Современное немецкое право стало весьма отзывчиво к практическим требованиям современной жизни, особенно заметным образом в связи с определившимся ныне стремлением вырабатывать систему права общего на основе национальной, а не исключительно латинской традиции.
Результаты, весьма ценные для институтов такого типа, достигнуты ныне в особенности в немецкой Handelsgesetzbuch для товариществ торговых, в новых законодательных актах для так называемых Erwerbsund Wirtschaftsgenossenschaften и в имперском гражданском Уложении 1896 г.
Мы не станем перечислять типических форм торговых товариществ по немецкому торговому кодексу, ибо некоторые отклонения их от тех же типических форм во французском праве, показанных нами выше, для целей этого учения не существенны.
Мы показали выше, что французское торговое право развивает всю свою систему торговых товариществ ввиду общих норм договорного товарищества, данных гражданским (а не торговым) кодексом. Эти общие нормы в значительной мере отличаются от латинского понятия societas.
Разрабатывая формы торговых товариществ для системы права общего (ныне имперского), немецкое торговое уложение не имело такого общецивильного фона, каким располагала французская юриспруденция при выработке Code de commerce.
Этот общий фон имперского права для договорных товариществ составляла реципированная латинская система, видоизмененная разными ландрехтами для отдельных территорий. В настоящее время Гражданское уложение 1896 г. восполняет этот недостаток.
Эта новая основа для имперского права выработана ввиду образцов старогерманского типа, действующих систем французского, прусского права и торгового уложения. Тут следует отметить в особенности, что в договорном товариществе по новому плану черты корпоративного строя являются значительно более выпуклыми, чем в латинском типе.
Это составляет несомненный успех немецких юристов национального лагеря, т.е. германистов. Германисты, горячее всех нападая на бесцветность союзного права в проекте 1888 года, требовали именно здесь коренных переделок.
Гирке, в одной из своих очень оживленных нападок на кодификаторов, ставит вопрос – быть или не быть гражданскому праву? Unser Privatrecht wird socialer sein, oder es wird nicht sein[1]. И нет сомнения, что Второе чтение в данном вопросе приблизилось, в известной степени, к этой цели национального обновления системы общего права.
Статьи 649, 654, 655 Второго чтения определяют, что всякий сотоварищ, насколько он имеет полномочие вести дела товарищества, является представителем всех товарищей в отношении к третьим. Это полномочие может быть у него отнято постановлением большинства товарищей, если есть для сего серьезные основания.
Товарищество не теряет своего характера, если силой товарищеского договора эти определения расширены или сужены в данном случае. Другое видоизменение юридического строения этого союза вводит ст. 658, по силе коей вещи, принадлежащие товарищу и вошедшие в состав товарищеского имущества, не идут на удовлетворение требований личных кредиторов отдельного товарища.
Пока товарищество в этих условиях своей организации продолжает существовать, взыскание с находящегося в его составе товарища может идти лишь на всю его долю. Этим путем может быть достигнуто прекращение товарищества, и тогда личный кредитор отдельного товарища будет удовлетворен лишь из оставшейся за уплатой по общим обязательствам наличности, которая придется на долю несостоятельного товарища.
Вне всякого сомнения, эти отдельные черты корпоративной организации, большинство голосов, обособленное от членов имущество союза, существующие для договорного товарищества только факультативно, могут в известной степени поднять союзную кредитоспособность товарищества сравнительно с простой societas.
Близки к этому, хотя с переработкой редакции, положения договора товарищества по нов. Улож. 1896 г. (ст. 705-740, особенно 709, 710, 718, 719, 727, 737).
Этих отдельных черт корпоративного строения еще вовсе, однако, не достаточно, чтоб конструировать отдельную от сотоварищей союзную личность товарищества, и все, что здесь следует видеть, это лишь простую модификацию договорного юридического отношения в определенном кругу лиц, способном, однако, легко распасться.
Много дальше в этом отношении идет товарищество полное по действующему германскому торговому уложению. Оно нас здесь в особенности интересует как юридическая фигура, возбуждающая большие несогласия между немецкими теоретиками, ищущими определить свойство конструкции, как личной или безличной, по одним внутренним признакам.
Итак, вопрос ставится нами таким образом: представляет ли собой полное товарищество в современной немецкой системе строение обособленной гражданской правоспособности, юридической личности, в латинском смысле?
Отвечая на этот вопрос, мы должны, прежде всего, заметить, что действующее немецкое право, указав абсолютные реквизиты этой союзной формы, допускает значительные видоизменения ее факультативно, по соглашению сторон в товарищеском договоре, в подробностях.
Для наших целей мы берем здесь такой образец полного товарищества, в коем есть все допущенные законом в составе договора элементы корпоративного строения этой формы. Результат будет следующий.
Итак, понятие полного торгового товарищества будет налицо уже тогда, когда есть договор некоторого круга лиц, ведущих торг под общей фирмой и связанных солидарной и неограниченной имущественной ответственностью всех товарищей по общему предприятию (НТУ[2]. ст. 105-160).
Всех этих признаков: а) фирма (о способах ее создать см. выше для франц. права), b) ответственность солидарная и всем имуществом, с) ведение торгового дела несколькими лицами вместе, – конечно, недостаточно, чтоб определить внутренним критерием природу этой конструкции как личной.
Но, засим, с характером или факультативным, или обязательным (в той или другой мере), следуют другие признаки конструкции, которые в самом деле ставят этот вопрос вполне определенно. Вот эти признаки.
Товарищество полное а) имеет, под опасением довольно выраженных невыгод, быть занесено в торговые реестры суда с указанием фирмы, состава, перемен, в интересах аутентичности этих данных перед любыми третьими (§ 123);
b) таким образом индивидуализированный союз способен приобретать под своей фирмой права, вступать в обязательства, иметь на свое имя в вотчинных книгах занесенную недвижимую собственность, искать и отвечать на суде (§ 124).
Имущество товарищества не есть ни общая собственность, ни единорозная, а прямо собственность союза. Это собственность обособленная, и в отношении способов ее переосвоения и в процессе взыскном (при конкурсе), вполне от имущества отдельных товарищей;
c) не допускается зачета (компенсации) требований товарищества посредством частных обязательств отдельных товарищей, пока длится товарищество;
d) взыскание против отдельного товарища по его частному долгу не может быть направлено на товарищеское имущество или на долю, причитающуюся этому товарищу в общем имуществе, ибо, пока длится товарищеский союз, ни один из товарищей не вправе располагать своей долей в своих частных целях;
e) в случае конкурса товарищества его верители удовлетворяются из его имущества отдельно от частных кредиторов товарищей (§ 145 и след., кратко);
f) в случае конкурса отдельного товарища взыскание с него не может быть направлено на вещи, ему принадлежащие в составе общего имущества, а лишь на всю его долю, причем реализация требований на этом имуществе может последовать лишь по прекращении товарищества (servitude d’indivision) и лишь на тех ресурсах, которые останутся за удовлетворением всех расчетов с товариществом (там же);
g) состав товарищества может, если это предусмотрено договором, изменяться без прекращения союза, через выход товарища, через исключение, через вступление на место умершего его наследника. При выходе или исключении товарищ не может требовать выдела из товарищеского имущества, а лишь денежного удовлетворения (§ 137-139, 141, 142-144).
Взяв эти и только эти признаки строения полного товарищества, мы спрашиваем себя, что же вся эта юридическая позиция целого союза дает нам по своему составу только договорное правоотношение товарищей и ничего более, ничего личного в смысле обособления прав союза от прав отдельных товарищей?
Нет сомнения, что отвечать утвердительно на этот вопрос, признать здесь только правоотношение товарищей будет явной ошибкой. Что мы именуем в праве гражданском личностью? Мы разумеем под личностью индивидуализированную связь правоотношений известного рода с определенным субъектом, с человеком, с союзом.
Тут целый ряд правоотношений связан именно с союзом, союз есть собственник, веритель, истец, ответчик… В них именно и обнаруживается эта особая право- и дееспособность союза, его гражданская личность, которой мы ищем.
Итак, правоотношения, кратко очерченные нами выше для полного товарищества, не составляют только договорного социетета, как в латинской системе, а дают нечто ясно более консистентное для гражданского оборота, обособленное, самобытно-личное. Что же это будет, латинская корпорация, universitas?
Вглядимся ближе в состав понятия universitas и в тот ряд признаков, который может характеризовать полное товарищество. Возьмем один, виднейший, на коем останавливает внимание Лабанд.
То, что составляет обязательства союза, не может составлять долга, лежащего и на сочленах; что вправе требовать союз, того не вправе требовать отдельные сочлены. Поставлены ли здесь долги и требования так врозь, как в латинской universitas? Si quid universitati debetur singulis non debetur, nee quod debet universitas singuli debent?
Так ли это здесь, или прямо наоборот? Мы видим здесь, что каждый член создает правоотношения для целого, устанавливает для него обязательства, погашает долги, предъявляет иски именем целого, отвечает всем своим достоянием за долги союза…
Таким образом, тут есть несомненные признаки личности, особой у союза и особой у товарищей; но та ли это личность, какую создала латинская система! Возможно ли сюда применить ту характерную черту обособления латинской личности, которую выражает положение per liberam personam adquiri nobis non posse?
Нет, та личность, о которой мы здесь говорим, не знает этой степени юридического обособления от другой. Тут факт и право сходятся ближе один с другим. Мы, фактически близкие люди, верим друг другу, и эта фактическая близость отражается на свойстве конструкции.
То, что я совершаю, как товарищ, видоизменяет правоотношения товарищества. Мои ресурсы отвечают за товарищеские обязательства. Римляне не создали для подобных условий фактической близости и доверия одного к другому никакой специфической союзной формы.
В латинской системе способность одного приобретать для другого условливалась юридической зависимостью одного от другого. Для этого необходима специфическая связь двух лиц, одного sui, другого alieni juris. В современных конструкциях такой эффект является в условиях несравненно более широких и свободных.
Один способен обязывать другого, приобретать через него, приобретать и себя ради и в пользу третьего, отвечать, искать за другого. Каждое из лиц, таким образом действующих, есть несомненно persona libera, но строение такой личности есть иное, не столь строго юридически обособленное от другой, как мы это видим в латинской системе.
Это лицо исторически иного возраста, менее определившееся, не столь законченное, обособленное, словом, это, по отношению к латинской universitas, personnalite restreinte, личная правоспособность лишь относительная.
Мы вовсе не развили так строго и законченно понятие личности, как римляне, но мы не создали и такой служебной юридической позиции одного человека к другому, какая видна в этом противоположении personae sui и alieni juris.
Зато в тех случаях, где латинская система пользуется этими двумя фигурами для своих ходов, и только ими, мы ведем, так сказать, ту же игру менее законченными, но более гибкими, приноровленными ad hoc построениями, в коих оказывается, соответственно фактическим элементам отношения, то больше, то меньше признаков личного обособления союза от образующих его сочленов.
Без всякого сомнения, в конструкции акционерной компании, которой мы здесь не будем повторять (см. выше, для французского права), и по внутренним признакам ее строения, близость к латинской universitas гораздо более выраженная, чем в товариществе полном. Здесь обособление союзного и членского обнимает и область долговых отношений, на коей настаивает Лабанд.
Все, что возможно отметить здесь в отличие от латинского типического представления корпорации, – это материальную близость интересов акционеров к интересам компании, которая делает более затруднительным представление чужого имущества в том имуществе компании, которое все есть только орудие для операций подлинных дестинатеров всей игры, т.е. акционеров.
Эта материальная близость их к интересам компанейского предприятия остается не без влияния, конечно, на разные стороны конструкции, на способы возникновения, управления, превращения этого союза, на судьбу его имущества после ликвидации дел, и не менее того в основных чертах юридического строя латинской корпорации и этой нынешней societe de capitaux нет никакого внутреннего противоречия.
Те самые экономические и социальные явления нашего времени, которые вызвали в Англии и во Франции специфическое стремление к сближению людей в союзы для борьбы против фактической монополии владеющих классов в производстве, распределении, накоплении и потреблении экономических благ, оказали и в Германии чрезвычайно сильное влияние на движение законодательства и юриспруденции и в этой области вопросов, в вопросах союзной правоспособности особого вида товариществ, называемых вообще Erwerbs- und Wirthschaftsgenossenschaften.
Вам известны из экономических дисциплин размеры этого движения, заслуги некоторых его вождей, особенно Шульце-Делича и Рафейзена, и я остановлю ваше внимание здесь только на важных для юриста модификациях внутреннего строения этих союзов в действующем немецком праве, которые отличают их от форм латинской universitas и не лишают их, однако, свойств правоспособной и обособленной в нашем смысле гражданской личности.
Специфическая задача, которую ставят себе союзы этого типа, Genossenschaften разных наименований, состоит в том, чтоб связать особой конструкцией имущественные правоотношения массы нуждающихся людей так, чтобы они свободно вступали в состав союзов для образования из своих же ресурсов такой экономической силы, которая, своим юридическим строением, давала бы им характер стороны в экономической борьбе с превозмогающим противником.
В составе таких союзов отдельные люди делают как бы шаг назад в смысле своей хозяйственной и юридической обособленности, ближе к прежней союзной зависимости и общности, хотя выраженной теперь на ином, чем прежде, объекте[3], притом общности, не стесняющей своих сочленов лично, а подчиняющей их, взамен экономической зависимости от 3-х, некоторой имущественной зависимости от союза, который, как целое, существует в их целях и действует под их же прямым влиянием.
Для достижения благоприятных результатов борьбы надо дать союзу такую же юридически самодействующую организацию и такие же экономические ресурсы, какими располагает противная сторона, т.е. круг граждански-правоспособных и экономически состоятельных людей.
В экономическом смысле эта цель может быть достигнута лишь посредством возможно широкого распространения сочленства в этих организациях; в юридическом смысле эта цель будет достигнута через сообщение такой организации тех свойств правоспособной личности, какие подобные союзы имели в старое время, в средневековой эпохе.
Для того чтоб такой союз служил только средством для членов, а не поглощал их лично, как это имело место в союзе патримониальном, одним из важных условий служит та черта теперешней союзной конструкции, что они все ныне суть по своим целям специализированные, отвечающие той или другой отдельной потребности людей, как это мы видим в системе обязательств, а не обнимающие человека во всех проявлениях его личного существования, как это было в системе старинных правоотношений властных.
Ответом на эти стремления в Германии были многообразные Verein’ы, Genossenschaft’ы, коим различные земские законодательства сообщали ту или другую организацию, ввиду не всегда одинаковых практических расчетов, которые имеют привести нуждающиеся классы к указанной цели[4].
В теперь действующем союзном праве Германия главнейшее значение имеют не эти прежние различия союзных форм, а новый имперский нормативный закон 1 мая 1889 г. для Erwerbs- und Wirthschaftsgenossenschaften[5].
Нам надлежит здесь кратко отметить характерные черты личного строения союзов по этому закону.
Казалось бы, для цели лично-союзной конструкции правоотношений ничто не может быть пригоднее разобранной нами кратко выше совершенно абстрактной, посему применимой для любой цели, формы акционерной компании (с. 408 и след.). Но те же неудобства, которые мы указали выше в обозрении французского законодательства, мешают, конечно, и здесь ее применению.
Все строение анонимного товарищества есть капиталистическое, и в этом его непригодность для тех случаев, где капиталы еще имеют возникнуть, а тем временем нужды людей уже определились очень ясно и не терпят отсрочки в их удовлетворении.
Эти правоотношения надо, стало быть, регистрировать не когда есть досуг, как, положим, в депозите давно накопленных богатств, а безотлагательно, как в depositum miserabile, когда иначе грозит беда.
Мы имеем здесь союз капиталов, какие есть налицо, минимальных, и даже менее того, какие нарастут через последующие прибавки и приращения, подобно тому, что мы видели в старых горнозаводских союзах (см. выше) и что в подробности определяют отдельные статуты товариществ (§ 7, 20).
Чтобы образовался союз, необходимо не одно согласие членов, выраженное подписью статута (как договора в полном товариществе); необходима еще регистрация, т.е. занесение товарищества под его реальной фирмой в публичные списки подобных союзов в компетентном суде, в составе членов не менее 7-ми, незамкнутом, с указанием цели (кредит, приобретение сырья, склады, сбыт, потребление, приобретение орудий производства, устройство жилищ), с наименованием союза eingetragene Genossenschaft такого-то типа, mit beschrankter, unbeschrankter (и т.п., о чем позже) Haftung для сочленов, с их именами и экстрактом статута.
Регистрация дает, таким образом, публичную достоверность возникновению, составу, назначению, взаимоотношениям частей и целого. Отсюда же видно местожительство союза и органы управления. Нормативный закон 1889 г., допуская некоторое разнообразие и применительность в отдельных статутах, определяет для всех союзов этого типа существенные черты их юридического строения.
Раз став гласно в указанные условия обособленного юридического существования, союз способен начать свои юридические операции на свое имя.
Закон 1889 г. предоставляет такому союзу selbctstandige Rechte und Pflichten[6]. Он способен под своей фирмой приобретать собственность, вещные права на недвижимости, с занесением в вотчинные записи под союзной фирмой, искать и отвечать на суде (§ 17).
Органы его нормальной деятельности, в отличие от полного товарищества и ближе к строю акционерной компании, суть правление, наблюдательный комитет и собрание товарищей.
Пока союз производит удачным образом свои операции и ничто не угрожает его экономической состоятельности, его служебная для сочленов деятельность как нельзя лучше достигает своей цели.
Для них открыт кредит, для них приобретаются орудия производства, заводятся склады, облегчается сбыт, строятся дома и прочее, и во всей сфере сюда направленной юридической деятельности союза не нужно ничьих имен, кроме имени союзной фирмы.
В этих условиях внутренние отношения союза выражаются событиями дальнейших денежных взносов со стороны членов в товарищескую кассу, вступлением, выходом, удалением сочленов из состава союза.
Существенное отличие в этом отношении союзной формы 1889 года от компании акционерной заключается в том, что акционер может спекулировать своими акциями, ибо эти акции составляют обособленные, раздельные реальные ценности, прямо предназначаемые для легчайшего обмена, особенно если они формулированы на предъявителя.
Это союз анонимный. Кто эти лица, скрытые за именем союза, – вопрос совершенно безразличный для всего строя отношений компании. Наоборот, в рассматриваемой форме вся задача конструкции в том, чтобы связать долевое участие в имущественных выгодах товарищества с действительным личным участием в предприятии допущенного в состав союза известного круга лиц.
Эта черта приближает Genossenschaft’ы к полному торговому товариществу и удаляет их от строения анонимной компании. Прав своих на выгоды совсем нельзя разобщить со своим сочленством.
Долевое участие товарища не воплощается в образе акции. Спекулировать нет никакого удобства. Здесь ясно сказывается приближение этого вида долевого участия в общности к тому строению правоотношений, какое знала средневековая общность.
Существенное различие, кроме объекта общего обладания, в этом союзе от старых форм общности видно в том, что здесь нет обязательной принадлежности лица к союзу, нет наследственного соучастия, а лишь свободное отношение соучастников к целому. Надо, однако, быть непременно членом союза лично, чтобы пользоваться всеми выгодами положения союзного правообладания.
Можно в составе союза уступить (цедировать) свои права сочленства другому лицу, разумеется, вместе со всеми выгодами и невыгодами этого положения, но нельзя никак эксплуатировать свою позицию для коммерческих спекуляций, независимо от принадлежности к союзу; для этой цели строение союза не дает удобств, как не дает удобств для коммерческих спекуляций положение раздельного совладельца горнопромышленного участка в общем горном промысле.
Вся свобода положения сочлена союза в его составе ограничивается тем, что ему предоставлено лично уйти из его состава и взять с собой свою долю (конечно, только деньгами). Итак, товарищ очень легко освобождает союз от своего соучастия, но нельзя, как мы это сейчас увидим подробно, сказать того же об освобождении себя от ответственности по обязательствам союза.
Для выхода члена из состава союза нет никаких юридических препятствий. Выйти можно актом простого отказа. Выходит член нередко потому, что удаляется из округа деятельности союза. Наконец, сочленство прекращается уступкой, смертью.
Для осуществления права выхода по своей воле есть некоторые формальные реквизиты, напр., заявка отказа непременно за три месяца впредь, причем самое отчисление формально происходит лишь к концу операционного года (§ 63).
На что, однако, нужна эта тесная связь денежных выгод с личным соучастием определенного члена в составе союза? Умеет же компания акционерная до такой степени легко и, так сказать, бесследно разрешать свои связи с тем или другим личным составом акционеров!… Вот в этом, собственно, и лежит самая существенная сторона различия в строении того и другого типа союзов.
Акционер никогда и ничем не отвечает по делам союза кроме имущественной доли, какую он имеет в составе союзного капитала. С него ни в каком случае нельзя ничего больше потребовать. Пока дела союза 89-го года идут хорошо, положение товарища ничем в этом отношении осязательно не отличается от положения акционера.
Но вот началось колебание товарищеских операций. Тогда все товарищи могут начать один за другим свои заявления об уходе из состава союза, с тем несомненным эффектом, что в составе союзного имущества окажутся никому не нужные вещи и ничем не обеспеченные обязательства союза! Для того чтоб эта союзная форма не вырождалась легко в такой вид ограбления кредиторов, необходимо приблизить строение этих союзов к типу товарищества полного.
Итак, долевое участие в выгодах союза и право сочленства в нем покупают здесь ценой личной, так или иначе выраженной, ответственности соучастников союза по всем союзным операциям.
Союз работает в интересах товарищей. Состав товарищества есть постоянно изменчивый, причем союз остается все той же юридически обособленной личностью. За эту работу союза на пользу членов они, по нормальному экономическому положению сочленов таких союзов, способны отвечать лишь самой незначительной наличностью.
И в интересах всего дела эта незначительная наличность восполняется той или другой формой и пределом ответственности, которую возлагает на сочленов статут товарищества и общий нормативный закон 89-го года.
Здесь лежит для нас наиболее любопытная сторона конструкции. Закон указывает, что союз приобретает все свои права, собственности, другие вещные права по недвижимостям самостоятельно (selbststandig, § 17). Но какой смысл этой Selbststandigkeit? Чисто формальный, чисто юридический!
В смысле экономической наличности эта Selbststandigkeit есть обыкновенно совершенно прекарная. Она существует до той поры, пока надежен состав членов. Его резервный фонд, его поступления суть обыкновенно стоящие много ниже его потребностей. Эти потребности в массе случаев удовлетворяются посредством кредита.
Обеспечением кредитоспособности союза служит не наличность союзного имущества, а ресурсы, какие он способен собрать со своих членов в случае крайности. Это, так сказать, их трибут, который они несут за эвентуальные выгоды их принадлежности к ассоциации[7].
Мы сейчас скажем, как подвергаются они взысканию этого трибута. Но вперед небольшое отступление, чтоб определить место, которое принадлежит этой форме в исторической перспективе новоевропейского права.
Что это за явление? новое оно или очень старое и давно нам знакомое? Поставим вопрос ближе к цели. Есть ли это явление взаимной и мало, по размеру, определенной ответственности одного члена союза за другого неизвестное нам вовсе, или тут, в указанном сочетании, нова только форма, нов только объект, сближающий людей в этот тесный союз?
Не была ли нам и прежде знакома такая же связь людей, обыкновенно близких, близких и в смысле топографическом, и в смысле экономического их положения, которая давала основу подобным конструкциям?
Вспомним средневековую поземельную общину с указанными выше признаками ее строя (с. 427 и след.[8]). Там та же связь членов с целым, личная, рассчитанная на полноту соучастия и в выгодах, и в тягостях совладения (auf gemeinsamen Gedeih u. Verderb), легко разрешимая для отдельных членов, но не освобождающая отчужденного ими участка земли от тех или других притязаний союза.
Mutatis mutandis мы здесь имеем то же явление союзного строя с изменениями, необходимыми по различию экономической материи, к коей прираждаются притязания. Тут тоже я притязаю на выгоды сочленского соучастия в общем предприятии; тоже могу уйти из состава товарищества, взять свою долю.
Но этим я только себя лично освобождаю от связи, а не обрываю моего имущественного отношения к союзу, и тут именно в смысле ответственности денежной по его обязательствам, там в смысле эвентуального притязания союза на выделенный земельный участок.
Это та же общность, но представляющая собой как бы переход старого союзного строя по недвижимому обладанию в состояние мобилизации, отрешенность от связи с поземельным владением и воплощение этой связи в эквиваленты движимых ценностей. Это как будто историческая переходная форма ликвидации общности поземельной, перевод трудно рассчитываемых поземельных отношений на денежную выкладку.
Существо связи членов сходно до подробностей; различны лишь формы, в коих она воплощается. Это последующая эволюционная стадия той же связи людей, в коей они невольно терпят некоторое умаление, вернее, некоторую недоразвитость правоспособности индивидуальной, в пользу интересов родовых, общих, в пользу правоспособности или личности союзной.
Закон 1889 года совмещает в себе различные выработанные практикой прежних ландрехтов виды ответственности вступающих и выбывающих членов за союзные обязательства в следующие типические формы.
Начать с того, что ответственность вновь вступающих товарищей всегда идет не только за долги, которые образовались во время их принадлежности к союзу, но и за прежде накопившиеся (§ 23).
Такая ответственность есть, однако, всегда субсидиарная, на случай, если имущества союза не будет достаточно для уплаты по долгам товарищества. При этом мера и порядок привлечения к имущественной ответственности различаются по различию строения товарищества на следующие 3 вида:
а) для зарегистрированных союзов с неограниченной ответственностью каждый член отвечает солидарно и всем своим имуществом. По истечении 3-х месяцев после произведенного в исполнительном порядке расчета дополнительной ответственности товарищей не получившие удовлетворения верители могут взыскивать с любого из товарищей, не допуская возражения об ограничении ответственности долями по числу содолжников;
b) другой вид союза представляет собой то существенное отличие от первого, что дополнительное взыскание идет хотя и неограниченно на все имущество товарища, как и в первом случае, но не прямо перед кредиторами союза, а лишь перед самим союзом и через его посредство перед кредиторами; наконец,
с) третий вид союза дает ответственность членов ограниченную известной предельной суммой перед союзом или кредиторами, но тоже солидарно (§ 135).
Очевидно, различие предела ответственности совпадает или с типом полного товарищества, или с коммандитой.
Если бы эти положения об ответственности прилагались безразлично к составу товарищей, наличных и выбывших, без всякого, для последних, предельного термина привлечения их к ответственности, т.е., так сказать, на вечные времена, то, нет сомнения, одно это обстоятельство отталкивало бы нуждающихся от соучастия в таких союзах.
Итак, для лиц выбывающих должен быть необходимо положен предел ответственности в некоторых границах времени, где есть еще возможность предположить их соучастие в составе союза, как больше или меньше связанное с исходом товарищеского предприятия. Где такой связи установить нельзя, там и ответственность, конечно, не должна иметь места.
Немецкий закон 1889 г. установляет предел времени для ответственности выбывшего товарища двухлетний. Если со времени выхода товарища и до открытия конкурса по делам союза прошло два года, то выбывший товарищ вовсе не отвечает за его несостоятельность ни в какой мере и ни в какой очереди (§ 119).
Этих основных черт строения немецких союзов легального типа 89-го года достаточно, чтоб убедиться в значительности конструктивных отступлений, которые они представляют собой, от типа подлинной латинской universitas.
В черте, весьма существенной для их природы, они дают нам такое сочетание ответственности по долговым операциям самого союза и его членов, которого реципированное право вовсе не знает. Но все же союзы этого рода, по своей природе и по своему историческому возрасту, не суть безличные товарищества.
Они представляют собой, как и латинская universitas, союзы личные, правда, с характером личности не вполне обособленной, стесненной, неразвитой, personnalite restreinte; но таковой является и вообще личность, коллективная ли, или индивидуальная, на этой ступени развития человеческих обществ.
Итак, в историческом преемстве это будет только стадия развития личности, притом низшая; а в ее социальной функции эта союзная личность составит только средство для цели, только орудие в руках членов союза для целей, которые себе ставят эти члены. В этом тесном смысле мы вправе допустить уподобление этого явления тому различию лиц, которое дает классическое право, противополагая personae sui и alieni juris.
Чрезвычайное оживление немецкой юриспруденции в вопросах союзного права вызвало в недавнее время образование еще новейшего типа союзов, который, кажется, есть действительно вполне оригинальный для современного союзного права.
Это так называемая Gesellschaft (а не Genossenschaft) mit beschrankter Haftung, юридическая формула которого выработана законом 20 апреля 1892 года. Это некоторая специфическая комбинация конструктивных элементов других союзных форм, приноровленная к известным практическим целям, для коих существующие формы не вполне подходят, и тоже одаренная обособленной от сочленов союзной правоспособностью.
Она вполне заслуживает особого изучения и с первого своего появления возбудила чувство гордости в кружках ее изобретателей и недоверия в людях старого опыта, каковы особенно Бэр и Гольдшмит. Специально она нас здесь не интересует.
Мы видим в ней только свидетельство большого оживления в этой области юридического творчества у немцев и обращаем на это оживление самое серьезное внимание, как на признак времени и на особое свойство современных экономических предприятий.
Есть случаи в промышленной жизни, где ни акционерная компания, ни полное товарищество не дают настоящей конструкции для выражения особого характера потребностей и интересов предпринимателей.
Требуется установить или поддержать юридическую связь лиц, заинтересованных в одном предприятии, для коего, однако, не нужно вовсе такой сложной организации, как в акционерной компании.
Дело, допустим, идет о новом изобретении, которое возможно пустить в ход всего лучше с помощью некоторого коллективного капитала, который образуется из взносов небольшого круга соучастников. Акционерная компания сложна.
Надо приблизить строение к полному товариществу. Но полное товарищество требует солидарной ответственности круга товарищей без ограничения известной суммой. Здесь сумма должна быть ограничена.
Итак, мы берем простоту строения по образцу полного товарищества; но вместе с этим мы придаем ему характер союза капиталов, а не лиц (societe de capitaux, а не de personnes; основной капитал должен быть не менее 20 тыс. марок), с соучастием небольшого круга товарищей определенными, довольно высокими (ставка не ниже 500 марок), но все же ограниченных размеров вкладами (§ 5).
В то же время мы затрудняем передачу прав соучастия приблизительно так, как в Erwerbs u. Wirthschaftsgenossenschaften, не выдавая никаких акций, но допуская, однако, наследование и деление долей (§ 15-17).
А для того, чтоб товарищество оперировало как отдельная личность, допускало некоторую смену участников и изменения, т.е. повышение, понижение размеров долей и дополнительные взносы (§ 26), мы требуем его регистрации, с указанием содержания товарищеского договора и состава товарищей (§ 7); для тех же случаев, когда деятельность товарищества составляют банковые операции, – сверх того публикации баланса (42).
Удобное применение эта форма находит во многих случаях, кроме указанного выше, в особенности, напр., для продолжения коллективного соучастия сонаследников в обширном фабричном предприятии; то же самое еще для образования товарищества по предприятию свеклосахарному), когда в нем имеет участвовать некоторый круг производителей сырья; то же, наконец, для перехода из формы акционерного предприятия в меньшее по размерам дело, где не требуется ни быстрого обмена соучастников, ни привлечения кредита (§ 78 и 79). Вот главнейшие функции, к коим указанная форма товарищества с ограниченной ответственностью есть наиболее подходящая[9].
Мы этим заключаем наш обзор опытов построения союзной правоспособности у немцев, в особенности в самом характерном для этого учения пункте, в вопросе о юридических отношениях союза, обособленно-личных для союза и сочленов, или только договорно-обязательственных (см. с. 418).
Мы посвятили этому пункту учения сравнительно много внимания, ибо в нем, по нашему мнению, сосредоточивается главнейший интерес всего учения и все его трудности.
Обозревая выше, возможно сжато, исторические данные для строения отличных от латинского права союзных форм нового типа и их теперешнего вида во Франции и Германии, мы имели в виду дать положительный и хорошо разработанный материал для поверки существующих ныне попыток создать новое учение о корпорации, имеющее вытеснить латинскую догму и заменить ее довольно шумно провозглашаемыми конструкциями немецкого мастерства.
Натурально, все эти штудии важны для нас не в мере их значения для науки западной, а в мере их пригодности или применимости к целям отечественной юриспруденции. Идя этим путем сопоставлений исторических и догматических, мы вовсе не удаляемся, а быстро подходим к нашей ближайшей цели, ибо явления союзной жизни, прошлой и современной, на Западе и у нас имеют очень много точек прикосновения. Отчасти мы указывали на это выше. В целом мы возвратимся к этой проблеме в конце этого учения.
Для заключения всего учения о юридическом лице нам остается поверить учение германистов о дееспособности юридического лица, особенно о его деликтоспособности, и о его прекращении.
Но мы находим возможным уже здесь, исчерпав главный пункт конструкции, поставить вопрос, в самом ли деле та разработка, обильная, правда, новых союзных форм, которую мы видели выше, пригодна для полного переворота в учении о правоспособности коллективных единиц, в особенности для вытеснения и замены латинских конструкций, латинской universitas, латинской корпорации, к чему направляют свои усилия писатели германистского лагеря?
Нам думается, что ответ на этот вопрос есть готовый уже здесь, ввиду сделанных нами разъяснений по главному пункту союзных конструкций. Разобранные нами специфические формы с неполным обособлением союзной личности от состава членов составляют явление, несомненно крайне характерное в истории социального и экономического развития новоевропейских обществ.
Мы думаем, что нельзя достаточно высоко оценить значение этого явления для интересов современного общежития. Заслуги современной западной, не одной немецкой, юриспруденции, в сохранении и дальнейшей разработке этих форм, не подлежат ни малейшему сомнению…
Но на этом, кажется, нам и надо остановиться, не пускаясь дальше в сравнения этих явлений с всемирно историческими заслугами латинского юридического гения в этой же области.
Как бы мы ни ставили высоко свое творчество в этой области, все же оно отвечает лишь некоторым нашим потребностям, специфическим, задачам локальным, целям условной необходимости, преходящим, временным.
Таковы в особенности конструкции смешанного типа, формы, приноровленные для надобностей людей известного социального уровня. Они, бесспорно, необходимы и не заменимы ничем.
Но пригодны ли они для того, чтоб вытеснять иные, формально законченные, строго выдержанные типы союзно-личного обособления, станет ли их, чтобы заместить собой все? Вот в этом вопрос! И на него мы отвечаем безусловным отрицанием…
Чтоб выразить нашу мысль возможно рельефно, мы прибегнем к сравнению. Все эти новые союзные формы, специфические, локальные, применительные к отдельным нуждам и целям, составляют в процессе современного цивильного обмена, в достижении разнообразнейших общежительных целей нашего времени то же, что в задачах сообщения дают нам так называемые подъездные пути…
Что может заменить их для ближайших местных интересов, с одной стороны, и для обогащения всего обмена, с другой? Конечно, ничто… Но совершенно так же все эти пути, вся сеть их и вся система теряет всякий смысл, если мы подумаем не разрабатывать их только в их целях, а заменять ими магистральные линии сообщения.
[1] См. его брошюру Die soziale Aufgabe d. Priv. Rechts (Vortrag gehalten am 5 April 1889 in der juristisch. Gesellschaft zu Wien). Здесь Г. развертывает всю картину “Нового права”, натурально в самом приподнятом тоне по отношению к корпорации германского типа в особенности.
“Hier streift das Privatrecht uberhaupt den Character des Individualrechts ab und geht in Socialrecht uber… Daram beginnt hier eine ganz neue Reihe speziefischer Rechtsbegriffe die in den Niederungen (NB) des Individualrechts kein Vorbild haben”. Много очень ценных заметок о трудах проф. Гирке. См. у Каминки в указ. выше гл. 3-й назван, сочин.
[2] Мы дальше под этими инициалами будем цитировать действующее нем. торг. улож., приведенное в своем новом составе по тексту закона 10 мая 1897 г. в согласие с имп. гражд. Улож. 1896 г.
Немцы не употребляют терминов, соответствующих французским soc. civile и commerciale (см. выше), ибо у них нет, вернее – не было (ибо уже эти условия ныне изменились) общего понятия договорного товарищества, какое дает французам Code civil.
Точно так же они не употребляют в легальной терминологии противоположения soc. sans personnalite civile и avec personnalite. У французов эти термины тоже принадлежат юриспруденции, а не законодательству.
До последнего времени и немцы не именуют правоспособных корпораций непременно юридическими лицами, а лишь указывают состав правоспособности такого-то вида союзов (обществ, корпораций, установлений), предоставляя юриспруденции конструировать из таких комбинаций понятия личного и безличного товарищеского правоотношения.
Из наименования товарищества торговым не следует заключать, чтоб оно непременно вело торг. Мы видели выше у французов societe a forme commerciale, коему этим присваиваются известные юридические признаки, без всякой надобности ему вести торг.
Название торгового товарищества есть, стало быть, обозначение союза с признаками профессии, выраженной в этом термине, а затем это есть техническое обозначение союза с известными особенностями его юридического строения.
Немцы тоже ввиду особенностей развития их законодательства не говорят о soc. a forme commerciale, но хорошо знают, как и французы, явление союзов, не ведущих никакого торга и носящих, однако, свойственное торговому союзу наименование.
Посему понятно, что Лабанд в указанной выше статье восклицает: es giebt Handelsgesellschaften, welche weder Gesellschaften sind (см. выше, горнозаводский союз, где все паи в руках одного лица) noch Handel treiben (см. выше, франц. soc. a forme commerciale, точно так же товарищества для приобретения, сбыта недвижимостей, горнозаводское товарищество, Bergwerks-Aktienverein, которое не ведет никакого торга). Надлежит еще прибавить, что товарищество может вести торг и не быть торговым товариществом.
[3] Прежде зависимость членов союза выражалась на их землевладельческих отношениях, не вполне свободных, теперь на их денежных счетах, в коих отдельные товарищи вынуждены подчиняться союзному режиму.
[4] Очень хорошее краткое обозрение этого движения дает тот же Гирке в Юридич. словаре Голыдендорфа под речениями Genossenschaft, Corporation и проч.
[5] Издан бесчисленное количество раз множеством издателей, из коих очень ходячее и удобное, как и для других новых немецких законоположений, дает Guttentag’sche Sammlung. В издании Гуттентага помещаются обозрения старых форм конструкции этих союзов и делаются сопоставления их с другими видами союзов.
[6] См. отдельные видоизменения этого закона в Einfuhr. Ges. к Handelsgesetzb. Artik. 10.
[7] Некоторые цивилисты думают свести всю конструкцию этой ответственности к типу поручительства. Эффект будет, несомненно, близкий, но в построении много особенностей, начать хоть с того, что наличный и ушедший член отвечает вовсе не за чужое для него обязательство.
[8] То же относится и к другим формам общности средневековой эпохи, но мы их здесь ради краткости не касались (см. особ, указан, выше работу Sohm’a и его ссылки на Meili).
[9] См. превосходное издание этого закона L. Parisius u. Hans Cruger. 1893 (332 с).