Конгресс 1897 г.[1] был многолюдным и довольно бестолковым сборищем; ввиду того, что составление сводного доклада по всем вопросам было поручено адвокату G. Maillаrd’y, одному из помощников знаменитого Е. Pouillet, конгресс получил ярко выраженный характер утомительного однообразия: все прения сводились к диалогу между Maillard’oм и ораторами, диалогу тем более бесполезному, что оппоненты говорили в большинстве случаев на непонятных для французов языках, а французы вотировали, как один человек, “по Роuillеt”.
Ввиду такого характера конгресса некоторые из видных немецких представителей (С. Рiереr) уехали из Вены до конца заседаний. Ценность работ Конгресса 1897 г. заключается, таким образом, отнюдь не в вотированных постановлениях, а в тех докладах, которые были в числе 36 представлены членами ассоциации и, в большинстве случаев, не были вовремя розданы конгрессистам (“типография опоздала”).
Можно считать, что члены ассоциации вотировали на основании полного знакомства с этими докладами лишь в следующем году, в Лондоне.
Я указал выше, что Берлинская конференция 1896 г. вотировала резолюцию о желательности присоединения Германии и Австрии к Союзу 1883 г., под условием внесения в текст конвенции некоторых поправок. Конгресс 1897 г. и поставил себе первой задачей выяснить, в чем должны заключаться такие поправки.
Силой вещей эти поправки намечались, очевидно, в тех же областях, с которыми мы имели дело при изложении работ двух официальных конференций, 1886 и 1890 гг. Вопрос эксплуатации и вопрос исчисления сроков приоритета остались по-прежнему двумя главными моментами дебатов.
Однако нельзя не отметить, что только вопрос о приоритете был поставлен приблизительно в прежней модуляции, – контроверза же об эксплуатации подверглась коренному изменению.
Вплоть до 1891 г. ст. 5 конвенции составляла предмет нападок французских делегаций, желавших сузить ее значение; все предложения расширить ее (это явствует из предыдущего изложения) были выдвигаемы лишь в виде эвентуального оружия против французов.
С 1896 г. вопрос начинает ставиться в обратном порядке: нападки производятся уже со стороны немцев, признающих ст. 5 недостаточно либеральной, – а французы впредь лишь защищаются.
Такая эволюция контроверзы является вполне естественной, если вспомнить, что Германия, страна растущего экспорта, должна была требовать, как цены своего присоединения к Союзу 1883 г., дозволения ввозить во Францию патентованные предметы в гораздо более широких размерах, чем это было установлено ст. 5 конвенции и Законом 1844 г.[2].
Следовательно, французам не только приходилось отказаться от мысли стеснить смысл ст. 5, но даже и идти на новые уступки. И оказалось, что выгоды, извлекаемые французскими (главным образом) виноделами из постановлений Конвенции 1883 г. о товарных знаках, были настолько велики, что правительство согласилось сделать эти уступки, лишь бы сохранить в целости Союз.
Конгресс 1897 г. должен был именно выяснить, насколько широко можно было Германии и Австрии ставить свои требования.
Вопрос об исчислении сроков приоритета представил довольно мало затруднений[3]. Сущность требований Германии заключалась приблизительно в том же, чего просили и С. Штаты в 1890 г.: немецкий закон, так же как и американский, основан на принципе предварительного рассмотрения; следовательно, немцам, так же как и американцам, шестимесячный приоритет был недостаточным; так же как американцы, они требовали его удлинения.
Но всякое удлинение приоритета сопряжено с громадными неудобствами. В наиболее конкретной форме эти неудобства могут быть изображены так: почти все законодательства гарантируют право получения патента тому, кто первый заявил свое изобретение надлежащему учреждению[4]; следовательно, изобретатель А., заявивший свое изобретение 1 мая 1901 г. в немецком Patentamt’e, может более или менее легко удостовериться относительно своего права на патент; для этого ему нужно только установить по официальным немецким спискам, не было ли заявлено такого же изобретения до 1 мая 1901 г.
Введение права приоритета усложняет изложенную комбинацию в том отношении, что абсолютная достоверность права изобретателя А. на получение немецкого патента может быть установлена только в том случае, если схожее изобретение не было заявлено в Германии ни до 1 мая 1901 г. без приоритета, ни в течение 6 следующих месяцев с приоритетом.
Следовательно, если бы изобретатель А. пожелал иметь немедленно точную справку о действительности его заявки, то ему пришлось бы – при введении приоритета – разобраться не только во всех предшествующих немецких заявках, но еще и во всех заявках всех государств Союза за последние шесть месяцев.
Да еще и найдя где-нибудь в Бразилии схожую заявку, изобретатель был бы в неизвестности относительно своих прав, так как они зависели бы от того, воспользуется ли или не воспользуется соответствующий бразильянец своим правом приоритета.
Отсюда вытекает следствие: чем более длинен срок приоритета, тем более неопределенны права заявителей во всех государствах Союза. На это обстоятельство указывала еще французская делегация на Мадридской конференции.
Конгресс 1897 г. поэтому правильно понял свою задачу, направив все свои усилия на то, чтобы указать способы, как надо построить удлинение приоритета для того, чтобы оно не влекло увеличения неопределенности прав.
Если не считать предложений очевидно непрактичных, то можно отметить три главных способа уничтожения неопределенности прав[5]. Располагая их в порядке убывающей радикальности, можно изобразить их следующим образом:
1) Французская “постоянная комиссия” предлагала создать при международном бюро общесоюзный регистр для заявки изобретений; подобно тому, как это установлено мадридским протоколом 1891 г. для товарных знаков, изобретатели заявляли бы свои прошения в Берне; международное бюро рассылало бы копии документов всем союзным правительствам, и изобретение оказывалось бы фактически заявленным во всех государствах Союза одновременно.
Это предложение отклонено было по соображениям практической неосуществимости (бюро не может взять на себя перевод на все языки десятков тысяч сложных технических описаний и т. д.).
2) Немецкий патентный агент R. Wirth и француз Sautter[6] предлагали поручить бернскому бюро печатать ежедневно список всех заявок, сделанных на территории Союза.
Предложение это было отклонено ввиду невозможности поручить такую колоссальную работу (до 300 заявок в день?) ограниченным силам бюро, а также ввиду малой полезности, которую представлял бы колоссальный список заглавий, не сопровождаемый опубликованием ни чертежей, ни описаний[7].
3) Наконец, француз Maсk предлагал[8] обязать лиц, желающих воспользоваться правом приоритета, посылать о том в соответствующие государства заранее извещения, что повлекло бы, очевидно, слишком значительные неудобства и расходы для изобретателей.
Таковы были предложения, имевшие целью ослабить неудобства, сопряженные с удлинением срока приоритета. Что же касается самого порядка исчисления этого срока, то конгрессу было предложено две формулы. Первая (Mack) воспроизводила[9] бельгийское предложение 1890 г., т. е. удлиняла срок приоритета до 12 месяцев со дня первой заявки.
Вторая (Maillard) представляла[10] видоизменение формулы Mоrеl’я, а именно предлагала каждому государству определять исходный момент для исчисления шестимесячного приоритета, сохраняя за изобретателем право заявить о своем желании воспользоваться как таким исходным моментом – днем заявки.
После довольно длинных дебатов принята была первая формула (12 месяцев).
Что же касается вопроса о формальностях, могущих ослабить неопределенность прав изобретателей, то все три указанные выше формулы были забракованы без особых дебатов, как совершенно неудовлетворительные.
На заседании 6 октября автором настоящей работы было указано[11], что означенная неопределенность является злом неизбежным и не поддающимся устранению; что введение обязательных условий для лиц, желающих воспользоваться правом приоритета, необходимо; но что условия эти должны преследовать иную цель, а потому принять и иную форму.
Все соображения по этому вопросу подробно развиты мною в специальной статье, к которой я и отсылаю[12]. Здесь же изложу лишь вторую часть моего доклада: какую иную цель, кроме изложенной выше, могут преследовать формальности, обеспечивающие применение ст. 4 конвенции?
При внимательном анализе того юридического положения, которое создается введением института приоритета в системы европейских патентных законодательств, оказывается, что этот институт влечет необеспеченность юридических отношений еще и в другом отношении, кроме только что изложенного[13].
Эта вторая конъюнктура представляется, в конкретной форме, так: патент выдан во Франции 16 мая 1901 г.; несколько позднее обнаруживается, что этот патент ничтожен, так как соответствующее изобретение было, скажем, описано в журнале, вышедшем в свет 1 мая того же года; закон указывает (ст. 30 §2), что заинтересованные лица могут просить об уничтожении такого патента; но всем практикам известно, что в жизни никто никогда во Франции не предъявляет подобных исков; конкуренты предпочитают прямо эксплуатировать изобретение на свой страх, заранее зная, что патентодержатель или не предъявит обвинения в контрафакции, или – если предъявит – не добьется обвинения, так как контрафакторы будут эксципировать ссылкой на ничтожность патента; такая процедура и дешевле и проще.
Право приоритета совершенно искажает стройность изложенной картины. Если опубликование изобретения совершено было менее чем за 6 месяцев до французской заявки, то конкуренты лишены возможности действовать с уверенностью в указанном выше порядке.
Французский патент может оказаться заявленным 16 мая, но с приоритетом от 1 января.
Институт приоритета, следовательно, создает патенты с фиктивными, заведомо ложными исходными датами: написано на нем “16 мая”, а читать надо “1 января”; и притом нет никакой возможности удостовериться в данном патенте, какова истинная его дата.
Нельзя не признать, что подобное искажение одного из конститутивных моментов всякого европейского патента (по дате заявки определяется новизна, предварительное пользование, наказуемость контрафакции и т. д.) является чрезвычайно опасным, вредным и – в довершение всего – неопределенно долго длящимся неудобством[14].
Ввиду этого мною и было предложено оставить вопрос о формальностях предварительных и обязать патентодержателей по крайней мере соблюдать формальность “последующую”, клонящуюся к установлению точной даты патента, а именно:
“Обязать лиц, желающих пользоваться правом приоритета, чтобы они указывали на это при всех последующих заявках; такие указания должны быть воспроизводимы на подлинном патенте, с отметкою числа, с которого течет приоритет”.
Принятие подобной формулы уничтожило бы существование патентов с фиктивными датами; к сожалению, конгресс вотировал мою поправку лишь с присоединением оговорки, уничтожившей все ее практическое значение, а именно:
“…однако несоблюдение такой формальности не может лишить изобретателя права ссылаться на приоритет”[15].
[1] Jahrbuch der internationalen Vereinigung fur gewerblichen Rechtsschutz, Erster Jahrgang, Berlin, 1897. Cp. мою заметку в Журнале Юридического Общества, 1898, N 7.
[2] При обсуждении Новеллы 1891 г. было заявлено в Рейхстаге “Auf Seiten der Reichsverffaltung besteht durchaus die Auffassung, dass eine vollwirksame internationale Verstandigung auf dem Gebiete des Schutzes der Erfindungen fur Voraussetzung hat, dass man den Zwang der Auffuhrung in jedem der beiden vertragsschliessenden Lander nicht anfrecht erhalt). О. Schanze, Die Patentrechtliche Bestimmungen des deutsch-osterreichischen Uebereinkommens etc., Munchen und Leipzig, 1894, cтp. 33.
[3] R. Wirth, Erfindungsschutz im Gebiete der internationalen Union, Jahrbuch etc., стр. 224 и cл. С. Fehlert, Die internationalen Beziehungen des deutschen Erfindungsschutzes zum auslandischen, Ibidem, стр. 309, Karmm, Erfindungsschutz, Ibidem, стр. 350 и сл., M. Ceorgii, United States, Ibidem, стр. 384 и сл., Armengaud jeune et E.Mack, Des effets de la Convention de 1883 en France et des ameliorations а y introduire en ce qui concerne les brevets d’invention, Ibidem, стр. 408 и сл..
E. Carpmael, The effects & results of the International Convention on the protection of inventions in the United Kingdom of Greit Britain and Ireland, & Suggestions as to its amendement, Ibidem, стр. 438, E. Imer-Schneider, Erfindungsschutz & falsche Herkunftsbeseichnungen, Ibidem, стр. 472, Al Pilenco, Russland & die Pariser Convention vom 30 Marz 1833. Ibidem, стр. 469.
[4] Я оставляю намеренно без рассмотрения некоторые известные уклонения от этого принципа.
[5] G. Maillard, Die Internationale Union filr den Schutz des gewerblichen Eigenthums. Die Pariser Konvention von 1883 und das Madrider Uebereinkommen, Ihre Wirkungen mit Bezug auf die internationale Bedurfnisse des Handels and der Industrie. Abanderungsvorschlage auf Grund der heutigen Erfahrungen, в Jahrbuch etc., стр. 176 и сл.
[6] Ibidem, стр. 181 и 418.
[7] Аналогичное предложение было сделано на Брюссельской конференции 1897 г.; см. Conference de Bruxelles, Documents preliminaires, Berne, 1897, стр. 68.
[8] Jahrbuch etc., стр. 178.
[9] Ibidem, стр. 417.
[10] Ibidem, стр. 182.
[11] Ibidem, стр. 97.
[12] Al. Pilenco, La question des formalites devant la Conference de Bruxelles, в Propr. Ind., 1897, стр. 171-176.
[13] Ср. А.М. Clark, On the international Convention as it affects the Granting of Patents for Inventions, в Proceedings of the Institute etc., IV, стр. 138 и сл.
[14] Подробности в указанной моей статье.
[15] Jahrbuch etc., ст. 96-97. По ошибке редакционного комитета эта поправка не фигурирует в общей таблице резолюций. К вопросу о формальностях: V. Ravizza, Sulle condizioni per l’esercizio del diritto della priorite stabilite dalla Convenzione etc., Milano, 1889; cp. “La jouissance du delai de priorite etabli par l’art. 4 de la Convention estelle subordonnee а l’accomplissement d’une formalite?”, в Prop. Ind., XI, N 9; “Formalitees relatives а l’art. 4 de la Convention”, IV, N 11.
