В современной литературе уголовного права пользуется известностью теория профессора Листа[1] о разнице между уголовным правонарушением и гражданским. Отрицая принципиальное и признавая лишь историко-политическое различие между ними, почтенный профессор утверждает, что государство считает уголовными правонарушениями “посягательства, опаснейшие для данного правового порядка”.
“Опасность посягательства для данного правового порядка, говорит он[2] есть именно то, что приводит государство к различению уголовного правонарушения от гражданского и обложению уголовного угрозой наказания”.
Различные обстоятельства могут дать основание государству к признанию некоторых посягательств особенно опасными для правового порядка и потому достойными зачисления в разряд уголовных. Мотивирующими обстоятельствами могут служить:
1) невознаградимость блага, обеспеченного правом, подвергшегося посягательству (жизнь, половая честь женщины),
2) ценность правообеспеченного блага относительно правового порядка, с точки зрения правоучредителей,
3) частая повторяемость посягательства (фальсификация пищевых веществ, социал-демократические происки, ростовщичество) и
4) род, а в особенности способ посягательства – злоупотребление государственными учреждениями, а также человеческими изобретениями и открытиями для противодействия государственным и общественным целям (подлоги и общеопасные злоупотребления силами природы, начиная от огня и кончая нитроглицерином).
Такова теория Листа, пользующаяся, по-видимому, некоторым сочувствием и со стороны нашего почтенного профессора Сергеевского[3].
Ввиду этой теории возникает вопрос: не отличаются ли уголовные правонарушения от неуголовных тем, что первые – являются посягательствами, наиболее или по крайней мере более опасными для правового порядка, а вторые – менее опасными? Эта разница встречается во многих случаях, но далеко не во всех, а потому не может служить разграничительным признаком преступного.
Многие из уголовных правонарушений принадлежат к числу посягательств, наиболее или более опасных для правового порядка, как, напр., измена отечеству, бунт, убийство, разбой, грабеж, кража и т. д.
Зато и в числе не уголовных правонарушений, а военных есть много таких, которые также наиболее или более опасны для правового порядка, напр., нашествие неприятеля, опустошение какой-нибудь части государства неприятелем и т. д.
Да и в числе гражданских правонарушений есть несколько таких, которые нельзя не признать более опасными для правового порядка. Таково, напр., неисполнение казенных военных подрядов и поставок в срок в те времена, когда грозит, а тем более действительно происходит война.
Посягательства менее опасные для правового порядка находятся в изобилии в числе не уголовных правонарушений, а гражданских (неплатеж долга кредитору), финансовых (неуплата государственной подати), дисциплинарных (появление солдата на смотр в нечистых сапогах) и т. д.
Зато и в кругу уголовных правонарушений есть немало таких, которые менее опасны для правового порядка, как, напр., самовольное собрание дикорастущих грибов или ягод в чужом лесу, порубки, нищенство и т. д.
Обращаясь, в частности, к теории профессора Листа, нельзя не заметить прежде всего, что она не достигает цели: не дает такого признака, который был бы действительно способен во всех случаях безошибочно отделить уголовное посягательство от гражданского.
Лист утверждает, будто государство признает уголовными правонарушениями, в отличие от гражданских, те, которые наиболее опасны для данного правового порядка (die fur die gegebene Rechtsordnung gefahrlichsten Angriffe). Однако стоит только заглянуть в действительность – и тотчас станет ясно, что это утверждение неверно.
Конечно, измена отчеству, бунт, убийство, разбой-опаснейшие посягательства. Но кому же придет в голову уверять, будто нищенство-также опаснейшее посягательство? Кто решится признать в нашем быту, будто самовольная охота на чужой земле опаснее неуплаты долга частному лицу?
А между тем такая охота-уголовное правонарушение, а эта неуплата-гражданское. Очевидно, почтенному профессору удалось уловить признак, отличающий многие из уголовных правонарушений от многих из гражданских. Но, подметив этот признак, профессор увлекся и по ошибке принял его за общий разграничительный признак преступного.
Кроме этого недостатка есть и другие. Напр., по теории Листа, частая повторяемость посягательства может побудить законодателя к зачислению этого деяния в разряд уголовных правонарушений. На этом основании, по мнению почтенного профессора, помещены в преступления фальсификация пищевых веществ, социал-демократические происки, ростовщичество и т. д.
Если Лист прав, если эти деяния попали в преступления, благодаря частой повторяемости посягательства, то почему же ни одно просвещенное законодательство до сих пор не причислило к преступлениям ни часто повторяемой неуплаты частных долгов, ни часто повторяемой неуплаты государственных податей?
Почему же цивилизованные люди, а в том числе и сам почтенный профессор, не рекомендуют законодателям отнести эти деяния в разряд преступлений? Ведь частая повторяемость ни для кого не составляет тайны! Значит, теория неверна.
Значит, не частая повторяемость посягательства обосновывает зачисление его в разряд преступлений, а что-то иное, что иногда бывает при повторяемости, а иногда не бывает, что сознают законодатели и чего не сознает профессор Лист.
[1] Liszt – Lehrbuch § 24.
[2] Liszt-ibid. § 24 s. 96.
[3] Сергеевский – Русское уголовное право. стр. 55-56.
