift fur die Gesamte Strafreсhtswissenschaft. 1891. XII B. I Heft. S. 56. Фойницкий – Учение о наказании стр. I. Фойницкий Доктрина о соучастии.
[28] См. Gurwitsch – Die strafrechtliche Doctrin der Тhеinahme. Von Pr. Foinitsky. Einleitende Worte des Ubersetzers. Zeitsclirift fur die gesamte Strafrechtswissenschaft. 1891. XII B. I Heft. S. 56.
[29] Фойницкий. Учение о наказании. Все места книги, важные в интересующем нас отношении, приведены выше (ст. 164-168) большей частью в подлиннике, а изредка в передаче по смыслу.
[30] Фойницкий – ibid. стр. I. 42. 48.
[31] Фойницкий – ibid. стр. 42.
[32] Фойницкий – ibid. стр. I. 41 – 43. 48.
[33] Фойницкий – ibid. стр. 41.
[34] Фойницкий – ibid. стр. 41 – 43.
[35] Фойницкий – ibid. стр. 42 – 43, 43 – 44.
[36] Фойницкий – ibid. стр. 41 – 43.
[37] Фойницкий – ibid. стр. 43.
[38] Фойницкий. Уголовно-правовая доктрина о соучастии. Юрид. Вестник. 1891 г. N I. Примечание 7.
[39] Фойницкий – ibid. стр. 17-18.
[40] Фойницкий – ibid. стр. 17-18, примеч. 7
[41] См. выше. Гл. VIII § 32.
[42] См. выше. Гл. VIII § 31.
[43] Напр. Third report of the commissioners of prisons. Part I. 1880. Appendix N 7. Twelfth report of the comnt’s. of prisons. Part I, 1889. Appendix N 6. Мы не упоминаем о 13-м, 14-м и 15-м отчете потому, что их не имеем в руках.
[44] Сравните приведенные у профессора Фойницкого “наглядные доказательства существования личных влияний, преступную деятельность определяющих”. Учение стр. 41-42. Эти доказательства Фойницкого приведены нами выше, гл. VIII.
[45] Потому-то человек, страдающий этим состоянием или, говоря насмешливыми словами профессора Таганцева, преступно “насыщенный”, и не подвергается наказанию авансом до учинения, а наказуется лишь по учи нении уголовного правонарушения. Таганцев. Лекции. Часть общая. Вып. III. N 777.
